Давай мы с тобой сыграем в прятки

🎶 Halsey — Control

Дни, последовавшие за тем роковым разговором с матерью, демон проводил в хмельном саморазложении, а ночи — в беспокойном сне. Его то и дело будили кошмары, в которых за ним приходил отряд в кровавых плащах и без суда и следствия утаскивал в горящие адским пламенем подвалы преисподней. В этих кошмарах неизменно присутствовали две женщины, абсолютно одинаковые на лицо. Их грудной, безжалостный смех раздирал уши, поднимал на коже не мурашки — кипящие волдыри. Альхена и Лайя, как всегда, были воплощением физического совершенства, но он задыхался в их присутствии от паров парализующего яда. — Ты ничтожество, Ноэ! Вот почему я кинула тебя! — говорила одна, и даже черная вуаль не могла скрыть желчной улыбки на пухлых алых губах. — Даже я высший демон. А ты? — захохотала другая. Они существовали только для того, чтобы вымотать его душу и нервы. Довести до отчаяния, до безумия. Заставить добровольно шагнуть в небытие. Днем призраки изгонялись крепким алкоголем. Ноэ даже нравилось это состояние умиротворяющего безразличия, качающего его, словно лодочку на чистой спокойной воде. Но ночью мозг обмануть не получалось. Бет пыталась прорваться сквозь воздвигнутые железобетонные стены — Ноэ прогонял ее. Сейчас он не хотел никого видеть, шевелить языком, выталкивая из горла слова. Эти действия казались чересчур трудозатратными, а он и так истратил себя. На Аль, на Лайю, на удержание собственного эго на поверхности зыбкой трясины высшего света — ничего себе не осталось. В зеркалах он отныне видел себя, но будто незнакомого себя. До боли в висках всматривался в яркую зеленую радужку левого глаза и пытался представить, как выглядел его биологический отец, какие еще черты он от него унаследовал. Мама говорила — очаровательную улыбку, которая теплотой способна была прогнать осенний озноб. Неужели из-за этой улыбки она боролась за их общего ребенка, рискуя всем, что имеет? Нет, он никогда не должен был рождаться, чтобы не чувствовать эту дерущую изнутри несправедливость, не ощущать себя обузой для всех. Это зеленое пятно на лице отныне будет проклятием, насмешкой судьбы, напоминанием о том, что он никто в этом мире. Только спустя неделю Ноэ с горечью признался опустевшему бокалу, что лучше быть похожим на кого угодно, лишь бы не на Карнивана. Отсутствие родства с этим придурком многое объясняло и даже успокаивало совесть. Ноэ с легкостью простил себе презрение, ненависть, злобу и обиду. Дедулю, который втихую играл против него, тоже хотелось вычеркнуть из родословной, выжечь эти гены раскаленной кочергой. Но отрекись он от Прокула, это означало бы, что он отрекся от мамы. А ее он не мог выдрать из сердца: она была единственным гвоздем, прибивающим пульсирующий орган к грудине. Выдерешь — оно покатится прямиком в ад. В тот вечер Бет говорила осторожно и тихо, дрожащим голосом вытаскивая на свет бесценные сокровища, припрятанные в темном чулане до подходящих времен. Она почти не знала людей. Видела лишь в моменте, замершем в красной фоторамке войны. О мирной жизни судила только по рассказам Кристофа. Ему было всего двадцать три. У Ноэ в этом возрасте в голове ветер свистел, а мальчики на Земле взрослели быстро. Предки Кристофа никогда не принадлежали к буржуазии, сам он за два года до войны устроился обувщиком на небольшую фабрику в пригороде Парижа Сен-Дени. Ему нравилась профессия, и он мечтал однажды начать собственное дело в городе, который воспевал капитализм и роскошь, благоволил становлению среднего класса. Бет хорошо запомнила, что Кристоф обещал сшить для нее самые красивые туфли, а она радовалась так, будто у нее в жизни не было ни единой пары. Наверно, со стороны Ноэ это было цинично, но он тогда подумал, что неспроста питает слабость к хорошей обуви: гены на лавке не забудешь. Мама рассказывала про далекий Париж так, будто сама жила там. В войну город вступил при полном параде. Он утопал в садах, открытые веранды кафе кокетливо смотрели на прохожих, маня зайти и выпить чашечку свежесваренного кофе. На бульваре Осман галерея Лафайет открыла для гостей свой торговый центр, поражающий в самое сердце переливающейся куполообразной крышей. Огюст Перре закончил сотворение Театра Елисейских полей. В Париже вырастали киностудии, в галереях выставляли свои картины Пабло Пикассо и Жорж Брак. Город блистал, пах дорогими духами, выгуливал богатых дам в изысканных нарядах. По улицам ездили машины; уже не встретить было омнибусов и лошадиного навоза под ногами. Из-за каждого угла слышалось модное слово «модерн». Где-то на тихих задворках сказочного города, словно заметенные под дорогóй шелковый ковер, еще чернели трущобы из брезента и картона; нищие жили в развалюхах, не имея никаких условий, но Кристоф верил, что все они стоят на пороге чего-то нового, лучшего. Время несет их в прекрасное будущее. Вероятно, молодой француз очаровал маму подвешенным языком и неуемным оптимизмом величиной с Эйфелеву башню. Ноэ уже бывал во Франции — возможно, ходил теми же улицами, что и отец — и, конечно, слышал эти забавные легенды про лучших в мире любовников. Недаром же бесу было сказано, что он плод любви. А он не верил ни в какую любовь! И упаси Дьявол его самого когда-нибудь так плодоносить! Ни к чему хорошему это не ведет. Так, в хандре, бежали дни и ночи. В те недолгие минуты, когда концентрация алкоголя в крови снижалась, Ноэ пытался мыслить здраво. Думал, в какое русло направить теперь свою жалкую жизнь, чем заняться, к чему устремиться. Двадцать лет он потратил на бесполезные поиски, хотел исправить ошибку, чтобы попытать счастья вновь, но оказалось, что счастье пытало его. Временами демон вспоминал о Лайе. По сути, она была ему никем, что бы он там себе ни придумал. Но для такого беглого знакомства она заняла слишком много жилплощади в сердце и голове. Ноэ представлял, как она живет там одна, среди тех, кто ей не ровня. Покинула ли свой провинциальный Лэствилл и отправилась штурмовать города покрупнее или, наоборот, забилась в угол и сидит там, как мышь? Он все еще хотел увидеть ее, спросить, какие планы на ближайшие лет сто, но не находил сил на дрязги с системой, переехавшей его поездом Париж — Сен-Жермен-ан-Ле. Да и не собирался Ноэ навязывать высшей демонице такого несовершенного себя! Он уже рассмотрел все возможные варианты — ни на Земле, ни в Темном мире «долго и счастливо» у них не случится. Да и кто вообще сказал, что она его ждет? Нет, он лучше будет жить с котом. Правда, и о нем Ноэ не был в состоянии позаботиться. Даже Сириус по интонации кошачьего «мяу» уже понимала, когда тот хочет жрать, и открывала ему холодильник. Черный оболтус запрыгивал на полки и выбирал себе обед. Господин Локид был никому не нужен.

***

Каждый уважающий себя американец регулярно посещает сеансы психотерапии, причем с предвкушением и удовольствием. Не сказать чтобы у Лайи Бернелл было на это много времени, но иногда она находила в своем каторжном графике пару часов, чтобы полежать на кушетке в кабинете мистера Дугласа и выговориться. Советы опытного профессора часто помогали не догореть до основания, как спичка, или не выплеснуться вулканом раздражения на случайную попутчицу в переполненном трамвае. После того, как Лайю вернули на Землю, она почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Хотелось дышать, но не получалось, потому что легкие разучились добывать из воздуха кислород. Здесь все казалось чужим и непривычным, и девушку накрывало тотальным отчаянием от того, как обозлился на нее земной мир. — Лайя, милая! — Соседка миссис Эдвардс просунула нос в дверную щель в тот момент, когда Лайя со злостью пнула дверь своей съемной квартиры. Не было ни ключей, ни мобильного. Как теперь добраться до собственной кровати? — Я уж переживала, ты уехала с концами. Пожилая женщина выпорхнула на лестничную площадку, поплотнее запахивая теплую накидку. В ее выцветших зрачках, увеличенных через толстые линзы очков, вспыхнул живой огонек. Наверно, за месяц здесь не случилось ничего знаменательного, и возвращение мисс Бернелл теперь претендовало на главную полосу в местной газете. — Кажется, я сумку оставила… на работе, — пробормотала Лайя, пытаясь объяснить всплеск эмоций. — Ох-ох-ох! — запричитала миссис Эдвардс. — Что же ты будешь в подъезде стоять? Пойдем ко мне! Лайя зашла в уже знакомую квартиру. Здесь пахло лекарствами и кошачьим лотком, а сам повелитель аромата лежал на обувной тумбе, пристроив под пушистый зад хозяйскую шаль. На шкафу в прихожей все так же не до конца закрывалась одна створка из-за расшатавшихся петель. Дому всегда нужны два укротителя: мужчина и женщина — порядок и уют. А в жилище миссис Эдвардс отчетливо чувствовался недостаток мужской руки. Впрочем, как и в жилище Лайи, ведь карниз в спальне покосился еще в начале зимы и нервировал внутреннего перфекциониста. — Чаю? — предложила хозяйка. Лайя молча кивнула и прошла на кухню. — Можно позвонить? — помявшись, спросила она. Миссис Эдвардс пожала плечами и протянула девушке свой смартфон. Забежав в ванную комнату, Лайя набрала номер арендодателя и сообщила, что потеряла комплект ключей. Следующую свою квартиру она обязательно снимет через агентство, а не по знакомству. Мисс Хотч была теткой одной из одногруппниц Лайи и на редкость противной особой. Несмотря на свой еще вполне молодой возраст, она ворчала, как семидесятилетняя старуха, и от нее за год сбегал уже четвертый мужик. Лайя знала об этом потому, что в эти периоды мегера особенно активно начинала терроризировать Лайю и даже жаловалась ей на жизнь. В этот раз мисс Хотч вновь обрушила на голову девушки гневную тираду и приказала выметаться, потому что срок уплаты истек еще вчера. Она уже подала новое объявление и сегодня вечером после работы выкинет из окна все личные вещи квартирантки. — Я заплачу! Дайте мне, пожалуйста, ключи! — повысила голос Лайя и сразу же пустила воду мощным напором, чтобы не посвящать соседку в личные проблемы. — Я не хочу больше иметь дело с такими нахалками, как ты! — отрезала мисс Хотч. — Ну и идите к черту! — проорала Лайя и бросила трубку. Даже полегчало. В конце концов, это не последняя квартира в Лэствилле, хоть и недорогая. Но минусов было больше: неудобное расположение, бесконечные проверки, обременительная забота об огромном ведре с фикусом Бенджамина, который хозяйка никак не могла забрать себе или хотя бы всучить обратно этому Бенджамину. После разговора с мисс Хотч Лайя позвонила в галерею и попросила к телефону мистера Брауна. Того, как обычно, не оказалось на месте, но Кэти — экскурсовод — узнала Лайю по голосу и с сожалением сказала, что реставратор уволена за прогулы. Директор обещал быть в черверг с утра, и можно попробовать поймать его в этот день. В секретариате университета сообщили, что фамилия Бернелл значится в списках на отчисление. Если студентка планирует продолжать обучение, то ей срочно нужно подойти в деканат и предоставить документы, подтверждающие уважительную причину длительного отсутствия. Ну а какие у нее причины? Это полная жопа, думала Лайя, плеская в лицо ледяной воды. Мир, который худо-бедно был ей приютом целых двадцать лет, всего за месяц отсутствия вычеркнул ее из своих хроник. В один миг она лишилась и жилья, и работы, и, судя по всему, бюджетного места в университете, потому что похищение демоном вряд ли можно было указать в качестве уважительной причины для прогулов. Позже, прихлебывая мятный чай за тесным столом миссис Эдвардс, Лайя услышала хлопок с улицы и подошла к окну. Внизу на отмостке у дома лежал ее модный, пластиковый, собственноручно расписанный акриловыми красками чемодан. Уже расколотый. Лайя выбежала и позвонила в дверь квартиры. Мегера вышла с вклокоченными — на этот раз рыжими — волосами, а в руках у нее был ящик с художественными принадлежностями, который, очевидно, должен был полететь из окна следующим. — Явилась? — ядовито выплюнула она. Лайя отняла у нее свои инструменты и бросилась в квартиру. Они обе громко кричали и ругались. Обычно дипломатичная Лайя наконец дала волю гневу, а опомнилась, когда осталась одна на площадке на груде пожитков, в центре которой гордо возвышался мольберт. Миссис Эдвардс предложила девушке приют. Было до ужаса неловко стеснять пожилую женщину, но податься на ночь глядя Лайе было некуда. Она клятвенно заверила, что это максимум на неделю и она вскоре решит свои проблемы, хотя самой в это верилось с трудом. Уснуть этой ночью Лайя так и не смогла. Измученная бессоницей, она встала, откупорила бутылку вина, которая тоже успела съехать со злополучной квартиры, и спустилась вниз. Тихая улочка тонула в мягком, желтом свете старинных фонарей, а небо повисло сверху плотным темно-синим одеялом. Ночь стояла теплая и бездыханная. Это что-то из Ван Гога, думала Лайя, только звезды заменили на плафоны из матового стекла. Все порядочные люди в это время уже спали, и лишь в редком окне можно было разглядеть свет. Лайя опустилась на скамейку у подъезда и приложилась к горлышку бутылки. За что ей все это? Плата за роскошь, в которой ее содержал господин Локид? У нее не было пунктика на богатых мужчин, как у ее подружки Дженни, и быть содержанкой она не мечтала. А может, это наказание за то, что отказалась от предложения темных? Сам Дьявол разгневался на Лайю Бернелл и посылает испытания! И вот такая, несчастная и разбитая, следующим утром она плюхнулась на кушетку мистера Дугласа, чтобы вывалить на его повидавшие жизнь седины все то, что с ней произошло. Благо сеансы ей частично покрывались медицинской страховкой, и сумму в сорок долларов Лайя сочла приемлемой платой за то, чтобы вымести мусор из души. Сначала она жаловалась на проблемы с учебой и работой, а потом — вероятно, только потому, что ночь провела в компании дешевого чилийского вина, — поведала и о том, что с ней стряслось за месяц отсутствия. Красочно, во всех подробностях. Даже не умолчала о греховной связи с демоном и о том, что теперь и сама является бессмертной. Сорок долларов себя полностью оправдали. Мистер Дуглас всерьез обеспокоился ее ментальным здоровьем и выписал направление к психиатру, а тот выявил у Лайи большое депрессивное расстройство. Ей были назначены антидепрессанты и рекомендована арт-терапия. Все это было бы настоящим театром абсурда, если бы не заветная справка — теперь у Лайи появилась уважительная причина, почему она динамила лекции. Большое депрессивное расстройство — это не шутки. И если в деканате в итоге ей пошли навстречу и даже посочувствовали (у кого, в конце концов, не бывает нервных срывов в наше нелегкое время?), то хозяин галереи мистер Браун отличился железной принципиальностью. На него такие уловки не подействовали. — Это неуважение к работе и коллективу, Лайя! — коротко сказал он. — Место уже занято, и я не приму тебя обратно. Но хоть расчет она получила. Черт с ней, с этой галереей! Работные сайты полнятся вакансиями, и какой-нибудь официанткой она всегда сможет устроиться. Хорошие новости тоже были. Через три дня после возвращения, именно в тот самый четверг, когда она заявилась в галерею поговорить с мистером Брауном, одевшись в белый деловой костюм, из нее полились месячные, как благодатный дождь посреди пустыни. Лайя так обрадовалась, что даже не расстроилась. Благо в сумочке на такие случаи она всегда носила два стретегически припасенных тампона. Итого, хотя бы одна проблема самоликвидировалась. Появиться на лекциях после длительного отсутствия было страшно. Лайя шла по коридору, и ей казалось, что все вокруг кидают на нее косые взгляды и шепчутся за спиной. Она постояла в стороне от своей группы и юркнула в аудиторию в самый последний момент, занимая место на задних рядах с самого края. Но не тут-то было! Перебежав пол-аудитории, к ней подсела Дженни, окутав душащим облаком нового нишевого парфюма. — Вот так здрасти! — присвистнула она и погремела наручными браслетами. — Кого это к нам занесло? — Привет! — буркнула Лайя, открывая тетрадь по мировой художественной культуре. — Ты где была, подруга? — шепнула Джен. — Отлучалась по делам. — И не расскажешь? Миссис Тернер вонзила в Лайю колючий взгляд — она умела угрожать безмолвно — и начала монотонно зачитывать материал лекции. Лайя заскребла ручкой по листу, с невиданной прилежностью конспектируя каждое слово. — Дженни, дашь конспекты скопировать? — прошептала она, когда женщина отвернулась к доске. — Попроси Джастина, — хмыкнула подруга. — Он с радостью тебе даст.

🎶 Robot Koch (feat. Nilu) — Drift

Жизнь постепенно входила в привычное русло. Лайя усердно готовилась к сессии и сдавала предметы, устроилась официанткой в бар «Дабл Дарк». Ей там даже нравилось: уютный лофт старой доброй Америки с его индустриальным декором, живая музыка по выходным и щедрые чаевые «за красивые глаза». Хозяин Лайе симпатизировал за то, что она не отказывалась выходить в свои выходные и успевала обслуживать больше столиков, чем ее коллеги. Лайя тоже была собой довольна: в этой беготне не оставляла себе ни минуты на то, чтобы пожалеть о прошлом или подумать о настоящем. Она нашла себе новую квартиру. Правда, миссис Эдвардс пришлось потерпеть гостью целых три недели, но Лайя в благодарность оставила ей весь заработанный в баре аванс, а еще тщательно блюла чистоту кошачьего лотка. Последнее, скорее, для себя. Теперь она жила в шаговой доступности от универа, а по утрам ее будило солнце, встающее за рекой. Так прошло два летних месяца. Она не хотела признаваться себе, но каждый день с момента возвращения ждала появления Ноэ. Сердце замирало, когда где-нибудь в толпе мелькала белокурая голова. А время шло — ее никто не спрашивал и не искал, никто не врывался в скучную жизнь и не утаскивал на сказочную виллу. Месяц назад она сняла его кулон. Да потому что невыносимо было видеть это напоминание! Невыносимо ждать, когда он придет. Горькая реальность все чаще подкрадывалась по вечерам со спины и мерзко шептала: «Никогда!» Затолкав злополучное сердце в дальний угол ящика, Лайя надеялась, что однажды сможет так же затолкать подальше и воспоминания о Ноэ. Бар пользовался завидной популярностью даже во времена отпусков, и Лайя уматывалась там под ноль, нещадно эксплуатируя дарованное бессмертие. Но однажды она всего на миг застыла в моменте, всего на секунду перестала тереть стол — и вдруг поняла, как же смертельно она устала. С трудом дождавшись окончания 12-часовой смены, Лайя села за барной стойкой и с горькой усмешкой попросила Билли налить ей «что-нибудь». Бармен намешал коктейль, Лайя выпила махом и попросила повторить. После второго ее, голодную и уставшую, так развезло, что Билли вызвал такси. Дома девушка поняла, что алкоголь — это не ее метод забвения и релакса. Мутило так, что она полночи обнималась с унитазом и кляла себя на чем свет стоит. С горем пополам угомонив рвотные позывы, Лайя шлепнулась на кровать, и, слава Богу, голова уже не кружилась так, будто ее прицепили к лопасти вертолетного винта. Наступил долгожданный сон — крепкий и сладкий. Девушке снова снилась синяя гладь океана, янтарная тропинка, ведущая в сад, лохматый кот с бирюзовыми глазами, а еще два маленьких белокурых мальчугана, которые играли в саду в огромные шахматы, а, завидев ее, кинулись навстречу и закричали: «Мама! Мама!» Лайя проснулась от вибрации. Сначала ей показалось, что это гудит ее голова, но всему виной оказался телефон, поставленный на беззвучный режим. Она схватила трубку, нажала на «ответ» и положила аппарат сверху на ухо. — Да? — вымученно простонала девушка. — Лайя, дорогая, это мистер Браун! — бодро сказал голос в трубке. — Какой мистер Браун? — Твой работодатель, — озадаченно кашлянул тот. — А-а-а-а-а… Вы хотели сказать, бывший, — хмыкнула она, и тут же, чтобы избежать двусмысленности, добавила: — работодатель. — В общем, радость моя, если ты хочешь вернуться в штат, то вот твой шанс! У нас через две недели будет масштабная выставка, рук не хватает. Нужно спланировать экспозицию, сделать рекламу, организовать продажу билетов. — Он тяжело вздохнул, прикрикнул на кого-то, не зажав трубку, и в конце концов вернулся к разговору. — Кэти ничего не понимает в серьезных мероприятиях. — А я-то чем вам помогу? — Лайя спросонья присела на кровати, пытаясь сообразить, снится ей это или нет. — А ты у нас человек-оркестр! — заявил мистер Браун. — Я демон, — брякнула она. — Вот и замечательно! Я уже призывал на помощь всех богов, но те не внемлют моим молитвам. В общем, жду тебя. Я сегодня до обеда на месте. Не дожидаясь возражений, мистер Браун прервал разговор, и наступившая тишина зазвенела в ушах набатным колоколом. Спать больше не хотелось. Лайя встала, умылась и посмотрела на себя в зеркало. Выглядела она не очень, и даже не вчерашнее угощение от Билли было тому виной. Лицо так похудело, что глаза занимали его добрую половину, а цвет кожи приобрел сероватый подтон. Да она будто не бессмертная, а восставшая из мертвых. Чуть позже, жуя на кухне бутерброд с икрой, Лайя думала о том, что очень хочет вернуться в галерею — очень! — там же вся ее жизнь и душа. Но тогда икру она себе вряд ли сможет позволить: в баре выходило по деньгам прилично больше. — Почему мне всегда достаются такие дебильные выборы? — пожаловалась она вслух. Стрелка часов переползла на десять утра. Лайя пошла одеваться и готовиться к предстоящему разговору с мистером Брауном. Она его выслушает, а потом примет решение.

***

🎶 Nico & Vinz — Am I wrong

На прошение о возврате магии господину Локиду ответили ровно через месяц — день в день. Создавалось впечатление, что эти черти рассмотрели его намного быстрее, но специально тянули до последнего, чтобы побесить. К тому времени рабочие заказы для Ноэ почти перестали поступать: наверняка по Темному миру уже поползли сплетни о том, какой он необязательный. А может, о нем даже не вспоминали — однохерственно. Ноэ попытался выкинуть из головы всю ересь и заняться теми немногочисленными проектами, которые еще остались. Несмотря ни на что жизнь продолжалась, и нужно было находить в себе силы ее жить. Он даже разок появился в «Инкогнитус», со стороны понаблюдал за маскарадом разнузданности, за тем, с каким горячим рвением демоны пытаются тут забыться, но у себя подобной тяги не обнаружил. Только одна страсть не отпускала его — Ноэ все сильнее хотел увидеть Лайю. Порой это желание накрывало так стихийно, что ни о чем другом он думать не мог. В подобном состоянии аффекта он даже покрасил одну из стен в гостиной в разноцветный градиент теплых тонов — потому что ей бы точно понравилась эта акция импрессионизма, и у нее светились бы глаза. И как бы Ноэ себя ни убеждал, что это просто временное помешательство и его вот-вот отпустит, в назначенный день и час он явился в Пандемониум и стоял в коридоре, ожидая, когда его позовут. На двери золотом переливалась табличка с выдавленными латинскими буквами, которые гласили, что в кабинете восседал декретор по имени P. V. Maro. «Слыхали про такого», — подумал Ноэ. Господин Марон был самым молодым из Совета. Вообще-то, Ноэ мог подвинуть его с этого пьедестала юности, если бы попал в Пандемониум. Но Ноэ не попал, а этого гада взяли. Роковая демоница выплыла из кабинета, поправляя подол и облизывая распухшие губы со стершейся помадой. Секретарша? Или тоже приходила на прием? В любом случае, после такого Марон должен был находиться в прекрасном расположении духа, и самому Ноэ не придется расплачиваться натурой за возможность побывать на Земле. За сто с лишним лет особи мужского пола его ни разу не заинтересовали, и Ноэ мнил себя натуралом. — Господин Локид? — юноша взглянул на посетителя через хамелеоновые стекла очков. — Проходите! Ноэ послушно прикрыл дверь и опустился на предложенный стул с мягкой изумрудной обивкой. Господин Марон склонился над документами и замолчал, будто Ноэ пришел просто на него посмотреть. Слишком юный, слишком красивый, с маленькими шишечками, как у козленка, на белокурой голове. — Итак, слушаю вас! — пародия на декретора закрыла папку и сильнее натянула на нос очки: так, что за зеркальными линзами полностью скрылись черные бегающие глазки. — Я прошу снять запрет на мое перемещение в земной мир, — решил не размусоливать Ноэ. Тем более этот перец и так все прочел в заявке. — Должно быть, у запрета есть серьезное основание? — Да! Блажь моего дедули. Это… из-за моей бывшей жены. — А вы развелись? — притворно удивился господин Марон. — Не слышал. «А ты внимательно за мной следишь!» — чуть не огрызнулся Локид, но вовремя прикусил язык и лишь злобно выдавил: — Еще нет. Марон водрузил локти на стол и чуть подался вперед: — Господин Локид, примите запрет как… некую аскезу. Что вам делать на Земле? Вы же там не работаете. Для вас, — он развел руками, описывая огромный круг в воздухе, — вся прелесть Темного мира. Рассветы, туманы… — Моря и океаны, — закончил Ноэ. — А вы романтик, однако. Но я не люблю рамки, а запреты — еще больше. Они действуют удручающе. Согласитесь, всегда хочется именно того, чего нельзя? Ему-то уж точно! Человеческая кровь другим органам покоя не давала. — Боюсь, ваш вопрос не в моей компетенции. — А в чьей? — наступал Ноэ. — Не думал, что Пандемониум у адитумов под колпаком. — Скажу вам честно, здесь никому не интересно ворошить гнилое сено. Вы же сами знаете, сколько проблем добавили ведомствам поисками своей жены! Так что нет-нет-нет и еще раз — нет! Это общая воля Совета. Ноэ собирался смачно выругаться, но в этот момент двери кабинета без спроса распахнулись, и на пороге появился Астарот. Оба демона подскочили, будто в стулья вбили гвозди, и кивнули головами в знак приветствия и почтения. Астарот был князем, приближенным Люцифера и Сатаны, архидемоном. Таким, как он, Пандемониум не указ. И именно у него в подчинении работал друг Ноэ Авиор, причем ничуть не жалуясь на начальство. — Что за бардак? — гаркнул он, а черные мощные крылья вздрогнули за спиной от сильного, взволнованного выдоха. — Где Лидия? — Только что покинула мой кабинет, Всеуважаемый, — проблеял Марон. — Должно быть, поправляет макияж и одежду в уборной, — тут же ввернул Ноэ и с нескрываемым торжеством посмотрел на декретора, который мигом покраснел, как помидор. По венам разлилось почти оргазмическое удовольствие от того, что он смог отомстить за длительное ожидание своей очереди, пока другой раскладывал на столе секретарш. — Мне срочно нужно найти кого-то в отряд. — Астарот прошел в кабинет и завалился на инкрустированное изумрудами кресло Марона. Когтистым пальцем он нажал кнопочку на коммутаторе, и в следующее мгновение раскатистый бас содрогнул каменные стены: — ЛИ-И-И-И-ДИЯ-Я-Я! — А… ч-что произошло, Всеуважаемый? — заикаясь спросил декретор. — Кадровые перетасовки. — Астарот раскачивался на кресле, пока то стонало от мощи взваленного на него тела. — Один из служащих перешел к Асмодею и даже не удосужился меня предупредить! А у меня миссия. Знаешь, когда? — архидемон гаркнул, заставив парня с маленькими козлиными рожками вжать шею. «Миссия! Миссия! Миссия!» У Ноэ запульсировали виски и потемнело в глазах от резкого прилива крови к голове. — Когда, Всеуважаемый? — осмелился спросить он, отлепив пересохший язык от неба. Демонический князь впервые перевел взгляд на Ноэ, будто третьего в этой беседе и не было. Он сурово сдвинул брови, явно задаваясь вопросом, что тут делает кто-то не из Пандемониума, но все же ответил: — Через неделю. — Я готов вступить в ваш отряд! — Бес понял, что такой шанс упускать нельзя. — Ты? — Меня зовут Ноэ Локид, — он глубоко поклонился и тут же выпрямился. — Ноэ Локид, — посмаковал Астарот на языке. — Родственник Прокула? — Его внук. — Прошу прощение, Всеуважаемый, — кашлянул Марон. — Но Ноэ Локид бессрочно лишен права перемещаться на Землю. — Кто распорядился? — Адитум Прокул и распорядился! — Мы немного повздорили, — отмахнулся Ноэ. — Семейные склоки. Ерунда. В кабинет вбежала запыхавшаяся Лидия с планшетом и пером. Увидев, кто пожаловал, она поклонилась до самого пола и судорожно задышала, обмахиваясь своими аксессуарами. — Лидия! — Да, Всеуважаемый, — демоница вытянулась по струнке и не смела шевелиться. Все застыли и ждали. Астарот еще раз окинул Ноэ оценивающим взглядом, в котором едва заметной дымкой скользнуло одобрение. — Восхитительная Лидия… — наконец расплылся он в улыбке. — Кажется, я зря вас побеспокоил. Я беру этого. — Кого? — вылупила она глаза. — С запретами завтра разберемся. — Проигнорировав вопрос демоницы, господин Астарот встал и двинулся к дверям. — Запреты, запреты… Дьявол, чем вы тут вообще занимаетесь? «Прелюбодействуют, Всеуважаемый!» — молча доложил бес. Схватив новобранца за шиворот, как тряпичную куклу, архидемон потащил его за собой, и Ноэ успел лишь послать Марону воздушный поцелуй.