Одуванчиковое лето

      — Чонвон, ты спишь?       Осторожно постучавшись о тёмную поверхность запертой двери, Хёрим оглянулась через плечо, переживая, что этим стуком могла разбудить, уснувшую бабушку, от которой девушка вернулась пару минут назад.       Обработав её усталые ноги специальной мазью, Бён поговорила с бабулей — как обычно у них было заведено перед сном, предварительно пожелав Чонвону спокойной ночи, когда он отправился в отведенную ему спальню. Бабушка достаточно быстро уснула, находившись за день и погасив маленький ночник, девушка погладила её по голове, целуя в горячую щёку.       Закрыв дверь в её комнату, она прислонилась к ней лбом, не отпуская ручку. Бабушка в последнее время часто уставала, не выдерживая тяжёлых будней, а Хёрим не могла ничего сделать, чтобы облегчить её боль. Как и много лет назад, госпожа Бён оставалась своенравной, делающей только то, что она хотела. Из-за этого они часто ссорились с отцом, который только хотел помочь ей.       Контролировать этот буйный нрав было только под силу её дедушке. Муж Нарэ был удивительным человеком, которому до самой смерти (и после неё) бабушка была благодарна и никогда не перечила ему, принимая все дедушкины слова, как свои.       Накопив необходимое количество денежных средств, родители желали отправить бабушку на лечение, но та никак не хотела оставлять тёплый Яндон. Она качала головой, говоря, что ей всё равно осталось жить недолго, в связи с огромным возрастом и количеством седых волос на голове. Уговорить её полечиться пару недель в специальном санатории на горячих источниках — будет тяжело, но Бён была уверена, что у них с папой и мамой это обязательно получится.       Выбрасывая из головы дурные и достаточно печальные мысли, Хёрим остановилась на кухне, напротив двери, ведущей на улицу. Бросив взгляд в находящееся рядом окно, девушка отметила потемневшее небо, кутающее зажжённые уличные фонари в ночное одеяло и с улыбкой вспомнила, как будучи маленькой она ловила маленьких светлячков — сначала с дедушкой, потом с папой, а потом одна.       Её одолевали невероятные чувства, особенно если удавалось отыскать целое поле, в котором прятались светящиеся жучки. Девушка ощущала кожей их присутствие, а свет, исходящий от них — заставлял верить в волшебную, земную магию. И в момент, когда они разлетались в самые разные стороны или устремлялись ввысь, Хёрим верила, что это волшебство обязательно принесёт им счастье.       Поднявшись по (к огромному счастью всех домочадцев) не скрипучей лестнице, девушка остановилась напротив комнаты друга, отчего-то с быстро бьющимся сердцем. Ей стало вдруг интересно: как бы он отреагировал на её предложение пойти на ночь не глядя, куда-то в поле, смотреть на светлячков, которые возможно сегодня им и не попадутся? А может он вообще спал, потому что Бён провела достаточно много времени в комнате у бабули — и стучать ему в дверь было как минимум бессмысленно?       Но её рука, словно живя совершенно своей жизнью, в которой её хозяйка не участвовала, уже занеслась над поверхностью, отстукивая три раза. Едва различимый голос девушки утонул в ночной тиши, нарушаемой только звуками с улицы, заставляя её судорожно сжимать своё белое легкое платье, скрытое под тёплым свитером цвета кофейной гущи — Хёрим пришлось переодеться, когда она, пытаясь заткнуть смех Чонвона над историей, что рассказывала бабушка, опрокинула на себя чашку с чаем.       — Хёрим? — открыл дверь сонный Чонвон, в мятой ночной рубашке, как только девушка развернулась, собираясь уходить. Его слова громко отскочили от стен дома, из-за чего Бён испуганно прижала палец к губам.       — Ты спал? Извини, что я тебя разбудила, — понизив голос до минимального шепота, Хёрим уставилась на парня, что всё ещё не мог понять причину её визита, о чём он ей сообщил, как только махнул рукой на ненужные извинения:       — Что ты здесь делаешь? У тебя что-то случилось? — взволнованно оглядев её с головы до ног, Ян, не зная об этом, послал по её телу сотни будоражащих мурашек.       — Нет, я просто, — запнувшись, девушка поблагодарила темень в коридоре, радуясь тому, что она скрывает её алеющие щёки, — просто хотела позвать тебя посмотреть на светлячков. Несмотря на холодный вечер, ночь оказалась достаточно тёплой.       Она неловко замолчала, касаясь левого локтя пальцами и посмотрела на друга из-под дрожащих ресниц. Невольно сгорбившись, девушка отметила, что её предложение привело парня в действие: Чонвон крутанулся, обсматривая комнату, и бросил взгляд сторону — наверняка в окно. Бён показалось, что он не хотел покидать тёплую постель, но и не мог ей отказать.       — Но если ты…       — Нет, мы пойдём, — прервал её друг, возвращаясь к лицу подруги. Приподняв уголки губ, он едва слышно зевнул, — я просто думал, что накинуть на себя. Ты подожди меня минуты две, я спущусь вниз, и мы пойдём.       — Ох, — она шумно выдохнула, удивлённо взирая на Яна, но ничего не сказала по этому поводу, — д-да, хорошо.       Спустившись, Хёрим присела рядом со столиком, думая, не замёрзнут ли её голые ноги. Несмотря на то, что юбка платья скрывала их ниже колена, девушка всё равно не была уверена, но возвращаться уже не было смысла, и заставлять ждать Чонвона тоже — он достаточно быстро управился, не растягивая всё на обещанные две минуты.       Убирая телефон в задний карман тёмных джинсов, парень поправил на себе жёлтый бомбер, скрывающий под собой лёгкую белую футболку, и спустился вниз, спрашивая, не будет ли холодной ей. Хёрим вопреки своим мыслям помотала головой, тихо отворяя уличную дверь, пока сам парень впопыхах начиркал записку — на случай, если бабуля Нарэ, проснувшись, не застанет их дома.       Улица встретила пару небольшой вечерней прохладой и радостным лаем Дождика, к которому тут же кинулся Ян, заставляя замолчать — пёс чуть ли не лизал руки парня, когда он решил почесать его за ухом. Хёрим отворила ворота, подзывая друга и с улыбкой наблюдая за ним, пока он давал наказ псу сторожить дом и, в случае чего, кусать любого непроходимца.       — Так он тебя и послушал, — саркастично усмехнувшись, девушка закатила глаза, прикрывая ворота, как только Ян вышел.       — Я уверен, что он выполнит всё так, как сказал я, — Чонвон выпятил грудь, со свистом впуская воздух и радуясь, что можно перестать говорить шепотом.       — Почему это?       — Потому что ему наказал это я, — словно это было чем-то элементарным, парень пожал плечами, добавив, — меня он любит больше, чем тебя.       — По-моему вся вселенная любит тебя больше, чем меня, — покачав головой, Хёрим развернулась от ворот, направляясь в противоположную сторону от обычного маршрута.       — Не переживай. Всю любовь, что вселенная дала мне, я сохраню. И буду любить тебя ещё больше.       И не дав ей, опешившей, вставить и слова, продолжил:       — А куда мы направляемся? Там же ничего нет.       — Как раз-таки, поэтому мы туда и идём, — улыбнулась Бён, убирая руки за спину и предпочитая проигнорировать его реплику, вогнавшую её в секундный ступор, — там дальше – поля. Нам туда и нужно. Ночью очень часто в них сидят светлячки.       Впереди лежала дорога, устремляющаяся в гору. Хёрим помнила, что как только они поднимутся, им придётся пройти несколько минут, прежде чем их ноги увязнут в травах полей. Ночью там достаточно опасно ходить, но зная путь и нужную тропинку, бояться было нечего. К тому же, некоторые поля подстригали работники от местной власти, следя за внешним видом деревни, которая приносила неплохой доход из-за туристических делегаций.       Ночь действительно была прекрасной и Чонвон совсем не пожалел, когда принял предложение подруги совершить позднюю прогулку, пусть и в поисках светлячков, которых парень ни разу не видел в жизни. Будучи городским парнем и ребёнком, у которого все близкие родственники жили всё в тех же шумных и пыльных городах, он редко когда бывал на настоящей, немного дикой природе.       Когда Бён предложила ему провести лето у бабули Нарэ в деревне, Ян сначала испугался, что не сможет приспособиться к этой тихой и мирной жизни. Но он точно был уверен, что если примет её предложение, то не забудет это прекрасное лето никогда. И чтобы не произошло, юноша был уверен в одном: этим летом что-то точно должно было измениться в его жизни.       Его взгляд метнулся к Хёрим, что накануне они обсуждали с госпожой Бён. Девушка смотрела вперёд, иногда оборачиваясь назад, дабы удостовериться в том, что за ними нет никого, и их точно не атакует сзади полуночный маньяк. Иногда Ян повторял за ней, разглядывая пустую улицу позади, свидетельствующей о сонном поселении в своих домах.       Её рыжие, короткие волосы, подпрыгивали каждый раз, стоило девушке сделать оборот. Чонвон не мог оторвать от них взгляда, вспоминая её тёмный природный цвет, который въелся в его память, как кислота — ведь именно такой Ян увидел её в их первую онлайн-встречу.       Хёрим была действительно красива. Рыжий цвет придавал ей детской непосредственности, словно подруга училась ещё в средней школе. Её слегка пухлые щеки забавно дёргались, когда Бён хотела улыбнуться, но почему-то не решалась. Чонвон, в какой раз, понимает, что её имя в профиле блога — полное отражение самой Хёрим, которая была невероятно сладкой и нежной, как тот самый кексик, установленный на заставке её профиля.       Девушка, заметив его взгляд, не сбавляя скорости, повернулась к нему лицом, идя теперь спиной вперёд. Это было слишком опасно, о чём он подумал, но почему-то вслух произносить не стал. Какой бы не была Хёрим, она была Бён — а это значит, что непокорность и своенравность была у неё в крови, и спорить с ней было бесполезно, а она точно бы проигнорировала его предостережение.       — Почему так смотришь? — Хёрим улыбнулась, морща носик и, к удивлению Чонвона, подставила указательный палец к своей щеке, делая эгё, — я настолько милая, что ты не можешь оторвать от меня взгляд?       Ян не смог сдержать ответной улыбки и тихо засмеялся, демонстрируя ямочки, в очередной раз удостоверяясь, что Хёрим — это невероятный ребёнок, на которого невозможно обидеться или накричать. Она заставляла его улыбаться каждый раз, когда демонстрировала ему свою детскую сторону.       — Вспоминал твои тёмные волосы, — он никогда ей не врал, не видя в этом никакого смысла, — вот иду сейчас и думаю о том, насколько они были длинными, и как много их было в твоей ванной.       — Серьёзно? — она хохотнула, наклоняясь и продолжая идти вперёд, — из этих волос можно было создать целого ванного монстра, — согласилась Бён с его мыслью.       Чонвон поддержал её смех, почему-то ощущая внутри маленькую толику грусти. Хёрим умела быть собой — это её главное украшение. В отличие от неё, Чонвон так не мог. Почему-то, в один момент, он словно стал взрослым, который никак больше не мог вернуть себе того малыша, что мог разрисовать в комнате стены и хохотать, пока мама стояла с округлевшими от ужаса глазами.       Возможно, он сможет вернуть себе это здесь, в Яндоне. Прежде всего, Ян хотел познать себя, что он именно представлял, и что он чувствовал. Завертевшись в своей жизни, которая иногда кренилась при каждом ударе баскетбольного мяча об пол и вздрагивала, стоило ему влюбиться в какую-нибудь девчонку, парень понял, что давно не ощущал себя по-настоящему живым.       Всё словно было картонным.       Иллюзорным и ненастоящим, будто кто-то включил его в маленький городок, с огромными и невероятно длинными стенами, за которыми только и мог прятаться мальчишка. Вокруг было много людей, но как показала жизнь, даже среди большущей толпы — ты можешь быть одиноким, совсем никому не нужным, кроме себя.       И глядя на Хёрим, приехав сюда — в этот атмосферный, живущий в своём мире — Яндон, Чонвон впервые замечает, что он живёт. Не в потной раздевалке, где парни скандируют его имя в честь победного и долгожданного броска. Не в его доме, который встречает парня парой подарков на столе, в день его рождения, пока родители запрыгивают в свою машину и спешат на работу, бросая, только вышедшему из комнаты сыну, дежурное — «с днём рождения, сынок, проведи этот день отлично».       Он замечает это, держа в руках тёплую чашку ароматного чая и наблюдая за тем, как госпожа Бён показывает изумлённое лицо маленькой Хёрим, понявшей, что все смеялись с её дырки на попе, а не потому что она ловко обогнала Сону. Замечает это, когда Хёрим стоит вот так напротив, смотрит на него своими тёмными глазами, в которых, кажется, совсем давно утопилась целая галактика.       Красивые — думает Чонвон, впрочем, даже не удивляясь этому.       Хёрим что-то рассказывает ему о том, как маленькой девочкой она сбежала из дома, чтобы посмотреть на светлячков, перепугав бабушку с дедушкой и получив потом за это очень страшный — по её тогдашним меркам — выговор. Она очень сильно заболела, провалялась пол вечера с температурой, и тогда запрет на улицу был в мгновенье аннулирован, лишь бы ребёнок после долгой простуды ощутил себя снова счастливым и здоровым.       — Уже тогда я поняла, что всеми этими запретами можно неплохо манипулировать, — девушка усмехнулась, ехидно корча лицо.       — Какая дурашка, — не отпуская уголков губ, пожурил её Ян, думая о том, что жить рядом с Хёрим, на удивление, достаточно легко и весело.       — Да, а ещё…       Её лицо слишком быстро изменилось, выражая испуг, который тут же скрылся за волнением, пролетевшим мимо, будто самолёт в небе. Идущая спиной Бён, не заметила небольшого выступа и, зацепившись за него ногой, дёрнулась вперёд, рискуя здорово упасть, содрав себе голые колени. Пискнув, она выставила руки вперёд, предвещая скорейший удар и маленький позор перед другом.       Чонвон, очевидно понявший, что спастись самой из этой ситуации ей не удастся, подорвался вперёд, делая пару шагов к подруге навстречу, дёрнув за одну из вытянутых рук. Её закрытые глаза сразу же распахнулись в непонимании, но Ян не стал ничего объяснять, притягивая девичье тело на себя и расставляя руки.       Хёрим не сразу осознала, что произошло. Сначала она приготовилась к холодной земле, а потом её притянули к теплому телу, приближая к одежде, что всё ещё хранила на себе запах городских улиц. Её рука оказалась в хватке чонвоновских пальцев, что прижали её ладонь к груди, обтянутой белой футболкой.       Бён удивлённо приподняла голову, едва дыша, из-за второй руки друга, которую он поместил на её пояснице, удерживая от падения. Девушка мазанула взглядом по его плечу, отмечая свою правую ладонь, пальцами которой она вцепилась в бомбер.       Чонвон вдохнул сипло воздух, а вместе с тем, и легкий запах кашемира, что поселился в волосах Хёрим, словно там были цветущие поля. Её макушка забавно щекотала ему нос, и он не смог удержаться, чтобы не чихнуть. Его сердце странно билось, словно играло в догонялки с сердцем самой Бён, и почему-то Чонвон был уверен, что его — убегало.       Хёрим не могла успокоиться. Ян не отпускал её, до сих пор удерживая в своих руках. Мир вокруг будто затрещал, подобно дровам в костре, и девушка, словно пребывая в прострации, уставилась на щёку Чонвона, разглядывая его, но ничего не говоря. В ней играла огромная уверенность в том, что скажи она что-либо — это обязательно испортит атмосферу между ними.       Заметив её движение, Ян опустил свой взгляд, отмечая, что вблизи, эта девушка ещё симпатичнее. Её глаза что-то искали на его лице, и если бы Бён была художницей, то Чонвон подумал бы, что она рисовала свои воображаемые картинки, используя его кожу как полотно. Но сам Чонвон не мог похвастаться столь богатым воображением и единственное, что пришло ему в голову, это маленькая родинка, которая изящно бы смотрелась рядом с её губами.       — Я так и знал, что упадёшь.       Он опустил Хёрим, не в силах осознать, что в эту секунду творилось у него внутри: там явно что-то было, что-то непонятное, неосязаемое и яркое — Чонвон уверен — если заглянуть вовнутрь, то можно очень сильно ослепнуть.       — Всё-то ты знаешь, — Бён отряхнула подол своего платья, не поднимая глаз.       Было достаточно темно. Они шли, ведомые светом полумесяца, который пусть и освещал дорогу, но её покрасневших щёк показать не мог. Судорожно цепляясь за своё платье, девушка развернулась, оставляя друга за спиной, и подавила безумную улыбку, которая так и рвалась украсить её губы.       — Идём, мы почти пришли, — свернув в поле, произнесла девушка, морщась, от неприятной, холодной от ночной влаги, травы.       Чонвон поплёлся за ней, не проронив ни слова. Хёрим прошлась пальцами по груди, не зная как унять свой ураган, который готов был снести всё, дай ему только вырваться наружу. В голове невольно поселилась мысль о том, что она могла его смутить и, не зная, что сказать другу, дабы опровергнуть или подтвердить свою догадку, девушка остановилась, резко поворачиваясь к Яну.       И сталкиваясь с ним снова.       — Чонвон, — тут же слетело с её губ, но заглохло, так и не продолжив предложение, построенное в её голове целым мозговым штурмом.       Друг опустил свои руки на её вздрогнувшие плечи, дабы не упасть от столь быстрой смены положения. Шедший за её спиной, он и не думал, что девушка может круто развернуться, едва не утыкаясь своими губами в его подбородок. От этого осознания ему становилось неловко и он, неряшливо похлопав подругу по плечам, обошёл её, недовольно отмечая:       — Кексик, ты бы предупреждала. Опять чуть не упали.       — Извини, — прикусив губу, отвернулась Хёрим от его внимательного взгляда, — смотри!       С восторгом, что трепетно сжимал её душу в своих кулаках, девушка обогнула Яна, стремительно набирая скорость и несясь по полю. Ничего не понимающий друг смотрел ей вдогонку, не осознавая действий подруги, раскинувший руки, как крылья птицы.       Но когда поле засветилось ярко-жёлтым, чуть приоткрыв рот, Чонвон замер на месте, разглядывая сотни светлячков, что подобно пчелиному рою вспорхнули из травы ввысь. Он не понимал, как не мог заметить их раньше, но теперь, когда их нашла Хёрим, он только и мог, что смотреть на шикарное представление.       Даже не верилось, что всё это он видел своими глазами, а не наблюдал за этим действием с картинки экрана смартфона или телевизора. Ему казалось, что солнце на секунду улыбнулось им с подругой в уснувшем поле, озаряя их лица и сырую траву. Можно было подумать, что они воспользовались маленькими, с ноготь, фонариками.       Но больше всего внимания Чонвона привлекала сама Хёрим, поднимающая сонмы крохотных светлячков, чей свет скользил по её лицу, придавая ей невероятно красивый вид, будто девушка плясала около огня. Её волосы взлетали вверх-вниз, пока она бежала, заливаясь приятным смехом.       — Ну чего же ты! — подбежав уже к нему, Бён схватила его за руку со всей силы, утягивая в середину поля, где она бегала до этого.       Ян больше не мог сопротивляться смеху и дикому желанию отдаться этому опьяняющему чувству веселья и свободы, которое подразумевало то, от чего так яро прятался парень в многолюдном Сеуле.       Детское ребячество.       Он вытянул руки, словно тоже был самолётом — маленьким, жёлтым самолётиком из игрушечного набора, который точно также летел, куда только ему вздумается и искал себе приключения. Чонвон подхватил сырую траву, не испытывая и доли холода этой тёмной ночи и закружился, чуть ли не падая в этом круговороте чувств и эмоций.       Его ладони утонули в свете маленьких жуков, когда потерявшаяся из виду Хёрим — что отпустила его руку, как только Ян вздумал пробежаться — воскликнула сбоку, радостно шепча себе под нос непонятные слова и завлекая тем самым друга подойти поближе к ней.       Встав напротив, Чонвон с необъятным чувством удивления и восторга, уставился на крохотного светлячка, поместившегося в ладошки счастливой девушки, которая разглядывала едва пищащего жучка с такой внимательностью и трепетом, что сердце у парня невольно дрогнуло и заныло.       Он прошёлся взглядом по её щеке, что сохранила свой прежний алый цвет, и опустился взором к губам, что завладели его вниманием, так сильно, только сейчас.       Немного пухлые, разные — нижняя была больше, чем верхняя, потому что в детстве Хёрим ударила по ней баскетбольным мячом и та опухла, по каким-то причинам не желая возвращаться в прежнее состояние. Об этом ему как-то сообщила сама Бён, когда он заикнулся о том, что увлекается баскетболом, а она добавила, что у этого прекрасного вида спорта получилось немного подпортить ей жизнь.       Потому что красоты в этом девушка не видела. Но видел в этом сейчас Чонвон. Мягко скользя по её лицу, он словно отмечал то, чего не видел и не знал ранее: оказывается, у неё есть маленький шрамик у носа и небольшая тёмная точка — родинка под глазом. Это наблюдение очень не понравилось парню, поскольку было принято считать, что люди, у которых имелось данное расположение родинки — были рождены плакать.       — Смотри, как он перебирает лапками, — не отрываясь от светляка, Бён поднесла его к лицу друга, что дивился тому, как малыш ещё не вспорхнул, ютясь в едва зажатых ладонях Бён.       Её прядь волос упала вниз, закрывая обзор на светлячка, чьё жёлтое брюшко не переставало источать свет. Чонвон потянулся к ней пальцами, убирая её Хёрим за ухо и освобождая себе обзор. Девушка напряженно замерла, впрочем, тут же оттаивая.       — Ты знала, что коэффициент полезного действия фонариков светлячков очень высок? — тихо задал вопрос парень, на что Бён удивленно посмотрела на него, выжидая продолжения, — Если взять обычную лампу накаливания, то мы получим только пять процентов энергии, потому что остальная рассевается в виде тепла. Но световые лучи светлячков переходят от восьмидесяти семи до девяноста восьми процентов энергии.       — Это потому что они не греют нас? — не разрушая их спокойного разговора, так же тихо, произнесла девушка, глядя на малыша, ползающего по ладони и озаряющего их лица.       Чонвон кивнул. Ночь постепенно становилась холоднее.       — Обычно, вспышки – это их язык любви. Так самки приглашают самцов для спаривания. Но есть четыре вида свечения: непрерывное, прерывающееся, пульсация и вспышки. Есть те, которые вообще не горят. Сейчас в твоих руках первый вид. Они всегда светятся ночью.       — И, тем не менее, они очень красивые. Интересно, если я принесу одного домой, будет ли он напоминать мне об этом лете? — с почти различимой тоской промолвила Хёрим, отрываясь от созерцания жучка и впираясь взглядом в Чонвона, что до сих пор стоял чрезвычайно близко.       — Это вряд ли, — в отличие от неё, друг продолжал наблюдать за светлячком, — они живут одно лето. Где-то около трёх, четырёх месяцев и всю жизнь проводят в поисках пары, чтобы после оставить личинки и умереть. А те в свою очередь будут проживать новое лето, появляясь весной и повторяя тот же жизненный цикл.       — Это грустно.       Она нахмурилась, с печалью отпуская маленького малыша, который тут же вспорхнул и умчался ввысь. Они как будто находились в сказке: повсюду маленькие светящиеся жучки искали место, где можно было спрятаться от непрошенных гостей, окрашивая их своим светом и погружая в волшебную ночную атмосферу.       Хёрим задрала голову к небу, разглядывая светлячков, и протянула руку вверх, словно хотела дотянуться до одного из них и поймать, заключая в цепкий замок из своих пальцев. Чонвон хотел последовать её примеру, но почему-то не мог, прикованный красотой её сверкающих в темноте глаз, что напоминали собой два блюдца с плавающими в них звёздочками.       Он с волнением осознал, что не хочет, чтобы эта ночь кончалась и что сейчас, находясь в этом необъятном поле, он жил, наслаждаясь каждой секундой проведённой с Хёрим. Хёрим, на которую он сегодня смотрел слишком долго — последствие слов бабули Нарэ.       В последний раз, окинув свою подругу взглядом, Чонвон тоже поднял голову к небу, думая о том, что этой ночью произошло что-то странное, волшебное — как те светляки, что кружили над их головами. Он будто открыл для себя новую дверь, впустил что-то неизвестное, что-то, что заставляло его сердце бежать чуть быстрее, когда он стоял вот так с Хёрим, едва задевая плечом её.       Но это, конечно, всё было глупостью.