black eyes, bad guys

— Шиничиро, если Майки не придёт… — вполголоса произносит Дракен, когда Сано принимается откупоривать шампанское, — то я хотел бы посоветоваться с тобой насчёт произошедшего. — Ты можешь это сделать, даже если он придёт. Полезно выслушивать разностороннее мнение. Дракен тускло улыбается. — Понимаешь, дело в том, что в Тосве сейчас неспокойно. Меня напрягает недоверие, которое зародилось после вытеснения отряда Кисаки. Не все знают, чем Ханагаки заслужил такое покровительство главы и почему большинство командиров спокойно реагируют на это. — Большинство, — сухо повторяет Шиничиро, — Есть недовольные? — Да. Например, Санзу, — Дракен прищурился. Сано нервно сглотнул, нахмурившись. — У них с Майки появились какие-то "свои дела". И хоть твой брат постоянно говорит о том, что их деятельность направлена на благо группировки, карательный отряд разжигает никому ненужную ненависть к Такемичи и замешательство. — А Манджиро? — Он этого не видит. Или не обращает внимания. Я не могу сказать, что он слепо доверяет Харучиё, но с тех пор, как ты распустил Драконов, они… — он с трудом подбирал слова, — они почему-то сблизились. Тосве мало было отпиздить Ханму и часть Драконов. Принятие друзей Ханагаки, что прежде были не более, чем шестёрками, только добавило масла в огонь… Это был приказ Майки. Он обещал Такемичи защиту для них. — И чего же они хотят? — Обещанной битвы, Шиничиро. Авторитет Майки пошатывается из-за влияния Санзу, но он и слова кривого о нём вставить не даёт. — Что ты хочешь от меня услышать? — нахмурился Шиничиро, — Я попрошу Такеоми наведаться к братцу. — Если битве быть, ты… ты останешься главой? Или подтвердишь опасения Манджиро насчёт Изаны? — Рюгуджи пристально вгляделся в его глаза. — Главой выступит Такемичи. Дракен едва ли не задохнулся от шока. — Что? — Что? Это моё решение. — Майки знает? — Узнает, если не знал, — Шиничиро усмехается, — И Тосва узнает, кто же такой этот загадочный Ханагаки, из-за которого лидер отколошматил целый отряд? — Шиничиро, а ты уверен, что… — Нет. Я ни в чём не уверен, Кен. Такемичи дал своё согласие, и я был бы рад, если бы он сохранил свой энтузиазм, — он тщательно протирает столешницу, — Это и придаёт мне уверенности. Я люблю своего брата, и не позволю, чтобы в правильности его действий сомневались всякие лошки. Даже если ими руководит брат моего зама. Харучиё ремня, видимо, давно не получал. Ещё недавно Таке говорил мне, что их отношения стали лучше, а теперь я слышу об этом дерьме… — Ты совсем не злишься из-за произошедшего днём. Шиничиро светло улыбается: — Манджиро мой брат. Мы разберёмся, — а потом его брови сходятся к переносице, — Проблемы подождут. Почему со мной торчишь, а не с Эмой? — Не хотел мешать. Ей нужно было поговорить наедине с Изаной. Всё-таки, это их первая встреча спустя столько лет… — хмурится он, — Она сказала, что ты выполнил своё обещание, и теперь она счастлива… Шиничиро, ты очень хороший брат. Сано посмеивается, покручивая в пальцах пробку: — Если меня сегодня ещё кто-нибудь похвалит, то у меня начнет развиваться синдром бога. — Не волнуйся, я прослежу, чтобы подобное больше не повторялось, — спокойно произносит выплывший на кухню Мансаку: он больно щипает парня за бок, — Мне сам боженька силы даёт, чтобы я наблюдал за тобой! — За что он так со мной? — Шиничиро закатил глаза и скривился. — Кто? Дедушка? — Нет. Бог! — Только попадись мне, засранец! — замахивается Мансаку и Шиничиро прогибается под тростью, — Ты что, собираешься поить детей этой дрянью? — Во-первых, это шампанское. Во-вторых, каких детей? Они все уже тёти и дяди. — Один ты отстаёшь в развитии! Изана слышит стон брата и вздрагивает от неожиданности, а Эма искренне смеётся с его реакции. Ей непривычно видеть его таким… взрослым. От мысли, что ему придётся ко многому привыкнуть только сейчас, остро щемит в груди. Если бы у неё когда-нибудь была возможность что-то изменить в судьбе брата, она бы сделала всё для того, чтобы он остался с ней. Эма чувствует себя совсем глупой, когда парень вскидывает на неё свои огромные глаза и искренне интересуется: — У Майки это в дедушку? — Что? — Бить родственников. — Тут с точностью не скажу… Но Майки классный! И дедуля, и Шиничиро! — она смущённо улыбается, — И ты. Я знаю. Изана склоняет голову набок: — Если бы я был хорошим, то ваш дедушка согласился бы принять меня, а не отправил на попечение в дом престарелых. Верно? Эма опускает взгляд, поджимая дрожащие губы. — Я не верю, что дедуля мог отказаться на пустом месте... И не знаю подробностей, почему всё сложилось именно так. — Дед Сано не говорил прямо. Ты не подумай, я ни в чём его не виню. Просто слишком хорошо помню тот день, когда Шиничиро впервые привёл меня сюда. Эма задумчиво смотрит на брата, почти задерживая дыхание. — Мансаку очень волновало моё поведение, мои гнилые корни, моё прошлое. А ещё факт того, что Шиничиро заботился обо мне. Вероятно, он знал, как брату тяжело… хотел облегчить его жизнь. — Но ты, — девушка до боли кусает губу, — Ты ведь не был счастлив. — Дети остро чувствуют, когда им не рады. Эта боль запоминается надолго, а позже превращается в ярость и ненависть. Всё имеет последствия. — Наша… моя мама, — выдохнула Эма, и это слово, для кого-то такое родное, а для неё — чужое, с трудом сорвалось с губ, — Она никогда не отличалась сильным материнским инстинктом. Я поняла это достаточно рано. Но знаешь, я никогда… не видела смысла винить её. — Никогда? — ошарашено уточняет парень. — Знаешь, мне всегда было так хорошо здесь, — в янтарных глазах мерцают слёзы, — Я не должна этого говорить, мне просто повезло больше… Изана, я сожалею. — Глупости. Это не твоя забота. Не в твоих силах было решать, как будет жить твой нагульный брат, — он хмурится с усмешкой, — Сложно признавать это, но моём случае… всё и впрямь закончилось бы полным крахом, если бы не Шиничиро. Лицо Изаны, словно, начинает светится изнутри. — Он не оставил меня, несмотря ни на что. Он подарил мне мир, о существовании которого я не догадывался, — Изана смотрит впереди себя: его старший брат широко ухмыляется, принимая из рук Манджиро переноску с щеночком, — Я хочу, чтобы он всегда так улыбался, Эма. Я отдам ему долг. — Это… ты о чём? — Я хочу, чтобы он тоже был счастлив. Даже если для этого мне придётся подружиться с Майки, — нервно хохотнул он, — Дико слышать это от самого себя. Девушка уверенно сжимает его плечо, ободряюще шепчет: — Ты поймёшь, насколько он хороший, как только узнаешь его поближе… Хоть вы и не связаны кровью, вы похожи гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Изана морщится, а Эма хлопает его по плечу, смешно дуя губы. В знак поражения парень вздыхает, поглаживая небольшой синяк на переносице. — Ну, до него я не встречал никого, более безумного в драке, чем я. Помню, как Шиничиро пытался учить меня, давал план выживания в самых гнилых районах… Да, ему не хватает сил на деле, но он делает других… по-настоящему сильными. За это я его так люблю, — Изана смотрит Эме прямо в глаза, — Наши способности с Майки разрушительны. И для нас самих. Потому что физическое всегда связано с психикой. Ленивый человек может пересилить себя, неделю пахать в спортзале. В следующий понедельник он умрёт. Эма, сама не зная, почему, начинает смеяться. — Мне это Шиничиро говорил. Такая же реакция была, — хмыкает он. Внезапно девушка крепко обнимает брата. Он замирает, как громом поражённый. Из-за непривычки к таким щенячьим нежностям он некоторое время ищет подвох. Находит взглядом угол, в который можно спрятаться… ну, в случае чего. — Ты любишь нашего старшего брата, он любит свою семью, а Манджиро любит его… это волшебная цепочка, которую нельзя разрывать. Если мы будем вместе, то нам ничего не страшно. Согласен? Изана неловко и, будто бы с опаской, сжимает хрупкую спину. Это похоже на согласие. Сердце Эмы бьётся чаще. Манджиро тактично кашляет, и только тогда сестрица освобождает Изану. — Семья в сборе — пора праздновать! — Эма ослепительно улыбается и подрывается с дивана, но всё идёт не совсем так, как она себе представляла. Бедняжка не уследила за своим кулинарным шедевром — пахнуло гарью, отчего Ханагаки едва ли не на год вперёд благословляют за индейку. Ничего не изменилось: он краснел, как в первый раз, и чувствовал себя идиотски счастливым. Эма слёзно извинялась, Дракен успокаивал её, уверяя, что ничего страшного не произошло. Такемичи и Шиничиро исправляли ситуацию на кухне, а Майки втихую пожимал руку Изане: — Спасибо, что отвлёк её! — Издеваешься, Мудайки? — Просто горячее — не её фишка. Только не говори ей! — Эма, а Майки сказал… м-м-м! — Сано зажал Изане рот рукой. — Верно, м-м-м! Я даже в аромате горелого чувствую прекрасные нотки… какой-то рыбы. Не отвлекайтесь, Кенчин! За стол рассаживались хаотично, поэтому Ханагаки не понял, каким образом уместился между Шиничиро и Изаной. А вот напротив был Дракен. Эма и Майки — по обе стороны великолепного Кенчина. Когда они только прибыли, Манджиро сказал: — Я буду ждать, Такемитчи! Рискнешь сделать сам, что хочешь?.. Или тебе помочь? Властная рука легла на бедро Ханагаки. С усилием не утратив сознание и борясь с желанием вжать Майки в сидение, Такемичи уверенно произнёс: — Не волнуйся, я справлюсь сам. При любом раскладе — поцелую. — Как самонадеянно, — хмыкнул Майки, — Что ж, буду усложнять ситуацию… И он выполнил обещание. Мда, лучше не придумаешь! Напрямую наблюдать за рожей Рюгуджи. Любоваться, как он ухаживает за Эмой и за его "другом". Хорошая работа, Сано Манджиро. Такемичи раздражённо дёрнул щекой, утирая салфеткой пальцы. Теперь он осознал ущербность своего положения. — Смотри, дыру в шкафу не прожги, — шепнул насмешливо Шиничиро. — В каком шкафу? — Это моё личное обозначение парня брата… ой, то есть сестры, — Сано явно в ударе. От злости Такемичи щипает его за бочок под столом: он издаёт сдавленный стон, но словив взгляд Майки, а-ля тебе может быть больнее, неловко прокашливается. — Такемичи, расслабь булки, я шучу! — Не смешно. Ему правда не до смеха, ведь Манджиро, будто в отместку, тянет к себе Кена и что-то нашептывает ему на ухо. Такемичи делает крупный глоток алкоголя. Он спокоен. Абсолютно. Даже ебаная сосулька на промозглой крыше в Антарктике колышется, в отличие от его стальных нервов. — Такемичи, ты здесь? — Д-да, Эма? — он нехотя возвращается в мир материального, — Прости, я задумался. — Какую приправу ты добавил? — Приправу? — он рассеянно моргает. Какая к херам приправа? Тут парня уводят, ёпта. — А… индейка. Вообще, я не особо разбираюсь в этом. И когда готовлю, ориентируюсь на запах… По-моему, это прованские травы. — Они же больше для рыбы подходят, разве нет? Шиничиро склоняется чересчур близко, заглядывая в глаза, а Такемичи едва ли воздухом не давится. Хуле он творит? — Там розмарин, тимьян и… — Б-базилик. Мне нравится базилик, — сглатывает Ханагаки, ощущая, как чья-то нога начинает скользить по его щиколотке. Что вообще происходит, а? Такемичи чувствует себя райским садом, который облепили странные насекомые. Имена им — Шиничиро и Манджиро. — Братик, не знаешь — молчи. Эти травы универсальные для использования, — делится познаниями Эма. — Какая разница, что за трава, если по вкусу вставляет? — Шиничиро видит, как нервно Такемичи сверлит взглядом Манджиро. Внешнее спокойствие — бестолковая иллюзия. Ханагаки потряхивает изнутри так, что одновременно хочется умереть, спрятать пылающее лицо в ладонях и увести Майки за собой туда, где никто их не найдёт ближайшие полчаса. Силой монашеской воли он заставляет себя не дёргаться. Аккуратная стопа скользит по лодыжке выше, медлит у внутренней стороны бедра. Косые мышцы напрягаются, низ живота начинает тянуть. Ножка бокала жалобно скрипнула в побелевших костяшках пальцев. Чёрные глаза смотрят серьёзно. Почти с вызовом. Майки не скрывает довольной ухмылки, и Такемичи правда не до смеха. — Т-ты прав, Шиничиро, — желая ослабить сексуальное давление на грёбаном, мать его, семейном ужине, он с выдохом откидывается на спинку стула. Ища спасение от собственной лихорадки, он смотрит брату бесстыжего Сано прямо в глаза и тут же ловит панику, когда сиденье покачивается. Майки не остановить, он давит прямо на пах. Такемичи вот-вот рухнул бы на пол, но Шиничиро удержал стул одной рукой. Ханагаки завис в нескольких сантиметрах от пола. Майки закончил пытку — это единственная мысль, которая теперь сверлит его мозг. — Чёрт, не пугай так, — Шиничиро навис над ним, и Ханагаки, осознав это, не может пошевелиться. Ему не понять, какого дьявола кринж решил напомнить о себе именно при этом крутом заме его друга? Но первостепенная проблема нависла над ним. Шиничиро. Он заметил? Пока ловил его… что-то видел? Он продолжает держать стул, не шевелится и смотрит прямо в глаза. Бледный, тихий, ноль эмоций. Это уже пугает. — Шиничиро, я в порядке… п-прости, тебе тяжело. Секунду, я попытаюсь вылезти сам, — бормочет он, часто моргая. — Я не уверен, что мне тяжело физически. Такемичи шевелит губами, как рыба, выброшенная на берег. — Ебал я это в рот, — чуть слышно выдыхает Изана, — Помощь нужна? О, нет. — Руки прочь! Ханагаки слышит звенящий от льда голос Манджиро позади. Всё тело обмирает. У него «земля в иллюминаторе» и лучше обрисовать ситуацию, чем у Изаны, не получится ни у кого. — Я помогу Такемитчи. Шиничиро медленно отстраняется, не сводя взгляда с Ханагаки, и Майки понимает, что хочет поцеловать Такемичи сам. Какая-то первобытная ярость растёт в груди, пальцы впиваются в тесаное дерево, а Манджиро в губы Такемичи. За столом повисает тишина: парни отчётливо слышат стук своих бешено бьющихся сердец и загнанное дыхание. Выпуская из приоткрытых губ вздохи скопившегося напряжения, они не могут произнести ни звука; спадающие локоны Майки скрывают их пылающие лица. Кажется, даже жар на щеках у них один на двоих, равно как и пульс, бьющийся где-то в горле. Внезапно Такемичи становится так спокойно, что даже страшно. Майки обнимает Ханагаки за шею и довольно мычит. — Страстей за один вечер больше, чем в моей любимой дораме за миллион серий, — констатирует Мансаку, — Ох уж эта парочка… Так бы сразу. А то они за руки под столом держатся, скрытничают! — Уже не только за руки, да? — ухмыляется Манджиро парню на ухо, и Такемичи чувствует, как его лицо вспыхивает. Он не может видеть, в отличие от проницательного кинокритика, как Шиничиро от раздражения сводит челюсти. Дед разражается смехом и громко объявляет: — Ну всё, вы своего добились! Хочу шампанского!