Срочно, в идеале — вчера

      Во всем этом определенно были замешаны феи.       Я понял это с самого начала, еще тем утром, когда Хлам помешал моей работе. Молотилка старого Юцика возвышалась посреди мастерской, я ползал вокруг нее с инструментом, в сотый раз пытаясь найти неисправность и мрачно прикидывая, сколько еще мне придется возиться с этим барахлом. Денег, в последние годы уплаченных мне Юциком за починку, хватило бы на две новых молотилки. Не могу объяснить этот его поступок разумно, разве что слышал подходящее чужое слово.       Кажется, люди говорят: сентиментальность.       Так вот. Ползал вокруг молотилки я, а Хлам ходил вокруг, мурлыча, аж дребезжа всеми запчастями, и сверкая фонарями. Не знаю, что творилось в остатках его мозгов, но их точно не хватало, чтобы уйти на свою подстилку, в третий раз получив несильного пинка под зад. Вместо этого механический кошак снова заводил свою песню, высоко задрав суставчатый хвост.       — Отвали по-хорошему, — посоветовал я, получив металлической башкой по голени. — Хлам, слышишь? Эй!       Последнее я прокричал уже вслед окончательно ошалевшему кошаку, сам ошалев не меньше: раньше он никогда у меня инструмент из-под рук не крал! И задуматься бы мне, что этот дребезг неспроста, и остаться в мастерской, но нет — бросился следом, про себя на все корки кляня проклятую тварь и пообещав неделю не наливать ему ни капли машинного масла. Нет, две недели!       Хвост мелькнул на выходе из проулка, в дальнем конце которого стояла моя мастерская, и я бросился туда, вылетев на главную улицу. Подумал еще мимолетом: странно, а почему лавочка напротив стоит пустая, куда хозяин делся? Почему не выглянул полюбоваться?       Ответ я получил почти сразу: Хлам гигантскими скачками несся вперед, туда же, откуда долетал гул голосов.       На площади — всего лишь перекрестке двух улиц, единственных в нашем богами забытом городке и от того одинаково главных — толпились горожане. Всклокоченную шевелюру хозяина лавочки я заметил в задних рядах, Хлам как раз между ног человека и проскочил, скрываясь из виду. Пришлось тоже идти, выяснять, в чем дело.       Выяснил быстро, даже уши прижать пришлось: в них буквально ввинчивались пронзительные выкрики.       — Только сегодня! Вы все! Все вы! Станете свидетелями работы новейшего прибора, созданного многоуважаемым профессором Эрнстоном! Спешите видеть! Подходите, не стесняйтесь! Вот вы, да-да, вы, молодой человек! Подходите! Будете моим ассистентом!       По счастью, последние вопли были обращены не ко мне: даже спьяну меня нельзя было перепутать с человеком. Может, кого пришлого и смутила бы рабочая роба, заляпанный маслом фартук и спрятанные под повязку волосы — но уши, мою гордость, ни один человек не смог бы не заметить. Даром что люди в принципе мало что замечают. Сейчас вот не видят Хлама, за которым я шел, вклиниваясь между стоящими. Те косились, выясняя, кто это такой наглый, но завидев меня, давали пройти.       А зазывала все не унимался. Он взобрался на стоящий посреди площади фургон и размахивал руками, демонстрируя всем какую-то коробочку.       — Обратите внимание! Перед вами — первый в мире компактный образец уникальнейшего передатчика для дальней связи! Больше никаких громоздких коробов! Все, что вам нужно — это изобретение профессора Эрнстона, которое легко поместится в любой карман и не оттянет вам руки!       — Хорош заливать! — крикнули из толпы.       — Оно ж наверняка нерабочее! — поддержали сказавшего. — Что туда поместится, в эту твою хреновину?       — О, ваш скепсис всецело мне понятен, уважаемый! Вот за тем мне и нужен был ассистент! — не смутился зазывала, широким жестом указав на мявшегося возле фургона бедолагу.       — Да я... — пробурчал тот, опасливо вжав голову в плечи.       Ну да, влипнешь так в историю — пару лет поминать будут, а в салуне за пинтой пива — и того дольше. Скучно у нас тут, хотя лично я — не жалуюсь. Еще б не этот кошак...       — Вы, именно вы! Держите, не стесняйтесь! — шустро спрыгнув на подножку, зазывала протянул невольному ассистенту коробочку и демонстративно вытащил из кармана вторую такую же. — Обратите внимание — в любой карман! А теперь расступитесь, расступитесь! Отойдите, дайте молодому человеку место! Итак, мой дорогой ассистент, отойдите вон туда, к зданию!       Я только зашипел сквозь зубы, когда раздавшаяся в стороны толпа потянула меня за собой. Кто-то пихнул локтем в бок, кто-то отдавил ногу — и охнул, получив затянутым в рабочую перчатку кулаком под ребра. Медные заклепки — хорошая штука, скажу я вам!       Зато я наконец разглядел Хлама, которого до этого потерял из виду. Кошак, припав к земле, медленно крался между ногами людей с той стороны, не сводя глаз-фонарей с фургона.       — Три недели, — пробормотал я себе под нос, с тоской глядя на отошедшего к стене горе-ассистента, вцепившегося в коробочку так, будто та была динамитной шашкой с почти прогоревшим фитилем.       — Тишины, тишины, прошу тишины! Сейчас вы все, да-да, все, услышите все своими собственными ушами, увидите своими глазами! Минута молчания, господа! — зазывала дождался относительной тишины и поднял свою коробочку. С серьезным видом передвинул рычажок, поиграл бровями, глядя на ассистента: ну, реагируй мол?       Тот, тупо глядевший в ответ, дернулся и уставился на свою коробочку. Там что-то мигало синим, и он осторожно, краем пальца, сдвинул рычажок.       — Меня слышно? — громким шепотом произнес зазывала в коробочку. — Повторяю, меня слышно?       А вот теперь тишина на площади стала действительно гробовой. Потому что голос вполне различимо долетал с двух сторон: и от фургона, и из второй коробочки.       — С-слышно! — заикнулся в нее ассистент, и его голос тоже раздвоился.       И, да будут прокляты те печи, в которых выплавили металл, пошедший на его запчасти, именно этот момент выбрал Хлам, чтобы совершить свой прыжок.       Только я прыгнул быстрее.       Так мы и покатились к фургону, поднимая клубы пыли: я, отчаянно ругающийся сквозь зубы, и завывающий во весь голос Хлам, до глубины своей кошачьей души возмущенный подобной подставой. Пришлось стукнуть его по носу. Клепки звякнули по металлу, и Хлам наконец заткнулся. Я сел, сдул с лица выбившуюся из-под повязки прядь и мрачно оглядел собравшихся, отмечая смешки, потихоньку начавшие раздаваться то тут, то там.       Одно слово — люди.       С невозмутимым видом встав, я подумал, что старый Юцик, хохотавший особенно громко, еще долго не увидит свою молотилку. А кое-кто в следующий раз оставит у меня побольше обычного денег.       — Прошу прощения, — буркнул я в сторону зазывалы, сгреб Хлама в охапку и пошел прочь.       Кошак, чуя расправу, висел смирно, притворяясь неразумной железякой.       — Гхм, — прокашлялся зазывала, приходя в себя. — Что ж, позвольте, я продолжу...       Я его уже не слушал, пробираясь в сторону мастерской. Настроение, и так не радужное, было испорчено: понятно, что сегодня вечером в салуне будет не одна, а две темы для обсуждения. Эти самые передатчики и эльф с его механическим котом.       Краем глаза я заметил стоявшую на свободном пятачке троицу и понял, что день не задался окончательно. Потому что это были мэр и его неизменные спутники: шериф и банкир. И если мэр задумчиво вертел в руках свой щеголеватый цилиндр, прислушиваясь к воплям зазывалы, а на бледном костистом лице шерифа, сильно напоминающего мне выходца из склепов, о которых лучше не вспоминать к ночи — а еще лучше не вспоминать вообще! — было написано отвращение, то вот банкир уже активно шевелил пухлыми пальцами, наверняка подсчитывая прибыль от приобретения подобного технического новшества. И выглядел при этом довольней Хлама, сидящего над выложенными в рядочек мышами и скрипевшего шестеренками: сколько масла за них нальют.       Почему у меня окончательно испортилось настроение? Да все очень просто: а кому притащат эти самые коробочки для проверки, толком не заплатив — «на благо города» же!       Впрочем, это если мэра не переубедит шериф. Я криво усмехнулся: вот уж кто всегда будет говорить против любого начинания банкира. Бармен в салуне даже пообещал бесплатную выпивку всем в тот день, когда эти двое сойдутся во мнении. Пока напиться за так ни у кого не вышло.       Но что-то подсказывало мне: мэр наш, известный хитрец и торгаш, от полезной и перспективной вещи не откажется. Так что работать мне внеурочно.       — И все из-за тебя, сволочь, — я потряс Хлама. Тот басовито мявкнул в ответ.       А инструмент я подобрал у самого начала проулка, где Хлам его и выронил.       

***

      Пора записываться в дерьмовые провидцы. Не успел я поужинать, мстительно отложив все работы с молотилкой — пусть еще три дня киснет, как в дверь мастерской постучались. Хлам, возлежавший на своей подстилке из металлической стружки, поднял морду.       — Уж не по твою душу, — хмыкнул я и пошел открывать.       За дверью ожидаемо обнаружился помощник банкира, протянувший мне сверток и, нехотя, скорчив морду три дня не евшей лошади, которую оттаскивают от кормушки, высыпал мне в требовательно протянутую ладонь монеты.       — Проверку нужно закончи...       — Как закончу — так закончу, — отрезал я и захлопнул дверь.       А то я не знаю — вчера ее нужно закончить, и плевать, что куплено сегодня. Во благо города же. И бумажку не забыть подсунуть под печать, чтобы было точно известно: ни одна монетка без дела из сейфа не исчезла.       Сверток лег на рабочий стол, в пока еще не активированный рунный круг. Я подкрутил регулятор лампы, прибавив свету и, подумав, снял с крючка респиратор и надвинул на глаза очки. Кто его знает, что в эту коробочку напихали, не вызывает она у меня доверия. А доверять людям... Чревато — уж это я всегда знал и забывать не собирался. Рожа у меня одна, и поганить ее ничем кроме трех ритуальных линий не собираюсь.       Развернув промасленную бумагу и активировав круг, я принялся за работу.       Коробочка ничего особенного из себя не представляла. Я разве что удивился: добротно сделано. Или это чтобы никто к потрохам не лез? Ну так раскурочить можно все, было бы желание. Однако я не торопился, сначала настроив рунный круг на измерение магии. И потом долго сидел, подперев щеку рукой, глядя на переливающиеся руны.       Нет, ну а что я хотел?       Из задумчивости меня вывел Хлам. Потерся о ноги — именно его твердой башке и бокам я обязан привычкой таскать сапоги с высокими голенищами. Поорал протяжно, требуя жрать.       — Уйди, животное, — отстраненно откликнулся я. — У тебя миска полная, только что масла доливал.       Кот запрыгнул на стеллаж, сваренный из старой металлической рухляди. Была бы шерсть — вздыбил бы, надувшись, будто шар, а так только обернул лапы длинным хвостом.       А я принялся осторожно вскрывать коробочку, соблюдая все мыслимые и немыслимые предосторожности. Потому что магии в ней было — ткни не туда, и ни в какой склеп меня не уложат — нечего будет.       Рунный круг едва заметно мерцал, пока я распаивал швы, но никаких критических скачков фона не наблюдалось. Вот сейчас я... Коробочка тихо хрустнула, распадаясь на две половинки, и ярче лампы засиял голубоватый свет. По плечам ударило — Хлам спрыгнул со стеллажа, но я даже не обратил внимания на толчок и его немалый вес. Только стянул респиратор и поднял на лоб очки, разглядывая то, что таилось внутри.       Нет, этот Эрн-как-его-там однозначно не был профессором. Скорее уж его выгнали из института за неуспеваемость; даже самый последний кретин, получивший образование в самом убогом заведении, знает: никогда не связывайся с феями. Вот чуял же...       Переливаясь бело-голубыми сполохами, окантованное золотистыми ободками-держателями, аж искрящими от магии, передо мной лежало яйцо феи.       Не знаю, где подобное можно найти. Дикий народец рьяно защищает свое потомство, желающих сунуться в их гнездо не наблюдается уже давно: кому охота помирать, разорванным на части крошечными зубками. Человека они могут обгрызть до костей за сорок семь секунд. Знать не хочу, откуда в справочниках эти цифры. И еще меньше хочу знать судьбу тех отчаянных идиотов, кто выяснил: феи знают, где именно находятся их яйца. Всегда. Какая-то там магическая связь.       Я аккуратно поднял яйцо захватами, стараясь, чтобы ни грана моей магии не коснулось переливчатой поверхности. Не хватало только, чтобы вылупившаяся фея запомнила ее вкус — склеп меня точно не дождется.       И все-таки Эрн-как-его-там — гений. Безумный, но гений. Это же надо, додуматься использовать связь между фейскими яйцами из одного гнезда для передачи такой низменной штуки, как человеческая речь!       Темный силуэт зародыша внутри яйца шевельнулся, я невольно вздрогнул, замерший на моих плечах Хлам мяукнул, спрашивая, когда же ему дадут сожрать эту потрясающе магическую штуку.       — Я к тебе слишком привык, — буркнул я, аккуратно укладывая яйцо на место. — Даже несмотря на то, что ты, гад эдакий, по первости мне половину инструментария перепортил!       Стряхнутый на пол Хлам принял вид невинный и оскорбленный: подумаешь, какие-то там инструменты. Наклонившись, я потрепал его по ушам, пропустив между пальцев пару искорок, послушал громкое полязгивающее мурлыканье и принялся запаивать коробочку обратно.              В банк я шел, неся ее, как тот ассистент сегодня — будто динамитную шашку. Поражаюсь иногда человеческой интуиции. Он ведь тоже был готов отбросить дрянь, чуть что — вот примерно как я сейчас осматривался по сторонам, прикидывая, куда нырять, если изнутри заскребутся острые коготки новорожденной феи, и куда бросать «переговорное устройство». В окно старухе Хайре, не иначе — мне весь город спасибо скажет, если ее наконец сожрут.       Радовало одно: время у нас есть. Если яйца не проклюнутся вот-вот, то феи их не найдут еще долго. Коробочки тщательно заизолированы изнутри, приоткрываясь только в момент разговора. А раз так — достаточно собрать их все и, не раскрывая, вывезти как можно дальше. Пусть вылупляются там сколько угодно и летят в родное гнездо. Виновных они искать не будут — мозгов не хватит.       В банке меня так поздно не ждали, но и разойтись еще не успели. А когда я изложил новости — забегали, как вспугнутые мыши в кладовке, где внезапно включили свет. Банкир так и вовсе осел на ближайший стул, хватаясь за голову и за сердце попеременно. Я наблюдал с интересом, гадая: когда же он схватится за сейф, деньги из которого сегодня уехали в неизвестном направлении?       Причину паники я понял не сразу, зато потом только вздохнул. Люди, все б им побыстрее да побыстрее. Кто-то уже взял переговорное устройство, не дожидаясь проверки, и отправился к шахтам. И я имел честь стать свидетелем абсолютно потрясающего разговора — да-да, по все тем же устройствам, ибо другого варианта не было.       — Немедленно возвращайтесь, слышите?! — орал помощник банкира так, будто пытался доораться только лишь мощью своей глотки, без всяких приспособ и ухищрений.       — А что случилось? — не понимали с той стороны.       — У вас скоро яйца взорвутся! То есть, вылупятся! Яйца, слышите!       На этом я не выдержал и вывалился за дверь, давя нервный смех. Люди!..       Если так подумать, может и успеют. А на крайний случай, я слышал, в соседнем городке механик совсем старый, помощника ищет...       

***

      Люди успели. Городок уцелел, ну а я остался в своей мастерской, чему не мог не радоваться. До тех пор, пока одним чудесным — во всем, кроме этого — вечером в дверь снова не постучали.       Я пошел открывать, привычно уже споткнувшись о полуразобранную молотилку. Надо бы доделать ее наконец да вернуть Юцику, а то надоела: только место занимает, а удовольствия никакого. Он даже о ней и не вспомнил за все эти дни, старый дурак.       За дверью стояли шериф и помощник банкира. Я нахмурился, особенно когда помощник с явным трудом втащил в мастерскую не такой уж и большой ящичек.       — Значит так, — безо всяких приветствий начал шериф. — Городу нужны переговорные устройства.       — Как в прошлый раз? — дернул ухом я, стараясь не ежиться под взглядом каких-то блеклых, слишком пронзительных глаз. Вот уж точно обитатель склепов, как глянет — оторопь берет.       — Или нормальных, больших? — особо выделил последнее слово я.       — Да хоть с вагонетку!       Ага, распробовали удобство подобного, и как всегда — жадничают. А я чем хуже?       — Ну, допустим, сделать я могу. Но что мне за это от города будет? Запчасти сейчас дорогие, многое придется заказывать... — начал, было, я — и заткнулся, когда шериф пнул ящик.       Тот упал на бок, крышка откинулась, и по полу, звеня, разлетелись монеты, за которыми тут же с довольным мявом погнался Хлам.       — Делай, мастер, город этого не забудет, — ухмыльнулся шериф. — Ах да, и чем раньше — тем лучше. А лучше — вчера.       На этом он и ушел, оставив меня созерцать неожиданно свалившееся на голову богатство. Нет, детали, конечно, придется заказывать, но, гм... Если так подумать... Я обнаружил, что запустил пальцы в волосы и растерянно перебираю пряди, чего со мной давненько не случалось.       Заново повязав сбившуюся повязку, я решительно полез в залежи барахла, местами оставшиеся еще от прошлого владельца мастерской. Конечно, детали придется заказывать — на новые, более компактные устройства. А вот парочку действительно больших смогу слепить и из того, что есть.       Как там шериф сказал, с вагонетку?       Ухмыльнувшись, я принялся за работу, привычно прикрикнув:       — Не мешайся под ногами, Хлам!