black eyes, bad guys

Трудно заново учиться дышать. Лёгкие горят, губы судорожно ловят глотки кислорода, нервы трещат по швам, а мозг работает наперебой. Тёплые капли воды стекают по щекам в рот. Парни насквозь промокли, одежда висит тяжелым грузом. Но по-другому нельзя было заставить Майки прекратить это. Охрипшее дыхание, поглупевший, пустой взгляд чёрных глаз – всё это не вызывает страх.        Такемичи сочувствовал. Нет, он не жалел его, он просто хотел помочь. Не до конца понимал – чем, не осознавал – как, не имел ни единой зацепки, почему жар вылился в подобное сумасшествие, даже чувствовал вину, но оставлять Майки со всем этим не мог. Сано неподвижно сидел, обнимая Ханагаки за шею, смотрел исподлобья, будто пытаясь разглядеть в нём ненужные эмоции... вроде, жажды выхода в побеге. Не нашёл. Парень перед ним был совершенно спокоен. Как ему вообще удалось залезть с ним в ванну? Пока у него, Майки, мозги превращались в кашу от поцелуя, он мог соображать? Стало обидно, ведь теперь волна стыда накрывала только его. Шум в ушах отступал, кровь перестала приливать к горлу. Озноб забил в теле барабанную дробь, по всем чувствительным точкам. Для Такемичи это был сигнал: сознание точно возвращается. Надо действовать. — Куда?.. Бросаешь меня? — Манджиро схватился трясущимися пальцами за мокрую футболку. Ханагаки медленно, чтобы не спугнуть, положил руки на мокрые щёки. Майки едва ли не задохнулся. Прикосновение этих пальцев показалось ему чем-то вроде благословения. — У меня и в мыслях не было бросать тебя, Манджиро. Сано конвульсивно сжался всем телом. С трудом сомкнул веки и начал ластиться к ладоням. — Ты тёплый, — шепнул он. — Просто ты замёрз, — Такемичи захотелось плакать. Сердце бешено застучало. Манджиро выглядел совсем опустошённым и беззащитным. Показал ту сторону, которую Ханагаки не ожидал увидеть. — Я выключу воду и отнесу тебя в комнату. Ты бредил от жара. Сейчас приходишь в себя, — шепчет он, — Всё хорошо, но ты мёрзнешь. Я не хочу оставлять тебя. Поверь мне. — Мы можем поспать здесь? — предложил Майки. Ханагаки тупо моргнул. — Всё ещё думаешь, что я уйду? Манджиро опустил глаза, вжимаясь пылающим лбом в покрасневшую шею Такемичи. — А ты разве не хочешь этого? — Не хочу. Значение ответа явно не дошло до Майки, он лишь сильнее вцепился в парня всеми конечностями. — Я не уйду, потому что не хочу оставлять тебя, — с напором повторил Такемичи и обнял так, что захрустели кости. Манджиро понял парня по хватке, слуху он не доверял. Если его так крепко держат, то отпускать не хотят. Сано с невольным подозрением посмотрел в синие глаза. От этой глубины резало без ножа. Когда всё стало таким насыщенным? Спустя вечность, он завороженно кивнул, отпустил друга и благосклонно подвинулся к кафельной стене. — Сделай, как надо, — Майки обнял свои колени. У Такемичи не было ни единой догадки о том, как можно быть таким противоречивым? А ведь совсем недавно он назвал его странным. Какие люди в понимании Майки «не странные»? Этот вопрос чрезвычайно интересовал, но им обоим было не до философских бесед. Вода выключена, а Манджиро худо-бедно раздет до белья. Всё это время он был тихим, до дикого покладистым. Такемичи нервно сглотнул комок в горле, кутая Майки, точно ребёнка, в его любимое полотенце. Об этом парень сказал ему сам, как-то неуверенно улыбаясь. Такая нежность к вещи была чем-то родным и знакомым. Вероятно, этот кусок ткани был столь же важным, как велосипед, подаренный Ханагаки отцом. — Ты не считаешь, что глупо так привязываться… к предметам? — неуверенно спросил Майки. — Не считаю, — он улыбнулся. — Честно? — Да. Потому что с вещью нас могут связывать важные воспоминания… люди, — Ханагаки нахмурился, — Мне было семь, когда отец купил мне велосипед. Тогда я представить себе не мог, что ждёт наши отношения дальше, но в тот день он показался мне героем. Я хотел стать таким, как он. А сейчас думать об этом дико. — Что героического в том, чтобы купить сыну велосипед? — Манджиро вскинул подбородок. Такемичи неловко почесал затылок. — Мы тогда пошли в торговый центр вместе… я был счастлив, — Такемичи с поразительной для себя лёгкостью усадил Майки на стиральную машинку, — Нам редко удавалось гулять вот так… Я ныл, что хотел бы чаще, а он убеждал меня, что его работа очень важна, — он принялся заново, более тщательно обрабатывать рану на руке, — Я, как и всегда, слушал вполуха, но на перекрёстке мы застали ДТП. Если бы не тот случай, сомневаюсь, что понял бы его… Майки склонился ближе, когда пальцы Такемичи задрожали, и бережно сжал плечо. — Девушку сбила легковушка. Все звали врача. Паника. Переполох. Отцу пришлось пробраться через толпу, чтобы оказать первую помощь. На моих глазах она пришла в чувства… — он улыбнулся, — Я плакал и кричал всем, что мой папа – герой. Тогда мечта о велосипеде поблекла, сменяясь другой, — Ханагаки нахмурился, — Обидно, что с годами многие мечты исчезают. Забываются. Истребляются теми же людьми, которыми были заложены. — Почему всё разрушилось? Тремор пропал. Всё тело Майки словно притихло вместе с разумом, до этого бушующим и опасным, как океан. Такемичи молчал, пристально глядя в осознанные чёрные глаза. — Знаешь, ты заставил меня думать, что… не всё в моей жизни разрушено. Парни смотрели друг на друга долго, не мигая. Время замедлило ход, чтобы пуститься вперёд с новой силой при инородном стуке, отличающемся от ускоренного, но синхронного сердцебиения обоих. Кто-то ломится в дверь. С трудом добытую идиллию полностью разрушил голос Шиничиро: — Такемичи? Манджиро? У вас всё в порядке? Что-нибудь нужно? «Как раз вовремя», — расплывшись в ухмылке, подумал Ханагаки, мысленно подготавливая себя к тому, что ему придётся выступить инициатором допроса. — Сухая одежда. Для Манджиро. — И для Такемитчи. Дай ему мою. Многозначительная пауза. — Мне не стоит спрашивать, что вы там делали… и почему мокрые, без одежды? — насмешка в его голосе была так очевидна, что Ханагаки заскрипел зубами. Блять, ну конечно. Всё произошедшее – невероятно весело! — Я просто скажу, — тяжело вздыхает Такемичи, — Если ваша вечеринка не похожа на эту, то даже не думайте меня приглашать! Пассивная агрессия развеселила двух братьев Сано до несдерживаемого хохота. В голову закралось неутешительное предположение, что самый здоровый в этой семейке дед. Несмотря на преклонные годы, у него даже деменция не началась, а вот внукам его надо проверять мозги. И почаще! Почти сухие и свеженькие они вышли на кухню: там не осталось ни малейшего намёка на недавние приготовления ужина, зато очень милая девушка разрезала пиццу из доставки, раскладывая ломтики по украшенным тарелкам. — Эма? Ты решила вернуться? — удивленно моргнул Майки. Девушка сорвалась с места и накинулась на брата с крепкими объятиями. Несколько секунд он стоял, как вкопанный, а затем осторожно обнял сестру, прижался ближе. — Шиничиро мне позвонил, — шепнула она, — С ужином у вас не получилось, так что мы уговорили деда на доставку! — Он сказал, что сегодня ты хотела остаться у Кенчина, — задумчиво буркнул Манджиро, — Почему так внезапно решила вернуться? Он тебя обидел? Такемичи заметил слёзы в глазах девушки: непроизвольно его кулаки сжались. Он уткнулся взглядом в пол. — Нет, конечно нет! — Майки она заверяла вполне себе убедительно, — Я должна была прийти. Ты ведь болеешь. — Это просто простуда. — Мы оба знаем, что я имею ввиду, Майки, — она отстранилась от брата и внимательно заглянула в глаза, — Почему ты порезал руку? — Случайно. И нет, я совсем не грустил потому, что вы были заняты своими делами. Я ведь не один, — Манджиро улыбнулся и протянул раненную ладонь Такемичи. Он смотрел каким-то новым взглядом. Таким… осмысленным и нежным. Что-то незнакомое зашевелилось в сердце Ханагаки: что-то, что раньше могло его испугать. Теперь же парень уверенно, хоть и несильно сжал перебинтованную руку. — Это Такемитчи. Он остался со мной. Ханагаки улыбнулся Эме и почтительно склонил голову. Девушка тут же обняла его, и Такемичи чуть не выпал к чертям собачьим. От хватки Манджиро, которая только усилилась. — Сестричка, — протянул приторно-сладко он; на его лице была улыбка, которая почему-то совсем не казалась Такемичи доброй, — Отлипни уже от него, он стеснительный! Но Эма его упрямо игнорировала, а потом ещё и зашептала что-то его Такемитчи на ухо. От напряжения Манджиро был готов свистеть вскипевшим чайником. Глаз предупреждающе дёрнулся. Когда он захотел вытащить Ханагаки силой, Эма с довольной улыбкой вернулась к сервировке. Манджиро перекрыл поле зрения затормозившего парня собственной персоной: — Что она тебе сказала? "Не оставляй его". — Кажется, у тебя увеличилась конкуренция, — шутканул Такемичи, потянув его за руку в гостиную. Снова твоя чёртова ухмылка, Ханагаки. Манджиро преувеличено мило спросил: — Ты когда-нибудь думал о том, насколько мучительно хочешь умереть?