Амазонка

Только выйдя на улицу, Намджун смог сделать полноценный вдох. Вокруг уже сгущалась тьма, но тонкую фигуру вдали от дома он заметил сразу. — Уложил своего омегу спать? Лекарь не нашёл в себе сил ответить. Повода оправдываться не было, как и смысла. Пока Джин приближался вплотную с самой что ни на есть неприятной ухмылкой, все свои силы Намджун направил на сохранение спокойствия. Иногда перчинка в характере омеги не привлекала, а наоборот. — Что молчишь? — Не то время. Извини. Затушил костёр керосином… — Хорошо, — но тон говорил об обратном. — Почему ты злишься? — никак не внимал Намджун между тяжёлыми мгновениями повисшей в воздухе тишины. Та самая безвыходная ситуация, когда не спасёт ни молчание, ни продолжение разговора. — В твоём доме омега, — с притворным спокойствием прояснил ситуацию Джин. — В моём доме человек, который нуждается в помощи. — В твоей кровати. — Я лекарь, Джин. В моей кровати побывали многие по той же причине. И ты об этом хорошо знаешь. Знает. Прекрасно знает. Но не может не злиться. И этому, кстати, тоже есть веская причина. Помимо своего взрывного характера, Джин имеет ещё и весьма тяжёлые периоды по нескольку раз на полгода, как и любой другой омега в их поселении. В эти моменты хочется если не сброситься с обрыва, то хотя бы добиться ласки от близкого человека. Но что, если этот близкий человек занят всеми, но только не им, и в жизнь свою впускать категорически отказывается? Одному богу известно, настолько трудно всё это выносить. — Если так продолжится, то обо мне можешь забыть, — вместо этого отвечает Джин так же холодно. Лекарь, которому лучше бы согласиться и отступить от греха подальше, предупреждения не внял. — Забыть? — вдруг невесело усмехается, а затем заглядывая в глаза с немного озорным непониманием. — А ты у меня есть? Джин опускает взгляд. Следом — переводит дыхание и пытается успокоиться. У него свои вполне оправданные претензии, у Намджуна — свои. И вся беда в том, что ни один из них так и не научился уступать, словно два упёртых барана. — Ладно, — вздыхая. — Ладно… — как же тяжело тушить огонь, когда тебе никак не помогают. На лице Джина проступает явное отчаяние, когда он задирает голову вверх, чтобы сделать пару глубоких вдохов. Прогибаться ему претит его же природа, но что поделать, если иначе никак? Когда возвращает взгляд к лекарю, то уже не может себя сдерживать, и весь его образ вмиг становится уязвимым и несчастным. — Мне плохо. Очень плохо. Меня со дня на день сложит, — наконец-то признается, вызывая у Намджуна кратковременный ступор. Тот даже в лице меняется. — Мне некуда идти, некого попросить о помощи, я… я думал, может сваришь мне каких-нибудь лекарств, чтобы всё прошло незаметно? Намджун совершенно точно не ожидал подобного. Глупый… А ведь все признаки налицо! Ему тотчас становится стыдно от того, что не сложил дважды два и не понял всё сам. Он ведь лекарь, который хорошо осведомлён об особенностях организмов хрупкого пола. В свою защиту вспоминает, что Джин давно не приходил к нему с такой проблемой, зачастую справляясь в одиночку, давно не просил… — Лекарств? — удивляется в голос, потому что это считается уже крайней мерой. — Зачем же лекарства? Это не очень хорошо для организма. Ох, а тут ещё и поселение закрыли на непонятный срок. Не то чтобы Джину грозит какая-нибудь опасность — никто не сдуреет и на части не разорвёт, просто привычка такая — уходить подальше, чтобы не беспокоить лишний раз альф. Одинокие или несовершеннолетние омеги по собственному желанию проводят несколько дней в небольшом домике за поселением, в основном страдая от спазмов и болей. Им требуется много сна, комфорт и безопасность, так что на подхвате всегда кто-то из друзей или родственников. Но если омега не одинокий, как, например, Чимин, то можно оставаться хоть и дома, беспокоясь только о том, чтобы никто не припоминал потом «любовных песен». Вот незадача… Джин внимательно наблюдал за бегающими глазами Намджуна, изо всех сил сдерживая озорную улыбку. Он не врал о своём состоянии, но ему так нравилось смущать сильного и мужественного альфу — загляденье! Причём слишком уж притягательное, потому что Намджун становился донельзя милым в такие моменты. — Тебе, ты… — всё ещё мямлил лекарь рассеянно, не замечая крохотной улыбки. — Можешь остаться у меня. Тут. Со мной. То есть, в моём доме, где я смогу о тебе позаботиться… Но не в этом смысле! — и нервно вскинул руки. Тянуть время и наслаждаться зрелищем было до чёртиков приятно. Джин не сразу ответил, но зато медленно подошёл, напрашиваясь на объятия. И как только Намджун заторможенно обвёл его руками в ответ, приблизился к самому уху и интимно прошептал: — Не могу. В твоей постели омега. Джин резко развернулся и зашагал прочь, оставляя лекаря стоять столбом. Чёрта с два он позволит так неуважительно к себе относиться! Вслед ничего так и не прозвучало, что тоже в стиле Намджуна, но раздражает не меньше! Гений в целительном ремесле, болван в делах любовных. Устало опустившись на ступеньки, Намджун ссутулился и упёрся спиной в деревянный столбик, словно разговор забрал его последние силы. Ночь скрывала в темноте тоскливое выражение лица, виной которому не только собственная глупость, но ещё и так неосторожно брошенные в его сторону слова амазонки. Тэхён ему всю душу наизнанку вывернул всего лишь парой слов. А Джин умудрился добить.

⟩⟩⟩─────⫸

Твёрдое намерение вернуть себе себя нагрянуло с самого утра уже на следующий день после болячки. Остатки головокружения и общее помятое состояние не помешали Тэхёну сбросить покрывало на пол, схватиться на ноги и выпорхнуть вихрем из дома лекаря на свежий воздух. Так больше не могло продолжаться. Его душа — кремень, его сердце — камень, у него есть цель и он будет идти к ней до победного. За дверью его встретило приветливое солнечное утро, которое заставило подставить лицо тёплым лучам и глубоко вдохнуть лесную свежесть. Душа матери-Природы обитала в каждом листике, в каждой капле росы и каждой крупинке земли — он это чувствовал, этим он дышал. Создательница была рядом и охраняла, оберегала. Её замысел невозможно предугадать, но Тэхён понял, что это испытание на выдержку. В племени старейшины говорили, что нет ничего, с чем бы не смог справиться человек, и что все испытания даются по силе духа. Тэхён всегда старался быть первым в стрельбе, работе, охоте, в танцах и даже в одеждах. Всегда пытался выделиться и держать для себя высокую планку, но… по силе ли это? Уединение нашёл на отшибе возле высокого ограждения в тылу, чтоб никто не мешал. Укромное местечко скрывалось невысокими пальмами с разлогими листьями и густой травой, гарантируя тишину и покой. К этой части поселения даже шум детишек не проникал. Первым делом Тэхён стащил с руки деревянную окову и провёл по вспотевшей коже пальцами другой руки. Боли не было. Все повреждения зажили, от самых больших остались небольшие шрамы. Тэхён не умел исцелять физические травмы, как умел Мо, но очень сильно хотел этому научиться. Немногословный старик мало что рассказывал, но одни слова Тэхён запомнил хорошо: нужно чувствовать. В племени он думал, что у него достаточно времени, чтобы разобраться с этим позже. Неусидчивый в силу своего возраста, он предпочитал позаниматься стрельбой из лука, слиться в тренировочном бою с братьями или погонять за косулями. Сейчас жалеет, что пренебрегал советами. «Выкинь из головы ненужное» Это было сложно. Мало того что сердце наполовину утопало в крови, так ещё и отвлекал страх, что кто-то придёт и нарушит его покой. Тэхён сейчас был слишком уязвим, но наиболее готов к погружению в мир родного неизведанного. «Освободи разум» Думал о Мо. О том, как сильно соскучился. — Прости меня, — тысячный раз, но всё равно мало. Выдохнул. Отпустил. (На время) Каждому человеку дарована энергия. Как ею распоряжаться — решает каждый для себя, — всплыли в памяти слова старейшины. Тэхён усмехнулся. Каким же глупцом он был, когда вместо того, чтобы внимательно слушать и внимать, дурачился с братьями. Он ведь и правда думал, что у него будет это потом. Улыбка пропала. В закрытых глазах появилось лёгкое жжение. Хотелось прочувствовать всё снова от и до, но на этот раз правильно, без лишних глаз и ушей, без утешений и сочувствия. Один на один с собой. «Твоё тело способно на большее, чем ты думаешь.» Тэхён часто получал боевые ранения, будь то тренировка в кругу племени или же охота. Любые травмы и боль закаляли тело, укрепляли дух и воспитывали стойкость. Но в тот злополучный день встреча с рысью едва не лишила его жизни. У Тэхёна была глубокая рана — он даже не помнил, кто и как дотащил его обратно в племя. Пребывал уже практически на смертном одре, и по всем законам природы должен был умереть. Но… нет. Его судьбу взяли под контроль, а смерть отогнали, как непрошеную гостью. Глаза Мо, проникшие тогда сквозь бред и угодившие стрелой в сознание, встали на защиту. «Успеешь ещё» — услышал отчётливо и ясно, а затем странная песня, переливающаяся холодным лунным светом на волнах тихой речки, которая мерещилась перед глазами. Там был длинный мост, прокладывающий дорогу по другой берег, утопающий во мгле. Тэхён знал, что путь туда заказан, но успел заметить вдалеке размытые силуэты перед тем, как нырнуть обратно в реальность. Он встал на ноги уже на третьи сутки, а на седьмой день отправился на охоту. Мо обладал даром исцеления, а Тэхён вместо того, чтобы перенять это умение, проживал дни понапрасну. — Если ты здесь, дай мне знак, — прошептал тихо, не особо надеясь на ответ. Может, хоть сейчас, когда он наиболее чувствителен и готов принять ответ? — Если ты меня простил, дай мне знать… Совершенно ничего не менялось и никто не спешил выйти на контакт. Деревья шумели всё так же, птицы пели всё так же, сверчки дребезжали всё так же… Мёртвым здесь не место. А живым не стоит ждать прощения. Уж точно не от них. Иллюзий никаких не было, но разочарование — очень даже. Тэхён обратил внимание на свою руку, которая так и лежала на коленях без изменения. Никакого покалывания или тепла, которыми, по его мнению, должна сопровождаться магия. Ничего. Это огорчало. Глупая затея. Чем бы только ни заняться, лишь бы не думать о том, что на уме без перерыва. Прилёг, откинувшись на спину, уставился на густые кроны деревьев, за которыми не видно даже неба. Вновь закрыл глаза, на этот раз без лишних мыслей. Просто лежал и ни о чём не думал, возвращая душевный покой. Возможно, нужно просто больше времени? И у него практически получилось отключиться от всего лишнего, как вдруг воздух сотряс громкий крик Чимина. Вселенная издевается?.. Тем не менее, никогда не думал, что услышит имя Минсу таким грозным тоном, переходящим в настоящее рычание. Шорох прозвучал сразу с обеих сторон и не менее неожиданно. Один позади, второй — за ограждением. Тэхён бесшумно вскинулся, направив острый взгляд в первую очередь к высоким деревянным колодкам, и замер. У него всполошились все органы чувств, потому что по ту сторону, похоже, кто-то был. — Во что ты превратил наш дом?! Тэхён продолжал всматриваться сквозь тонкие прорехи ограждения, выжидая разглядеть то, чем бы оно ни оказалось. Ему ничего не грозило на этой защищённой территории, но почему-то перехватило дыхание от волнения. — Только появись у меня на глазах, пакостник! — продолжал горлопанить Чимин, и серьёзно, вряд ли кто-то рискнёт сунуться на эту территорию после такого. Шорох позади повлёк шорох за стеной. И в тот же момент, как Тэхён ослабил концентрацию, мелькнуло движение. Не успел рассмотреть, как в поле зрения ворвался виновник папиных нервов. Тэхён сначала даже не узнал из-за обилия всякого хлама на голове, шее, руках и ногах, по испачканному в красках лицу и взлохмаченным волосам (и кого это «пакостник» копировал?), только по мелкому росту и лёгкому аромату душистых трав. Но Минсу, завидев Тэхёна, вовсе не испугался, как должен был по его мнению, вместо этого принял амазонку за единственное спасение и рухнул прямо под ноги, укрываясь за тонким туловищем и пряча голову руками непонятно от чего (вообще-то понятно). Очередной рык Чимина заставил ребёнка шумно задышать и начать поскуливать тонким голосом. Тэхён инстинктивно прикрыл его рукой, а сам вскинул взгляд обратно к ограждению, нутром ощущая наблюдение. Это мог быть тот самый волк, из-за которого поселение закрыли, но Тэхён чувствовал, что по ту сторону что-то иное. И тяжёлое грузное дыхание тому доказательство. Когда Тэхён распознал в щёлочке серый зрачок, сердце оборвалось. Охотничьи инстинкты сработали быстрее, чем страх, и он подался вперёд с отпугивающим рыком. Тварь отскочила и зашуршала в листве, уж очень прытко и резво. Не чувствуя себя в безопасности, Тэхён бездумно подхватил на руки прячущегося Минсу и поспешил к альфам, и не сразу принял во внимание, что выходить к ним с хнычущим, напуганным папиной руганью малышом — дело нехорошее. Но он выбрался в центр улочки и пробежался взглядом по окружающим, не думая ни о чём таком. Первым доверенным лицом в компании альф оказался Юнги, и Тэхён без раздумий ринулся к нему. — За ограждением что-то есть! — он сгрузил ребёнка ему в руки и бросился к стражникам, охраняющим ворота. Сам не знал, зачем, но страх требовал сделать хоть что-то. — Там какая-то тварь! Может быть волк, — пытался объяснить на ходу, заставляя обратить на себя внимание всех остальных, но в тот же момент понял, что не видел шерсти и не чуял запаха. А ведь у каждого животного есть запах — Тэхён хорошо их чувствует… Он сбавил шаг, сбито дыша, и замер на миг. И тут в голову ударила абсолютно бредовая мысль, которая в одно мгновенье лишила остатков разума. У Тэхёна даже кровь в жилах застыла. — Мне нужно посмотреть! Пустите меня туда! Он бросился к воротам, в надежде открыть их и выбежать до того, как его схватят. Шансов не было никаких, так как в одиночку такую громадину не открыть за короткое время, а тут ещё и целая туча альф, но когда Тэхён рассуждал здраво? Естественно, оттащили, естественно, скрутили, переживая за сохранность общины и предотвращая нападение извне. В тот же миг часть альф рассредоточилась вдоль ограждения для проверки территории, поднимаясь на небольшие сторожевые мостики, другая часть направилась за оружием — испуг амазонки без внимания не оставили. А Тэхён никак не мог успокоиться, потому что… потому что… — Ивари! — внезапно заорал он на всю глотку, выпуская весь воздух из лёгких. — Хоноу! Каири! — у него глаза горели диким огнём надежды, и ни одна плохая мысль не смела нарушить эту радость. Запаха нет — это же очевидно! За ним пришли! Его нашли! — Пустите меня! Пустите! — его аж растрясло от накативших чувств. — Это амазонки! Это мои братья! Он не слышал, как другие опровергали его догадки и просили успокоиться, потому что опасно. Он был настолько уверен в своём, что не мог просто так согласиться с очевидным. Ему казалось, что он задыхается. Но от счастья, только от счастья. Образумить не удавалось ни Чимину, ни Намджуну, ни тому самому Юнги. Каждый пытался достучаться, но Тэхён не хотел никого слышать. Он требовал и требовал выпустить его, брыкаясь в крепких руках стражника-альфы. Уже даже доходил до проклятий, потому что время шло, и шанс догнать амазонку, который наверняка не пошёл бы против целого поселения альф, невообразимо быстро таял. — Ничего, — доложил один из альф, возглавляющий экстренный обход территории вдоль ограждения. Тэхён притих только тут. — Возможно, ты спутал с птицей или каким-то животным. Их здесь на каждом шагу… — Это был человек! — Тэхён не видел наверняка, но почему-то в голове само собой утвердилось это мнение. — Пустите меня! Я сам пойду! Пожалуйста! — Успокойся, Тэ, — взмолился Чимин. — Ты не в себе… — Пожалуйста, прошу! — понимая, что сил у него не хватит, чтобы высвободиться, он опустился до мольб, ощущая влагу на глазах. У него в груди жгло болью от того, что сейчас, возможно, кто-то из его братьев отдаляется от него прямо сейчас, а никто вокруг этого не понимает. — Ладно, выпусти его, — взмахнул рукой Юнги. — Мы всё проверили, опасности нет. Пусть выйдет. — Нет, — отрезал Чонгук, наблюдая со стороны. Он не вмешивался, изо всех сил стараясь держаться подальше, будто это могло исправить всю ситуацию и вернуть всё на свои места. — Только так он прекратит истерить. — Я сказал: нет. — Пожалуйста, Чонгук, — ради своей цели Тэхёну не жалко было даже умоляющего взгляда, пусть в каком-то смысле это претило гордости и опускало его в глазах других. Неважно. Точно не о том сейчас думал. В отличие от Чонгука, который чувствовал всё его отчаянье на себе и едва находил силы сохранять непоколебимость. Ни о каких амазонках не могло быть и речи по понятной только ему причине, но он не мог произнести это вслух. То же самое, что вытащить из рукоятки нож и всадить Тэхёну в сердце. Но он чувствовал, что на краю, и что вот он — момент. И всё равно не смог. — Это опасно… — Пожалуйста! В самообладании сплошные трещины от этого взгляда. Вот-вот оно развалится. Сколько же усилий ему стоило продолжать сохранять внешнее хладнокровие, зная, что рано или поздно Тэхёну придётся рассказать правду. Банально хотелось поступить по-человечески хоть где-то. — Если это волки… — Не волки, я видел глаза! Человеческие! — разорванные туши животных… точно братья! — Я уверен, что это кто-то из моего племени. Они не опасные, поверьте мне! Я всё им расскажу, и они никого из вас не тронут! Окружающие были озадачены услышанным, и Тэхён бросил все силы, чтобы убедить их отпустить его. Они и не были против, никому не нравилось удерживать омегу против его воли, но последнее слово всё ещё оставалось за Чонгуком. В конце концов, спустя, казалось, вечность, стражник отступил по немой просьбе ответственного — всё-таки не смог устоять. И вслух выразить не мог, потому что в горле застрял ком. Вина за возможную гибель всех родных Тэхёна подталкивала на беспрецедентные поступки. Тэхён выдохнул, не веря, что ему удалось добиться своего, и более спокойно, но не менее нетерпеливо пошагал к воротам, часть которых уже готовились открыть. — Стоп, — оклик сзади заставил замедлиться и через силу обернуться к Чонгуку, который с очень ярким вопросом смотрел на «освобождённую от неудобств» голую руку. — Я позже всё верну! — лишь бы Чонгук не передумал. У него сердце всколачивало грудную клетку, пока альфы открывали ворота с невообразимо медленной скоростью. Тэхён сходил с ума и метался туда-сюда на месте, не в силах сдерживать бушующий шквал внутри себя. Как только щёлочка в воротах оказалась достаточной для того, чтобы прошмыгнуть, Чонгук вновь осадил: — Не бежать сломя голову и смотреть по сторонам! — всё, что мог сделать в этой ситуации, — следовать по пятам и оберегать от неприятностей. Тэхён сжал зубы, потому что это именно то, что он хотел сделать. Будь проклят этот Чонгук. Тэхён его ненавидит так сильно… Ему не кажется, что за его безопасность переживают — Тэхён сам в силах о себе позаботиться — кажется, Чонгук специально хочет досадить. Нет ничего хуже, чем когда тебя садят на цепь и пытаются контролировать. Тэхён — амазонка — самое независимое существо в бескрайних лесах. И плевать он хотел на приказы. Чонгук вместе с несколькими сопровождающими альфами остаётся далеко позади, потому что Тэхён срывается на бег вдоль ограждения практически сразу, игнорируя злобную ругань, и больше всего на свете хочет наткнуться глазами на знакомое лицо. В этот момент лучше, чтобы никого из альф не было рядом, пусть на сторожевых мостиках и караулят другие. Бежит, не чувствуя земли под ногами, больше всего мечтая увидеть серые зрачки ещё раз, поймать хоть какой-то шорох или движение. Слишком быстро натыкается на ворота опять, теряясь на миг и не желая принимать то, что уже пробежал целый круг и вернулся на предыдущую точку без результатов. Идёт вновь, но уже более тихо и спокойно, всматриваясь и изучая зелёный шум. Ничего. Третий круг тщательный до невозможного, чтобы не упустить никакого следа, даже если это будет сломанная веточка или волосок. Ноль. Принимать поражение — удел слабых. Тэхён идёт на четвёртый круг, не желая слышать, что пора возвращаться обратно. Он игнорирует любого, кто пытается что-то сказать, и упрямо идёт к своей цели. Потому что не может принять поражение, не может просто так распрощаться с надеждой. Она вспыхнула слишком ярко… Ведь кто-то должен быть здесь. Хоть кто-то! На пятом круге Тэхён останавливается приблизительно на том же месте, где заметил движение, изученное десятки раз вдоль и поперёк. Он не может отступить. — Такое бывает… — звучит голос Чонгука за спиной, — когда принимаешь желанное за действительность. Тэхён не хочет его слушать. — Мы слишком далеко от твоего поселения, вряд ли… — Замолчи, — севшим голосом перебивает Тэхён, больше всего на свете желая остаться наедине с собой. — Мне жаль. — Не жаль. Оставь меня. На Тэхёне лица нет, когда он оборачивается. В посеревших глазах дотлевают последние угольки надежды. Для него всё это как контрольный, решающий удар. — Давай вернёмся в поселение и поговорим. — Нам не о чем разговаривать. — Я думаю есть. Тэхён не хочет ничего. Раньше, может быть, и согласился бы на разговор, но не сейчас. Чонгук выбрал самый отвратительный для этого момент. Никак не отреагировав, Тэхён шагнул мимо в направлении к воротам. Только теперь он понял, насколько сглупил, приняв непонятное животное за амазонку. Ради него не станут рисковать всем племенем, да и вряд ли найдут так далеко от дома. Он и впрям сходит с ума, раз смог допустить такую мысль. Ворота за спиной закрылись намертво опять, а Тэхён безжизненно пошагал вглубь посёлка, не обращая внимания на взгляды. Абсолютно все вернулись к своим делам, а Тэхён… ему некуда было возвращаться. Он видел, что Чонгук шёл следом, и хотел попросту забежать внутрь бани и запереться, но не успел: его цапнули за руку и силком увели подальше от лишних глаз, прямиком за угол бани, скрытый в разлогих ветках молодого дерева. — Что ты делаешь?! — любые прикосновения были неприятны, особенно от этого альфы, и Тэхён громко распсиховался, зная наперёд, что только благодаря воплям его отпустят. — Тэхён, не злись на меня. — Я не злюсь, я всем сердцем тебя ненавижу! — Я не должен был делать… многое. В нашей общине так не принято. Пелена слёз мешала увидеть сожаление во взгляде, но Тэхёну и не нужно. Он искал подходящий момент, чтобы улизнуть, всё время выискивая безопасную лазейку, и Чонгуку не осталось ничего другого, кроме как схватить его за шкирку и прижать к стене. — Послушай меня… — Нет, пусти меня! — Тэхён уже готов был заверещать, упираясь до победного, но лишь болезненно заскулил, так не вовремя вскинув больную руку и получив по заслугам вспышкой боли. Чонгук резко отпустил, испугавшись, что Тэхёну больно по его вине, и завис, глядя на то, как тот медленно оседает на землю, сдавленно всхлипывая. Он опять не из-за Чонгука плакал. У Тэхёна было много причин плакать. Но не из-за Чонгука… Сожалеющий взгляд оказался прямо напротив лица, куда омега принципиально не смотрел, опуская голову всё ниже. «Ты никогда не будешь готов, так что просто сделай это», — как же Намджун ошибался с этим «просто». У Чонгука внутри всё скручивало от безошибочного представления будущего после фатальной фразы. Чувство безысходности выжимало из тела всю жизнь. — Я должен кое-что тебе сказать, — шаг первый. В горле ком. На шее удавка. Даже по рукам пробежала дрожь. Не убивай его. Тэхён упрямится, слушать не хочет. Воет уже вслух, сотрясается в рыданиях. Такое чувство, что Чонгук уже всё ему рассказал. Но нет… Представить трудно, что будет после четырёх смертельно ядовитых слов. «Твоего племени больше нет». Рука не поднимается… Словами нельзя убить? Чонгук сомневается. Он не может сказать. Видит бог, не может. И вместо этого обнимает Тэхёна в понятной только для себя попытке извиниться за собственную трусость. Тот практически не сопротивляется, тоже сдаётся. Истерика делает его совсем вареным и вялым. Чонгук садится под стеной и приваливает его к себе, тоже роняя немые слёзы. Едва ли не впервые ему так страшно. Хоть бы Тэхён ничего не заподозрил по сдуревшему сердцу. Болезненный момент. Амазонка цепляет пальцами рубаху, плачет в плечо. Чонгуку больно видеть его таким, больно ощущать свою беспомощность, больно обнимать одной рукой, пока другую холодит остриё правды. Чувство вины заставляет идти на немыслимые поступки, и вот он уже обещает отвести Тэхёна к морю, как только поселение откроют. Утешает, изо всех сил сопротивляясь ощущению неправильности. Бормочет на ухо разные глупости, лишь бы тому стало легче, нежно перебирает прядки волос, ощущая физическую боль от этой запретной близости. Они всё ещё в тылу дома и прячутся от посторонних глаз, что само по себе неправильно. Тэхён никак не реагирует. Плачет. Чонгук понимает, что ему нужно выпустить боль. Может быть, после этого станет хоть немного легче? Он надеется на это. Все попытки держаться друг от друга подальше — вдребезги. Слишком сильное притяжение между этими двумя магнитиками с разных полюсов. Никакая посторонняя сила не может противостоять. Прижимая Тэхёна к себе, Чонгук уверен, что всё ещё борется, не догадываясь, что истратил последнюю жизнь на лодке среди светлячков.

⟩⟩⟩─────⫸

И опять Тэхён затворничал дни напролёт, только в этот раз даже от еды отказывался, словно его отбросило назад в то время, когда он только сюда попал. На уговоры не вёлся, как бы сильно не старались его новые друзья. Многие другие тоже пытались приободрить, в том числе Тэджи со старшим омегой Мораном и пошедший на поправку Чонха, заверивший, что не держит зла. Тэхён затосковал, похоже, хуже, чем когда-либо до этого. Его всячески пытались растормошить: приобщали к делу, угощали сладким вареньем и припасами мёда, даже праздник лишний раз устроили поздно вечером с костром и танцами. Тэхён вроде бы участвовал, а вроде бы и нет. Факт оставался фактом — он превратился в собственную тень. Не приходил только один человек, и пока другие не замечали в этом никакого подвоха, сам Чонгук морально готовился к принятию самого тяжёлого решения в своей жизни. Рано или поздно это должно случиться, и оттягивать больше нет времени. «Чем раньше начнёшь, тем быстрее закончишь» — жаль, что эта закономерность не работает в этой ситуации. Скорее, наоборот. Лучше бы Тэхёну дольше оставаться здесь в неведении, чтобы потихоньку привыкать. Человек ведь ко всему может привыкнуть? Но с каждым днём отвечать на вопросы враньём всё тяжелее. Чонгук должен открыть правду как можно скорее. К этому подталкивал и Намджун, через несколько дней после инцидента попросив аудиенции. Ворота к этому времени открыли, отряд альф прочёсывал окрестности на наличие хищников, чтобы вскоре отправиться за добычей, потому что ждать больше нельзя. Всё то же место у озера, которое выслушивало абсолютно все тайны и было свидетелем многих эмоций. На сокровенном месте и произошёл очередной тяжёлый разговор. — Его рука практически в порядке. Я оставил фиксацию только для того, чтобы он не убежал никуда раньше времени. Мне пришлось ему соврать. — Извини за это. — Не нужно извинений. Просто пообещай, что расскажешь ему всё как можно скорее. Чонгук молчал, мрачно вглядываясь в водную гладь. Весь его вид и взгляд показывали, что он проживает ничуть не лучшие времена, нежели Тэхён. — Дождей уже не так много. Можно и дальше удерживать его неправдой, но ты сам видишь… Время не лечит. Уж точно не амазонок, которые вскоре должны узнать, что у них больше нет племени. Но это была не последняя правда, которая ножом сидела глубоко внутри. Чонгук сражался с самим собой практически каждый день и явно проигрывал. Его жизнь держалась на лжи. Жизнь Тэхёна держалась на лжи. Его семья держалась на лжи. — Он не переживёт. — Переживёт. И мы все ему в этом поможем. — Я не могу. — Можешь. Просто боишься другого. Чонгук содрогнулся от неуместной усмешки, и в этот момент, честное слово, Намджуну хотелось обнять его как можно крепче. У каждого альфы большая ответственность перед общиной, но Чонгуку в последнее время выпало слишком много испытаний. — Кажется, я чувствую к нему что-то… Намджун перевёл внимательный взгляд и положил руку на плечо, прекрасно понимая, как тяжело Чонгуку даются подобные откровения. Даже голос изменился: стал ниже, тише. Конечно, лекарь давно всё понял. Возможно, даже раньше, чем сам Чонгук. Одни только взгляды чего стоят. При чём к обоим относится. — Я знаю, что это неправильно, и я никогда не брошу Чимина и Минсу… — слова давались тяжелее, чем предполагалось. Но держать всё в себе тоже больше не по силам. — Будто мои мысли уже не принадлежат мне. Что мне делать?.. Его беспомощный взгляд вызвал у Намджуна совсем не осуждающую улыбку. — Такое случается, — не стал пугать Намджун и похлопал по спине. Дождался прямого контакта и поджал губы. — Но сейчас послушай меня внимательно: ты в ответе за Чимина и Минсу. Они твоя семья, самые близкие для тебя люди, которые будут с тобой всегда. Подумай хорошо, готов ли ты променять их на то, что вполне может оказаться временным увлечением? Чонгук хмурился, но слушал так, словно от лекаря зависела вся его жизнь. В какой-то мере так и было. В большой мере на самом деле… — Вполне возможно, твой интерес к нему вызван вовсе не теми чувствами, которые ты испытываешь к Чимину. Возможно, добившись, ты потеряешь этот интерес, но уже не сможешь вернуть семью. Прежде, чем принимать решения, ты должен хорошо всё обдумать. И подождать. Чимин не заслуживает того, чтобы с ним так поступали. С последним Чонгук был согласен полностью. Тут всё просто: либо ставишь себя на первое место и говоришь правду, принимая все последствия, либо ставишь на первое место Чимина, продолжая жить как раньше, только уже пряча в душе тяжкий груз, искренне надеясь, что время излечит. — Чувства имеют свойство угасать, особенно если вызваны чем-то ненадёжным. Многие альфы засматриваются на Тэхёна, ты сам это видишь, но, как думаешь, кого они выберут в мужья: дикого и непредсказуемого амазонку, свадьба для которого будет означать отказ от свободы, или надёжного местного омегу, который будет с тобой и в горе и в радости до конца жизни? Чонгук понимал, к чему клонит Намджун, но тот наверняка не представлял, как сложно жить со всем этим. Подождать? Подождёт. Но что-то подсказывало, что правильный ответ на поверхности. Он не боялся испортить жизнь себе, но боялся испортить Чимину. Боялся сделать ему больно. Боялся сделать больно маленькому сыну, увидеть слёзы разочарования в его глазах. Это и останавливало. Но правильно ли скрывать правду? В конце концов, пусть они выросли в лесу, но законы имеют намного человечнее, чем где-либо ещё. Ночь надвигалась неспокойная, прежде всего для сердца, которое не находило себе места. Чонгук много думал — последнее время уже извёл всего себя. Прятался в мастерской Донги, боясь, что все тайны откроют его мрачные глаза. Также считал, что это удел трусливых, но иначе не получалось. Занимал себя тем, что вырезал на луке необычные узоры. Он взялся за работу практически сразу, как только добыл материал. Хотел сделать Тэхёну сюрприз, но теперь уже даже не знал, стоит ли. Это ведь не просто лук, это выглядит как признание? Никогда ещё раньше он так не заморачивался над оружием и тем более его украшением. Даже выудил из запасов несколько драгоценных горных кристаллов, желая дополнить ими рисунок и представляя восторг Тэхёна. Всё это не давало покоя, и казалось, жизнь прежней не станет уже никогда. Минсу уже сопел в маленькой кроватке, подмяв под себя соломенную игрушку, Чимин тоже умостился, но оставил одну свечку зажжённой, дожидаясь прихода мужа. Чонгуку было стыдно возвращаться в собственный дом. Открывшись Намджуну, он словно сам себе признался, и стало страшно от того, как всё вдруг поменялось. Мысли мрачнели, клубились дождливыми тучами. Даже дышать стало тяжелее, когда лёг к Чимину в постель. — Спокойной ночи, — прошептал тот сонно и, повернувшись спиной, задул свечку. Чонгук повернулся к нему и легко обнял, прижимаясь губами к лопатке. Зажмурил глаза сильно-сильно, чтобы в следующую секунду открыть и разрезать устоявшуюся тишину необратимыми словами. — Я поцеловал Тэхёна. Никакого грома среди ясного неба, никакого взрыва и пожара. Хуже. Тишина. Чимин всё слышал, не спал. Но… молчал. Чонгук отстранился, чувствуя, что больше не имеет права прикасаться. Лежать в одной постеле тоже не имеет права. Он сотворил непоправимую ошибку, уже тогда запустил разрушающий процесс, так что нет никакого «подождать». Дело сделано, слово сказано. Здесь не существует понятия «лучше» или «хуже». Существует только «не сделать больнее». И ждать заслуженного приговора. Но тишина уничтожала всё. Чонгук боялся её так сильно, как никогда в жизни. И расстояние между ним и Чимином из мизерного переросло в настоящую пропасть. Тихий всхлип, от которого содрогнулось сердце. А затем ещё тише: — Ты сожалеешь? И вот тут уже настоящий гром среди ясного ночного неба и болезненная вспышка молнии. Оказался не готов… Промолчал. Не смог соврать.