Изъян

      Раз удар. Два. Давай, Хината, давай, ты можешь, ты умеешь. Дыхание сбилось, глаза слезились от использования бьякугана не первый час, руки дрожали, но, если она сейчас сдастся, то заслужит лишь снисходительную ухмылку от брата и очередной выговор от отца, и поэтому она продолжала, хотя ног уже практически не чувствовала. Выдохнув, она как на пружине отпрыгнула назад, воодушевленная тем, что смогла коснуться канала чакры Неджи. Тот удивленно взметнул брови, видимо, списав данный успех не на ее счет, а на свой — неужто слабеет, неужто уступать начал… И в следующую секунду под внимательным взглядом Хиаши, отца Хинаты, Неджи оказался рядом с девочкой, несомненно, застав ее врасплох, и ударил по животу, целя, конечно, в канал чакры. И тут же из легких выбило весь воздух. Хината раскрыла рот, пытаясь вновь вдохнуть, но с ужасом осознала — не получается. Все тело обожгло, и она согнулась пополам от ощущения, что в животе образовалась дыра. Неджи… Впервые так сильно ударил ее. Перед глазами стало расплываться, ее начало мутить, и девочка едва сдерживала слезы — от боли и обиды: теперь ей точно не заслужить одобрения отца. Его руки подхватили ее и осторожно уложили голову на что-то — мутило слишком сильно, чтобы разобрать, были это колени или нечто другое. Но не успела Хината обрадоваться, что отец проявил к ней хоть каплю милосердия, как туманным зрением она заметила, как он сложил печать. «Нет, нет, нет! — мысленно запротестовала она тут же, но не смогла даже пошевелиться. Лишь с ужасом наблюдала за действиями отца. — Неджи не виноват, не виноват! Это я слабая, никчемная!» Но отец, естественно, ее не слышал. И по барабанным пепепонкам через мгновение ударил оглушительный крик. Кричал Неджи. Кричал так, что трещала голова, а Хината мгновенно забывала о своей боли. Кричал так, что она застывала, не веря в происходящее — ведь все было так хорошо! Подумаешь, проиграла брату. Это она виновата, а не он, она! Она слишком слабая! — Ты перестарался, — ровно пояснил отец. Хината ощутила горький ком в горле. — В следующий раз будешь поступать умнее. Крики длились долго — или Хинате это уже казалось, потому что голос Неджи теперь у нее в голове будет звенеть, кажется, всегда, даже ночами. И уже когда ее уводили, она краем уха услышала тяжелое дыхание свалившегося на пол братика и приглушенный голос отца: — Твой характер — твой единственный изъян, Неджи. Ты гениален не по годам. Но и уперт, прямо как твой отец.

***

Неджи, тяжело переставляя ноги, привычно направлялся на кухню — Хиаши его только отпустил. Вернее, одарив равнодушным взглядом распластавшееся на полу детское тело, сам вышел вон. Неджи пришел в себя лишь спустя время — ему казалось, что он пролежал не более десяти минут, но часы на стене показывали печальную реальность. Ему стоило поторопиться домой… Хотя что туда торопиться? Его изрядно недолюбливали и в побочной ветви, хотя там хотя бы не пытали и даже помогали. Тем не менее, они считали его приближенным к главной ветви, а значит, наделенным особыми привилегиями, хотя это было отнюдь не так. Разве что привилегией можно считать то, что его мозг стабильно хотя бы раз в месяц расплавлял сам глава клана, но Неджи посмотрел бы на человека, которому хотелось бы оказаться на его месте. Так и получалось, что он был своим среди чужих и чужим среди своих… Голова все еще болела — теперь еще сутки будет болеть, он уже знает. Давно знает. Хиаши не скупился помочь ему узнать свою печать как можно лучше. Чертов Хиаши. Как же Неджи его ненавидел. И его отродье, эту Хинату, тоже терпеть не мог. Все ее существование было сплошной ошибкой! Аргх. Если бы было возможно избавиться от главной ветви клана раз и навсегда. К черту все, Неджи был бы даже рад умереть в процессе, но убить их всех… Было бы просто идеально. Главная ветвь не должна существовать. На кухне его уже привычно ожидал отвар, который должен был облегчить последствия использования печати. После этого напитка голова начинала болеть значительно меньше, и даже появлялись вновь силы, которых вполне хватало, чтобы дойти до дома побочной ветви, где ему понимающе оказывали должный уход — многие проходили через то же. Было загадкой, почему для него из раза в раз готовили эту настойку из трав, когда считали отбросом. Зачем облегчать страдания тому, кого ненавидишь? Сначала Неджи подозрительно отнесся к данному отвару, думал, что это ловушка, но, когда после принятия боль облегчилась в разы, перестал задумываться над такими вещами. Опрокинув в себя напиток, он уже собирался идти, как кухарка его остановила. Неджи напрягся — он же выпил только то, что было предназначено ему, зачем его окликают? Он же ничего не перепутал, не выпил, скажем, чай, приготовленный для «леди Хинаты», за что сейчас опять будет платить?.. — Тебе тут еще печенье, — мягко развеяла его страхи женщина. Неджи удивленно вскинул брови. — Я не хочу печенье. — Попробуй, — грустно покачала головой она. — Девочка очень старалась. Какая еще девочка? Почему старалась для Неджи? Неужели в этом доме есть кто-то, благосклонно относящийся к нему? Глупая мысль, заставившая его неосознанно обрадоваться. Неджи сгреб выпечку и вышел наружу, пряча свое довольное лицо за привычной маской равнодушия. Сквозь коридор эхом слышался вновь голос Хиаши, и мальчик едва не вздрогнул. «Все хорошо, он не на тебя орет», — мысленно успокоил он себя. —…такая глава клана будет никчемной! Тебе следует поменять свое поведение, Хината, иначе тебе никогда не стать главой. Твоя мягкость — твой самый большой изъян. Неджи хмыкнул. Понятно. Значит, теперь настала очередь Хинаты. И, с удивлением отметив, что печенье было даже не просто сносным, а вполне вкусным, он вышел на улицу, наконец, вдохнув свежий воздух полной грудью. Немного поразмыслив, он незаметно сложил печать и активировал бьякуган. Хината сидела перед отчитывавшим ее Хиаши на коленках, смертельно бледная, виновато втянувшая голову в плечи. «Не щадит даже собственную дочь», — покачал головой Неджи, деактивировав бьякуган. Остальное было не его заботой.

***

Безмолвная тишина стояла в помещении, несмотря на то, что в нем было три человека. Хиаши терпеливо ждал, пока дети — хотя какие это были уже дети, на самом деле? — начнут говорить то, что собирались. Хотя глава клана уже догадывался, о чем пойдет речь. Неджи шумно вдохнул — хоть он и спрятался от попадавшего в комнату солнца, было невероятно душно и жарко. Хината зато сидела прямо под палящим солнцем, и парень искренне сочувствовал ей — хотя сама она, видимо, и не замечала высокой температуры. Хината зашарила рукой рядом с собой, словно бы ища его, Неджи, чтобы схватить его руку для своей уверенности, но, обнаружив пустоту, подавленно убрала руку обратно на колени и лишь позволила себе немного повернуть голову в его сторону. Неджи ободрительно улыбнулся ей, зная, что она увидела — бьякуган же, и девушка действительно выпрямилась в осанке, показывая свою возросшую уверенность. — Я не буду главой клана, в котором нормальны унижения членов самого клана. В котором нормальны пытки. В котором есть место жестокости. Голос Хинаты звучал ровно, но Неджи отчетливо слышал сталь в ее голосе, и против воли расплывался в улыбке. «Моя девочка!» — вопило радостное нечто внутри. Парень прикрыл глаза, сосредоточив все свои ощущения на слуху — о, как он любил ее голос… Что-то теплое поселилось в груди, светлое чувство, название которому подобралось совсем недавно. Хината была прекрасна. Когда-то ничем не примечательная девочка выросла во взрослую девушку, которая теперь могла отстоять свою позицию перед своим отцом, и Неджи мог бы любоваться своей девочкой вечность; но глупая улыбка, полная слепого восхищения, была явно не тем, что следовало увидеть Хиаши сейчас, во время серьезного разговора с ними. Хината понравилась парню давно, еще той маленькой девочкой, робко выглядывавшей из-за спины своего отца. Тогда Неджи думал, какая милая у этой девочки улыбка и как бы он хотел узнать ее получше, и уже потом он загорелся к ней ненавистью лишь за ее существование, что, к сожалению, перетекло в несправедливо жестокое отношение к ней. Закованные в разные кандалы судеб, они оба страдали, но Неджи наивно полагал, что плохо было лишь ему — его кандалы ведь жестче, оставляют больше синяков… Только Хината оказалась более стойкой. Она никогда не жаловалась, никогда не плакалась о своей судьбе, принимала ее как данность и старалась ужиться с ней. Она не возненавидела его даже после того, как он причинил ей боль — лишь Неджи ненавидел ее за то, к чему она была даже непричастна. А потом два ребенка, не получавших любви, в которой нуждались, стали осторожно пытаться потянуться друг к другу. Обжигались, отстранялись и вновь пытались. Встречались на рассвете, когда Хиаши и вся прислуга спали; разговаривали, обсуждали, понимали друг друга. Неджи приносил ей венки, а Хината мило краснела и говорила, что ей такое не подходит — а Неджи протестовал, что очень даже подходит. Потом встречи прекратились — их пресек Хиаши, но Неджи знал, что всегда, когда только ему понадобится, Хината будет рядом: утешит, согреет, приласкает. И так же и с ним. Пропасть между ними уменьшалась, и в том была заслуга лишь их двоих, кто и делал шаги навстречу. Робкие, неловкие, но делал. Сейчас же Неджи искренне восхищался девушкой и считал ее намного выше себя. Чистая, благородная, справедливая и добрая — если Хината не была идеальной, то он честно не знал, кто был. — Поэтому, — с нажимом в голосе продолжила девушка, приковывая к себе всеобщее внимание, — отец, ты можешь не надеяться на то, что система рабства останется после тебя. И да, к слову, Ханаби считает точно так же, так что абсолютно неважно, кого из нас ты сделаешь главой клана. Чтобы увидеть реакцию ее отца, Неджи приоткрыл глаза. Хиаши сидел потрясенный, но потрясенный, к раздражению парня, слишком приятно. «Радуется, что дочка характер проявила», — фыркнул он мысленно. Основной целью было не разозлить главу клана, но то было бы очень приятным бонусом. — Помню, как ты мне говорил, что мой изъян — это моя мягкость. Неджи вновь прикрыл глаза. На самом деле, он не любил так много болтовни — лучше показывать делом, как он считал. Но в то же время он знал, что этот разговор был нужен Хинате, и потому не возражал и был рядом. — Только благодаря Неджи я смогла принять себя такой, какая я есть, перестать искать в себе минусы. Даже не открывая глаз, он практически почувствовал, как Хината расцвела, на мгновение наверняка окунувшись в приятные воспоминания. — Только благодаря ему я приняла свою мягкость как часть себя. И осознала, что это вовсе не изъян. Но вот, отец, видишь, я плачу́ тебе твоей же монетой. Ведь ты сам этого желал, не так ли? — ее голос не дрогнул, и Неджи мысленно возликовал, вновь открыв глаза. Хината сделала все, что должна была — настал его черед. — Мне ты говорил, что мой изъян — мой характер, — начал Неджи, стараясь смотреть прямо в лицо Хиаши, несмотря на привычку опускать взгляд. Поднявшись со своего места, он подошел к сестре и сел на колени перед ней, чуть склонив голову, дабы показать свою верность. — И я искренне раскаялся, как можно заметить, теперь я абсолютно покорен. Хинате Хьюга. Хината не удержалась и прыснула, но тут же замаскировала это под кашель, а Неджи, воспользовавшись небольшой заминкой, нашел ее руку и поддерживающе переплел с ней пальцы. Хиаши усмехнулся — подозрений не осталось. То, как они двое держались за руки, как этот мальчишка смотрел на его дочь… Интересно только, как давно возникли эти чувства. — Дети выросли, — только и сказал он и пронаблюдал, как лица этих самых детей вытянулись. — И ты не будешь возражать, что, когда я стану главой клана, полностью изменю устоявшуюся систему? — неуверенно спросила девушка и прикусила язык от негодования — опять оробела перед отцом! — Когда ты станешь главой клана, — Хиаши посмотрел на нее внимательно, — будешь вольна делать, что захочешь. Ты уже сформировавшаяся личность, Хината, тебя не выйдет перевоспитать, так что мне остается кроме принятия правды? «Разумно, — зло подумал Неджи. — Но неужели, чтобы начать воспринимать свою дочь как личность, требовалось, чтоб она повзрослела? Нельзя было сделать это раньше?..» В любом случае, их цели были достигнуты, и, видя счастливую улыбку Хинаты, Неджи тоже забывал свои обиды и разделял с ней ее радость. Уже в коридоре девушка, выдохнув, бесшумно осела на пол. Ее руки и ноги дрожали, но сама она словно светилась от счастья. — Я сделала это, Неджи, — прошептала она. — Я хотела сделать это столько лет… И сделала. Сегодня. Неджи улыбнулся и подал ей руку, чтобы помочь встать, но девушку определенно не держали ноги, и он, вздохнув, подхватил ее на руки. — Все благодаря тебе, — выдохнула Хината счастливо в его теплую ключицу. — Серьезно, спасибо. «А кое-кто перестала брыкаться, когда я хватаю ее на руки, — довольно заметил Неджи. — Приучил как котенка». Помнится, когда он впервые поднял ее на руки, Хината чуть не умерла от смущения. Неджи прикусил губу, чтобы не расплыться в совсем уж нелепой улыбке, и поудобнее подхватил девушку, направившись на улицу. — Мне кажется, или ты вполне можешь уже ходить сама, но тебе слишком нравится у меня на ручках? — внезапно заподозрил он что-то на полпути. Хината сдавленно хмыкнула, и парень страдальчески продолжил: — Нда. Только раз про покорность заикнись — и все-е! Ты теперь слуга навеки! Действительно, когда этот прекрасный ангел настолько привык к его рукам?.. — Не ворчи, — легонько ущипнула его Хината, но все же поднялась на ноги уже на пороге дома и потянула его за собой вглубь двора поместья главной ветви Хьюга. Благо, что с возрастом к ней пришло право проводить время, с кем она хотела и где хотела. Там Неджи сел прямо на траву, вызвав ужас всех, кто это видел — Хьюга! На траву! Но затем он потянул к себе Хинату и усадил ее к себе на колени, и все невольные свидетели этого действа поспешили вон, опасаясь за благополучие своих сердец, видимо. Хината больше никогда не возражала против подобных проявлений их чувств на публике — это раньше ее такое пугало и смущало, сейчас же она научилась не обращать внимания на посторонних людей и жить так, как хотелось ей. Подарив Неджи быстрый поцелуй в уголок губ, она захихикала над его приятно удивленным выражением лица и выудила сверток, который под внимательным взглядом парня раскрыла. — Я печенье испекла, — смущенно произнесла она, протягивая выпечку застывшему Неджи. — Попробуй. Его бледная тонкая рука нерешительно взяла печенье и положила в рот. Глаза распахнулись в изумлении. — Это ты! Хината вздрогнула от столь бурной реакции. — Я?.. — Ты пекла мне их! Тогда, в детстве. Я узнал вкус! Девушка робко кивнула, не понимая, что с ним происходило. — Ты помнишь? — неловко спросила она и, получив кивок в ответ, ощутила, как загорелись уши. Печенье… Оно было такой мелочью, почему Неджи его помнил?.. — А отвар? Отвар тоже? — так, словно от ее ответа зависела вся его жизнь, волнительно спросил он. — Ты имеешь в виду настойку из трав для облегчения твоего состояния после печати? — уточнила она и нахмурились, осознав, что от волнения спросила путанно и непонятно. Но Неджи понял и кивнул. — Да, я. И тут ее сгребли в крепкие объятия. — Неджи, ты чего? Что такое? — изумилась она, тут же обнимая его в ответ. — Я должен был догадаться раньше, должен был… Это ведь было так очевидно… Хината неловко запустила руку в его волосы, чтобы хоть как-то успокоить, потому что его бешеное биение сердца она почти слышала, не то что ощущала другой рукой, прижатой к его груди. — Это правда очень много значит для меня, Хината, — пояснил он. — Этот загадочный тайный благодетель словно был моим ангелом-хранителем, я всегда ощущал его присутствие рядом, и факт того, что в этих чертовых стенах есть кто-то, желающий мне добра… Придавал мне сил. А это оказалась ты. Он положил лоб ей на плечо и рвано выдохнул, а Хината лишь продолжила осторожно массировать его голову, давая ему возможность выговорить все, что накопилось. — Ты восхитительна. Тогда, когда я тебя терпеть не мог и причинял тебе лишь боль, ты пыталась помочь мне. А я, конечно, ничего не замечал. Я вообще ничего не замечал, помимо своей собственной боли. — Ты не виноват, — мягко не согласилась девушка. — Я понимаю, в каком ты был положении, и не виню тебя. — Конечно не винишь, ты идеальна! Я тебя просто не заслуживаю, — горько усмехнулся Неджи и ощутил, как его легонько дёрнули за волосы. — Перестань, — как можно строже произнесла девушка, но звучало это все равно ласково. — Мы были детьми, заложниками наших ситуаций. — Но ты-то… — Неджи! Ты — не я, тебе не надо быть мной. Я люблю тебя. Тебе этого недостаточно? Неджи словно бы немного пришел в себя и слабо улыбнулся, подняв голову. — Только что ты сказала, что любишь меня, — констатировал он очевидное. — Потому что люблю! Да что с тобой, Неджи? — Ты никогда не говорила мне этого, — совсем уж расплылась в улыбке он и проследил, как через пару мгновений после его слов Хината вспыхнула. — Но ты ведь и так знал! — пряча свое смущение у него в плече, воскликнула она. — Знал. Но не слышал, — продолжил он с удовольствием вгонять ее в краску. Хината с радостью бы пнула его ногой, но на самом деле она была рада, что он отвлекся от самобичевания. — Ну вот и услышал! — сердясь, что подобные трюки так легко срабатывают на ней, Хината легонько толкнула его, что было нелепым, учитывая то, что другой рукой она его обнимала. — А может и не услышал, мне надо повторить погромче, — совсем обнаглел Неджи, и девушка, чувствуя, как полыхает лицо, подняла голову и порывисто приблизила их лица, помогая рукой, что все еще была у него в волосах. И, прикрыв глаза, соприкоснула их губы, заставив Неджи в который раз за день пораженно застыть. Поцелуй оказался легким, мимолетным, не таким, как когда инициативу проявлял Неджи, но отпечатался на его сердце осознанием: Хината действительно его любит. И притянув смущенную дальше некуда девушку, он поцеловал ее уже привычным им обоим образом, посылая ей волну мурашек по всему телу и захлебываясь от собственной безграничной любви. Прижимая к себе девушку, Неджи в одном был уверен: он поклялся оберегать и защищать ее, и он выполнит свое обещание. Сделает ее самой счастливой, ведь Хината — его ангел, свет во тьме. Ее мягкость на самом деле никогда не была изъяном для Неджи. И он знал точно, что так же и его жесткость никогда не была изъяном для нее.