Рождённый под куполом

— Во-о-оу, Ген! Я так перепугался с твоего номера! Уж было, подумал, что тебя реально песком засыпало! — кричит Тайджу, беспокойно тряся иллюзиониста за плечи, — я думал, ты скопытился там! — Меня действительно засыпало песком, — с каменным выражением лица говорит Асагири. Его тёмные круги под глазами придают ещё большей комичности ситуации, от которой Сенку еле сдерживает себя, чтобы неприлично заливисто не засмеяться. — Что-о-о?! — Тайджу орёт так громко, что аж Юдзуриха прикладывает палец к губам и, зажмурив глаза, шикает на него, издалека наблюдая за своим возлюбленным. — Ты умудрился просрать ключ в такой момент?! Не делай больше так! Тебе крупно повезло, что ты нашёл выход! А если б ты умер?! Сенку от несбавляемых децибелов преспокойно прочищает мизинцем правое ухо, в то время как Ген противно морщится в попытках отпрянуть от чрезмерно активного парня. — Я потерял ключ по сценарию. — А как ты выбрался? — интересуется Суйка, стоящая рядом, довольно протягивая свои маленькие ручки фокуснику. Выражение лица Гена мгновенно меняется на полуудивлённое, и он заботливо берёт девочку на руки. — Мои песочные часы не самые обычные, — начинает он тихим разъясняющим голосом, — всё, с чем я работаю, имеет подковырку, помнишь, Суйка? Девочка кивает и крепче обхватывает тонкую шею фокусника в объятиях. Сенку неудовлетворенно вздыхает. — Паршивец. Появляйся на репетициях почаще, а то даже у некоторых твоих коллег к тебе вопросы. — Я не ввожу в подробности тех, кто едва ли сможет мне помочь в случае опасности или посодействовать в номере, — дразнится Ген, — Суйка маленькая, Юзурихе такое дерьмо знать не надо, а Тайджу… Тайджу смотрит на Гена с огромным воодушевлением в глазах. — А Тайджу тупой. Тайджу смотрит на него уже со вселенской обидой. — Не нашёл нужного эквивалента, — поводит плечами Асагири, придурковато показывая кончик языка уже отчаливающему к своей девушке парню. — Учитывая форму твоих песочных часов, побег из них равносилен существованию реальной магии, эльфов и прочей лабудени, — Сенку внезапно как прорвало, — я всё ещё недоволен, что твой предыдущий номер заменили этим. Тут же вероятность спастись даже при высокой продуманности и концентрации ниже чем 85%! А так делать я в своём шоу не позволю. — Сенку, я этот номер придумал вместе с твоим отцом. Однако, он запретил мне выступать с ним, потому что дело рисковое… Дело даже не столько в моей безопасности, сколько в репутации цирка, так что… — Убираем этот номер, — хмуро заключает Сенку. — Я рад, что ты переживал обо мне, — Ген посылает хозяину цирка воздушный поцелуй, смешно вытянув губы трубочкой, но Ишигами лишь стоит, выгнув бровь, а позже и грозно показывая кулак иллюзионисту. — Это не дело, если мой работник рискует слишком сильно. Другой вопрос, если он может пострадать ввиду неопытности или недомогания — тогда он сам виноват. Но, Ген, если тебя убьёт банальный недостаток удачи, это что я буду за сволочь? Мне с этим ещё жить. — Да брось, — играючи отмахивается ладонью Асагири, — я знаю, что я делаю. А если меня бы и засыпало песком, мне бы ничего с этого не стало. У меня вообще молоточек лежит в кармане. — Молоточек, блин, — Сенку недовольно скрещивает руки на груди, — ты серьёзно, что ли? Сопоставь объём сосуда, его длину, общую массу песка со своей и обалдеешь. Когда ёмкость полностью заполнится, ты даже пошевелиться не сможешь. Тебя замурует в песок. — О боги, Сенку, не начинай. Раньше надо было думать тогда. — Ты мне зубы сладко заговорил! — он скорее зол на самого себя, — «Ве-ерь мне, дружочек Сенку»! Поверил, спасибо, что выжил. Ты даже этот номер репетировать не хотел, чтобы не сдохнуть во время тренировки. Чё за хрень? Суйка неуютно вертится в руках Гена и в непонятках крутит головой, потому что звуки ругани двух парней звучат довольно страшно её чуткими ушами. — Не пугай ребёнка, — строго говорит Ген и прижимает девочку к себе. — Суйка, иди к Юдзурихе, — ещё с осадком упрашивает Сенку, наклонившись к маленькому личику, — мы с Асагири очень громко разговариваем. — Ты его ругаешь, — она звучит настолько серьёзно, что даже сам фокусник начинает испуганно переминаться с ноги на ногу. — Потому что волнуюсь за него, — Сенку устало разгибается в спине, замучено прикрывает светлыми ресницами красные глаза и старается говорить как можно нежнее, — Ген, — начинает он осторожно, — хоть ты мне и не говорил, но я знаю, что твои песочные часы были неправильными. — В этом вся соль. — Да, знаю… С ракурса зрителей они, может, и выглядели как самые обыкновенные, но тут не обошлось без механического вмешательства. То, как песок шёл, собирался в одном месте, падал, — это… — Ты намекаешь на то, что меня бы разом закопало его скоростным падением с высоты? Масса велика, правда, но в этом и есть моё спасение. — Поняла! — внезапно радостно кричит Суйка, хлопая в ладоши, отчего двое парней вздрагивают, — у тебя внутри комнатки была прозрачная пластина, Ген! Поэтому в начале номера ты пытался усесться, а не удобно встать! — Так, — заинтересованно выбрасывает Сенку и начинает рефлекторно улыбаться, — похоже, даже маленький ребёнок способен твой номер рассекретить. — Просто малышка Суйка очень умная, — полураздражённо отводит от владельца цирка взгляд Ген. — Ну-ка, объясни господину Ишигами как работает мой фокус, подружка, — он ласково обращается к девочке, сощуривая серые глазки. Назло Сенку, конечно же. — Ну-у… Ты сказал, что песок много весит, да? А если он ещё и идёт быстро, значит, он копится с огромной массой, — широко раскидывает ручками она, — мне кажется, там есть незаметная пластинка, горизонтальная по отношению к горлышку, которая стояла… Под наклоном? И удерживала его, создавая для зрителей иллюзию, что он сыпется нормально. Он скатывался как по горке, слегка задевая тебя, а когда его стало очень и очень много, стёклышко стало совсем криво стоять, оно набекренилось, и угол стал круче! А ещё, я уверена, там были зеркала, дополнявшие иллюзию. — И затем? — поражённо спрашивает фокусник. — И затем песок стал быстрее заполнять сторону пузырька со стороны зрителей, — задумчиво сообщает слепая девочка, — ты создал иллюзию, что часы заполнились, да? А на самом деле, думаю, они были пусты с одной стороны. Тебя засыпало, но не сильно, и ты ушёл назад, сначала притворившись, что на тебя давит песок. На деле же пластина задерживала приток песка к тебе. Я видела, что скрытая дверь снизу была отворена, так что лишний песок ушёл туда. — И я ушёл вместе с ним, — Ген чувствует за Суйку гордость, — молодец, Суйка. Я рад, что ты моя напарница по фокусам. Номера Гена поставлены довольно странным образом. Его песочные часы переворачиваемы, а потому пластина внутри имеет огромный риск не выдержать и дать трещину или неудачно застрять. Весь упор он делает на эффект ошеломления у зрителей. Они не знают, что происходит, сидят, наблюдая за каждым его действием, в то время как песочные часы в прямом смысле оказываются так палевно закрыты ширмой с одной стороны — с той, с которой выходят цирковые на манеж. Места зрителей нас окружают, это, пожалуй, единственный способ для нас показывать такого рода фокусы — оставлять одну зону вне чужого видения. А ещё, места «по краям» постоянно бронируют Стэнли с Ксено. Способствуют ли они таким образом нашим фокусам или действительно зовут своих знакомых на представление — не понятно. Эти двое меня напрягают. Что-то с ними не так. Сенку ещё немного приторможенно даёт девочке «пять», она радостно спрыгивает с чужих рук и бежит готовиться к следующему номеру. Сенку и Ген остаются наедине. — А я думал, что если у тебя и будет постоянная напарница, то это будет какая-нибудь сексапильная тётка, — язвенно комментирует Ишигами, когда девочка совсем пропадает. — Знаешь, сколько красоток побывало на моём манеже? — наигранно похабно хихикает Асагири, — однако, Бьякуя не хотел, чтобы зрители глазели на женщин больше, чем на мои фокусы, и я его понимаю. Хотя, я и сам злоупотреблял своим положением прежде, — его выражение лица в ту же секунду меняется на лисье, — плюс одна причина меня ненавидеть в труппе, где преимущественно работают мужчины. Вот так вот. — Мда… И что у тебя такого могло произойти, что тебе вдруг понравился я? — Не знаю, — искренне пожимает плечами он, — вероятно, с возрастом мне стали больше нравиться мужчины. — Говоришь как старпёр. Фу, — Сенку морщит своё бледное лицо, и Ген подле него начинает совсем нагло клеиться к его персоне. — Да, мне стали больше нравиться мужчины. Влиятельные такие, умные, белобрысые… — мечтательно тянет иллюзионист, всё больше и больше приближаясь к господину, — бледные, с вечно лохматой головой… И желательно, чтобы у них был цирк. — Бьякуя, получается. — И чтобы ниже меня, — обиженно выдаёт Ген, отстраняясь. — Подонок, — ещё обиженнее выплёвывает Сенку. Они стоят почти что в тишине, изредка поглядывая друг на друга. Где-то издалека слышатся возгласы сытых харизмой Кохаку зрителей, её звонкий голос и тяжёлые шаги Цукасы. Ген чувствует босыми ногами лёгкую от падения снаряжений вибрацию, идущую от холодного пола. Пальцы на худых конечностях медленно сгибаются в напряжении, когда с манежа раздаётся очередной грохот. Силачи сейчас веселят народ своим постановочным спором о том, кто же из них способен тягать больше. И, судя по реакции зрителей, их это действительно забавляет. Максимально серьёзное лицо Шишио не может не смешить на фоне подвижной Кохаку, что рвёт и мечет за свою неземную силу, бегая среди множества повергающих в шок гирь. Цукаса спокойно демонстрирует публике свои способности, которые сравнить невозможно ни с чем, пока девушка около него напыщенно гордо показывает сложнейшие акробатические трюки, чередуя их с метанием снарядов, если на то «напрашивался» главный тягач цирка. Сенку осторожно снимает со своих ног обувь и садится на одно колено подле фокусника. — Что ты делаешь? — оторвавшись от подслушивания номера, интересуется Асагири, во все глаза таращась на расшнуровывающего уже вторую лакированную туфлю владельца цирка. — Тебе не холодно босым стоять? — Давай начнём с того, что твоя обувь мне не подойдёт, — смущённо пускает неловкие смешки он, — да и есть у меня обувь… Я для эстетики танца её снял и забыл потом надеть. — Странный ты человек, — хмурит светлые брови Сенку, постепенно разгибаясь в спине, — вечно одет как капуста, мёрзнешь в любую погоду, но с голыми ногами ходить тебе нормально. Я уже незнамо сколько за тобой наблюдаю и жду, когда ты решишь обуться. — Заботливый, как и твой отец, мой милый Сенку… Во время работы я забываю о собственном комфорте, думаю, ты можешь меня понять. — Покажи ноги, Ген, — с внезапной серьёзностью заявляет Ишигами, отчего у иллюзиониста глаза лезут на лоб. Ген плюхается на ближайший с бархатной сидушкой стул, заставив тот противно скрипнуть под его весом. Он с немым вопросом в глазах тянется к собственным ногам, приподнимает шелестящую штанину с одной из них и тянет носок ноги в сторону стоящего напротив Сенку. Ишигами неожиданно трепетно перехватывает кончиками пальцев чужую пятку, чем приятно удивляет своего фокусника. Окидывает пронзающим взглядом одну стопу, вторую и, в конце концов, с грозностью в лице отпускает. — Мда уж, — качает головой он, — кровавые мозоли, куча шрамов и следы от неаккуратных швов. Такие никаким пластырем не перекроешь. — Всё в порядке. Я обрабатываю раны по сей день и перевязываю их бинтами, если нужно идти без обуви. — Эта травма… явно не от обуви и была получена давно, не считая мозолей, — вынуждающе смотрит исподлобья Сенку. Он с силой хватает тонкую кисть иллюзиониста собственной рукой. — Тебя не ненавидят в труппе, так ведь? Ген открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрывает. Спустя некоторое время ступорного взгляда в свою сторону, он всё же формирует в своей голове предложение. — Но это не значит, что у меня нет здесь врагов. Сенку безнадёжно трёт глаза тыльной стороной ладони, группирует из маленьких ниточек мыслей одну единую цепь. Мозг сейчас взорвётся. — Чью задницу ты прикрываешь? — его голос звучит довольно строго, чтобы призвать к совести, — Ген, я должен знать всё, что знаешь ты. У тебя есть доступ к такой информации, к какой нет ни у кого из нас. И если ты сейчас хранишь молчание, то потом это обернётся против тебя, — сбивчиво сообщает Сенку, вслушиваясь краем уха в бурные овации, идущие с манежа. — У тебя не будет расположения ни с чьей стороны. Ты вколачиваешь в собственный гроб лишние гвозди. — Когда-нибудь я поведаю тебе всю свою историю, — рука иллюзиониста нежно ныряет под бабочку владельца цирка, — но это будет не сегодня, — обхватывает цепкими пальцами тёмную плотную ткань он, слегка притягивая парня к себе, — просто знай, Сенку, здесь не найдём покоя ни я, ни ты. Мне угрожали. Тебе наверняка тоже. Я не сомневаюсь в этом. «Ген вечно шляется непонятно где и служит переносчиком информации, — думает Ишигами. Пасмурные глаза напротив смотрят с очевидным предупреждением. — Преступник боится, что он знает слишком много из-за того, что часто пропадает и ходит по вагонам. Поэтому пострадали именно его ноги». Бабочка, сползшая с мужского пальца, по инерции шлёпает хозяина цирка по вставшему воротнику с хлёстким звуком. Ген своими действиями намекает ему, что не желает разговаривать ни о чём из прошлого. «Они подловили Асагири и искалечили ему ноги, чтобы не тревожил их план своими хождениями». — Я не могу быть уверен, — выдаёт шёпотом он. — Что-что? — хлопает ресничками Ген, натянув на лицо белоснежную голливудскую улыбку, — если у тебя есть вопросы, дорогой, задавай их быстрее, потому что Кохаку почти закончила. А если ты захотел поговорить о прошлом, то просто знай, что у меня с восстановлением тех событий проблемы. «Хром. Канатоходец. Первое воспоминание — я в цирке». Кинро и Гинро ответили тогда тем же образом. Провалы в памяти? — Куда же ты всегда так беспокойно уходишь? Ген всё с той же улыбкой, словно её ему приморозили к лицу, прикрывает серые глаза чёрными ресницами. — У меня есть на то причины.

Свист лезвия.

Ген бежит, скользя голым плечом по холодной стене вагона. Металлический стук от его ног раздаётся эхом с каждым тяжёлым шагом. За ним тащится кровавый след. Механическое сердце грозится отказать от наступающего на изрезанные пятки чувство животного страха.

— Ты помнишь, кто тебе угрожал?

— Сенку! — тарабанит сбитыми в синяки кулаками в случайную дверь он, держа одну израненную ногу на весу.

— Сенку? — раздаётся властно вопрос, отражаясь от металла и разбиваясь о стены вагонов. Фокусник ёжится в своей просторной одежде, делается совсем маленьким в глазах своего сильного врага.

— Таково имя наследника цирка! — кричит Асагири, вслепую ходя по периметру. Бежать некуда. — Я знаю многое! Ты меня недооцениваешь!

— Я ничего не видел и всё забыл, — быстро моргает он, когда говорит, и отшатывается назад на несколько шагов. Краешки губ Сенку едва заметно ползут вверх.

Удар. Ген словно ошпаренный хватается за стопу, ползёт куда-то в сторону. Тонкий красный шлейф за ним следует поползновениям своего хозяина, образуя липкую тёмно-багровую дорожку с запёкшимися разводами.

— Больше никогда не будем говорить об этом, хорошо? — Ген сжимает зубы до самого скрипа в ушах.

— Ты слишком много треплешься, тебе не кажется? — лезвие приставляется прямо к корню языка фокусника.

— Хорошо, — сдаётся Сенку, наблюдающий за поведением своего фокусника.

— Я буду молчать, — дрожащим голосом произносит Асагири.

Страшно и шелохнуться.

— Твои ноги пострадали, потому что вечно где-то шляешься. Сечёшь, что будет, если будешь много говорить?

— Мне пора на манеж, — приподнимает шляпу-цилиндр Ишигами младший в жесте прощания, — прости, что внезапно одёрнул.

— Секу, — слегка ноюще мычит парень. Зубы болезненно ударяются о железное лезвие с каждой его сипящей буковкой.

— Если Сенку о чём-то прознает, — он грубо хватает иллюзиониста за копну крашеных волос, — я убью тебя во время выступления. И мне плевать, что цирк опозорится.

Рука в белоснежном рукаве трясёт голову парня рваными нервными движениями.

— Ты меня понял, гад?

— И ещё кое-что, — он приветливо машет Гену перед выходом, — ты мне такой даже больше нравишься!

— Понял! — надрывающимся голосом хрипит парень, когда его с силой отбрасывают в сторону.

— Лжец. Лицемер.

— Лжецом и лицемером, — задумчиво тянет Ишигами, вытягивая указательный палец на уровне подбородка, — ты хотел казаться беззащитным оленёнком, чтобы мне хотелось тебя защитить, но вскоре вскрылся настоящий ты. — Какой же я настоящий? — ещё роясь в собственных воспоминаниях, задумчиво спрашивает фокусник. Он помнит всё урывками, буквально собирает каждую крупицу воспоминаний в один огромный пазл происшествия. Голова ужасно раскалывается под гнётом вмешательства в собственную память. — Естественный, такой невероятно яркий болтолог с поганым характером, — он засовывает руки поглубже в карманы пиджака, слегка посмеиваясь, — но ты очень добр. Жаль, что другие этого не замечают.

— С твоей стороны было глупо начать бежать, будучи в повязке и наручниках.

— А мне не привыкать! — кашель вырывается из сухого надорванного горла сам по себе. Двое в вагоне пережидают этот внезапный приступ, — у меня номера живодёрские! Я со скованными конечностями и в кромешной тьме как рыба в воде!

— «Со скованными конечностями в кромешной тьме»? — поддевает двумя пальцами юношеский подбородок угрожающий человек, — те же ощущения во время смерти.

— Не добрый я, — по его телу ползут мертвенные мурашки. Асагири с внезапным холодом смотрит на Сенку исподлобья. — Что собираешься делать после выступления? — плачущего неба глаза медлительно ползут вверх, впиваясь в рубиновый взгляд напротив, буквально пересчитывая каждую ресничку чужого глаза, — а, Сенку-чан? Сенку чувствует нечто странное в этом выражении лица. Он сглатывает ком напряжения в горле. — Готовиться к следующему, полагаю?

— Я могу убить тебя сейчас.

— Прошу, мой дорогой, помилуй! — кричит снизу Асагири, связанными руками упираясь в чужие ноги, — у меня столько незавершенных дел!

— На каком основании ты мне нужен живой?

— Твой голос мне милее всех на свете, — неестественно лучезарно улыбается иллюзионист, оголяя белоснежные зубы с кривоватыми клыками среди них. Он упирается локтём в металлический пол, медленными движениями прислоняясь своей изнеженной щекой к чужим коленям. — Сколько мне глаза ни завязывай, сколько руки ни сковывай, я-то знаю, кто мой мучитель.

— Ты сейчас серьёзно себе яму роешь, Асагири?

— Я всегда тебя любил, — слетают с искусанных в кровь губ громкие слова.

— Вот и готовься к следующему… — тонкие брови Гена всё больше сводятся к переносице. Воспоминания прошлого атакуют его мозг, приходят в кошмарах, но что его беспокоит ещё больше — это то, что с тех пор его слова перестали иметь вообще какой-либо вес. «Лёгкие как пёрышко», — как говорит Кохаку.

Удар по голове.

Достаточно сильный, чтобы всё в мозгах возникало урывками. Достаточно сильный, чтобы вышибить здоровую часть слов из черепной коробки. В глазах пестрит разными цветами, Ген взрывается приступом рвоты, когда чувствует, что его волокут за ноги словно труп.

— Только не опять! — приходит в бреднях в себя он, барахтается, проявляет попытки рвануть. Он панически шепчет все молитвы, какие знает, вдыхает раскалённый воздух сквозь зубы, сплёвывает накопившуюся в ротовой полости кровь.

Руки прикованы уже ремнями к койке. Ген приподнимает голову, чтобы рассмотреть, что будет происходить на этот раз. Тощее тело содрогается в конвульсиях.

Медицинский столик. Спирт, пробирки, ватные тампоны, скальпель.

— Я честно никому ничего не скажу, — сухие губы совсем дрожат. Ген заранее зажмуривает глаза до ярких салютов перед носом, потому что знает, что ему не поверят.

Асагири взвизгивает, дёргается всем телом, когда острая игла вонзается под кожу. Серые глаза плачут, безысходно смотря в тёмную ткань перед ними, что сразу же впитывает его горячие слёзы. Жидкость покидает прозрачное стекло в отметинах. Рука тяжелеет. Становится туманно.

— Хочу кое-что проверить, — слышен скрип медицинских перчаток друг о друга. «Этот гад потирает руки». Стул на колёсиках отъезжает от больничной койки на несколько метров с неприятным звуком. — Как думаешь, человеческая память способна вытеснить нежелательные воспоминания принудительным способом? За правильный ответ или хорошую мысль тебя ждёт вознаграждение.

— В твоём случае, насильственным, — откидывает голову Ген, дрожа всеми своими худыми конечностями. — Я был знаком со случаями избирательной амнезии прежде. Как на примере других, так и на своём собственном. Ты жаждешь удалить выборочный, невыгодный одному тебе кусок воспоминаний, будто бы это просто сведение, написанное карандашом. Но даже точнейших ударов по голове и твоего хирургического вмешательства будет мало. Помни, с какого времени ты вышел, чудик.

— Не учи ученого, — ласково проводит по макушке мужская рука. У фокусника нет сил сопротивляться, хотя и очень хочется. Каждое действие чужое или собственное вызывает у него тошноту и внутреннее отторжение. — Ты здесь далеко не самый умный. Хорош собой, достаточно хитёр, но слишком слаб, чтобы предпринять хоть какие-то действия. Что умственные, что физические.

— Конечно, рядом с тобой ведь любой будет слабаком и тупицей, мой дорогой доктор.

— Твои проблемы с языком — это на самом деле одна большая беда с твоим позорно слабым серым веществом, — грозно заявляет он, но позже тяжело вздыхает. — Если я выведу средство, избавляющее от здорового куска нежелательных воспоминаний, ты получишь свою долю. И если мои другие опыты тоже окупятся, я…

— Деньги вперёд, — насмехается Ген.

— Меркантильная сволочь. Возможно, в этом и есть твоё очарование, — он переводит свой усталый взгляд с бесконечного количества колб на парня. — Только попробуй сбежать с деньгами.

Ген пустым взглядом смотрит в потолок, когда повязка снимается с глаз. Мигающая лампа ударяет того по лицу своим внезапным, пусть и тусклым, светом, но реакция фокусника на всё слишком заторможена, чтобы здраво отреагировать. Серая картина перед глазами парня плывёт, уродливо искажается.

— Возможно, я вживлю тебе что-нибудь.

В ответ молчание.

— Но я не буду. Посмотрю, как сегодня сработается. Если никакого эффекта, плохо будет нам обоим, — досадно качает головой человек.

— Сенку, — тихо произносит Ген, медленно опуская тяжелеющие всё больше и больше набухшие веки.

— Чего?

— Сенку, кажется, ещё ребёнок. Я не знаю, увижусь ли я вообще когда-нибудь с ним, но… не делай ему ничего, ладно?

— Это что за дела такие? — он занимает место в кресле поудобнее, — ты сам о себе-то нормально позаботься. Какой ещё Сенку.

— Который наследник цирка, — из последних сил улыбается Ген, — хороший мальчик, наверное. Как и его наивеликолепнейший отец.

— С чего такая забота о чужом дитя? Это не в твоём стиле.

— Ошибаешься, — сухим глазам уже нечем плакать, — я же уговорил всех принять Суйку. Терпеть не могу, когда в делах взрослых страдают дети.

— О-о, — скрещивает руки на груди собеседник, — вот ты мне и открылся с другой стороны. А откуда узнал о существовании наследника?

— Мальчик приходил на выступления, сидел в первых рядах. Нужно быть совсем слепым, чтобы не увидеть очевидного внешнего сходства.

— И как он тебе? — слышится скрипучий, словно с несмазанными петлями на дверях, смех, — Ген Асагири, здешний ненаглядный любимчик… Очаровал, наверное, малыша.

— Вообще насрать, — смыкает дрожащие губы он, чувствуя, как истерический хохот из горла просится наружу.

— Незаинтересованный малый.

— И слава Богу, — всё же пробивает на тихий смешок Асагири, который сейчас напоминает рваные вдохи-выдохи астматика, — нечего ему в цирке делать… Тут людей тупо ловят и творят что-то без их ведома!

— Тебе-то на что жаловаться? — спокойным тоном вопрошает он, — ты тут родился. Урод уродом, а деньги лопатой гребёшь.

— Какой в этом смысл, если я тут как птичка в золотой клетке? — он плюёт в лицо своему «доктору», — так тебе! Я со своим часовым сердцем покрасивее тебя буду в тысячу раз!

— Ты вспоминаешь… — наполовину пораженно шепчет мужчина.

Человек встаёт со стула, мертвенно-спокойно вытирает лицо своим шелестящим белым рукавом и подходит к чужому, уже к такому же смирному телу. Большой палец оттягивает нижнее с длинными чёрными ресницами веко, оголяя розовое от лопнувших капилляров глазное яблоко.

— Твоё несчастье, что при таких препаратах ты проявляешь чрезмерную активность.

— Я уже давно не человек, — язвенно смеётся в зубы Ген.

— Наконец я почувствую себя живым, — прислонившись к двери, говорит Асагири. Дышать становится хоть немного, но легче. Он с чувством некой гордости наблюдает за молодым хозяином цирка, объявляющим следующий номер — невероятной красоты трапецию в исполнении Юдзурихи с Тайджу. — Мы не сгниём здесь, — прижимает домик с кукушкой ближе к груди Ген, — всё у нас будет спокойно.

***

— Он наморгал мне азбукой Морзе, что был пойман именно мужчиной, — довольно потирая в белых перчатках ладони, думает про себя Сенку. «Мужчина. Доктор. Потеря памяти». «Ген «сказал» мне не так много, но уже что-то. Круг подозреваемых расширяется медленно, но верно», — держится в голове навязчивая мысль. Сенку пускает несколько хриплых смешков в осознании. Вот тебе и «bottom dealing». «Дилерское подполье». Возможно, скрытая лаборатория некого «доктора». Разрабатывает препараты? Чем он там занимается? Исследует мутации труппы? Убил Бьякую, чтобы ничего не мешало работать? Этот гад Асагири с самого начала на что-то намекал. Но если у него действительно провалы в памяти, я не могу его потревожить, так как это может лишь стать триггером для усугубления его амнезии. Я не знаю, что именно ввело его в такое состояние. Если сильный стресс, то дела плохи. Своим вмешательством я могу сделать только хуже. Итак, что мы имеем? Первое место в списке потенциальных преступников, не считая таинственного доктора, как бы жаль ни было, по-прежнему возглавляет Ген. Но причиной тому остаются всего лишь его возможные мотивы. Асагири смог доказать на своём же теле, что в его сторону шли угрозы, а это служит каким-никаким алиби. Конечно, он мог бы и наврать обо всём, но пока что Сенку опирается на поведение того и психологический настрой, ведь он свято желает верить в невиновность фокусника. Однако, если он ему и здесь всё время врал, то дело совсем заходит в тупик. Ген может специально ввести в заблуждение для каких-то целей. Ген по-прежнему мной манипулирует: поставил стрёмный номер с низким процентом спасения, ещё и донельзя палевный, чтобы я за него трясся. И осознал свою привязанность. Сработало, сто миллионов очков ему. Но я умнее него. В первый раз я осознаю нечто подобное… Приятно. Моя лохматая голова ещё на что-то способна, оказывается. Я не знаю ни один из школьных предметов в совершенстве. У меня нет особых хобби. Эта ситуация впервые в жизни заставила меня начать думать по-крупному. На втором месте расположился Рюсуй Нанами. Человек его характера и стремления быть во всём первым вполне может быть способен на устранение конкурента подобным образом. Сенку не видел его лично. И не увидит, если повезёт. Не третье место молодой хозяин цирка, скрепя сердце, сажает Тайджу. Да-да, того самого душевного паренька, который ему так сильно полюбился своими простотой и миролюбием. Естественно, Ишигами догадывается, что ему может не хватить ума так детально всё расспланировать или, того хуже, уйти в такого рода «науку», но не стоит судить людей по их обложке, даже если подавляющее большинство людей одного и того же мнения о нём. Мама всегда учила маленького своего сына мыслить критически. Тайджу он так просто не отпустит. Скорее всего, он задавал мне столь странные вопросы из хороших или, как минимум, нейтральных побуждений. Но факт есть факт: Оки беспокоит моя заинтересованность в расследовании, и он искренне недоумевает, зачем я взялся за это дело. «Доктор из подполья». Ни у одного из моих работников нет образования, страшно и подумать, кому из них в голову ударило уйти в исследования или что там у него. Лживая сущность Гена заставляет меня на каждое его слово начать думать: «Врёшь, ага?». Но его знаки для меня всё же имеют место жить. Ген, как бы там ни было, с самого первого дня оставляет мне скрытые подсказки. Кто может стать загадочным доктором, опираясь на биографии у меня на руках? Цукаса силён и не обделён интеллектом. Даже слишком не обделен, для тягача-то. Сирота, примкнувшая к цирку, чтобы оплатить своей младшей сестре операцию. Заработанных денег уже давно должно было хватить, но его история умалчивает о дальнейших деталях. Ходил на тренировки в подвальных помещениях, старался заработать копейку честным трудом, но в итоге дошёл до того, что стал выбивать у жителей своей провинции деньги. Вышибала долгов родом из Осаки. Кохаку. Она женщина, а доктор, по словам Гена, является мужчиной. Называет себя глупой, но что-то мне подсказывает, что она на самом деле умна и мудра не по годам. Бомжевала на улицах Нью-Йорка, разживалась мелкими кражами, работала в доставке воды. Заботилась о покинувшей мир Рури. Примкнула к цирку, когда тот приехал в её город с гастролями. Сила и энергичность девушки позволяют ей неоднократно, практически без усилий поднимать легковые автомобили одной рукой. Она очень зоркая и шустрая. Способна обокрасть человека в мгновение ока, поэтому, наверное, Ген и подозревал её в том, что она могла спереть у него ключ. Но назвать её воровкой, потому что она была ею в прошлом, у него язык не повернулся. Пыталась выкрасть у гулявшего по улицам Нью-Йорка Бьякуи купюру из карманов брюк. Вместо неё она вытащила два билета на представление в цирке. Сама Кохаку утверждала, что Бьякуя специально подстроил ситуацию, чтобы две талантливые девушки заинтересовались. Одна из них оказалась слабее… Тайджу и Юдзуриха. Тайджу работал курьером, привозил реквизит в сомнительного происхождения ночной бар, в котором и работала его будущая девушка. Занималась чечеткой, отстукивая ритм по металлической пластине звонкими каблучками под музыку. Добавляла композициям живого шарма. Поддерживала образ так по-старомодному сексуальной девицы своими взбитыми на голове кудрями, высоким начёсом и развевающимся на ветру платьем. Потеряла работу, когда это перестало быть актуальным в её баре. У них с Тайджу всегда было общее увлечение — гимнастика. И общее «уродство». Посещали тренировки одно время, участвовали в соревнованиях за денежный приз. Их окружение прочухало, что с ними двумя что-то не так, и они стали изгоями. Призрачно слоняться вместе и терпеть издёвки вкупе с побоями было крайне тяжело, хоть Тайджу и делал всё возможное, чтобы его возлюбленная жила в комфорте, который он мог ей позволить в столь адский период времени. Судьба и общий недуг привели их в цирк, что нуждался в воздушных гимнастах. Эти двое оказались быстро обучаемыми и старательными. Сенку машет залу, ослепив зрителей своей великолепно отыгранной, наполненной навязанной харизмой улыбкой. Кохаку на долгое время покидает манеж на пару с Цукасой, они оба прячут свои в одно мгновение потухшие взгляды от молодого господина, когда проходят мимо. Аплодисменты ласкают уши выступавших и их господина. Однако, даже сквозь них Сенку слышит, как Ген произносит пару скупых хвалебных слов за кулисами и тут же принимается артистов отчитывать. Те не говорят ему ничего. Строгость иллюзиониста к своим коллегам всегда будет непривычна Ишигами младшему. Гену с его сосны виднее — он невооружённым глазом способен увидеть недочёты в номере. Если бы я не явился сюда в качестве нового «Короля», главой цирка «Под звёздным небом» стал бы убийца. Точнее, их дуэт. Возможно, в будущем труппа бы не отделалась одной смертью. Если бы я не был вовлечен в процесс расследования, Асагири терпел бы нападки и дальше до тех пор, пока бы не покинул стены цирка. Угрозы, насилие… «Доктор». Будем надеяться, что не эксперименты. Если дело в жажде денег и власти, то вряд ли Ген смог бы противостоять врагу с его-то «армией верных коллег» за спиной. В конце концов, его бы заставили подписать документ о передаче цирка в другие руки. И в лучшем случае, фокусника бы просто выгнали, и он бы слонялся до тех пор, пока контракт не заберёт его драгоценную жизнь. Убийство Гена, без мучений, — как потенциального предателя — я также считаю положительным исходом. Но в худшем случае… Преступники не могут остаться безнаказанными. Они понесут свою кару, но какую — я решу позже. Быть может, Тайджу переживает, что я выберу «око за око». Я не знаком подробно с историей Ксено и Стэнли. Знаю лишь то, что Стэнли служил в армии, получил некую загадочную травму, а потом Ксено позвал его выступать вместе с ним в бывший цирк Нанами Рюсуя. Они работали на него, пока цирк не сгорел дотла. Жадный шоумен решил начать с чистого листа: за краткие сроки воссоздал цирк, но полностью сменил тематику; распродал своих артистов, а «зажигательный дуэт» — в первую очередь; стал реже нести чушь в газетах. С тех пор господин Нанами предпочитает «водные представления», от греха-то подальше. Но вряд ли кто-то из них может быть таинственным доктором из прошлого Асагири. Ксено и Стэнли примкнули к нам не так давно, а Ген, судя по всему, терпит угрозы не один год и не два. Рюсуй вообще, зуб даю, шарит только в своей области, что далека от деятельности доктора. На несколько минут сцена погружается в темноту. Тусклые прожектора вспыхивают на разных концах площадки, создавая неяркое освещение по краям поля. Голубого оттенка дым оседает на поверхность манежа, пока прозрачные блики размеренно блуждают по полу, настраивая зал на нужную атмосферу. Оркестр еле слышно аккомпанирует постепенно набирающей громкость композиции, стоит первым нежным ноткам проиграть. С потолка шатра беззвучно опускается внушительных размеров трапеция.

I wanna be loved by you, just you,

And nobody else but you…

— Мэрилин Монро, — тихо, с придыханием комментирует Сенку стоящему рядом Хрому, наблюдающему за выступлением и ожидающему своей очереди, — кто бы знал, что Юдзуриха по сей день хранит её старые пластинки… — Обычно Ген крайне критичен в выборе музыки. Даже, мать его, Бьякуя был не такой придирчивый, царствие ему небесное, — отзывается Хром, печально улыбаясь, — однако, ну нельзя не поставить Юдзурихе номер с её любимой исполнительницей. Тем более, когда тематика у них с Тайджу такая романтичная… — Я не особо разбираюсь в музыке. Поэтому, предлагайте в следующий раз свои варианты. Не думаю, что ваш вкус будет поганее моего. Хром переводит свой развеселевший взгляд на хозяина цирка и даже от нахлынувших эмоций берёт его под локоть. — Это охренеть как круто! — радуется он и внаглую липнет к Сенку. Ишигами глупо оттягивает дружелюбную лыбу. Привыкнуть к постоянному контакту ему по-прежнему даётся очень и очень тяжело. — Кстати, — подносит к губам ладонь ребром Хром в жесте сплетника, наклоняясь максимально близко к собеседнику, — не знаю, что тебе это даст, но наш фокусник — ярый фанат Майкла Джексона. — Серьёзно, что ли? — светлые брови Сенку взметаются вверх, — Ген включил его песню как предзаключительную. Я поразился его выбору, поскольку меня тронул смысл выбранной композиции. — Любит он такие заморочки, — отсмеивается канатоходец, — но его вкусу стоит отдать должное. Он шарит как в редкостном старье, так и во всякой современной попсе. — Приму к сведению, — говорит Сенку и решает отдать всего себя выступлению любовного дуэта. — Трапеция безусловно прекрасна, — опускается в шёпот Хром, — но она требует резких движений, всяких там сальтух… А у них Монро. Тут бы воздушные полотна смотрелись лучше! — Их движения действительно грациозны и источают чувства, несмотря на опасность трюков, что они выполняют. Музыка не звучит неуместно. И трапеция выглядит увлекательно. Но я придержусь и твоего мнения, — Сенку хлопает собеседника по плечу, — воздушные полотна были бы воистину восхитительны с такой нежной исполнительницей. Огава вышагивает в своём коротком воздушном белоснежном платье как куколка. Голубой дым вокруг меняет оттенок на бледно-розовый, стоит девушке «усесться» на трапецию и состроить опечаленный вид. Её действия, казалось бы, должны быть плавными, ведь она так по-кукольному выглядит, но Юдзуриха действительно ходит и двигается так, словно она чья-то марионетка. Она отдаёт врождёнными женственностью и очарованием, хоть и создаётся впечатление, что её дёргают за ниточки, строит глазки появившемуся на манеже, внезапно статному Тайджу. Походка «солдатика», его сверкающее трико и слегка по-хулигански взъерошенные волосы не выглядят друг с другом нелепо, потому что в дело вступает профессионал. Крепкий парень зачарованно подбегает к прекрасной девушке, хватается за трапецию своими сильными руками, но, по сценарию, с громким стуком шмякается на пол безвольной марионеткой. Композиция о любви от Мэрилин Монро постепенно затухает. Юдзуриха широко раскрывает глаза, наигранно удивлённо прикладывает к щекам ладони и наклоняет голову вбок. Всё это выглядит так, словно она ненастоящая девушка. Искусственная. Марионетка. Трапеция поднимается вверх, когда мелодия начинает проигрываться как будто заезженной пластинкой — её ноты, строчки, проигрыш — всё это со сводящей с ума частотой повторяется из раза в раз. Тайджу уверенно хватается за трапецию, приближается к Юдзурихе, продолжая всё так же влюбленно глядеть в её по-кукольному состроенные накрашенные глазки.

I wanna be loved by you, alone!

Boop-boop-be-doop!

Композиция продолжается в нормальном темпе. Юдзуриха весело болтает в воздухе ногами, не обращая внимания на возлюбленного, что спрыгивает с трапеции, пока та не поднялась слишком высоко. Огава встаёт, держась одной тонкой ручкой за вертикальный трос, а ладонью другой руки создаёт себе козырёк над глазами. Она делает вид, что ищет своего любимого. Тайджу взбирается вверх по лестнице к трапеции в противоположной стороне манежа, минуя канат Хрома. Юдзуриха сходит с большой центральной «качельки», раскачивая её из стороны в сторону, а позже и делая её ближе к другой — поменьше.

I couldn't aspire,

To anything higher…

Юдзуриха дожидается момента, когда её большая центральная трапеция качнется максимально близко к маленькой и совершает элегантный прыжок. Ловко, словно кошка, она цепляется за горизонтальную перекладину болтающегося снаряжения, залазит на неё полностью всё с теми же неестественными кукольными движениями, чем-то напоминающими нервные тики. Льющаяся композиция проигрывается как нельзя кстати, передавая нежность двух молодых людей друг к другу. Тайджу стоит практически у купола цирка, под натянутым красно-белым шатром, и прыгает с огромной высоты вниз.

Than, to fill the desire

To make you my own!

Он падает вниз тяжёлым камнем, цепляется за перекладину собственной маленькой трапеции, заставив ту резко колыхнуться под его весом. Вживлённые нити, идущие со сгибов напрягшихся рук, переливаются светом прожекторов, буквально привлекают к себе внимание. Колени, шея, локти, кисти парня — из всего свисают полупрозрачные ниточки, прикреплённые к деревянным доскам сверху. «На Бьякую упало что-то сверху». «Актеры работают без страховки». А считается ли уродство изюминка цирковых за страховку? Сенку внаглую скалится. Тайджу и Юдзуриха — люди, родившиеся, как Ген и другие утверждают, с шарнирами в суставах. В их подвижных частях тела есть специальные места, в которые просовываются нити для дальнейшего управления ими. Кукольным дуэтом никто не манипулирует, однако, в «подвешенном состоянии» ребятам удаётся передвигаться, совершать манёвры и поражать зрителей куда легче. Главная причина, по которой наш цирк прославился, — это то, что особенности наших артистов заметны невооружённым глазом и не похожи на какую-нибудь хворь. Это пугающе, такого больше нигде не найти. Визуальный эффект номеров напрягает побольше их постановки. Как Ген поворачивает фокусы? Да вообще похрен! У него часы вместо сердца! Буквально все газеты засраны теориями о том, что он их себе просто примотал к груди или приварил. Люди пытаются пронести в цирк скрытые камеры. Городские чудики с пеной у ртов доказывают, что цирк банально прибыл прямиком из ада, или какой-нибудь маг открыл портал, из которого мы все и вывалились. Ген говорит, что они все — люди с врождёнными отклонениями, модификациями тела, мутаци… Вы думаете, я в это поверю? Я бесповоротно схожу с ума. Что не так со всеми этими людьми? Почему все ситуации и моё окружение выглядят так, словно свалились с параллельной реальности? Всё, что угодно. Откуда? Как? Почему? Качелька качается из стороны в сторону размеренным маятником, гипнотизируя и вводя Сенку в транс мыслей всё больше и больше. Тайджу выставляет свои ноги вперёд, когда трапеция приближается к Юдзурихе, и максимально отводит их назад, когда отдаляется, потому что ему необходимо набрать скорость. Юдзуриха пассивно раскачивает свою качельку, миловидно хихикает над попыткой парня пробраться к ней. Между ними буквально миллиметр. Прыжок. Оки чуть ли не срывается вниз, но нитка у его суставов его удерживает. Тайджу летит по наклонной, когда одна из них лопается, но вовремя хватается за опущенную чуть ниже огромную центральную трапецию. Он свисает безвольной тряпичной марионеткой с перекладины. Кукла-Юдзуриха решает сжалиться над парнем, выжидает момент приближения своей качели к чужой и совершает прыжок в тройном сальто. Её нити переплетаются друг с другом, образуют запутанную верёвочку, пока та летит к парню сложившей крылья ласточкой. Тайджу при виде прекрасной барышни веселеет, собирается с эмоциями и, зацепившись ногами за перекладину, свисает вниз головой. Руки двух влюбленных оказываются сцеплены вместе. Она жалеет его, и они дружно качаются из стороны в сторону, прыгают с одной трапеции на другую, показывая разного рода красивейшие воздушные трюки. Тайджу ловит Юдзуриху из раза в раз. Они душа в душу спасают друг друга от падения. Забота, нежность, любовные переживания — смысл номера вообще не сложен. — Это могли быть мы с тобой, но у меня болит спина, — ломает кайф Сенку ни с того ни с сего причаливший Ген, — я, того и гляди, тридцатник мотать начну. — Это не можем быть мы с тобой ни в одном из тысячи случаев, потому что ты редкостный врун и не воздушный гимнаст, а я просто не спортивный, — закатывает глаза хозяин цирка. — Ты-то не спортивный? У меня с моим сердцем вечная справка, — Асагири как-то по-грустному смеётся. Одному Ишигами известно, сколько скрывается боли за этой до самых ямочек на пухлых щеках улыбкой. — Ты сказал Хрому, чтобы торопился на канат? — Уже давно там. Белобрысый парень поворачивает своё с вытянувшимся подбородком лицо к Гену. — Ты его ссаными тряпками туда погнал? Дуэт Оки ещё же не завершил номер. — Своими кривляниями он меня разозлил, — хитро сощуривает серые глаза фокусник. Где тот лапочка Ген, который не мог за себя постоять, что был в начале? — Я понимаю, что он не виноват в своей особенности. Но тогда он сам напросился, а я не лопух, чтобы не понять, что он специально. Пусть стоит теперь. Сенку как можно быстрее объявляет номер Хрома следующим. Ген встречает любовную парочку, приобнимая тех и попутно отправляя в гримёрку. — Я тоже пойду отдохну немного, — оборачивается к хозяину цирка иллюзионист перед уходом. — Когда дружочек Хром выступит, объяви антракт. После него гнать на манеж Кинро с Гинро не обязательно — они сами знают, кто и когда выступает. — Знаю я, знаю, — отмахивается он. — В таком случае, удачи, — Ген с усталой, полной изнурённости походкой покидает Сенку. Сгорбленная спина фокусника совсем отдаляется. Почему-то сейчас, в данный момент, Ген кажется ему ещё слабее, чем был в начале, когда он притворялся. Даже если его сейчас точно никто не ненавидит. Кохаку бы Асагири прибила. В цирке нельзя желать удачи.