Адам, я вернулся за тобой.

После ухода Гордона прошло около получаса. Перед глазами парня будто пролетела вся жизнь: Конструктор хладнокровно выключил свет и задвинул дверь, дверь, за которой просачивался последний тусклый зелёный свет. – Игра окончена! – звенело в ушах у Адама. Эти слова повторялись вновь и вновь, но не из уст старика, а в бедной, кипевшей от всего произошедшего голове фотографа. Мистер Крамер полностью игнорировал просьбы и ор со стороны пленника, он как ни в чём не бывало отправился в неизвестность. Стенхейт лишь протянул пульсирующую от боли руку в сторону уже закрывшейся двери. Он истерически орал, моля о пощаде, отрицал действительность происходящего. Прослушав кассету, находящуюся в кармане «лже-пилы» он испытал не столько шока, сколько страха от осознания их с сокамерником ошибки. Уже погрузившись в полную темноту он продолжал кричать, заливаясь холодными слезами. Он не мог успокоиться и трезво подумать, ведь его оставили одного, в холодной и вонючей темноте, привязанным цепью и, возможно, навсегда. Он вновь и вновь пытался высвободить ногу из цепи, метался из стороны в сторону, в один момент он просто упал на колени, схватился за голову и, всхлипывая, начал кричать. Кричать во всю голосину, настолько ему было плохо и страшно. У парня произошла настоящая паническая атака. Спустя какое-то время голос сорвался, а голова, подобно руке, начала ужасающе больно пульсировать. Адам замолк, схватившись за горячий лоб и облокотился на холодную грязную стену рядом с унитазом. Он немного пришёл в себя, вспомнил Лоуренса и его обещание вернуться. Доктор Гордон был единственным человеком, что внушал ему последнюю надежду на жизнь и кому он сейчас так хотел верить. – он обещал… обещал мне вернуться за мной и спасти… – хриплым и тихим голосом внушил себе Адам. Стерев со лба холодный пот он положил руку на пол, дабы опереться, но ей помешало что-то мелкое и твёрдое. Фотограф что-то нащупал и взял в руку. – з-зажигалка! – хрипло воскликнул Стенхейт. – где-то рядом должна быть и сигарета.. – тот нервно начал вспоминать неудачную попытку закурить, прерванную ударом током. – так вот почему меня шибануло! ведь все это время он знал о наших мыслях и возможностях.. чёртов маньяк! Парень озлобленно нащупал недокуренный бычок и положил его в карман. Его он решил оставить на самый тяжелый случай. Адам прощупал место колёсика и дёрнул пальцем. Произошёл резкий треск, за которым последовало появление пламени. Оно было достаточно крупное, а значит и газа оставалось достаточно. Небольшой участок ванной комнаты осветился тусклым светом, мальчишка заметил вблизи несколько фотографий, которые он «продемонстрировал» Ларри. – и зачем ему надо было брать мои снимки с собой? Надавить на совесть? – подумал фотограф, протягивая вторую руку за двумя ближайшими фотографиями. На обоих фотографиях, очевидно, был Гордон. На первой он в солнечных очках попивал колу из Макдоналдса. На второй он прикрыл лицо рукой. То самое, последнее фото, сделанное Адамом. Ещё тогда, во время предложения Теппа он хотел отказаться фотографировать именно Лоуренса, потому что чувствовал, что это хорошим не кончится. Интересно, почему ему так показалось? Чего он тогда испугался? Под тусклый свет пламени Адам рассматривал черты лица доктора. – а ведь он вполне фотогеничен. – заметил Стенхейт. Что уж там говорить: он тонул в его улыбке, что аппетитно попивала кока-колу на первом фото. Такая добрая, светлая… Он совсем не казался жестоким хирургом, что хладнокровно сообщает больным о приближении их смерти. Кровь прилила к ушам и щекам Адама, отчего он резко выключил зажигалку и отложил снимки в карман голубых широких джинс. – так, стоп… я же не?.. аргх, чёрт! – он вновь схватился ладонью за лицо, отгоняя внезапно возникшие покраснения. Почему он покраснел? Почему он вдруг так волнуется за человека, который готов был его убить? Почему именно его он должен был фотографировать и сидеть с ним в одной ванной комнате? – как он там?.. надеюсь, с ним все в порядке.. такой ответственный человек как он обязательно найдёт выход. От этих мыслей Адама отвлекла внезапно возникшая в плече боль. – Рана… её нужно обработать или хотя бы чем-нибудь промыть. На ум не сразу пришла мрачная ванна, с которой начался весь этот ад. Мальчишка кое-как привстал и подошёл влево, в сторону ванны. Нога уперлась, он нащупал рукой грязный бортик и встал на колени. Вторая рука потянулась на поиски крана, что находился посередине сосуда. Через некоторое время Стенхейт открыл скрипучий кран, откуда полилась ледяная вода. Ему удалось настроить её до более тёплой. Адам снял футболку, уже не такую белую от грязи и крови. Обнажив торс с раненым плечом парень залез в ванну и принялся промывать рану. При попадании струи на место пули боль усиливалась, отчего Адам постанывал, но ему удалось более менее промыть плечо. Он также остудил водой голову, что дьявольски болела. Глотнув немного воды Стенхейт нащупал фланелевую рубашку, оставленную им на ванне после удачной попытки схватить адский проигрыватель. Ею он вытер остатки воды с лица и плеча, затем разорвал низ футболки, оторвав от него длинный кусок. Кое-как он повязал его на плечо, затем одел оборванную футболку и рубашку поверх. Вся ситуация в целом показала парня совсем с другой стороны: в нём появились чувства сострадания, надежды, ожидания. Ведь на первый взгляд он обычный холодный человек, которого мало что и кто в жизни волнуют. Он бы никогда не подумал, что сейчас будет сидеть в чертовой ванной комнате неизвестно где, в полной темноте и одиночестве и промывать себе ранение. Одевшись, фотограф понял, как же он устал. Весь предыдущий день он фотографировал Лоуренса, затем проявил снимки дома и только потом ему удалось поспать пару часов. Ну а дальше уже 8, а то уже и 9 часов в адском заключении. Адам подполз к трубе, к которой была собственно прикована его нога. От неё исходило тепло и он прилёг рядом с ней. – самое время поспать. ну и ночка. – подумал Стенхейт и достал фотографию Гордона из кармана. Он приложил её к сердцу и прикрыл свои серо-зелёные уставшие глаза. – я буду ждать тебя.