black eyes, bad guys

Всё происходящее с Шиничиро после приёма лекарства напоминает наркотическую ломку. Такемичи благодарит Бога, что Тагава-сан посчитал нужным отвезти их к себе домой: оккупировать гостевую ванную пришлось долго. Парня трясло, выворачивало прозрачной жидкой горечью, перемешанной с кровью, кашель провоцировал судороги. Он не шутил, не улыбался, не пытался казаться сильным. Ему было куда больше, чем просто плохо. И дно его сознания бесило, что Ханагаки видит всё это дерьмо. Видит и не уходит, крепко держит его и поглаживает спину, пока его тошнит. Умывает его, как маленького ребёнка, успокаивающе бормочет его имя и вообще… — Ты ахуенный, — хрипит он не своим голосом, используя последние силы. Смотрит исподлобья совсем мутными, пустыми глазами. Чувствует спазм в желудке и Такемичи с понимающим кивком помогает ему придвинуться к белому другу. — Я не буду блевать после того, как сделал тебе комплимент… Но его организму похер на его желания. Когда отпускает, Такемичи выдыхает с таким облегчением, будто это его сейчас полоскало. Но и здесь пиздец не заканчивается. Шиничиро едва ли не захлёбывается водой из крана, когда его мозг включает режим «придремать от бессилия». В раковине. Невольного утопленника он спасает и волочет на себе к дивану в гостиной. Утирает бессознательное тело полотенцем и наблюдает, как врач делает ему ещё один укол внутривенно. — Изотонический раствор. От обезвоживания, — поясняет он, ловя вопросительный взгляд. — Я попросил своих ассистентов привезти всё необходимое. Не помешало бы понаблюдать за ним хотя бы дня два. А после Нового года я настаиваю на обследовании. Понимаю, что отмечать можно весь месяц… Только у твоего друга нет времени. Такемичи нервно трёт лицо влажными ладонями и проводит пальцами сквозь спутанные волосы. Он устал. Но Шиничиро… — Он согласился лечиться. После этого приступа, рядом со мной… Он точно не свернёт с пути. — Я не хочу быть лысым, — хрипит он еле слышно. Такемичи чувствует дикое раздражение. — Лучше бы тебе опять вырубиться! — Переживаешь, да? — с едва заметной улыбкой на бледном лице интересуется он. — Просто хочу, чтобы ты, наконец, заткнулся. Тагава-сан посмеивается и, закончив вводить пункцию, покидает комнату, а Шиничиро поднимает усталые глаза и сканирует Ханагаки плывущим от лихорадки взглядом. Он ничего не говорит, просто смотрит. Долго смотрит. Провалы чёрных глаз заставляют сердце сжиматься: в них нет ни капли сознательности. Становится, откровенно говоря, не по себе. — Тебе не помешало бы поспать, знаешь? — бормочет Такемичи хрипло, — Я могу уйти. Просто хотел помочь тебе сбить температуру. Он кивает на влажное полотенце в своих руках, а Сано спрашивает: — Почему ты со мной? Во дела. Такемичи тупо смотрит на него. — Ты сбежал со мной от Манджиро, — поясняет он сухо, — У тебя опять будут проблемы. — Ну, не опять. А снова, — ухмыляется Такемичи. — Ты безумен. — Да? — Да. Потому что умный человек понимает, на что нужно делать упор. — Ты тоже, значит, умом не блещешь. — Ханагаки, я про… — он явно злится, — Отношения. — А у тебя их много было? Шиничиро сверлит его глазами убийственно долго. — Я про твои отношения с моим братом. — У меня всё, — сглатывает он, — … под контролем. По лицу видно, что ни черта. — Всё, блять, из-за меня, — шепчет Сано, жмурясь. По плечам его проходит судорога: он вжимается в диван так, будто хочет быть в нём погребён. — Не вини во всём себя. Это дерьмово, если не сказать больше, — повторяет Такемичи слова Шиничиро. Тот лишь приоткрывает сухие губы от шока. Он не может ничего сказать, потому что чувствует неподдельное смущение. Стыд накатывает вместе со спазмом. Когти дикого зверя разрывают его грудь изнутри, и эта боль кажется ему страшнее головной. Он не должен всего этого чувствовать. Он медленно отворачивается, решая про себя больше не смотреть на этого идиота. Во что Такемичи верит? В сказочных фей, в рыбок, исполняющих желания? В грёбаных призраков и ёкаев? Всё это имеет больше логики и оснований, нежели его выздоровление. Но он в упор отказывается это видеть. Цитирует его, как Библию, верит в него больше, чем он в себя когда-либо и совершенно сбивает с толку. Как это выключить? Как заблокировать эти эмоции, которые не принесут ему ничего, кроме боли? На грани рассудка всё ещё присутствует убеждение, что эти чувства прогостят у него в сердце недолго. Он недолговечен, и все эти ощущения тоже. Он успокаивает себя этими мыслями и жмурится изо всех сил, желая выдавить их из своей головы. Шиничиро должен был умереть. Зачем он ему помешал? Такемичи склоняется к нему с полотенцем и видит, как его глаза наливаются красным из-за лопнувших капилляров. — Шиничиро, ты не должен так напрягаться… — он разворачивает голову парня к себе за подбородок, сглатывает ком в горле, осторожно стирая пот со лба, — Всё будет хорошо, если ты начнёшь бороться за свою жизнь. Без тебя Манджиро не сможет, ты это понимаешь? — он серьёзно смотрит в тусклые глаза. — Изана, Эма, твой дедушка… Помнишь, насколько ты им важен? Желваки на скулах Шиничиро напрягаются. Он закрывает веки рукой, трёт дрожащими пальцами переносицу до красноты, и еле слышно шепчет, тут же проклиная себя: — А что насчёт тебя? Такемичи замирает в нелепой позе со своей дурацкой тряпкой. — М-меня? — Да. Я тебе… важен? Что он хочет услышать, блять? — Шиничиро, посмотри на меня внимательно… — вздыхает Такемичи, прижимая полотенце к воспалённому лбу. Своему, — Я здесь, с тобой. Разумеется, ты мне важен. — Хочешь сказать, ты со мной возишься… не ради Манджиро? Вот теперь Такемичи конкретно тормозит. С минуту растерянно моргает, но поспешно отстраняется. Тогда Шиничиро перехватывает его запястье: — Ответь мне, — требует. Сволочь. — Я хочу тебе помочь. Сам. — Неубедительно, — цедит больной ублюдок. — Я не могу допустить, чтобы ты покидал Майки. Я готов пойти на многое, чтобы у вас всё было хорошо, говорил же. Сано освобождает его руку, медленно отворачивается от него. На бочок. — Тебе нужно вернуться к нему поскорее. Уверен, он с ума сходит… — шепчет, — Понимаю его. Сано хочется отвесить себе пощёчину. Ему больно. Больно и стыдно. — Я связывался с Вакасой. Он объявит о твоём решении Драконам. Парни перейдут под командование Майки, — флегматично сообщает Такемичи. — И я уломал Изану приглядеть за ним. Наврал, что мы с тобой готовим сюрприз… — Ханагаки, хватит. — Эма позаботится о щеночке. А я — о тебе. Потому что обещал, помнишь? Влажная пелена застилает Сано глаза. — Я не смог ответить на звонок Манджиро. Твой брат… он всё чувствует. Мне больно ему врать. А так играть на его нервах… мерзко. Мерзко. Шиничиро знает, что он мерзкий. Такемичи смотрит на ошейник на своём пальце. — Шиничиро, ты будешь лечиться. — Да. — И мы расскажем обо всём твоему брату. Чего?! — Нет! Ты ёбнулся, Ханагаки? — Да. — Ему и так хватает проблем! Эта информация… она только усугубит его состояние! Ничем помочь ему не сможет, только хуже сделает! — В таком случае, — перебивает без прежней дрожи в голосе Такемичи, — Мне придётся сказать ему, что нам следует прекратить наши… отношения. Другого выхода нет. Такемичи отводит в пол совершенно пустой взгляд. Шиничиро ненавидит себя всем сердцем за то, что его эта информация не огорчает. Но и радости он не испытывает. Это просто один большой проёб.