Как Иваизуми увидел мангу

— Эй, Ойкава, ты что делаешь? Тоору сидел перед экраном компьютера и не обращал внимание ни на что вокруг. Иваизуми, конечно, пришел без предупреждения, но он точно знал, что лучший друг его не выгонит, однако напороться на игнор он все же не планировал. — Эй, Дурокава! Хаджиме зовет его чуть громче, но в ответ получает лишь тишину. Наверное, их капитан после очередного тренировочного матча продумывает стратегию, заново с завидной аккуратностью и сосредоточенностью просматривает сет за сетом, пытаясь выделить все ошибки, чтобы над ними поработать. Странно, но обычно Ойкава занимается этим по вечерам, когда никто не может его потревожить. Надевает наушники, полностью погружаясь в волейбольный мир (как будто когда-то из него выходит), но не сейчас. Сейчас Тоору сидит на полу перед компьютером без какой-либо дополнительной техники и даже без мяча в руках. Разве что в правой руке не особо крепко зажата мышка, чтобы не убежала. Иваизуми снова окидывает внимательным взглядом всю картину и не понимает, почему же лучший друг его сейчас игнорирует? Их игра закончилась уже несколько часов назад. Они успели провести короткий брифинг и сделать растяжку. Поболтать с парнями и вернуться домой. Принять душ и даже что-то перекусить. И если на счет перекуса для Ойкавы Иваизуми не был уверен, то вот душ тот точно принял, волосы все еще влажные и не успели разлохматиться в творческом беспорядке, поэтому, когда Хаджиме запускает в них пальцы и привычным жестом взъерошивает мягкие пряди, он все еще не понимает, почему Тоору резко вздрагивает, заваливается на бок и в ужасе смотрит на него снизу вверх. — Ива-чан? Ты что здесь делаешь? А вот это уже даже не что-то странное, а что-то новое. Чтобы его пусть и неожиданному визиту были не рады — это впервые. Как и то, что видит на экране Иваизуми — это для него тоже впервые. Голое мужское тело со светящимся половым органом. Да не одно, а сразу два. Переплетенные ноги, запутанные руки и определенно точно во всей красе цифрового искусства представленный для его обозрения половой акт. Сначала Хаджиме даже не знает, что и думать. Не сказать, чтобы у них были друг от друга секреты, не сказать, что они не доверяют друг другу, но такое он видит впервые. Его взгляд бегает по рабочему столу Ойкавы, перескакивает с мяча на коврик для мыши (в виде того же волейбольного мяча, который Иваизуми сам и подарил), на акустическую систему, которую так долго выбирал Ойкава еще год назад. Куда угодно, он смотрел куда угодно, но не на экран компьютера и не на своего лучшего друга, но при этом четко видел каждую деталь. Каждый изгиб мраморного тела под зеленым светом, каждый штрих красной кисти художника, каждую текстуру так не вовремя прогрузившуюся. А также он видел полное шока и удивления лицо Тоору. Его чуть приоткрытый рот. Широко раскрытые в переизбытке чувств глаза. Его слегка подрагивающие пальцы, все еще сжимавшие многострадальное периферийное устройство. Казалось, он даже мог слышать глухое учащенное сердцебиение, только не знал чье оно. И, наверное, именно эта мысль спустя долгое время привела его в чувство. Это ведь Ойкава. Его лучший друг. Человек, который был рядом всю его жизнь до этого момента. И пусть сейчас он находится в глубоком шоке, но и Тоору чувствует то же самое, он знает это наверняка. Знает так же, как и то, что он может спокойно сесть и обсудить произошедшее с ним. Все его проблемы, предпочтения и наклонности. В конце концов это ведь Ойкава. Иваизуми глубоко вдыхает. Сжимает переносицу и закрывает глаза, пока не начинает видеть цветные круги под веками. Выдыхает. — Так, нам определенно нужно об этом поговорить, — его голос скрипит, только вопреки ноткам усталости и неизбежности он слышит только бесконечное смущение. — Ива-чан, ты уверен? В конце концов и Ойкава знает, кто стоит перед ним. Знает, что это Хаджиме. Хаджиме, который иногда предпочитает нарочно игнорировать очевидные вещи, например, неоспоримое восхищение этого кохая, который не захотел с ними играть в команде. Или навязчивое внимание одноклассниц, пытающихся поймать его в коридоре и вручить письмо с признанием. Ойкава прекрасно знает, что существуют моменты, которые Иваизуми игнорирует, не заботясь (или наоборот слишком заботясь) о чувствах других. И он также прекрасно знает, что Хаджиме ни за что не проигнорирует чувства и настроение своего лучшего друга. Поэтому Ойкава садится ровнее и даже не пытается скрыть картинку, светящуюся на экране. — Может ты все-таки уберешь это с моих глаз? — а вот Иваизуми думает по-другому, но все равно садится перед ним, поджав ноги. Ойкава быстро нажимает на соответствующую кнопку и экран не просто меняет заставку, а совсем гаснет, будто скрывает своей темнотой что-то пошлое и неприличное. «Хотя так оно и есть», — думает Иваизуми и снова сжимает переносицу. А потом смотрит прямо на Тоору. Без вызова. Без ярости, просто смотрит и ждет. Ойкава прекрасно понимает, что Хаджиме ждет не оправданий, не надуманных причин. Он хочет узнать правду, и не ту, которая лежит на поверхности, скрытая потемневшим экраном, а ту, которая у него на сердце. — Ты же прекрасно знаешь, что это гей-порно, — выпаливает он, наплевав на все глубоко эмоциональные переживания. — Черт, Тоору, — Иваизуми закрывает глаза рукой, но Ойкава прекрасно видит зардевшие щеки и буквально слышит смущение друга. А уж если он, не подумав, назвал его по имени, то смущение Ива-чана должно было достигнуть просто космической отметки. — Ива-чан, не делай вид, что ты один тут чувствуешь себя неловко, — речь Тоору прерывается истеричным смешком. — Ты думаешь, я планировал, чтобы ты увидел, что я тут обычно читаю? — Читаешь? — Иваизуми отнимает руку от лица, — обычно читаешь? — в его голосе слышно колоссальное изумление, — т.е. это не первый раз? Т.е. ты каждый день читаешь это и передергиваешь перед сном? Серьезно, Дурокава? Не то, чтобы просмотр порнографических материалов в их возрасте должен был вызывать много вопросов. Да даже если бы Иваизуми наткнулся на Ойкаву непосредственно в процессе самоудовлетворения, он бы не особо удивился или смущался. Однако сам факт того, что Тоору интересовался однополыми отношениями поражал его до глубины души. И дело даже не в предрассудках и стереотипах, а скорее в том, что сам Иваизуми чувствовал по этому поводу. Он никогда не был слеп ни по отношению к чувствам Тоору, ни к своим. И если для себя он давно определил, что Ойкава для него скорее всего нечто большее, чем другие люди вкладывают в понятие лучшего друга, то он не думал, что Тоору это понял. Да, они много времени проводили вместе. Да, они понимали друг друга с полуслова не только во время матча, но даже когда ссорились. Да, они ругались не как лучшие друзья, а как старая женатая парочка, над чем любили пошутить и одноклассники, и команда. Но они никогда не переступали черту романтических отношений. Возможно, они слишком много времени проводили вместе для простых друзей. Возможно, они были иногда чересчур тактильны по отношению к друг другу. Возможно, они действительно вели себя как женатая парочка, особенно если дело касалось воспитания нового поколения. Но они никогда не придавали этому много значения. И нет, они никогда даже не разговаривали на тему сексуальных предпочтений. Нет, они никогда не обсуждали однополые отношения. Нет, они не планировали когда-либо вообще поднимать эту тему. Или все же рано или поздно эта тема всплыла бы на поверхность? — Ива-чан, этой яой манга, и я читаю ее не для того, чтобы передернуть перед сном, — Ойкава обиженно надувает губы в привычной манере, и Иваизуми от этого почему-то становится спокойнее. Спокойнее, но не менее стыдно. — Мне это без разницы, Дурокава — знакомое прозвище кажется расслабляет напряженные плечи Тоору, — твои… — Иваизуми хаотично машет рукой в направлении экрана, — меня не особо волнуют, хотя и изрядно раздражают. Ты прекрасно знаешь, что мы должны обсудить. — Я не гей, — выпаливает в ответ Ойкава, — мне нравятся девушки. Но и парни, наверное, тоже? Я не знаю, Ива-чан, — его лицо расцветает глубоким румянцем, — но иногда мне кажется, что я не прочь попробовать что-нибудь неприличное с тобой. А вот на этих словах у Иваизуми сбивается не только сердечный ритм, но и дыхание. Если бы он знал, что такое паническая атака, он бы точно сказал, что сейчас она его настигла, но в реальности же он просто задержал дыхание. И смотрел во все глаза на своего лучшего друга. К черту однополые отношения, к черту гей-порно, к черту вообще само понятие сексуальной ориентации. Ойкава хочет попробовать что-то неприличное с ним? Что-то сексуально неприличное с ним? С Иваизуми Хаджиме? И если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал, что этот самый Иваизуми может испытывать еще большее смущение, то он бы никогда не поверил. Но именно сейчас, казалось бы, уже взрослый и ко всему готовый Хаджиме понял, что не совсем понимает особенности полового акта между двумя мужчинами. Его больше не смущал факт чтения яой-манги Ойкавой. Не поражали его странные наклонности или фантазии. Да даже чувства, в которых Тоору вроде как и не признался, его больше не удивляли. Хаджиме удивлял тот факт, что он просто не был к этому готов. Не был готов к занятию сексом. Сексом с парнем. Ойкава смотрел на него с нескрываемым интересом и осторожностью. Следил за каждой реакцией, за каждым его движением. А Иваизуми просто застыл от резко свалившегося на него осознания. — Я, конечно, понимаю, что для тебя это может быть шоком — румянец все еще горел на щеках Тоору, — но я не ожидал, что ты впадешь в ступор. Давай, Ива-чан, ты должен на меня покричать, обозвать или ударить хотя бы. Ива-чан? Хаджиме замечает панику в глазах своего друга. Ойкава медленно тянется к нему и берет его руку в свою. — Ива-чан? И тут Иваизуми наконец делает вдох (или выдох, он не знает). Сердце в его груди заполошно бьется. Ноги, да и все тело, вдруг становится мягким как желе. Вот только рука почему-то сильнее сжимает чужую ладонь. — Черт бы тебя побрал, Дурокава. Ты понимаешь, что я не готов? Тоору слегка расслабляется от этих слов, надеясь, что Хаджиме пришел в себя, и тут же чересчур глубоко задумывается над прозвучавшей фразой. Не готов? Не готов к чему? Конечно, их разговор не похож на их каждодневную болтовню. Возможно, они не каждый день обсуждают чувства друг друга. Но нет, Ива-чан бы никогда не отвечал таким образом на его признание. Среди них двоих именно он был взрослым и ответственным подростком, именно он решал производственные моменты и следил, чтобы Тоору выполнял свои обязанности. Именно он был внимателен к чувствам других и его в частности. Так что Ойкава ни секунды не верил, что Иваизуми не был готов к его констатации своей привязанности, пусть и в извращенной форме. — Ива-чан, не готов к чему? — в конце концов между ними никогда не было секретов. — Не знаю я в подробностях, как двое парней занимаются сексом, Дурокава, не знаю. Лицо Хаджиме заливается таким румянцем, который Ойкава никогда и не видел. А в его собственном теле кровь приливает совсем не в то место, которое он ожидал. — Ива-чан, — тот отводит взгляд подальше, но все еще не отнимает руки, крепче ее сжимая, — а можно, я тебе расскажу? Ойкава хотел не только рассказать, но и наглядно показать, что и как делается, но он ни за что не планировал делать какие-либо действия без согласия партнера. Поэтому, когда его руку сжимают еще чуть крепче, чуть ли не до искр в глазах, он склоняется над горящим ухом Хаджиме, но не предпринимает никаких действий, только осторожно шепчет: — Что именно ты не знаешь, Ива-чан? Куда вставлять или как сделать приятно? Иваизуми поворачивает голову и смотрит прямо в глаза Тоору, чуть не столкнувшись с ним носами. Он чувствует чужое дыхание на своих губах и непроизвольно приоткрывает рот. — Во-первых, можно начать с поцелуя. Иваизуми бы и рад сказать что-нибудь в ответ или может даже подняться и уйти, но все на что его хватает — это податься вперед и прикоснуться губами к мягкому шепоту. Это касание совсем невесомое, будто неопытное, самое первое. И невероятно долгое, беспричинно сладкое. Тоору отстраняется первым, ищет подтверждение в глазах напротив, а потом снова продолжает свой комментарий: — А можно и с языка. И он прикладывается к губам Хаджиме, раздвигая их и углубляя поцелуй. Исследует каждый уголок, пробует на вкус, медленно и с наслаждением знакомится, не встречая сопротивления. Свободной рукой он проводит по шее, удобно устраивает ее на позиции, поддерживая неловко подстраивающегося Иваизуми. Ойкава невесомо проводит пальцем под ухом. Глубже проникает в чужой рот. Преподает Хаджиме урок, а потом и закрепляет пройденный материал. Когда Иваизуми пытается проявить инициативу, Тоору отстраняется. Снова легко целует и нежно прикусывает нижнюю губу. — Ну-ну, Ива-чан. Ты же сам просил тебе показать. — Эй, Дурокава. Иваизуми не успевает закончить, когда Тоору нежно прикусывает мочку уха и сладко шепчет: — У многих эрогенная зона — это уши, — но его широкая ладонь осторожно проникает за ворот футболки, — а у других — это соски. Ойкава невесомо целует открывшееся плечо, проводит губами по ключицам и слегка прикусывает нежную кожу. Иваизуми делает резкий вздох, но не отталкивает. И это слепое доверие опьяняет Тоору. Он толкает Хаджиме на пол, нависает над ним и снова целует, попутно запуская неконтролируемые руки под чужую футболку. Он оглаживает рельефный пресс, сжимает нечетко очерченную талию, проводит пальцами по соскам, но не задерживает надолго своего касания. Легко, в первый раз изучает такие знакомые и одновременно загадочные черты, о которых он так долго мечтал. Его пальцы задерживаются лишь на манящей тазобедренной косточке. Приспускают штаны и дают в полной мере насладиться открывающейся картиной. Ойкава не выдерживает и снова прикусывает нежную кожу. На этот раз рука Иваизуми хватает его за плечо, но лишь крепче сжимает, а Тоору и не собирается останавливаться. Он стягивает чужие штаны вместе с бельем, на что Хаджиме начинает негромко возмущаться. — Ива-чан, — его рука ложится на чужой член и легонько сжимает, — ты ведь знаешь, как этим пользоваться? Ойкава проводит рукой вверх-вниз и вместо слов возмущения слышит лишь приглушенное шипение. Ноги Иваизуми широко раздвинуты, рука Тоору продолжает двигаться, постепенно увеличивая темп. Вся ситуация заставляет кровь в его венах бежать только в одном направлении, но он вспоминает свою пусть и придуманную, но научно-познавательную цель. — Хаджиме — он склоняется над чужими губами и настойчиво шепчет, — так тебе показать, куда нужно вставлять? Иваизуми не успевает ответить или же даже возмутиться, его губы сминают невиданным ранее напором, искрящим страстью и неожиданной похотью. Чужой язык помечает новые владения, не дает расслабиться ни на секунду. Чужая рука ритмично двигается, принося нестерпимое, но все еще далекое удовольствие. А такой знакомый и привычный Ойкава вдруг приобретает ранее неизведанные черты. Иваизуми чувствует ладонь на своей ягодице, чувствует пальцы, крепко цепляющиеся за мягкую кожу, чувствует, что дальше будет что-то ему незнакомое и непривычное, но почему-то все равно поддается. Ойкава проводит пальцем вокруг колечка мышц и шепчет в прерванный поцелуй: — Если бы у нас была смазка, я бы вставил свой палец именно сюда, — Иваизуми закрывает глаза от смущения и рвано дышит в такт двигающейся руке. — Сначала один, потом второй, растягивая тебя, как можно шире. Проникая все глубже и глубже, — Ойкава проводит языком по манящим губам, но не останавливается, — потом добавил бы еще, чтобы ты был готов принять меня полностью. Чтобы я вошел в тебя уже не пальцами, а членом. Иваизуми чувствует, как медленно накатывает удовольствие, но Ойкава вдруг отстраняется. Убирает руки с его тела, замолкает настойчивый шепот. Хаджиме приоткрывает один глаз и видит, как Тоору сжимает сам себя сквозь одежду. — Дурокава — чужие глаза горят огнем, — давай. Ойкава приспускает свои штаны и седлает Иваизуми. Обхватывает руками оба члена и снова начинает ею размеренно двигать, но Иваизуми этого мало. Он уже чувствовал приближающееся удовольствие, уже слышал его отголосок в глубине своего тела, уже готов был ему подчиниться. Он также обхватывает рукой горящие под чужими прикосновениями тела и навязывает более быстрый темп. Ойкава запрокидывает голову и низко стонет от приносящих удовлетворение манипуляций. Иваизуми скользит взглядом по острому подбородку, по вытянутой шее, по дергающемуся горлу, которое так и хочется сжать зубами, и удовольствие растекается по его животу вместе с румянцем на щеках от грязных мыслей. Его рука все еще двигается вместе с Ойкавой, но и тот через пару фрикций останавливается с глухим стоном. Тоору сваливается на него сверху, тяжело дышит и пытается успокоиться. Хаджиме закрывает глаза рукой, пытаясь спрятаться за импровизированной шторкой от смущения, но потом вдруг понимает, что только что делал этой рукой, и краска на его щеках становиться еще более густой. — Ива-чан, — Ойкава упирается подбородком в накаченную грудь и ведет себя как ни в чем не бывало. — Тебе хватило научного материала? А то ведь я могу не только рассказать, но и наглядно продемонстрировать. — Дурокава, — и в этом простом, но таком знакомом ругательстве слышно отрицание и гнев, но Тоору знает, что на самом деле оно означает принятие. И кто бы сказал тогда Иваизуми, что Ойкава научит его еще и не таким вещам, и что Хаджиме сам не раз продемонстрирует выученный материал. Может быть тогда он бы не ответил на следующий поцелуй. Может быть тогда… хотя о чем это он, Иваизуми бы сделал и сказал бы все точно также, ведь в конце концов это же Ойкава, и манга здесь совсем ни при чем.