beside you (i'm a loaded gun)

Сынмин просыпается в холодном поту, в оцепенении и с ускоренным сердцебиением в груди. На экране телефона показывает три тридцать утра. Дьявольский час. Блять. Блять. Это, кажется, уже третий случай за неделю? Сынмин тяжело дышит, проводя ладонью вдоль волос и разочарованно смотря вниз на испачканные боксёры. Блять, если кто-то заметит, тогда он точно захочет провалиться под землю. За окном все еще ночь, и единственным освещением в комнате является свет уличного фонаря. В темноте Сынмин видит отвратительно, и, к счастью, мёртвая тишина и отсутствие каких-либо признаков жизни от спящих соседей по комнате облегчают его существование. Отвлекаясь на мерзкое тепло в паху, он медленно спускается со второго этажа кровати и на цыпочках направляется к своему гардеробу, при этом стараясь не издавать ни единого звука. Едва схватив чистую пару боксёров, Сынмин вылетает из комнаты. С каждым шагом в ванную он чувствует, как стремительно сгорает со стыда — тепло в нижней части живота уже должно было стихнуть, но оно все еще продолжает находиться в теле шипящим и рвущимся наружу вулканом, и, несмотря на предыдущий оргазм, член остается наполовину твёрдым. Сынмин хочет удариться головой об ближайшую стену из-за этой посторгазменной дымки в мозгу, в которой находится до сих пор. Возможно, это должно сработать. Это должно сработать. О чем он только думал, видя влажный сон и бесстыдно кончая в боксёры, как какой-то подросток в пубертатный период. И после этого мысль стать погребённым заживо, кажется уже ну очень привлекательной.   Как только Сынмин присматривается к себе в зеркале — все притворства быстро покидают его тело. Щеки моментально краснеют, лоб покрывается лёгкой испариной, а дыхание такое, словно его преследовали: быстрое и неконтролируемое. Свободная футболка сползает с правого плеча, обнажая ключицы, и Сынмин вынужден схватиться за раковину, тем самым сохранив равновесие. Он выглядит так, будто ему приснился потрясающий сон. Он кажется блаженно выебанным. Вздыхая, Сынмин с пустой головой и чувством вины из-за произошедшего снимает с себя боксёры. Ли Минхо.  Теоретически Сынмин знает, что не должен чувствовать себя таким образом. Здесь присутствует чрезмерное количество риска, и парень не любит играть с дьявольской наживкой. Но говорят, что дьявол приходит в отвратительной форме красоты и заманивает свою жертву, казалось бы, лучшими вещами и словами в жизни, а Сынмин — не что иное, как простой человек. Он слаб. Во всем виноват парик, серьезно. Сынмин знает, что это синтетические пучки искусственных волос, которые попросту собраны вместе, поэтому не посчитал нужным уделить особое внимание, когда один из стилистов принёс его. Только бросил мимолетный взгляд, поскольку этот аксессуар, в любом случае, никак не относился к его образу. Так было ровно до того момента, пока Минхо не заявился в этом парике, и это стало совсем не просто обычным париком. — Сынминни, нуна выглядит красивой? — игриво прошептал Минхо, щекоча горячим дыханием ухо и вызывая дрожь вдоль всего позвоночника. Изначальный смысл задумки заключался в шутке, только вот от голоса Минхо по телу пробежался табун мурашек. Какого черта. Он давно не новичок в дразнящей манере общения и словил себя на мысли, что с момента их первой встречи стал жертвой периодических шалостей Минхо. К слову, Сынмину даже знаком характерный игривый блеск в глазах старшего, словно тот использует его в любое подходящее и желаемое время, как игрушку и ничего большего. Тем не менее, ничего не могло подготовить к этому моменту: Минхо стоит в образе и называет себя «нуной», из-за чего Сынмин застывает на месте и ощущает, как стремительно распространяется пламя внизу его живота в тот момент, когда благодаря зеркалу произошёл зрительный контакт с Ли. Минхо невозможно привлекательный. Сынмин все еще думает, что дело в магии парика. По его мнению отныне этот чертов парик является одной из наживок дьявола и подходит Минхо намного лучше, чем можно было представить. Мягкие каштановые локоны гармонично сочетались с прекрасным лицом, тем самым дополняя внешний образ изящными и нежными деталями, словно Сынмину предстояло еще и защищать Минхо. Губы подкрашены светло-красным тинтом и контур немного растушёван по краям, благодаря чему зрительно они становились пухлыми и удивительно мягкими, полными, и господи, неужели при виде Минхо Сынмин действительно настолько теряет разум? Той самой ночью шокированный и обеспокоенный Сынмин обнаруживает, что при пробуждении начинает задыхаться. Становится жарко, и он определённо подавлен сном, в котором участвовал старший. С щеками, мокрыми от слез, Минхо покорно стоял на коленях и отсасывал Сынмину так, словно это все, что ему надо. Во сне парик придавал более невинный вид, оленьи глаза смотрели вверх, в то время как сам Сынмин вбивался в горячий рот. Этого оказалось вполне достаточным для оргазма, обильной кончив в боксёры и последующего пробуждения. Блять, блять, верно подсказывает его сознание. У меня был влажный сон. С участием Минхо-хёна. Вот же блять. К большому огорчению Сынмина (на самом деле, к маленькой радости), нет, это все не закончилось одним сном, а, наоборот, повторилось и в следующий раз. Он проснулся с чувством возбуждения во всем теле и вскоре между своих ног заметил подушку, об которую так нуждающе терся, словно от этого зависела вся его жизнь. Кто знает, возможно так и есть, ведь уже во второй влажный сон Минхо, по-хозяйски уверенно разместившись на коленях Сынмина, кружил бедрами, благодаря чему сам Сынмин снова встретился со звездами. Это ощущалось до невозможности реальным. Минхо крепко цеплялся руками за широкие плечи, усиливая трение о пах, а Сынмин тем временем мертвой хваткой держал парня за талию и старался контролировать происходящую ситуацию. Но вишенкой на торте стала маленькая юбочка с высокой посадкой, которая служила украшением на тонкой талии Минхо. Господи, как же великолепно это выглядело — бедра старшего прижимались к бедрам Сынмина и дрожали от усилий, волосы парика разлохматились, но парик все еще оставался таким же красивым, как и раньше. Прерывистые вздохи наслаждения срывались с припухших губ Минхо, и Сынмин искренне не понимал, что заниматься петтингом подобно похотливым подросткам будет настолько приятно. Но он явно не собирался жаловаться, не в этот момент, когда Минхо, елозя на его бедрах, практически терял себя от удовольствия. — Сынмини, — дрожащим голосом выдохнул Минхо, практически подпрыгивая на коленях. Мягкая кошачья ухмылка появилась на его красивых губах. — В последнее время ты был не очень осторожен, думал, что я не замечу на себе твои взгляды? Сон с Минхо должен был остановить его, но даже капелька вины не помешала Сынмину достигнуть оргазма во второй раз из-за Минхо. Честно говоря, он был еще более огорчён, когда пришел в себя после произошедшего, и черт возьми, это совсем не стоило его позора. Только что подтолкнуло его на третий сон с участием Минхо в очень милом парике — Сынмин не знает. Хотя попытки длительное время держаться подальше от любого контакта с Минхо провалились, но опять же, он действительно жаловался? Если два предыдущих раза были более чем приемлемы, то на этот раз Сынмин потерял абсолютно все нормы морали где-то в глубинах своего сознания, потому что его мысли плыли своим течением. Как еще он мог иначе, когда был почти уверен, что запястья его рук связаны над головой, спина оказалась полностью прижата к матрасу, а Минхо, горячим дыханием обжигая кожу и безжалостно седлая, шептал прямо на ушко: — Сынминни, тебе нравится, когда нуна именно так заботится о тебе? — его голос звучит возбуждающе, и Сынмину хочется разрыдаться. — А я и не знал, что ты, детка, можешь быть таким податливым. Ах, если бы я знал, то давно бы наполнил свою задницу твоим членом. Ты так хорошо ощущаешься в ней, детка. Нуна. Несмотря на то, что это все было сном, Сынмин будто бы на самом деле чувствовал, как двигался член, и пытался сдержать свои бедра от дрожи, так как не хотел, чтобы Минхо останавливался и оставлял его наедине с собой. Если Сынмин не кончит в течение следующих пяти минут, то взорвется пламенем и превратится в пыль. — Детка, посмотри на нуну, — упираясь руками в грудь Сынмина, Минхо насаживается под определенным углом и чувствует всем телом, как член проникает глубже. Они оба стонут от испытываемого ощущения. — В течение недели ты украдкой смотрел на меня, а теперь не можешь поднять глазки? Непослушная детка. Когда Минхо снимает ограничители с запястий, Сынмин просыпается со вздохом и замечает, что боксеры снова влажные. Ох, блять. Собственно говоря, что и приводит его в затруднительное положение в неоправданно ранний утренний час. Член все еще остается твёрдым. Пульсирующим. Даже слишком. Он стягивает с себя одежду и, забравшись в душ, ладонью резко сжимает член, а свободной рукой прикрывает рот, стараясь заглушить стоны и вздохи, срывающиеся с губ. Снова вернувшись к последним трем снам, разум остается в безвыходной ситуации. Сынмин клянется, что никогда ранее не испытывал такого возбуждения, как в данный момент. Появление красивого образа Минхо в голове и ощущений того, как хорошо было чувствовать себя рядом с ним, предостаточно для того, чтобы кончить второй раз за ночь с именем старшего на губах. Густые белесые струи попадают на кафельный пол ванной, грудь вздымается от смеси стыда и удовольствия, и Сынмин бездумно наблюдает за потоками воды, которые смывают сперму в водосток. Он такой выебанный.

◇◇◇

Совсем скоро чувство вины возвращается. На самом деле в момент пробуждения Сынмин вспоминает, что сознательно и добровольно дрочил на Минхо, — на Минхо в парике, — и данное осознание становится похожим на ведро, вылитое на голову. Совесть берет верх над Сынмином. Обычно, он просыпается рано утром, а сейчас хватает одного взгляда на двухъярусную кровать напротив, чтобы понять, что Минхо уже проснулся. Сынмину не хочется рисковать и где-либо пересекаться, не в то время, когда при виде старшего мозг истерично кричит «борись или беги» (на самом деле, «беги»). Вспоминая, Сынмин должен был предположить подобный исход событий, ведь именно он на протяжении всего периода съемок пристально смотрел на красивое тело Минхо. Каждый раз, когда он пытался отвести взгляд, в животе просыпалось ноющее чувство, которое вынуждало снова засматриваться на старшего, похожего на ангела во плоти. Поначалу Сынмин не понимал, почему чувствует это именно по отношению к Минхо, но пламя в груди каждый раз норовило вырваться наружу или сжечь все внутри, если получалось пересечься взглядами. Когда Минхо руками обвил шею Сынмина и по-хозяйски закинул ноги на его бедра, Сынмин изо всех сил старался сдержать самообладание, поскольку было достаточно одного неверного действия, способного разрушить возведенный барьер, который строился ужасно долго. Не спасала даже парная одежда, которая значительно подчеркивала фигуру Минхо, из-за чего Сынмину приходилось отмахиваться от желания крепко схватиться за чужую тонкую талию. Он не первый раз видел Минхо в парике, это происходило и ранее, но каждый раз в легких пропадал воздух, а единственным видом кислорода, в котором была необходимость, становился Минхо. Черт. Поэтому он решает набраться смелости и постараться держаться подальше от старшего. Сынмин знает, что держать Минхо на расстоянии вытянутой руки сложно, но попробовать все-таки стоит, и именно поэтому он намеренно выбирает другую машину для поездок, чтобы вне расписания не сидеть рядом; специально избегает его и даже старается не дышать в его сторону. И если за прошедшие несколько дней другие ребята заметили изменения в поведении Сынмина, то предпочли не акцентировать на этом внимание. Слава Богу. Не проходит и недели после третьего сна, как Сынмин начинает позитивно думать о том, что проделывает хорошую работу в игнорировании, но до тех пор, пока Минхо не хватает его за запястье после тренировки по танцам, тем самым останавливая на месте. — Парни, можете идти, — кивает Минхо остальным мемберам. — Мы еще задержимся. Сынмин попросил помочь ему с хореографией. — Ох, — удивляется Чан и смотрит то на Минхо, то на Сынмина. Но разве Сынмину было недостаточно тренировки? — Не задерживайтесь, ладно? Минхо снова кивает, взглядом провожает мемберов, по очереди покидающих зал, машет рукой и крепко держит Сынмина за запястье. Тем временем Сынмина уже одолевает паника. Дело в том, что он очень плохо переносит чувство вины. Вообще. Это именно то, что ощущается очень остро и съедает до последней крупицы здравомыслия. Поэтому, когда будут возможность и силы признаться, Сынмин сделает это просто потому, что он является таким. А Минхо, загоняющий в угол тренировочного зала, совсем не помогает. — Минхо-хён, — тихо говорит Сынмин и чувствует, как сердце стучит в груди, а запястье печет только от одного чужого прикосновения. — Я ценю твою заботу, но я… правда не… точнее, я очень устал сегодня. Можем ли мы остаться в следующий раз? Голос Минхо, прерывающего Сынмина на середине фразы, звучит удивительно мягко. — Выкладывай. — А? — Сынмин кусает нижнюю губу. Сердце бешено колотится, и, кажется, он вот-вот потеряет сознание в этом зале, который начинает уменьшаться в размерах. Старший прищуривает глаза, и Сынмин сжимается еще сильнее. — Ты избегаешь меня, — констатирует он, не оставляя ни малейшей возможности для оправданий. — Мы не выйдем отсюда, пока ты не объяснишь, что я сделал не так. Ох. Ох, нет. — Я знаю, что по сценарию ведём мы себя как разведённая парочка, но серьёзно, Сынмин, ты же знаешь, что в любое время можешь прийти ко мне и поговорить со мной? — разочарованно и даже больше растерянно продолжает Минхо, и это не очень хорошо укладывается в голове вздрогнувшего Сынмина. — Вот видишь! Твоя реакция дает понять, что я сделал что-то не так. Сынмин сглатывает и моргает, понимая, что не выживет в этом зале. Он скорее умрёт, чем признается в такой мелочи, как… — Я фантазировал о тебе, — громко выпаливает Сынмин, прежде чем успевает сообразить. О боже, о Боже, нет, нет, нет. Сынмин, неугомонная задница, заткнись. — И из-за чувства вины я избегаю тебя, Минхо-хён. Блять. Это он просто? Он сделал это, просто… ох, ох. Пиздец. — Прости меня, — Сынмин задыхается и прячет лицо в ладонях. Раз уже начал говорить об этом, значит, надо довести все до конца, а уже затем встретиться со своей погибелью. После этого можно тактично сбежать. — Просто хён был… таким привлекательным в… в парике, и я не собирался видеть сны с твоим участием, клянусь! Может, всему виной сдерживаемое напряжение… Сейчас он вообще не может понять реакцию Минхо, поэтому приземляется на пол и чувствует стыд и унижение, из-за признания съедающие изнутри. Он чувствует себя преступником, попавшим под милость Минхо. — Я так понимаю, это был не невинный сон, правильно? Сынмин кивнул, сполз еще сильнее и прислонился головой к чёрному дивану рядом, который повидал лучшие дни, полные пота из-за тренировок, особенно когда мокрые задницы приземлялись на него. Но сейчас Сынмину абсолютно наплевать на это, ведь перед его носом смерть машет белым флагом. — Прости меня, Минхо-хён, — голос оттеняет смущение. — Сынмини, хён был хорош собой? — тихо спрашивает Минхо. Сынмин поднимает полный паники взгляд и ощущает в груди разгорающееся пламя, от которого пробегает дрожь по телу. У него нет сил отвести взгляд, а Минхо не собирается проигрывать в гляделки и с легкостью растягивает в улыбке прекрасные губы. — Хён, что… Он смущён и совсем не ожидал увидеть именно такую реакцию. Парень наклоняется над покрасневшим ухом, приглаживает пальцами кожу, что должно странно успокаивать, только вместо этого внутри себя Сынмин чувствует увеличивающийся жар и ускоренное сердцебиение, вместе с этим плечи расслабляются, а из-за прикосновений тело становится податливым. И если Сынмину изначально казалось, что старший может разозлиться и ударить по лицу, то возможность того, что Минхо может нежно смотреть на него, совершенно не приходила в голову. — Я был настолько хорош, Минни? — усмешка озаряется на лице Минхо, и он двигает рукой, чтобы прикоснуться к линии челюсти Сынмина. — Именно поэтому тебе приснился влажный сон со мной? Киму хочется умереть. — Ты был… ты до сих пор… хорошенький. — Очень хорошо звучит, щеночек. Иди ко мне, — выдыхает Минхо.  Он поднимается с пола на место рядом с Минхо, и конечности превращаются в желе, потому что он, черт возьми, не понимает происходящее. Но, опять же, он не может отрицать, что все эти действия с Минхо до сих пор немного (немало) возбуждают. Так как старший до сих пор не настроен враждебно, Сынмин воспринимает это как хороший знак. — Не выгляди таким напуганным, щеночек, — рука успокаивающе опускается на плечо, немного сжимая. — На самом деле я не злюсь, просто польщён. С удивлением на лице Сынмин поворачивается к нему. — Т-ты? — Не каждый же день Ким Сынмин фантазирует обо мне, не говоря уже о влажных снах, — он сдвигает руку на бедро, и Сынмин вздрагивает от прикосновения. Они ничего не делают, просто сидят и разговаривают, хотя один из них уже готов задохнуться. — Теперь, когда мы все решили, и ты знаешь, что я не злюсь, Минни, могу ли я подойти и сесть на тебя? От этого вопроса Сынмин краснеет и с горящими щеками спрашивает: — Что? — Расслабься, — вздыхает Минхо и похлопывает его по спине. — Я не собираюсь тебя принуждать к тому, чего не желаешь. И это причина, по которой спрашиваю у тебя, Сынмин. Добровольное согласие важно. — Я знаю, знаю, — отвечает он, придя в чувства и стараясь побороть желание стукнуть себя по лицу. — Я просто удивлён. На услышанное старший фыркает. — Тебе уже давно должно быть известно, что хён полон сюрпризов, — отвечает он, — или нуна подходит намного больше с тех пор, как тебе настолько сильно понравился мой образ в парике? При упоминании формальности лицо Сынмина покрывается румянцем, и этого оказывается достаточно для того, чтобы распознать появившееся возбуждение внутри его тела. У Минхо такая реакция вызывает поддразнивающий смешок. — Смотрю, это тебе очень нравится. Ах, Сынминни, ты такой непослушный, — комментирует Минхо, и затем… и затем прислоняется к нему еще ближе. Рука Минхо обхватывает затылок Сынмина, тем самым фиксируя на одном месте под собой, и другой рукой проходится вверх и вниз по бедру. Какими бы простыми ни были такие движения, Сынмин уже ощущает жар, разносящийся по телу, и, располагаясь настолько близко к Минхо, успевает просчитать каждую ресничку на глазах. Вскоре его взгляд спускается на покрасневшие губы, и в воздухе застывает встречный вопрос от старшего: — Могу ли я поцеловать тебя? Коротко кивнув, Сынмин сокращает расстояние между ними и, забрав инициативу в свои руки, одним движением руки за подбородок приподнимает голову Минхо. Первое касание губ заставляет вздрогнуть до кончиков пальцев и следом прижать к себе Минхо за воротник настолько сильно, что их тела практически сливаются воедино. Забавно то, насколько губы Ли являются до невозможности мягкими, и что только одному Сынмину в углу тускло освещённой комнаты становится известен этот факт. Такой маленький кусочек информации наводит на мысль, что жизнь сыграла с Сынмином злую шутку. Минхо мягко прикусывает нижнюю губу Сынмина, из-за чего тот только лишь вздыхает, но это дает возможность с рвением проникнуть внутрь и еще сильнее вскружить голову. Рот послушно открывается, и Минхо все больше ощущает ухмылку на чужих губах, вызванную наслаждением получаемой реакции. Старший медленно посасывает язык и, уделяя внимание каждому участку во рту, явно довольствуется всеми тихими звуками, издаваемыми Сынмином. В сознании Сынмина царит полный беспорядок, и он принимает абсолютно все, что дает ему Минхо. Даже больше — если Минхо попросит опуститься на колени, Сынмин сделает это моментально и беспрекословно. Он целуется так, словно пытается ухватиться за жизнь — весь изголодавшийся и беспорядочный, и мокрый. Каждый причмокивающий звук губ вызывает волны возбуждения, которые полностью заполняют сознание Кима, и он с бесстыдным стоном откидывает голову назад, тем самым обнажая шею в тот момент, когда Минхо пальцами вплетается в его волосы и сильно потягивает у корней. Становится еще труднее сдерживать скулеж. — Ох, — на лице Минхо появляется ухмылка, пока он по-хозяйски седлает колени Сынмина, явно получая от этого огромное удовольствие. Руки деликатно приобнимают за шею, зубы покусывают мочку уха, и голос шепчет: — Тебе ведь нравится, Минни? — Н-нет, — Сынмин хмурится и бурчит.  — Ты уверен? Как никто другой он должен знать, что это вызывает приятные ощущения, а улыбка Минхо кажется не невинной, а сладкой. Поэтому следующим запоминающимся моментом становится ладонь, которая снова зарывается в волосы и тянет за них, из-за чего с губ Сынмина срывается новый стон. Блять, это не должно быть настолько хорошо. — Щеночек, не ври мне больше, — бормочет Минхо и, прижавшись губами к шее Сынмина, оставляет на коже легкие поцелуи, которые плавно наливаются багровым цветом. Ким сгибает голову набок, дает больше пространства для поцелуев и вздрагивает всем телом, когда старший начинает посасывать и облизывать изгиб шеи. — Хён, — он все сильнее задыхается и за талию прижимает к себе Минхо, — не оставляй… ах… засосы.  Минхо только протяжно рычит и ухмыляется, когда Сынмин вскрикивает после посасывания чуть ниже уха. Милашка. — Не указывай, что мне нужно делать. — Ты такой раздражающий. — Держу пари, это не то, что ты говорил после сна с моим участием, — та самая дьявольская улыбка озаряет лицо Минхо, когда он отстраняется и, блять, его губы выглядят настолько пухлыми, красными и зацелованными, что Сынмин на мгновение теряет дар речи. — Интересно, что я сделал такого в твоем сне, что ты выглядишь таким смущённым. Разве тебе не понравилось, щеночек? Щеки краснеют, а в животе стыд зарождается приятным образом, чему, собственно говоря, удивляется Сынмин. — Я… я не говорил этого, — выдавливает он, стараясь унять ускоренное сердцебиение. — Ой, мой Сынмини, ты застеснялся? — Минхо практически мурчит. В полумраке зала его глаза лихорадочно блестят. С характерной ухмылкой он проводит указательным пальцем по скуле Сынмина. — Ну же, не хочешь ли ты рассказать хёну о своем сне? Возможно, я смогу воплотить это в реальность, детка. — О господи, — Сынмин чувствует, как начинает кружиться голова. — Прекрати, ты звучишь очень дрянно. Кровь бьет в голову и приливает к лицу Сынмина, что, вероятно, не слишком хорошо для его здоровья. Присутствие Минхо вызывает головокружение, и у младшего не хватит слов, чтобы описать то, насколько ему приятно. Тепло тела Минхо распространяется по Сынмину и напоминает ему печь, рядом с которой он всегда готов греться. И почему-то Минхо, оседлавший колени младшего, чувствует себя так правильно. Сынмин успевает лишь вскрикнуть, когда Минхо приподнимает его за подбородок и впивается в губы. Этот поцелуй короткий и сладкий, создающий контраст с резким и настойчивым поцелуем, случившимся немного ранее. Но Сынмин снова смущается, и его сердце быстро сжимается. — Почему ты так много краснеешь сегодня? — Минхо даже смеет немного посмеяться. — Не могу поверить, что говорю такое, но, вау, ты такой милый, Минни. И если после сказанных слов Сынмин столкнет Минхо со своих коленей, а в ответ получит удар в плечо, силой вплоть до отпечатка на коже, то в любом случае это все останется между ними.

◇◇◇

Будучи натурой, любящей поддразнивания, Минхо решает внести свою лепту в спокойное существование Сынмина. Это далеко не те колоссальные и тщательно продуманные розыгрыши, которые любят придумывать мемберы, а тонкие дразнящие действия Минхо, благодаря которым можно остаться непойманным, и Сынмин знает это очень хорошо. Он знает, что Ли нарочно скидывает свою провокационную фотку в парике, где в кадре немного склоняет голову и смотрит прямо в камеру, из-за чего Сынмин способен описать это только одним словом — соблазнительный. Он знает, что при каждой удобной возможности Минхо якобы невинно потирает его бедро ладонью, включая тот момент, когда они сидят рядом, поэтому во взгляде Сынмина читается явное «пожалуйста-прекрати-иначе-я-могу-сгореть-но-пожалуйста-продолжай-до того как-я-сгорю», но старший его только упрямо игнорирует. Он знает, что Минхо все еще интересно узнать о всех влажных снах, особенно, если он нависает над Сынмином, лежащим на кровати, расцеловывает его шею и шепчет ему на ухо всякие пошлости. Это точно является признаком интереса. — Сынминни, детка, почему же ты молчишь? — Минхо хихикает, оставляя засос возле ключицы и блуждая руками по всему телу. — Я недостаточно хорошо тебя целую? — Ты такой настырный, Минхо-хён, — корчится тот в ответ. — Пожалуйста, заткнись. — Ты кажешься ужасно запыхавшимся для человека, который только что сказал, что я настырный, — в отместку Минхо гладит талию Сынмина, приподнимает футболку и немного оголяет кожу. — Господи, твоя талия. Устроившись поудобнее, он цепочкой поцелуев спускается по животу Сынмина, задирает футболку и открывает обзор на нежную кожу. Блять. Сынмин такой красивый и такой недооцененный, и Минхо решает изменить это. Именно поэтому он ласкает разгоряченную кожу, наслаждается каждым легким вздохом младшего и усмехается, когда слабое и дрожащее «хён» достигает ушей. Сынмин такой потрясающий. — Щеночек, у меня для тебя есть сюрприз, — мурчит Минхо в уголок губ Сынмина. — Джисон-а сказал, что во время записи юнитной песни ты был очень хорош. Мой милый мальчик заслужил небольшую награду, что скажешь? Сможешь подождать меня здесь, м? Ошарашенный Сынмин кивает. — Подожди, а что, если другие заметят? — Остальные ушли, не беспокойся о них, ладно? Я всем сказал, чтобы они сегодня не думали подходить к нашей комнате, даже Хёнджин. К слову, я никому не позволю увидеть тебя таким, Минни, — старший нахально улыбается. — Просто заткнись, о Господи, — Сынмин старается прикрыть покрасневшее лицо. Минхо смеется над реакцией Сынмина и, слегка похлопав его по бедру, выходит из комнаты, тем самым позволяя младшему перевести дыхание и в кучку собрать мысли, которые уже успели улететь в очень интересные места. Целоваться с Минхо чертовски хорошо. Очевидно, он знает свое дело и поэтому после каждой жаркой встречи всегда оставляет Сынмина с эрекцией. Трудно сдерживаться, когда Минхо старается остановить возможность мыслить и связывать слова между собой, все время при этом блуждая руками по телу, и Сынмин готов пламенем сгореть под его прикосновениями. Или же он легко может завестись, но в его защиту можно сказать, что старший слишком хорош во всем. Когда дверь в комнату открывается, Сынмин рукой тянется к спортивным штанам. Он переводит взгляд, чтобы посмотреть, и… блять. Не может быть. Просто не может быть. Ни в коем чертовом случае. Сынмин может поклясться, что, кажется, умудрился на секунду потерять сознание. Это не может быть реальностью. В надежде на то, что картинка перед ним всего лишь какая-либо злая шутка, но Минхо все еще стоит впереди. Сынмину кажется, что он сгорит прямо на этом месте. В дверях стоит такой красивый и нехарактерно застенчивый Минхо. Парик украшает его голову, а Сынмин застывает с открытым ртом. Так вот что за сюрприз был. Ким прерывисто дышит, ощущая себя пойманным в ловушку. Громким эхом раздается щелчок дверного замка, и Минхо идет к нему маленькими шажками, а его волосы, точнее, парик, красиво развеваются на плечах. — Хён, о Боже. — Нуна, — поправляет его Минхо и перебирает в руках подол футболки. — Блять. О Господи, — опираясь на локти, дышит Сынмин и понимает, что не в силах отвести глаз от Минхо. Объект его снов перед ним, и все, что он хочет, так это протянуть руку и прикоснуться. — Хё… н-нуна, ты такая красивая, блять. Минхо хихикает, садится рядом с младшим и проводит рукой по его растрепанным волосам. — Мой муж считает меня красивой? Сынмин оказывается застигнутым врасплох и начинает хлопать ресницами. Муж. Это звучит намного лучше, чем он себе представлял. В груди ощущается легкое стеснение из-за такого прозвища, словно Минхо все время должен был его так называть. Сынмин думает, что был бы не против. Минхо снова забирается на колени, и, прежде чем Сынмин сможет пошевелиться, сцепляет его запястья и фиксирует над головой. Ким сразу же обмякает, хотя Минхо еще не сделал ничего серьезного, конечно, не считая того, что выглядит очень красивым, как и прежде, а уже вызывает такую реакцию. Что же еще, если… — Тебе нравится быть обездвиженным, да? — усмехается Минхо. Его глаза становятся темнее в тот момент, когда он осматривает всего Сынмина. — В следующий раз я свяжу тебя, щеночек. Держу пари, ты будешь красиво извиваться подо мной. — Хён, — парню с трудом удаётся держать себя в руках, но слова Минхо проходятся по нему подобно грузовику на огромной скорости, и он становится таким взволнованным. — Нуна, — снова исправив, старший настойчиво скользит по чужим бедрам, тем самым припоминая об использовании формальностей, и заставляет громко вздохнуть и вскинуть бедра вверх. Черт, это такое приятное ощущение. — Ты собираешься стать моей смертью. — Как иронично, не так ли? — хлопает ресничками Минхо. — Эй, ты не хочешь ничего сказать своей жене, сладкий? Теперь он понимает, почему люди говорят, что дьявол не что иное, как заманчивый порок. Он знает, что Минхо говорит о снах. Но даже с вожделением, царящим в голове, Сынмин все еще достаточно сильно стыдится говорить об этом вслух. А все из-за поддерживаемой репутации, хотя, кажется, он ее потерял в тот момент, когда Минхо, прижав к матрасу, начал медленно ёрзать на его бёдрах, тем самым вызывая еще больше отчаяния. Сынмин позволяет себе засмотреться на манящие формы Минхо, господи, он потрясающий, и дело даже не в парике. Безусловно, это всего лишь маленькое дополнение к внешнему виду, но только от одного вида пухлых губ, влажных из-за слюны, Сынмин может ощутить возбуждение, подобно стреле выстреливающей в живот. Когда старший снова хватает себя за грудь и ласково играется с сосками, Сынмин выгибается в спине и, прикусив нижнюю губу до приятной боли, желая не издавать посторонних звуков. Честно говоря, Минхо не особо рад такому тихому мальчику, поэтому со временем начинает активнее работать бёдрами, и от ощущения трущихся друг о друга членов Сынмин с громким постаныванием заполняет белье. Чувств слишком много, но в это же самое время ужасно мало, и Сынмин практически распадается на части. — Давай, детка, скажи мне, о чем ты фантазировал? — парик защекотал шею Сынмина, когда старший наклонился к уху и прошептал: — Я не буду злиться на тебя, детка. Обещаю. — Я просто стесняюсь. — Не стоит. Это ведь я, хорошо? Переводя дыхание и стараясь сфокусировать зрение, Сынмин видит сладкую и нежную улыбку на губах Минхо. Это помогает успокоить и без того измученные нервы, и Сынмин расслабляется. — Ладно, хм… в первый раз, я трахал твой рот. Минхо стягивает с себя футболку и только мычит в ответ, пока рукавами связывает запястья Сынмина над головой. Он дерзко ухмыляется, видя покрасневшие щеки, и связывает не настолько туго, что младший сможет самостоятельно выбраться, конечно, если захочет. Но только одна мысль о том, что он связан Минхо и зависит от его милости, заставляет обстановку стать более горячей. Мозг уже давно забыл обо всем, что не относится к старшему, и из-за этого Сынмин тонет еще сильнее. Запястья связаны как в последнем сне с Минхо, и по телу Сынмина волной проносится возбуждение, ведь сон становится реальностью. — У тебя красивый член, детка. Если бы завтра у нас не было записи, то я с огромным удовольствием отсосал бы тебе. А пока что тебе придётся смириться с этим, — с целью погладить член Минхо одним движением кладёт свою руку на штаны Сынмина и улавливает громкий стон. — Каким был следующий сон? В попытках сдержать трезвый разум, младший дышит через нос и, чтобы избегать зрительный контакт со старшим, прикрывает глаза. Просто поглаживания рукой кажутся такими приятными, и Сынмин воодушевляется, когда вскоре Минхо большими пальцами проводит по кромке белья. — Ты был… ах, н-нуна была в юбке, и ты терлась об меня, и… ох блять… я проснулся таким нуждающимся, и еще эта подушка между м-моих ног. — В юбке? Почему я не удивлена, что тебе это нравится? — пользуясь случаем, Минхо с ухмылкой оставляет дорожку поцелуев на животе Сынмина и продолжает водить рукой по члену. Голова Сынмина кружится от каждого действия и испытанного ощущения. — Какой непослушный малыш Минни. — Я не виноват, — мямлит Сынмин, наблюдая, как с него снимают штаны. — Ты была такой красивой, нуна. Замечательно, что он прикрыл глаза, и этого достаточно, дабы не заметить, как от услышанной похвалы краснеют кончики ушей Минхо. Однако, когда Минхо на мгновение слезает с колен и тянется за смазкой, Сынмин издает возмущенный звук и распахивает глаза. На одно мгновение сердце Минхо замирает. Господи, Сынмин выглядит таким разбитым. Сынмин знает, что пялиться неприлично, но иначе поступить не может, ведь Минхо в дразнящей манере снимает с себя штаны вместе с бельем и остается в одной футболке. Вся нижняя часть тела оказывается полностью обнаженной, и младший может вдоволь полюбоваться им. Он наполовину возбужден, и Сынмин сглатывает, когда Минхо, обхватив ладонью член, начинает плавно надрачивать. Сынмин не может избавиться от навязчивого желания прикоснуться губами к покрасневшей головке. Она такая красивая, как и весь Минхо, и стремление прикоснуться становится невыносимым, хоть и недостижимым. Когда старший открывает лубрикант и выдавливает жидкость себе на пальцы, глаза Сынмина округляются. Кажется, в этот момент он забывает дышать, на что Минхо ухмыляется, располагается рядом и… — Ох, блять, — выдыхает он и вводит в себя первый палец, стараясь оставаться расслабленным возле коленей Сынмина. — Блять, Минни. В комнате становится невыносимо жарко: Минхо беззастенчиво стонет, хлюпающие звуки смазки не могут перекрыть стоны и эхом разлетаются по комнате. Можно даже не говорить о выражении лица, ведь Сынмин клянётся, что может кончить только от того, как Минхо растягивает самого себя. А этот парик. Он ему очень подходит, и Сынмину легко представить, каким красивым был бы старший под ним. Укладка точно бы превратилась в беспорядок, пока Ким хорошо трахал его до звезд перед глазами. Не в силах больше сдерживать себя, Сынмин просит: — Нуна, я хочу помочь тебе. Пожалуйста. — Так вежливо, детка, — поощряет Минхо и свободной рукой гладит оголенное бедро Сынмина, ухмыляясь, как тот вздрагивает. — Лежишь здесь и выглядишь так потрясающе для меня, да? Я удовлетворю тебя позже, если ты расскажешь мне, о чем был третий сон, детка. В памяти сон воспроизводится подобно фильму, и внезапно Сынмину становится невозможно жарко, словно он сгорит прямо сейчас, здесь, рядом с Минхо. Руки и ноги неожиданно начинают трястись из-за нетерпения, охватившего тело, и Сынмину не хочется ничего, не считая прикосновения старшего, или наоборот. Это его не волнует. Он просто хочет, чтобы тепло Минхо просачивалось сквозь кожу и разжигало огонь, который давно поселился в душе. — Во сне ты связал мои запястья, как и сейчас, — приоткрыв глаза, Сынмин смотрит на Минхо. — И ты оседлал меня. Господи, хён. Ты был таким горячим. Рука Минхо продолжает быстро надрачивать, и он сам внезапно кончает. Осознание, что из-за всей ситуации старший так же переживает, как и сам Сынмин, заставляет почувствовать головокружение — возможно, он уснул, и это всего лишь очередной влажный сон, но только сейчас стоит постараться усерднее, чтобы убедиться в этом. Он настолько возбужден, что мыслить трезво совсем не может. — Я готов, — спустя минуту говорит старший, отыскав бутылочку лубриканта и снова нависнув над Сынмином. — У тебя такой хорошенький член, детка. От ласкания эрекции бедра Сынмина быстро смыкаются, на что Минхо с легким смешком снова раздвигает его ноги. — Милый. Откройся мне, Минни. Сынмин скулит, но слушается и успевает только вздохнуть из-за ощущения легкой прохлады, почувствовав, что старший надевает на него презерватив и распределяет смазку. — Ты готов, щеночек? Предвкушение растекается по венам, и он быстро кивает, окинув взглядом свое возбуждение и Минхо, жадно смотрящего на него. — Я готов, нуна. Это наконец происходит. — Моя хорошенькая детка, — шепчет Минхо, опираясь на бедра Сынмина и медленно опускаясь на его член, который ощущается так же прекрасно, как и выглядит. Его хватает для того, чтобы старший чувствовал себя абсолютно наполненным. Судорожно выдохнув и привыкнув, Минхо нежно касается подбородка Сынмина и посмеивается. — Эй, не забывай дышать, ладно? — И-извини, — шепчет младший и немного двигает бедрами, из-за чего сам Минхо почти готов задохнуться. — Так здорово ощущаешься, ох. Так безумно горячо, хё… нуна. — Ты так хорошо наполняешь меня, Сынминни. Скажешь мне, если будет слишком много, ладно? Могу начинать двигаться? Сынмин кивает и громко стонет, на что получает нежный поцелуй в губы. Минхо приподнимает бедра, оставляя внутри только головку, и одним плавным движением опускается вниз. Удовольствие крупицами покалывает в венах, когда Минхо усердно седлает, на члене подпрыгивает вверх и вниз и довольно выдыхает, словно это единственное, в чем он сейчас нуждается. Сынмин чувствует себя не лучше — его губы приоткрываются в безмолвном стоне, дыхание становится тяжелым, но периодически переходит в скулеж. Все настолько приятно, что Сынмин совсем не уверен в том, получится ли у него прийти в себя и вернуться в прежнюю жизнь с осознанием того, что они идеально дополняют друг друга подобно кусочкам пазла. Подняв взгляд вверх, Сынмин замечает, как с каждым движением локоны парика разлетаются в стороны, и гримасничает от удовольствия. Его дыхание снова перехватывает. Черт. Минхо невероятно красивый, и Сынмину сложно подобрать подходящие слова, чтобы описать его красоту. Минхо сияет так, как свойственно именно ему, и его красота легко просачивается сквозь всевозможные трещины во внешней якобы беззастенчивой злобе, но Сынмин знает, что это всего лишь воздвигнутый фасад. — Ах, детка, нуне так хорошо, — выдыхает Минхо и немного смещается в сторону, из-за чего член Сынмина погружается глубже и под правильным углом задевает простату. Этого достаточно для того, чтобы перед глазами Минхо появились звезды. Сынмину достаточно наблюдения за тем, как Минхо старательно двигается на нем и скачет, что с каждым движением член взмывает в воздух. Узел в животе младшего постепенно стягивается все сильнее, и он знает, что каждый стон или рык подливает масла в огонь.  — Нуна, пожалуйста, — мямлит Сынмин. — Позволь мне двигаться, пожалуйста. Я хочу чтобы, ах, чтобы ты почувствовала себя хорошо. Минхо наклоняется, нежно гладит его по волосам и слегка тянет за прядки. — Ты был очень послушным мальчиком, так ведь, щеночек? Давай же, трахни нуну, как тебе нравится, ах! Его слова переходят на стон, когда Сынмин ногами упирается в матрас и резко приподнимается. Их движения встречаются на половине пути, и тело Минхо растворяется от удовольствия. Сынмин начинает вбиваться в его тело с таким большим рвением, что Ли, кажется, готов позволить ему самому сделать всю работу, особенно каждый раз, когда он попадает по простате. Но ему есть что еще показать. — Так замечательно наполняешь меня, Минни. Ты всегда, ах… хорош во всем. Такой прилежный, трудолюбивый, что заставляешь нуну гордиться тобой. Ты знаешь об этом? — Сынмин лишь стонет в ответ. Его глаза прикрываются от переизбытка чувств, возникающих от каждой малейшей стимуляции. Если Минхо продолжит разговаривать таким образом, Сынмин долго не продержится. — Ты мой прекрасный мальчик, — мягко мурчит Минхо и оставляет цепочку поцелуев на его шее. Для ощущения нарастающего напряжения, царящего в животе, Сынмину не требуется много времени. Ему хотелось бы сдержаться, чтобы Минхо чувствовал его в себе как можно дольше, но это вряд ли получится. — Я… я, о Господи, Минхо-хён, пожалуйста, блять, — Сынмин знает, что говорит абсолютно невнятно, и узел внутри живота угрожает развязаться в любой момент. — Я на пределе. — Ты замечательно постарался, Минни, — говорит Минхо, а затем мягко шепчет: — Кончи для меня, щеночек. Благодаря похвале Минхо и движению его бедер, оргазм настигает Сынмина подобно волне. Он ощущает его подобно судороге во всем теле и наступлению кульминации. Спина выгибается, связанные руки сжимаются в кулаки, а громкий стон наполняет всю комнату. Сердцебиение слышно в ушах, и Сынмин буквально скулит от обострившейся чувствительности, так как Минхо, доводя себя до финала, продолжает двигать бедрами. Он обхватывает член и быстро надрачивает, одновременно с этим жадно подпрыгивая на Сынмине. Из легких крик практически вырывается, и Минхо быстро кончает, пачкая себя и живот младшего. Он медленно качается на бедрах, тяжело вздыхает и чувствует чрезмерную стимуляцию. — Ты в порядке, щеночек? — развязав Сынмина и стянув использованный презерватив, спрашивает Минхо и запросто ложится рядом. У Сынмина хватает сил только что-то промычать и довольно улыбнуться, из-за чего сердце Минхо замирает. Своей футболкой Минхо вытирает себя и живот Сынмина, а затем, не глядя, кидает ее в сторону корзины для мусора. Даже если футболка не долетела, то он уберет ее попозже. А Сейчас ему есть с кем обняться, укрыться одеялом и согреться. — Ты отлично постарался, Сынмини. Прежде чем провалиться в сон, это последнее, что понимает Сынмин, ведь его разум все еще находится в посторгазменном состоянии.

◇◇◇

— Так вот… — начинает Минхо, — что еще помимо парика, связывания и кинка на похвалу, а? — Заткнись! — Сынмин почти бросает в него книгу, удерживаемую в руках. Это будет жестоко, но, по крайней мере, заставит Минхо закрыть рот. — К слову, я бы не назвал это связыванием. Ты использовал мою футболку, кстати, между прочим, мою несчастную футболку. И связал достаточно свободно, чтобы я смог вытащить руки… — Но ты не сделал этого, — Минхо с ухмылкой перебивает, и Сынмину хочется стереть ее с лица старшего. Желательно губами. — И я не слышал, чтобы ты начал жаловаться, когда я сказал, что в следующий раз свяжу тебя по-настоящему, Минни. Для красных ушей Сынмина достаточно только одной мысли о том, что Минхо свяжет его. Он старается спрятаться за подушкой, но это особо не поможет, если учитывать, что сам старший сидит рядом. Серьезно, Минхо вредит его здоровью, потому что продолжает нервировать, словно это его работа. Они уже полностью одеты после своих… предыдущих действий, но под предлогом отдыха Минхо не отпускает Сынмина никуда дальше кровати. Тем не менее, сам Сынмин не жалуется, ведь в течение нескольких следующих часов получает особое отношение от Минхо. — И ты мне это говоришь? — прищурившись, спрашивает он. — Моя жена, да? Наступает очередь Минхо краснеть, и Сынмин хихикает, видя, как быстро краснеют кончики ушей. — Ким Сынмин, замолчи, иначе… — Иначе что, нуна? — Кастрирую тебя, — заявляет Минхо и, бросившись на Сынмина, пытается удержать на месте его руки. Сразу же после этого начинается беспорядочное хихиканье, и, в конце концов, Минхо снова прижимает его к кровати и смеется, когда младший, замерев, смотрит на него большими глазами и послушно лежит на месте. — Видишь, что я имею в виду, — замечает Минхо, нависая сверху. — В тот момент, когда тебя кто-то удерживает, ты уже весь краснеешь… Внезапно распахивается дверь, и из-за внезапного вторжения они оба замирают, поворачивают головы и видят Хёнджина, у которого, в свою очередь, шокированное выражение лица. — Что я только что натворил? — спрашивает он, пятясь обратно к двери и переводя взгляд с одного на другого. — Я что-то упустил? Боже мой. Когда Минхо меняет положение, Сынмин понимает, в каком пикантном положении они находятся, и румянец растекается вниз по шее. Минхо решает остаться на бедрах и продолжает держать руки Сынмина над его головой. Он тоже был бы в шоке, если бы увидел кого-то в аналогичном положении. — Беги, — тихо говорит Минхо. — Даю тебе три секунды на бегство, Хван Хёнджин. — Что? — Три. — Ты… — Две. — Это несправедливо, это и моя комната тоже… — Эхек! — Хёнджин вылетает из комнаты и захлопывает за собой дверь. Сынмин недоуменно моргает и хихикает. — Что это было? — Эх, пусть бежит, — усмехается Минхо. Наслаждаясь временем, проводимым со старшим, Сынмин дерзко улыбается, но чувствует, как тот прикладывает больше сил, чтобы удержать его на месте, и улыбка постепенно сходит на нет. Минхо рисует узоры на щеке Сынмина, и по коже младшего бегут мурашки. Это неожиданно. К тому времени, когда Минхо перестает ласкать, Сынмин успевает запыхаться. На его скулах расцветает новый румянец, а Минхо шепчет: — Так на чем мы остановились?