Böser

      В партизанском отряде экипаж продолжал исполнять свои обязанности танкистов и заботился о состоянии танков — теперь не только своего, но и ягеровского, под его чутким руководством. Василёнок быстро понял, что грех им было жаловаться между собой на командира Ивушкина в сорок первом. Ягер был старше, опытнее и гораздо требовательнее во всём, что касалось его ненаглядной «фройляйн» — так экипаж тайком называл танк Ягера. — Ладно, ладно, проверим мы сейчас, что у тебя там скрипит, — успокаивающе махнул рукой Василёнок в ответ на претензии взволнованного Ягера, — пока что, по-моему, скрипишь тут только ты. — Извиняй, Ягер, мы такие танки раньше только били, ухаживать не приходилось, — усмехнулся Волчок, разводя руками. — Oh mein Gott, — закатив глаза, Ягер взглянул на стоявший неподалёку советский танк, — Коля, там быть порядок? — Да, нормально, — Коля сидел на танке верхом рядом с пушкой и курил, раздумывая над чем-то. — Ты тревожить… dich, — Ягер нахмурился. Ему не нравилось, когда у него не получалась какая-то фраза. — Тревожусь, — подсказал Ивушкин, — есть немного. Точнее, это приятная тревога. Возможно скоро мы снова примем бой, — он похлопал рукой по нагретой солнцем броне, — на танке. — Правда? — К ним подошли остальные члены экипажа. — Здесь недалеко фрицы. Мы могли бы оказать неоценимую помощь здешнему сопротивлению, — Ивушкин исподлобья окинул взглядом всю компанию. — А сдюжим? — Засомневался Ионов. — У нас нормального боя несколько лет не было. — Мои руки помнят всё, — Ивушкин опустил взгляд на свои ладони, — правда, не самые они сильные… Но мы разнесли роту Клауса на одном танке, а теперь у нас их два… — Ивушкин на всякий случай сжал плечо Ягера, — извини. — Это правда, — Ягер развёл руками, дескать, чего обижаться. — А как насчёт того, что у Ягера нет экипажа? Он не может быть и мехводом, и наводчиком, и командиром, — справедливо заметил Василёнок. — Предлагаю сообщить нашу идею в штаб и ждать их решения. В теории можно обучить других. Ускоренный курс, так сказать, такой же, какой был у меня, — хмыкнул Ивушкин, — у нас и спец по немецким танкам есть, да ещё и бывший преподаватель. — Что? Ты учиться на курсы? Ускоренно? — Ягер недоверчиво воззрился на него. — Не может быть. — Талант, что сказать. Жалеешь, что не я был твоим курсантом? — Ивушкин задорно подмигнул. Ему нравилось дразнить Клауса, тот порой реагировал очень забавно. — Очень, — честно ответил Ягер, — если мои курсанты быть так хороши… — Нам бы пришлось несладко, — закончил за него Василёнок, — ладно, перетрите с Алёшей, Никола. Мы пока эту капризную фройляйн до ума доведём, — он хлопнул по броне немецкой пантеры. — Зачем назвать танк женщина? — Поинтересовался Ягер, отойдя с Колей подальше от команды. — Это ещё что. Мы вашу роту утятами окрестили. Назвали, то есть. — Утята? Кто это? — Живо спросил Ягер. — Утки. Маленькие утки. Птицы такие. Водные. Кря-кря, — Ивушкин расхохотался, наблюдая за тем, как на лице Ягера поступает понимание. Тот выглядел практически оскорблённым. — Мы звать пантеры, а они — утки, — Ягер в который раз за день закатил глаза. Общение с русскими неизменно превращалось в зарядку для глаз. — Они так беспомощно ползли за тобой, как за мамкой, — Ивушкин адресовал ему широкую улыбку. — А ты в сено сидеть, как это… Maus. — Парировал Ягер. — Да уж, хороши мы с тобой.

***

      Мысль использовать имеющиеся танки по их прямому назначению заинтересовала штаб. Алёша обещал поговорить с начальством, вдруг неподалёку были отбившиеся от своих подразделений танкисты, но рассчитывать приходилось только на себя. — Обучите кого-то из наших управляться с танком, и будет у вас экипаж, — предложил он. — Легче сказать, чем сделать. Экипаж должен быть подготовлен великолепно, если мы хотим выдержать крупный бой, — вздохнул Ивушкин, — да и командовать по-русски Ягеру будет трудно. Возможно, его танк так и простоит до конца войны. — К счастью, у нас есть вы, асы, коли не преувеличиваете. Делайте, что считаете нужным, — Алёша сделал приглашающий жест рукой. — Вообще-то, есть кое-что, — сказал Ивушкин. Две пары глаз обратились на него, — танк всё ещё сила. Даже один танк. Схоронить танк у дороги, дождаться фрицев и приласкать из пушки. А? Не хочешь посидеть в сене, как кляйне Маус, Ягер? — О, только если с тобой.

***

Вечерами они часто лежали в обнимку на одной койке, ласкаясь или просто разговаривая. Ивушкину, городскому жителю, было на удивление уютно здесь, в лесной чаще. Уют заключался для него в их связи с Ягером. — Я работать с тобой. Я быть твой товарищ, — Ягер вырисовывал пальцами узоры на груди Коли, — удивительно, что так. Жизнь удивительная. Я мочь только мечтать… Хотеть себе такой товарищ, не враг. Хотеть жить и воевать рядом с тобой, не убить. Путь быть трудный. Но так быть надо. Я слишком долго быть твой враг. Ивушкин прижал широкоплечего Ягера теснее к своему тщедушному телу. Ягер приник к нему, довольно потеревшись носом о его ключицу. Ягер был в два раза его шире и сильнее, но у них с Ивушкиным не было никаких предубеждений на этот счёт. Ягер дарил Ивушкину свою заботу, но не менее нуждался в ласке и внимании, и Ивушкин мог довести его до исступления одними касаниями. Ягер был сильным, Ивушкин же — несгибаемым. И Ягеру даже в голову не приходило думать о нём, как о немощном человеке. — Спасибо, что ты попытался стать для меня своим. Это того стоило, так? — Ивушкин уткнулся носом в его волосы. — Я говорю «спасибо», потому что не знаю, как бы жил без тебя. Это было нужно не тебе, а нам. Вдруг Ягер насторожился, вскочил с койки. — Ты куда? — Ивушкин приподнялся на локте. — Я сейчас, — Ягер успокаивающе улыбнулся ему и вышел, задёрнув за собой полог палатки. Он тут же увидел нарушительницу их спокойствия, удаляющуюся прочь. У него мелко затряслись руки. — Анна! — Окликнул он её. Должно быть, его лицо было таким отчаянным, что Анна, обернувшись, подошла к нему. Пристально посмотрев ей в глаза, Ягер понял: она знает. — Ради Коли, молчи об этом. Я знаю, он дорог тебе. Не губи его, — взмолился Ягер. Хоть у них с Анной и установилось подобие приятельских отношений, за себя он бы просить не стал. Пусть о нём говорят, что угодно, но Коля… Анна пару долгих секунд молчала, заставив его сердце пропустить несколько ударов. — Не скажу. Это не было неожиданностью, если быть честной. Я многое повидала за время войны. Любовь берёт верх над смертью. И это хорошо, когда в сердце есть место любви. В чьём угодно сердце, — она опустила взгляд на грудь Ягера, затем снова заглянула ему в лицо, — но знаешь, что забавно, Клаус? — Что? — Спросил тот, чувствуя огромное облегчение и незаметно переводя дух. — Когда-то ты написал целый очерк о том, что не может настоящий арийский офицер запятнать себя связью с расово неполноценной женщиной. И с каким завидным рвением ты связался с мужчиной… Не думаешь, что в твоём очерке теперь не хватает небольшой приписки? Анна захихикала, прикрывшись ладошкой, и Ягер, не выдержав, рассмеялся следом за ней. — Я думаю, мне стоит переиздать очерк. Он более не актуален, особенно во втором абзаце.

***

      Тракт петлял, зажатый между широких лесных массивов. Всё было спокойно, лишь лёгкий ветерок шевелил траву, листья и веточки, под которыми схоронился советский танк в специально вырытой траншее. Партизаны рассыпались вокруг, заняв свои позиции. — Ожидание смерти подобно, — Ивушкин уже полчаса практически не отрывался от прицела. — Торопыга ты, командир, — усмехнулся Василёнок, — все сидят, терпят, даже Ягер. Ивушкин повернулся к Ягеру, занимавшему сейчас место наводчика. — Не моя любимая добродетель, но вот Клаус терпеливый. Ягер послал ему небольшую улыбку со своего места. Ему на радость, Демьян отравился чем-то, уступив ему свой пост в этом бою. Сражаться в одном экипаже с Колей было для него честью, пусть даже ему пришлось безоговорочно признать за ним чин командира. Ему хотелось снова испытать Колю, только не в качестве противника. Ягер — его семья (уже не стая), и врагами им не быть теперь никогда. — Между прочим, да. Помнишь Нефёдово, Ягер? — Спросил со своего места Василёнок. — Как не помнить, — отозвался тот. — Мы ж в сене ждали именно твой танк. Но ты остановился в паре метров, будто почуял. Как так? — Задал Василёнок, должно быть, давно мучивший его вопрос. Ягер задумался, припоминая. — Быть слишком спокойно. Собаки, люди не слышно. Тишина. Это казаться странно. — Да, имитировать звуки за всю деревню из стога сена было несподручно. Умный ты мужик, Ягер. Поэтому и живой. Ивушкин даже почувствовал смутную гордость за Ягера. Похвалу Василёнка заслужить было сложно. — Ты готов? — Коротко бросил Ивушкин Ягеру. — Моя рука твёрдая. Я же стрелять не в тебя, — ответил Ягер так тихо, что расслышали его только Ивушкин и Ионов. Серафим ничего не сказал, лишь всепонимающе улыбнулся, и Ивушкин в который раз подумал, что не по годам много было в этом парне смирения и мудрости. Ивушкин тоже спрятал улыбку за прицелом. — Кажись, начинается, — воскликнул он, мгновенно посерьёзнев. — Вижу, — откликнулся Василёнок, глянув в своё оконце. По дороге уже ползли груженые машины. — Тот же план, что и при Нефёдово. Ждём первого, — пробормотал Ивушкин, впившись взглядом в дорогу. — Нефёдово кончилось плохо, Никола. А если поймёт? — спросил Василёнок, вцепившись в рычаги. — Не поймё-ёт. Он не Ягер, — протянул Ивушкин и белозубо улыбнулся, — там полевая кухня плетётся в конце. Её не бить, всё равно не уйдёт… Ещё немного… Клаус, фертих (готов)? — Да, — выдохнул Ягер. — Огонь! — Скомандовал Ивушкин, и Ягер, не колеблясь, направил снаряд в первую машину. Раздался взрыв и крики, заговорил пулемёт. — Молодец, Клаус! Башню вправо! — Ивушкин энергично ударил себя по бедру, захваченный жаром боя. Ягер чуть не пропустил идеальное время для второго выстрела, жадно наблюдая за сменой эмоций на его лице, за языком его тела. — Не спи, не спи, родной! Огонь! — Возбужденно кричал ему Ивушкин на весь танк, нимало не заботясь о присутствии остального экипажа. — Ионов, заряжай! — Командир, к нам ползёт какой-то паразит с гранатой! — Заволновался Василёнок. — Понял, уберу его! — Ивушкин приоткрыл люк, намереваясь высунуться из танка, но Ягер уже вскочил. — Позволить мне, Коля… — Давай, — Ивушкин уступил ему место, и Ягер, высунувшись из танка, недрогнувшей рукой застрелил диверсанта, остановив его в замахе. — Молодец, а теперь к орудию! Мы тут не закончили, — Ивушкин взглянул на Ягера, — ты в порядке? — Порядок, — ответил Ягер, наводя пушку. При поддержке танка, партизаны быстро разобрались с колонной. Когда всё было кончено, а остатки машин догорали на дороге, Василёнок вывел танк из траншеи и повёл в лагерь. — Хорошо, — успокаивая дыхание, приговаривал Ивушкин, — хорошо… Вернувшись, они дружно выпили за успех этой миссии, греясь у костра. — Как вы их разнесли, а! — Поздравили танкистов. — Клаус разнёс, — отметил Серафим, хлопнув его по плечу. Ивушкин взглянул на него с благодарностью. Ему хотелось, чтобы его соотечественники наконец признали Ягера своим, как сделал это он давным давно. Теперь они были повязаны боевым братством, чтимым здесь. — Надо же, а меня вы так не хвалите, когда я исполняю свои обязанности, — буркнул вредный Демьян. — Обидься, — хмыкнул Ивушкин, и Волчок вернул ему ухмылку. Ягер не был взбудоражен, скорее, тих и задумчив, и Ивушкин обнял его за плечи, встряхнув. — Что не так, Клаус? — Всё нормально, — отвечал тот. И, увидев, что Ивушкин не поверил, добавил, — потом. Вдвоём они отошли подальше, к танкам. Ягер посмотрел сначала на советский танк, потом перевёл глаза на пантеру. — Как ты и говорить, земляки — это трудно. Но все они быть слепые. Раньше я тоже быть. До тебя. — Я могу понять тебя. Хотя сам не испытываю никаких сомнений по отношению к фрицам, — выдавил Ивушкин, проведя рукой по гусенице немецкого танка с налипшей на ней родной землёй. — Ты не быть должный. Они преступники. В сорок первый я видеть дома после пожар. Внутри много людей… гореть живые. Я быть тогда фашист, но даже я… дрожать от эта жестокость. Иногда не давать убивать людей мои солдаты, — Ягер закрыл лицо руками, — я чувствовать так много стыд за нас… — Не «нас». Их, — Ивушкин нахмурился, — а знаешь что? Поучи меня устройству своего танка. Да, сейчас. Может, и ещё что-нибудь покажешь, — в искусстве соблазнения Ивушкин так и не преуспел, но Ягер был всем доволен.       После этого боя было много других заданий. Экипаж с отрядом шаг за шагом, пядь за пядью освобождали свою землю от врага, а Ягер был с ними. Хороший товарищ, он был всегда рядом, открыт для любой просьбы или предложения. Всегда рядом, но ближе всего к Ивушкину.

***

Спустя два года Мерный стук колёс. На перрон прибывает один из поездов — отметил Ивушкин отстранённо. — Мы не опоздали? — Взволнованно спросила Анна, обнимая заплаканную Женю. — Нет-нет, не должны были, — пробормотал Ивушкин, — поезд отправляется через полчаса. Мы бы заметили огромную колонну военнопленных, да? — Конечно, заметили бы, — Василёнок спокойно докуривал вторую папироску подряд, — не упустим мы твоего немца, не ссы, Никола. — Если они не появятся в ближайшие… — Ивушкин взглянул на время, — пятнадцать минут, это будет значить, что Ягер годами будет валить лес где-нибудь очень далеко, и я… мы его больше не увидим.       В его подрагивающей руке была зажата неприметная бумага — ключ к свободной жизни для Ягера, ради которой они обивали пороги различных учреждений после победы. Партизаны вступились за своего товарища, дав множество показаний в пользу Клауса Ягера, который сейчас ждал Колю где-то среди военнопленных, преступников и убийц, там, где ему было не место. Ивушкин надеялся, что Клаус знал: его не бросили на произвол судьбы. — Смотрите! — Раздался возглас Жени. — Идут! По перрону протянулась бесконечная шеренга грязных серых шинелей. Часовые подгоняли их, и первые пленные уже начали садиться на поезд. — Быстрее! — Ивушкин, не замечая старой раны, практически летел со своим костылём так, что здоровые друзья едва поспевали за ним. — Ягер! Клаус Ягер! — Кричал Ивушкин, несясь наперерез шеренге, вглядываясь в хмурые, заросшие лица военнопленных. Те с искрой любопытства, которое, казалось, они давно утратили вместе с надеждой, оборачивались на сумасшедшего русского, пытаясь понять, что ему нужно и кого он надеется найти среди них. Убийцу своих родных? Поджигателя родной деревни? — Клаус, где ты, мать твою?! — Клаус! — Помогали ему Анна и Женя, чуть поотстав. Василёнок не кричал, лишь внимательно вглядывался в лица пленных колкими глазами. — Боже! — Ивушкин в отчаянии схватился за голову. Пропустили? Не успели? Или произошла ошибка, и его отправили в другой партии военнопленных? Нет, нельзя сдаваться, впереди был хвост колонны. — Клаус Ягер! Сволочь, если ты отправишься в Сибирь, я найду тебя даже там и придушу! — Коля?! — Слабо донеслось из конца шеренги. — Ну вот, признал милого… — давясь истерическим смехом пополам с невыплаканными слезами, пробормотал себе под нос Коля, спеша туда. — Ягер, ты где? — Здесь… — грязный и подранный, Ягер пробился к краю шеренги, прорезав колонну, как нож масло, и отчаянно протянул к нему руку. — Эй, куда?! — Часовые были тут как тут, направив на него оружие. Часть перегородила наконец дорогу Ивушкину, отойдя от изумления. — У меня есть бумага! На этого пленного. Он попал сюда по ошибке. Он дезертир, помогал нам бить фашистов. Братцы, гляньте! — Ивушкин взволнованно тыкал в часовых бумагой. Те хотели уже отмахнуться и от него, и от бумаги, когда рядом оказался невозмутимый Василёнок. — Товарищи хорошие, — звук его голоса каким-то чудом успокоил гвалт, поднятый непредсказуемым появлением Ивушкина, — посмотрите доку́мент. Мы всем партизанским отрядом за немца этого поручились. Он наш товарищ был, во многих операциях участвовал. Он своих давным давно предал, а нам был верен. Он заслужил многое, а свободу в первую очередь. Ему не место среди этой… швали. Нужно, братцы, соблюдать порядок, не мне вам об этом говорить. Часовые переглянулись, и старший принял-таки бумагу, которой размахивал Ивушкин. — Приказ об освобождении, — недоуменно поделился он с товарищами, — ладно, забирайте фрица своего к чёрту, поезд из-за вас опаздывает. А мы бумагу заберём и к делу приложим. Если что, с вас взыщут. — Конечно, — торопливо согласился Ивушкин и за руку вывел притихшего Ягера из шеренги пленных, — впервой мне что ли, ручаться за него головой… Колонна прошла. Ягер так крепко обнимал Ивушкина, будто он был парашютом, который ему дали прежде, чем пинком вытолкнуть из самолёта. Он впервые выглядел таким невозможно хрупким на фоне Ивушкина. Друзья помалкивали, давая им время прийти в себя. — Я уже думал, ты не найдёшь меня, — прошептал Ягер ему в плечо, беззвучно поливая его слезами, – шёл в самом конце, надеялся, что дам больше времени... — Ты где глаголы спрягать научился? Среди немцев? — Ивушкин попытался его растормошить. — Ну эй, Клаус… — Я был переводчиком. Между пленными и администрацией. Так и научился. Старался, — Ягер взглянул на Анну поверх плеча Ивушкина, — это тоже забавно, да? Теперь я тебя слишком понимаю, Аня. — Да ну тебя, Ягер. — Махнув рукой, Анна с улыбкой утёрла слёзы, — шутник чёртов. — Бабоньки, хватит вам сырость разводить. Ивушкин, командуй парадом… — Заглянув в лицо Ивушкину, Василёнок только рукой махнул, — ладно, пойду, прогрею мотор, подожду, пока вы все глаза высушите. Если кому нужен носовой платок, зовите. Кое-как отлепившись от Ивушкина, Ягер обнял и девушек обеими руками. — Не обижайся, Клаус, но тебе нужна ванна, — Женя обняла его так крепко, что Ягер не на шутку испугался за состояние своих рёбер. — И носовой платок, видимо, — Ягер улыбнулся и снова с обожанием приник к Ивушкину. — Ну, семейство, идём к машине, мехвод ждёт, — и Ивушкин повёл их маленькую компанию домой.