Б&Б

Бет стояла в коридоре мексиканского отеля и наблюдала, как врачи выносят труп еë приëмной матери из гостиничного номера. Она в последний раз посмотрела на лицо Альмы Уитли, прежде чем его накрыли простынëй. И тут Бет поняла — теперь она одна, у нее нет никого, ни-ко-го. Родители умерли, теперь и приëмная мать тоже, приëмного отца она не видела много лет, да и если б увидела — что толку? — она ему не нужна. А Джолин… Что с ней, где она, чем занимается? Для Бет это было загадкой. И тут на неё нахлынули слёзы, к лицу приливал жар. Она стояла в коридоре, опёршись на стену, напротив распахнутой двери своего номера и рыдала. Слёзы застилали глаза. Она одна. Одна в этом холодном и жестоком мире. И тут Бет почувствовала, что уткнулась лицом во что-то тёплое и мягкое. Кто-то обнял её. Она сама не помнила, сколько простояла в этих объятиях, они длились вечность. Вечность, которая могла длиться несколько часов, а может и пять минут — понять было трудно. Бет проснулась от жуткой головной боли и, с трудом открыв глаза, поняла, что она у себя в номере. Как она очутилась в кровати, Бет так и не вспомнила. Присев на кровати, она огляделась и, выпустив весь воздух из лёгких от удивления, обнаружила, что в кресле рядом с её кроватью, с чашкой в руке, сидит не кто иной, как Василий Боргов (!) Еë удивлял не тот факт, что в еë комнате сидит действующий чемпион мира по шахматам, еë злейший враг, сильнейший соперник, буквально вчера разбивший еë в пух и прах, нет. Перед ней был совсем не тот Василий Боргов, которого она видела за шахматной доской, на фотографиях в газетах, от вида которого у Бет стыла кровь в жилах — от ледяного, стального взгляда, этого угрюмого русского лица, полного суровой решительности, не осталось и следа. Этот новый Боргов не был похож на робота, каким она видела его раньше, перед ней сидел человек. Человек со своими проблемами и переживаниями. Такой же человек, как и она.  — Доброе утро, — сказал Боргов и протянул ей чашку кофе. Бет отпила немного и начала потихоньку восстанавливать в памяти события прошедшего дня. Перед еë глазами проплыла доска и суровое лицо Боргова, потом были стаканы, прозрачные, вымытые до блеска стаканы с выпивкой, точнее, с большим количеством выпивки. А потом появилась Альма, еë безжизненное тело, неестественно выгнутая рука… , и те объятия. И тут у Бет в голове мелькнула мысль, — что, если это был Боргов? Ей вдруг стало очень неуютно, но, как она ни старалась, из головы эту мысль выкинуть так и не удалось. В действительность Бет вернул голос Боргова, неожиданно громкий после тишины, несколько минут царившей в комнате, — Мне жаль. — Спасибо В номере опять воцарилась тишина. Бет начала было говорить, но одëрнула себя. Еë всë ещë мучал вопрос, — кто еë обнимал, и что случилось после этого? — Вы, наверное, хотите узнать, что вчера произошло? — с тенью улыбки на лице спросил гроссмейстер. — Да, мистер Боргов, — медленно, отделяя каждое слово, ответила Бет. — Можно просто Василий. Бет кивнула. — Я шëл после награждения в свой номер и заметил вас, мисс Хармон. Вы плакали, и мне показалось, скоро можете лишиться чувств. Я поддержал вас. Мы простояли так около 20 минут. Потом вы уснули прямо у меня в объятиях. Я перенëс вас сюда; врач сказал, после такого эмоционального потрясения вам будет полезно поспать и некоторое время соблюдать постельный режим. Вечером заходил метродотель — хотел узнать, не нужна ли вам помощь с оформлением документов. Я сказал, что вы спите и обратитесь к нему за помощью немного позже. На ночь я остался здесь — мне не хотелось, чтобы вы проснулись в полном одиночестве. — Мистер Боргов… извините, Василий…я даже не знаю, как вас и благодарить. Вы так заботливы. Но… как же ваша жена и ребëнок? — О чëм это вы? — Ну, они, наверное, волновались, что вас не было всю ночь. Боргов продолжал на нее смотреть так же вопросительно, и Бет сидела в постели в полной растерянности. — Ещë до турнира я была в зоопарке и случайно увидела вас, с вами была женщина и ребëнок, ну и я подумала, что… — Ох, ну что вы, — рассмеялся Боргов, — это моя сестра. Еë муж постоянно в командировках, а им с сынишкой дома одним очень одиноко, поэтому они иногда сопровождают меня на турнирах. Вчера вечером они улетели домой. — Извините, но могу я задать вопрос? — Разумеется. — Если у вас нет жены, то почему же у вас на пальце обручальное кольцо? — Чтобы фанаты и репортëры не приставали с расспросами о моей личной жизни. Да и шахматная федерация СССР считает, что данный статус полагается такому публичному человеку вроде меня. В комнате воцарилась тишина. Было очень душно, несмотря на открытую балконную дверь. Бет хотелось подышать свежим воздухом. Она осторожно откинула одеяло, на ней было та же одежда, что и вчера, медленно опустила ноги на ковëр, вдела их в тапочки, которые им с Альмой дали по приезде в Мехико вместе с полотенцами, и поднялась с кровати. — Вам лучше пока не вставать, — сказал Василий. В его голосе слышалась нотка волнения. — Здесь нечем дышать, я хочу выйти на балкон. Присоединяйтесь, если хотите. Боргов встал и последовал за ней. Бет старалась идти твëрдо и уверенно, но чувствовала себя очень слабой. Она не хотела показывать это Боргову, особенно после еë проигрыша, и даже несмотря на то, что только вчера она рыдала в его объятиях. Всë-таки, Боргов еë соперник, а соперники никогда не должны видеть тебя слабым. Не дойдя несколько шагов до балкона, Бет почувствовала, что ей нехорошо. В глазах потемнело, ноги подкосились, и она потеряла сознание. К счастью, Василий успел еë подхватить и медленно опустился на пол с ней на руках.