black eyes, bad guys

До вечера Майки и Такемичи проводили время исключительно с пользой: подготовили футоны для гостей и вычистили место для подарков у камина, и хоть доставка еды облегчила задачу, сервировку стола никто не отменял. Фасад, гостиный зал и стебли бамбука на веранде украшали огоньки мерцающих гирлянд. Но живой огонь всё равно был ярче. От него не только в комнате, но и на душе становилось тепло. Лишь пару раз атмосфера новогоднего предвкушения совершенно менялась. Желание оказаться вместе на кровати вспыхивало и вытесняло абсолютно всё. Скрипя зубами и тяжко дыша, но поцелуи приходилось прерывать. В такие минуты хотелось сжечь руки – они требовали обнимать и не отпускать, давить на все чувствительные точки, но тихое "пожалуйста, мы ещё успеем" – из губ Такемичи – влияло на сознание мазохиста Манджиро сигналом к отступлению. Немного позже Майки вспомнил, что за день ещё ничего не ел и шутливо упал в голодный обморок перед парнем. После этого получил почётное разрешение брать со стола всё, что душе угодно. — А тебя взять можно? Сядь на стол. — Манджиро, скоро гости. Не забудь, пожалуйста, достать пиво из холодильника, — с поразительным спокойствием напомнил Такемичи. — Хм-м, как мило, ты переводишь тему. У меня дежавю, — бормочет Майки, — Знаешь, если мы потрахаемся – я начну верить в чудеса. — Вот видишь, во всём есть свои плюсы, — он хотел снять с себя фартук, но передумал, — Чуть про дорояки не забыл! Для тебя, между прочим, пеку, а ты быкуешь на меня! — Не правда. Я это очень ценю. Багровый от смущения Такемичи рванул на кухню. Майки пошёл следом, лишая его возможности спрятать свои эмоции. Ханагаки стал замечать, что сейчас его чувства стали куда сильнее примитивного желания "что-то почувствовать". Он увидел разницу между стремлением любить и способностью к этому чувству. Страх медленно, но верно отступал. Манджиро нравилось наблюдать за Такемичи. Домашним, смущённым и таким… ранимым? Как бы он не пытался храбриться, как бы не хотел казаться непробиваемым, его стальная хрупкость то и дело напоминала о себе. Сано пытался помогать ему на кухне – честно, пытался, – но чуть было не обжёгся и под строгим взглядом Такемичи ретировался, усевшись на низкий подоконник.        Такой широкий и уютный, что на нём можно было бы устроить спальню. Эта мысль почему-то раззадорила его. Он задумчиво уставился на Ханагаки. — Ты как-то хвастался, что талантлив в готовке… а, нет, — хохотнул Такемичи, — Талантлив во всём! — Хочешь с этим поспорить? — Ты говорил, что часто готовишь вместе с Шиничиро, потому что Эма – одна, а вас много… — Так. Я понял, что ты хочешь сказать, — он нетерпеливо цыкнул и задрал подбородок, — Я хотел тебя впечатлить. Шиничиро тоже поддержал эту легенду, между прочим, — встретившись с хитрющим прищуром Такемичи, он опустил голову, пряча румяные щёки за волосами, — Всё, отстань! Ханагаки укусил губу, в очередной раз сдерживая писк умиления, и скинул с себя фартук. — Значит, Эма готовит сама. — Угу. Каждый день. — И на самом деле – вкусно, — Такемичи приближался с таким хищным оскалом, что у Манджиро перехватило дыхание. — Да. Но мне больше нравится, как ты… это делаешь, — он облизал вмиг пересохшие губы, наблюдая за руками Такемичи – те властно легли на его колени. — Почему? — он приблизился прямо к уху Сано, — Скажи. — Потому что… потому что для меня, — Манджиро подался вперёд, желая ухватить губы парня своими, но тот ловко отступил, — Такемитчи, хорош дразнить! — Почему ты такой невыносимый? — в синих глазах игриво отражались огоньки, — Если я сопротивляюсь и прошу остановиться – ты можешь быть куда напористей. Или тебе нравится играть со мной? Сердце у Манджиро забилось чаще. Острый взгляд стал пустым и влажным, губы дрогнули в обвинительном: — Это ты играешь! Такемичи, довольный реакцией, скользнул ладонями под его худи, нащупывая кубики пресса, косые мышцы и упругую кожу на острых дугах рёбер. Парень оставался неподвижным, но мурашки побежали даже по шее. — Интересно, — уголки губ дрогнули в улыбке, — Я вроде серьёзен, Манджиро. Помнится, ты обещал не сдерживаться… на кухне. Сано выгнулся в спине, подставляя грудь под горячие руки. Он прикусил внутреннюю сторону щеки, не позволяя себе растекаться воском от удовольствия и подавляя стон, который уже щекотал горло в стремлении вырваться наружу.  — Я хочу, чтобы ты не слышал моих отказов, — Ханагаки склонился к его лицу, провёл кончиком носа по бледной щеке, — Тогда бы мои сопротивления стали бесполезны, а ты отпустил себя. Майки рвано выдохнул – он впервые почувствовал себя настолько растерянным. Прежде Такемичи уже брал контроль над его мыслями и оргазмом, это сводило с ума, но было так чертовски давно. Поэтому тело так реагирует? — Манджиро, — хрипло и чуть слышно. Ответом служит лишь короткий, скомканный выдох. Судя по его глазам, он не здесь. Слишком долго Майки хотелось стать тем, кто возьмёт, а потом то и дело проскальзывали мысли, что он сам не против оказаться в полной власти Ханагаки. Стоило Такемичи начать давить, как сейчас, все порядочные мысли растворялись, оставалось одно желание – сдаться. Когда он передёргивал на его голос в душе, некая потусторонняя сила подтолкнула его к проникновению пальцами – возможно, это было банальное желание ощутить руки Такемичи везде, но… Прошлой ночью, когда он вжимал его и теснил всем весом в постель, тоже хотелось ощущать себя хрупким. И после пережитого – ни в коем случае больше не делать больно. — Манджиро, — пальцы Ханагаки оплели тонкими стеблями его шею, привлекая внимание, — Я хочу тебя. Сано выдохнул, старательно избегая зрительного контакта. — Так… бери. Бери всё. Такемичи тяжело сглотнул. Мягкие ладони опалили щёки Манджиро, когда в необъяснимом порыве поймать его плывущий взгляд, он решил приподнять его голову. От сильного возбуждения Майки чувствовал себя безвольной куклой. Ноги от слов Ханагаки, как по команде, раздвинулись шире: — Ты так часто грозился меня оттрахать, а теперь… хочешь, чтобы я… — Молчи, — глаза Майки сверкнули и он зажал рот парня рукой. Алые щёки и дрожащие губы вытаскивали из Такемичи всю душу. Целиком. — Я не хочу причинять тебе боль. Ханагаки лизнул его в ладонь – хватка ослабла, Майки всхлипнул и тут же вцепился в его плечи. — Если это единственная причина, не переживай, — прошептал он, — Я готов. Манджиро шумно выдохнул. Разгневанный, он стянул с себя худи и отшвырнул в сторону. — Блять, почему ты такой сложный? Разве ты не должен был обрадоваться? Я лишь… — Просто скажи, чего ты по-настоящему хочешь, — Такемичи надавил на жёсткий пресс парня, и тот как-то жалобно проскулил, вжимаясь лопатками в холодное стекло, — Мне всё равно как, где и в какой позе… снизу или сверху. Я просто больше не могу ждать. Меня не надо жалеть. Я хочу, чтобы ты потерял контроль. В глазах Майки вспыхнуло что-то далёкое от холодного рассудка. Ноги тугим кольцом сжались на узких бёдрах и дёрнулись в попытке прижать парня к себе. Ханагаки повело вперёд, тепло тела захватило, как чёртов омут. Он так резко упёрся руками в ставни, пытаясь удержать вес, что стекло задрожало. — Трахни меня уже, Такемитчи, — сдавленно рычание, — Я этого хочу. Улыбка на его губах могла вызвать остановку сердца. — Я тебя понял, — шепнул он, добивая, — Мне очень жаль, малыш, — этот козёл явно издевается, — Но мы не успеем растянуть тебя. От этих слов Майки вспыхнул и задрожал, не скрывая ярости: — Еблан, тогда зачем спрашивал? Не говори… сделай! Хули лыбишься? Задушу. — О, как мило, — Такемитчи почувствовал железную хватку на своей шее и глухо рассмеялся, — Угроза подкреплена действиями. А ты хорош. — Чёрт, — нетерпеливо прошипел Майки и махнул бёдрами, — Ты же сказал, что не хочешь ждать… и я не хочу! — Кто сказал, что я буду ждать? — Такемичи давит на губы, проводит пальцем по ряду зубов и массирует горячий язык. Тёмные глаза блаженно закатываются, пока мягкая плоть касается длинных пальцев в ответ, обильно смачивая их слюной. Рука Такемичи у его рта – уже можно кончать? Майки верит, что Такемичи поддался. Развратная улыбка растягивает губы на покрасневшем от возбуждения лице. Ханагаки предвкушающе облизывается и начинает оставлять россыпь поцелуев на рвано вздымающейся груди. Он пробует убрать увлажнённые пальцы, но Сано прикусывает подушечку большого, недолго, но требовательно удерживая. Лёгкие Такемичи временно остаются без воздуха. — Какой ты жадный, — ухмыляется он, по его шее от прилива крови ползут красные пятна, — Расслабься. Майки довольно стонет: некогда пленные, пальцы уверенно проникают под шорты и накрывают его член, мягко сжимая и поглаживая. — С-ними… сними, — мычит он, захлёбываясь от удовольствия. Такемичи наблюдает за палитрой эмоций на его лице с улыбкой садиста. — Говори разборчиво, не понимаю. — Такемитчи… блять! — Уверен, что именно это хотел сказать? — парень прикусывает его дрожащий подбородок и движения на возбуждённом органе становятся до ужаса медленными.        Резинка бесполезного куска ткани давит и так блядски мешает ему получать удовольствие. — Сними с меня… чёртовы шорты, — Майки открывает рот шире и Такемичи играет с его языком своим, свободной рукой выполняя просьбу, а другой продолжает поступательные движения. Давит на головку и Манджиро замирает. Такемичи отшатывается, пьяно считывая эмоции на его лице. Сано моргает – раз, другой. Такемичи видит, как его глаза покрываются дымкой. Сильные руки тянутся в его сторону и обхватывают лицо, оглаживают скулы и тянут на себя. Не поцелуй, а безумие. Они мнут губы друг друга, кусают и тут же зализывают. Сталкиваются языками и борются за главенство в жарком рту партнера. Руки Сано забираются под футболку, давят на контур лопаток, дорожку позвонков и косточки поясницы, пока сам Ханагаки скользит двумя ладонями по влажной плоти, сминая под пальцами разгорячённую желанием кожу — то совсем нежно, то до боли. Так мокро. — Т-такемитчи, я… — от ласк и недостатка кислорода перед глазами совсем темно. — Тише, — Ханагаки с трудом отрывается от его губ и Сано всхлипывает, когда руки парня перемещаются на бёдра. Он разворачивает его спиной к себе и вдавливает в обработанное дерево подоконника. Манджиро кусает губу, сдерживая в себе порыв постыдно замурчать. Ханагаки болезненно сжимает его кисть, прижимая к спине, а второй рукой захватывает шею. — Такемитчи, не зазнавайся, — предупреждающе шипит Майки, — Если я не получу от тебя, чего хочу, то в этом положении окажешься ты. Причём очень скоро. Парень довольно хмыкает: — Мне отпустить? Сано лишь обрывисто дышит. — Повторяю вопрос. Отпустить? — шепот тихий и угрожающий, в самое ухо. Обдаёт жаром слов, влагой языка и зубов на мочке. Кровь пульсирует у Манджиро в висках, он чувствует, как она бьётся у него под кожей. А руку сводит таким спазмом, что, кажется, ещё немного, и удары придётся наносить только ногами. Он шокировано распахивает глаза, делает прерывистые вдохи и хватается за чужой локоть свободной ладонью, липкой и скользкой от пота. Чёрт возьми, разве он когда-нибудь позволял себе ставить его в такое положение, да чтоб ещё вместо неприятия и ненависти к себе – только больное удовольствие, с предвкушением и каплей волнения. — Я запрещаю тебе отступать. Сделай, как надо, — говорить тяжело из-за давления на кадык. Горло внутри неприятно царапается и горчит. Сковывающая хватка медленно отпускает, и вот уже горячие пальцы вновь хозяйничают по всему телу, лаская напряжённый живот и рельефную грудь. — Слушаюсь, капитан, — зубы смыкаются на шее, оставляя кровавый подтёк. А всё, что может сделать Майки – это цепляться за чужие руки для устойчивости и выгибать шею, давая больше доступа к коже. — Ты даже не представляешь, какая у тебя власть, Такемитчи, — по телу пробегают мурашки от того, как рычаще и возбуждающе звучит собственное имя. Вибрация голоса скользит по коже обжигающей волной и проникает в самое нутро, под слоем мяса и костей. — Не понимаю, — Ханагаки едва может говорить, давясь горячим воздухом в своих лёгких, — Я лишь показываю, как хочу тебя. Полностью подчинён твоей воле. Ты можешь сделать со мной ещё больше… ещё жёстче. — А-ах… м-м… — Майки рассыпается, и буквально выкрикивает имя Такемичи, когда он сжимает сосок, царапая ногтями чувствительную кожу. Ханагаки отпускает его и вынуждает вжиматься грудью в лакированный подоконник. Хватается за свой ремень, кое-как расстёгивает его из-за трясущихся рук. Он ругается сквозь зубы, проклиная кусок чёртовой обработанной кожи. И с блаженным выдохом наконец-то стягивает джинсы к щиколоткам. От всей этой возни Манджиро потряхивает и он нетерпеливо сбрасывает ступнями шорты. — Расслабься, — шёпот заставляет его замереть, но уже через секунду он хватается за ставни окна, задыхаясь. Ханагаки вовсю изучает горячую кожу на влажной спине. Кусает плечи, давит на рёбра, царапает, зализывает и трётся о напряжённые ягодицы спрятанным под боксёрами возбуждением. Майки стонет и до болезненных спазмов прогибается в пояснице, зазывающе подставляется и машет бёдрами в ответ. Он обхватывает собственный член, проводит пару раз по всей длине и зажимает у основания, боясь кончить раньше времени. — Держи руки на раме, — голос Такемичи у самого уха, горячий, возбуждающий, властный. Он туманит голову, пуская пелену перед глазами, а его руки мощными кольцами опутывают всё тело, блуждают по нему, обжигая кожу, даря боль и удовольствие. Этот парень знает толк в безумии. Манджиро хватается за тёсаное дерево, упираясь в него прямыми руками. Судорожно сжимает, стараясь удержаться, чтобы не прикоснуться к себе. А Такемичи поворачивает его голову вбок, вовлекая в очередной поцелуй. Вновь обхватывает шею рукой, упираясь в кадык сгибом локтя. И Майки уже не отвернуться или пошевелить головой. Такие ограничения в собственных действиях он впервые принимает с безумным наслаждением в полуприкрытых глазах. Ханагаки стягивает бельё. Сплёвывает себе на руку и тянется к ягодицам Майки с дрожью в каждом хрящике. Он упирается лбом в напряжённую спину и размазывает слюну по гладкой коже. Манджиро чувствует, как ломается его сдержанность, предательски трещит, покрываясь узорами скола. От этих нежных прикосновений он уже готов взять слова назад и сам оттрахать этого самодовольного козла. — Т-такемитчи… сделай что-нибудь, — колени дрожат от щекочущих ощущений, — Давай же… Колечко мышц под пальцами напряжено и стянуто, при таком раскладе – Такемичи понимает, что сделает больно им обоим. Манджиро больше не издаёт ни звука, только загнанно дышит, качая воздух в лёгкие, и глотает скопившуюся слюну сквозь боль. Тогда Ханагаки толкает свой член между ногами парня, зажимая ягодицами, и наваливается сверху. Упираясь грудью в спину, обхватывает свободной рукой член Майки и резко машет бедрами, в такт движениям руки. Сано облегчённо стонет, срываясь на хрипы, утопая и захлёбываясь в безумном коктейле похоти и удовольствия. И хоть у них даже не секс толком, это куда круче чем то, что уже было. Рука Такемичи болезненно сдавливают его грудь, зажимают соски и оставляют красные полосы от ногтей на коже. Толчки грубые, резкие, и хватка на собственном члене властная и уверенная. Постыдное желание подчиняться и зависеть только от одного человека. Почти маниакальная потребность. Он весь без остатка принадлежит Ханагаки, и доволен этим. Он наконец-то понял, что ему надо. Не обладать самому. Он хочет, чтобы им обладали. Только Такемичи знает, что именно, как и когда ему нравится. И Майки в буквальном смысле готов перегрызть глотку всем, кто попытается отнять у него это. Их движения выходят синхронными и едиными, Манджиро настолько чутко реагирует на касания, что Ханагаки почти забывает, кто сейчас ведущий. Майки уже предвкушает следующий заход, рисуя в голове все возможные варианты. Его член в руках предупреждающе начинает пульсировать, он едва слышно хрипит имя Такемичи – и всего этого достаточно, чтобы он ускорил свои махи бёдрами, подступая быстрее к долгожданной разрядке. Майки не выдерживает и первым изливает белёсое семя на пол. Такемичи рычит у него за спиной, до синяков хватаясь за бёдра обеими руками, сжимая его ягодицы, и кончает следом. Он глушит свой стон в грубом – до крови – укусе на крепком плече. — Такемитчи, м-м… — едва дыша шевелит губами Майки, и Ханагаки обнимает его, позволяя опереться на свою грудь, нежно целует синяки на шее, зализывая мелкие кровавые дорожки. Поворачивает его за талию лицом к себе и подхватывает на руки, когда дрожь в коленях подводит. И всё это слишком нежно, по сравнению с диким сексуальным забегом пару секунд назад. — Манджиро? — Такемичи целует его в мокрый висок, убирая прилипшие к лицу волосы. Внимательно следит за тем, как дрожат ресницы, и вздымается грудь: это его Майки.  — Что? — Сано откидывает голову на его предплечье и прижимается губами к шее. К самому пульсу, — Ты и правда бешеный. Такемичи отвечает довольным оскалом на похожую улыбку напротив и обнимает крепче. В этот раз поцелуй заменяет слова. Он будто извиняется. Зализывает искусанные губы, ласкает горячий язык собственным. И в то же время проверяет, спрашивает, насколько далеко ему можно зайти? Оглаживает бока, спину и прижимает к себе теснее, глубже проникая в рот. А Майки принимает. С готовностью льнёт к желанному телу и соглашается на всё, сразу и как можно больше. Только шум автомобилей заставляет их вернуться в реальность и поспешно спрятаться в душе. Остаётся только надеяться, что их чересчур позитивный настрой останется незамеченным.