Боль утихает, но осознание приходит не сразу

      —Когда все это кончится, — выдирая волосы, кричит Лёша, — это просто кошмарный сон, нет, этого не может быть в реальной жизни, — слезы стеками по щекам.       Растерянность вернулась к Кириллу, но он решил, что сам должен его успокоить. Марья Ивановна и так проводит с ним целые дни, ей тоже нужен отдых. Кирилл осторожно подсел к Лёше, как это делала женщина. Юноша осторожно коснулся рук мальчика, стараясь отцепить их от волос.       —Лёша, давай успокаивайся, — в полтона проговорил Кирилл, пытаясь не говорить лишнего.       Лёша отпустил руки, положив их на колени вместе с ладонями Кирилла.       —Молодец, — неловко сказал Кирилл, он не знал, как это должно было звучать. Его никогда не хвалили. Он разжимал кисть мальчика, — я буду не далеко…       Не успев встать, Лёша обнял Кирилла. Пару секунд назад он ненавидел юношу. Но сейчас Лёше было без разницы кто рядом. Главное, что он не один. Вряд ли он сможет забыть всё-то проведенное время с Лизой и как он временами сам её успокаивал, защищая девочку от всего в этом мире. И теперь ему самому нужна эта помощь.       Время шло, Кирилл был рад хоть как-то помочь, пускай он просто замещал подушку для слёз. Юноша хотел дальше ощущать это чувство «победы», поэтому начал наведываться к мальчику каждый вечер, да и просто в свободное время. Лёше это не нравится, он ощущает, что Кирилл лицемерит. Мальчику было мерзко держать контакт с юношей, даже после всех разговоров с Марьей Ивановной. Лёша старается избегать встреч с Кириллом, уходя из комнаты в сад или другие места. Но по вечерам ему не дают это сделать вошедшие в норму нервные срывы.       Кирилл старался помочь, но с каждым разом было всё хуже и хуже, это его раздражало. Пытаясь забыться, юноша каждый вечер начинает посещать клубы, вместо, привычного для него, на тот момент похода к Лёше.       Кирилл всегда говорил о своих планах, особенно если потом он приезжал под утро. Но не в этот раз. Марья Ивановна целый вечер пыталась дозвониться до Кирилла, но всё было напрасно. Телефон был выключен, а его друзья, если их так можно назвать, даже не знали где он. И вот он снова возвращается ночью в нетрезвом состоянии.       — Гречкин Кирилл Егорович! Вы меня такими темпами до больничной койки доведете! Наглец! — Марья Ивановна уже ждала его на входе дома.       —Да не кричите вы, весь дом разбудите.       —Да? А обо мне вы, юноша, видимо, не думали, когда не отвечали на звонки!       —Давайте завтра поговорим, не сейчас.       —Нет, Кирилл, сейчас! — прикрикнула женщина, теребя полотенце в руках. Такие ситуации за пару лет стали обыденными, но она никогда не видела Кирилла в таком подавленном состоянии.       —Блять, я сказал, не сейчас, — бросив ботинки на пол, юноша пошел в комнату быстрыми шагами, чтобы не слышать крики. Дверь захлопнулась и закрылась на замок.       —Снова он избегает разговоров, — сказала себе под нос Марья Ивановна, направляясь в сторону гостиной.       Лёша был не глухой и слышал весь диалог от и до. Он знал, что Кирилл всегда будет таким, ничего его не изменит. Мальчик всё больше и больше хотел сбежать.       Кирилл ерзал в своей кровати, желая просто уснуть. Он хотел прямо сейчас вернуться в комнату к Лёше. Зачем? Он и сам не знал, но его успокаивала мысль о том, что мальчик рядом. Не смотря на страх быть пойманным Марьей Ивановной, Кирилл направился к Лёше.       —Спишь? — спросил Кирилл, зайдя в комнату и тихо закрыв дверь. Но ничего в ответ не услышал. Лёша не хотел ему ничего говорить и просто делал вид, что спит. Кирилл, молча, садится на кресло в комнате. Лёша знал, что юноша каждый вечер приходит в комнату, Марья Ивановна рассказала, как ей приходилось по утрам будить его, отводя в покои. Лёшу это с одной стороны задевает, он ощущает, что всё это как какой-то цирк и подмена понятий, но с другой это способ выместить всё, что накопилось.       —Ты отнял всё, что у меня было, — это были «любимые» слова Лёши, которые он говорил, чуть ли не каждый день. Но сейчас это звучало не в порыве истерики. Кирилла, к его удивлению, это даже не задело. Лёша снова и снова говорит ему о том, какой он ужасный, что он не имеет права жить. Кирилл, молча, глотает это всё: все оскорбления, упрёки, не пропуская мимо ушей. У Лёши закончились силы кричать и что-то делать, он не понял, как начал обнимать юношу. Кирилл лишь обнял в ответ, понимая, что сам виноват в сложившейся ситуации. Осознание к Лёше пришло быстро. Он начал бать кулаками по груди, создавая напускное впечатление о том, как хочет, чтобы Кирилл оставил его. Но попытки вырваться были брошены. Слёз уже нет, сил тоже, внутри пусто. Всё, за что он может сейчас держаться — его сомнительное временное окружение.       Неловкое молчание было прервано Кириллом. Он начал рассказывать какую-то несвязанную чушь: про проблемы с отцом, про стресс, про его странное чувство. Ни Лёша, ни Кирилл не поняли, в какой момент юноша стал таким искренним. Но возможно последний просто хотел заполнить эту тягучую тишь и чувство одиночества, которые были ненавистны обоим.       На протяжении некоторого времени всё нормализовалось. Кирилл стал проводить время с Лёшей по вечерам дольше, они, кажется, уже могут без особого отвращения контактировать друг с другом. Кирилл даже, несмотря на свою грубость, проникся его состоянием, насколько мог, конечно же. Лёша же в свою очередь на миллисекунды стал задумываться о словах Марьи Ивановны «он не такой плохой» чаще.       Но всё не может идти так гладко, Кирилл не оставлял своей любви к развязной жизни, поэтому всё чаще стал приходить подвыпивший.       Однако, в один вечер он не пришёл, это было самое худшее время для Лёши. Ему пришлось справляться самому с потоком кошмарных мыслей, пока Гречкин обжимался с очередной «особенной», вероятно, даже не получая удовольствия. «Взрослая жизнь — это когда ты ешь дерьмо в одиночку», вроде так говорил Кирилл, да? И вроде после этого Кирилл даже выдавил «извини, малой», но ситуация ухудшилась. Юноша перестал зацикливаться на проблемах, запивая их алкоголем и уходя в себя.       Очередная беспокойная и до ужаса одинокая ночь для Лёши. Открывается дверь, и было понятно, что пришёл Кирилл, но не тот трезвый юноша, который был готов побыть подушкой для слёз, а алкоголик, который пришёл посидеть на стульчике. Лёша снова чувствует отвращение, до тошноты, он чувствует, как сердце кто-то проткнул со спины. А, нет, не просто кто-то, а тот, кто перед ним виноват так, что вряд ли эту вину можно искупить. Лёша в шоке стоит перед Кириллом, тот нагло опёрся на него рукой, при этом смеясь, будто всё в порядке. Мальчик скидывает его с себя и пятится, он физически ощущает, как весь наполняется ненавистью и обидой.       —Твою мать, как же было наивно полагаться, что ты изменишься.       —И об этом говоришь мне ты?       —Имею право, я не ты, я никого не убивал.       —Да блять, я даже не знал об этом. Ты каждый ебанный раз мне об этом напоминаешь. Думаешь, вернешь свою сестру, говоря мне об этом? Да хуй там!       —Да ты даже не знаешь, как тяжело мне приходится!       —Я не знаю? Ты нихуя не знаешь обо мне, чтобы вот так говорить.       —Ну, алкоголь явно твой лучший друг.       —А у тебя видимо лучший друг это истерики каждый вечер. Сам себя тогда успокаивай, малолетний ушлепок.       —А я просил тебя? Правильно, нет.       Пьяный Гречки в миллионы раз хуже трезвого, ругань продолжалась, чуть ли не час. Они успели наговорить друг другу много «хорошего».       —Не нравится что-то? Так пиздуй, милочка, тебя никто не держит.       —Воспользуюсь советом, спасибо.       Дверь захлопнулась, и в комнате остался только Лёша. До самого утра мальчик просидел в немом шоке. В его голове пронеслась мысль, что больше тут находиться он не может. Лёша надел одежду, которую заботливо постирала Марья Ивановна. Через парадную не выйдешь, через черный ход тоже. Вариант только один. Распахнув окно, Лёша аккуратно спустился, стараясь не создавать лишний шум. Время шло, уже светало, а Макаров стремительно отдалялся от виллы.