black eyes, bad guys

Раньше Такемичи сразу сорвался бы с дистанции, но теперь даже пошевелиться не мог; глядя на Майки не замыленным предрассудками взглядом, он начал осознавать ответственность за каждое слово. Вероятно, это позитивная вина Шиничиро – всё-таки, по части недоразумений в общении с Манджиро, он знает гораздо больше. Однако, как бы парень не убеждал себя, что комичность ситуации вышла за рамки, лицо Майки оставалось непроницаемым. — У тебя жар. Посмеялись и хватит, – фыркает смущённо Такемичи, а потом уверенно давит на крепкие плечи: кожа под его пальцами горячая и упругая. От собственного внимания к телу нового друга его слегка ведёт, он не до конца осознаёт, во что ввязывается. Майки, раскинувшись на постели, неотрывно следит за каждым его движением. Ханагаки знает, что он не просто смотрит. Анализирует и наблюдает, как зверь за добычей, чтобы накинуться и снова лишить покоя на несколько дней вперёд. — Я так похож на шутника, Такемитчи? — Манджиро изобразил улыбку, но она не затрагивала его глаз. — Или ты видел, что я смеюсь? Он настойчивый. Пожалуй, это главное, что следует о нем знать. Ханагаки молчит, как провинившийся школьник. Он пробует укрыть полуголого больного, но тот отпихивает одеяло ногами. — Убери это! Я тебе не монашка и не гусеница, нахуя мне кокон?! — Пожалуйста, не дёргайся, — кажется, что терпению Такемичи сам Будда завидует. — Градусник. — Хуядусник! Мне жарко, разве ты не видишь? — чеканит Майки, — Знаешь, когда жарко, люди раздеваются. Избавляются от всего, что мешает. — Естественно, тебе жарко, температура высокая, — выносит вердикт Ханагаки и Сано хочет его убить. Такемичи неловко касается тонкой щиколотки. Майки вздрагивает от прикосновения. — Только ноги у тебя холодные… Может начать знобить. Хочешь дам тебе носки? — Почему ты игнорируешь меня? — Думаю, ты помнишь… у меня была девушка. Я просто прикалывался, как и ты. Такемичи впервые чувствует на себе настолько пронизывающий взгляд. Смело принимает его, и в голове становится пусто. — Вы что, трахались с Тачибаной? — черные глаза недоверчиво сужаются. Ханагаки вспыхивает и выдаёт, как на духу: — Ничего у нас не было, блять! Мы расстались два года назад, нам тогда по пятнадцать было! Ты… какого чёрта?! Такемичи не может понять, почему злится, краснеет, оправдывается перед ним… признаётся и сдаёт себя самостоятельно? Сано с нескрываемым удовольствием наблюдает, как несчастный пытается не заикаться. Становится ясно – он не врёт. — Мы даже поцеловаться не успели, а ты спросил про-! Ангельская улыбка на бледных губах заставляет пропасть все слова из мозга Ханагаки. Странное спокойствие по крупице проникает в тело. — Значит, — тихо шепчет Сано, — Твой первый поцелуй был со мной, Такемитчи? Он ловит тонкое, но удивительно крепкое запястье, тянет ближе к постели. Колени подкашиваются, и Такемичи садится рядом, предотвращая очередное падение. — Ты же знаешь, что это было случайно, М-Май… ки! — он почти хнычет, — Лежи смирно, ладно? Помни про градусник. — С тобой забудешь, — кривится он, — Какая разница, как это было, если нам с тобой понравилось? — С чего ты решил, что мне это понравилось? Такемичи чертовски наивен. Бордовый цвет лица кричит об этом. Майки долго таращится в его глаза. — Ты здесь. — Да, и? — Пришёл ко мне сам. — Шиничиро меня попросил, — неуверенно корректирует Такемичи. — Ты мог отказаться, — отрезает Сано, — До этого ведь бежал, аж пятки сверкали! — Верно. Но то, что я с тобой, не имеет отношения… — он осекается, — Короче, я не могу назвать себя геем. — Это что, обязательно? — Ты спрашивал, я отвечаю. Единственное, что я понял о происходящем, Манджиро, — шепчет Такемичи, — Раньше такого не было. Мысленно он молится всем духам, чтобы его поняли правильно.        — Так даже лучше, — улыбается вдруг Сано. Его пальцы скользят от запястья к ладони, вызывая рой мурашек где-то за душой. Как не гей Такемичи совсем растерян. — Ориентируйся на мне. Грубая тяга в груди не похожа на типичные боли в сердце. Зрение мутнеет, дыхание сбивается и виски скоро лопнут, но это точно не давление. Скорее всего, я заболеваю… Верно. Просто заражаюсь, — его подсознание на автомате ищет жалкие оправдания. Почему он так реагирует на Майки? Это ведь банально… неправильно. Сано чувствует то же самое или просто шутит? Мысли, что брат Майки увлекался подобной тактикой забавы ради хищно вгрызаются в мозг. Вот только кризиса принятия своей физиологии Шиничиро не вызывал. Совсем. Почему с Майки всё забавное становится серьёзным? Почему от его прикосновений внутри исчезает скучный и правильный, простой гетеро, а в глаза смотреть хочется непрерывно? Так много вопросов… для не гея. Такемичи склоняется над парнем, даже не пытаясь высвободить руку из хватки. Надо проверить – шутка или нет? Ханагаки, ты ёбнулся или да? Их лица совсем близко, но ответов нельзя прочесть. Неровное дыхание небрежно опаляет кожу. Такемичи видит, как веки Майки трепещут, как дёргается аккуратный кадык, как язык оставляет быстрый след на высушенных жаром губах. От Манджиро пахнет так сладко, что просто нюхая можно заработать диатез. Это пряный, хмельной аромат – то ли американский зефир, то ли ягоды, что-то пьянящее. Едва уловимое с расстояния, но при близком контакте равно удару в 220 вольт. До безумия хочется зарыться в его шею и волосы, затянуться так, чтобы дрожали колени. Такемичи страшно, что его тремор почувствуют, услышат шум крови, бешеный стук сердца или… прочитают мысли? Крыша поехала. И чем ближе к нему, тем вероятнее наступлю на те же грабли. Потеря контроля… вот, что это значит? Почему так просто чувствовать это рядом с ним? Не должен… — ужас от осознания желаний окатил его пыл кушаком ледяной воды. — Манджиро… Такемичи старается не думать, почему первым словом стало это имя. — Расслабься. Нужно достать градусник. Туманный взор исчезает, как по волшебству – теперь он острый, почти обиженный. Ханагаки молча наблюдает, как юноша поднимает руки над головой. Мышцы груди непроизвольно напрягаются, Такемичи едва сдерживается, чтобы не уткнуться в неё лицом. — Забирай, — шёпот совсем хриплый. Такемичи пытается убедить себя, что это из-за простуды. Не может Майки чувствовать то же самое! Сказал, что ему понравилось это подобие поцелуя… Похоже на бред. Соблазн поверить полностью рассеивается, когда градусник вещает неутешительный результат: тридцать восемь и шесть. В голову приходят только самые грязные ругательства, но Такемичи лишь сводит челюсти.        Манджиро вздыхает, наблюдая борьбу с богом сквернословия на лице парня, и тут же разворачивается набок. — Ты куда это? Нужно сбить температуру! Прошу, выпей лекарство. — Сбей себя! Сам выпей, съешь стакан! Вы вместе с твоим блядским градусником испортили самый горячий момент в моей жизни! Не приходи с ним больше, понял?! Такемичи видит, как рельсы загибаются от прямоты Манджиро и говорят: «ваш выход, хозяин». — Всё-таки, твои мозги и правда плавятся… Выходит проба в иронию по-идиотски, но от неловкого хихиканья Такемичи теплеет на душе. Минута молчания мёртвому юмору проходит стойко. А потом Манджиро не выдерживает, заливаясь смехом так звонко, что у Ханагаки покалывает везде, где не надо. Он замирает и зачарованно смотрит на Майки – вот он, просто хохочет, просто принимает таблетку, просто, блять, дышит. Но взгляда от него отводить не хочется. — Манджиро, скажи… — срывается с губ. — Что? — Почему ты не прогнал меня? — Потому что, — Майки переворачивается на живот. — Э… к-хм… как многословно. — Я так хочу. Не собираюсь отчитываться, почему я что-либо делаю. — Командирские замашки, ага, — заключает Такемичи, — Запишу в блокнот. — Ты игнорируешь всё важное, что я говорю тебе. Осмеливаешься врать и решать за меня. Ханагаки задыхается от возмущения: — Манджиро, я не понимаю, с чего ты это… — Я с тобой серьёзен с самого начала! А ты утверждаешь, что я шучу. Ханагаки хочет протестовать, только его губы поджимаются. Его просто надрессировали серьёзные шутки Шиничиро. Ничего личного. — Я ведь не прошу у тебя объяснений, почему ты сбежал, а теперь явился, как ни в чём не бывало? — Не просишь. — Не интересуюсь, почему ты здесь до сих пор, так? — Так. — Но должен признать, — Майки сглатывает, — я рад, что тебе хватило смелости вернуться. Поэтому меня раздражает, когда ты сворачиваешь на полпути и молчишь о том, что думаешь на самом деле. Ханагаки ощущает мурашки костями. — Твоё враньё – это твоя безопасность. Чтобы не воплощать желаемое в реальность, ты готов сводить всё к шутке и грёбаному градуснику. Потому что тебе легко, когда всё понятно и привычно, — севшим голосом продолжает Майки, — Реальность для тебя "вражеская территория", если ты не можешь остаться при своём мнении о том, что жизнь отстой. — Когда судьба из раза в раз доказывает тебе это, — хмурится Такемичи, — то ты невольно соглашаешься. — Конечно, ведь куда проще смириться с тем, что по понятиям априори выше тебя, — усмехается Майки, — Ты можешь сколько угодно перекладывать ответственность за свою жизнь на злой рок, колесо фортуны и предначертанный финал. Но я знаю, что не остановлюсь. И тебе лучше не ждать от меня объяснений. Хотя бы потому, что не всё в нашей жизни, чёрт подери, можно объяснить, — сонно бормочет он и еле слышно шикает, — Бесишь. — Судя по твоим словам, ты замахнулся стать моей судьбой? — Ханагаки до крови прикусывает губу. — Возможно, – спустя вечность отвечает Майки. — Что ж, теперь я… понимаю, почему ты не вышвырнул меня. Майки оборачивается и долго смотрит в его глаза – там пелена, как утренний туман, поднявшийся над водой. — Ты странный, но мне с тобой так чертовски просто. Будто я тебя с детства знаю, Такемитчи. — Вот как? — Не думай, что можешь скрыть от меня что-либо. Я всё вижу. — Кроме моей ориентации, — пытается шутить Ханагаки, но от этого "юмора" грёбаного плакать хочется. — У тебя такая же защитная реакция на правду, как у моего брата. Тупые шутки, — Майки беззлобно хмыкает, — Мне всё предельно ясно, Такемитчи. С твоими предпочтениями в особенности. Тебя притягивают неприятности. Но я бы стал лучшей из них. — Точно, — шепнул парень, и Майки на смятой простыни вздрогнул. Ему показалось, что слух подвёл его. Поэтому просто продолжил: — Я понял, что мне не надо притворяться рядом с тобой. Не вижу смысла. Такемичи чувствует, как его тело вспыхивает. Дрожащие пальцы сжимают колени; он пытается держать себя в руках. — Хочу, чтобы ты доверял мне и не боялся быть честным. Я не такой, как твои друзья. А ты… не такой, как все. Я впервые встречаю такого, как ты, — хочет сказать Такемичи, но губы его немеют. Манджиро тоже молчит. Когда Ханагаки полностью собирается с мыслями, то слышит тихое сопение. Шиничиро говорил, что ночью от жара Майки почти не спал и упрямо не принимал таблетки. Видимо, только сейчас, когда пришло долгожданное облегчение, он отключился. Такемичи беспокоит его сдавленное дыхание, поэтому он вновь сводит шторы на окнах и приоткрывает форточку, чтобы разбавить духоту в комнате; бережно поворачивает Манджиро лицом к себе – в полумгле его черты мягкие и утончённые. Глубокие глаза закрыты, его лицо стало совсем нежным. Сано глубоко вдыхает, а Такемичи убеждается в том, что ему правда стало легче дышать. Чувства и мысли перемешались – трепет оттого, что этот парень рядом, необъясним. Его откровенность пугает не меньше серьёзности. Но Такемичи не хочет бежать от всего происходящего. До него не сразу доходит, что вот уже минут пять он просто вслушивается в его дыхание. Не притворяться. Проще сказать, чем сделать. Стоит ему подняться, как цепкая рука ловит за край футболки. — Не уходи… Такемитчи, — шепчет Манджиро сквозь сон. Он впервые знает, что должен делать.