
Метки
Драма
Психология
Романтика
Ангст
Нецензурная лексика
Высшие учебные заведения
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Рейтинг за секс
Минет
Драки
Сложные отношения
Насилие
Попытка изнасилования
Смерть второстепенных персонажей
Секс в публичных местах
Грубый секс
Преступный мир
Нездоровые отношения
Унижения
Элементы гета
Космос
Асфиксия
Закрытые учебные заведения
Сводные родственники
Высшее общество
Описание
Аарон Тейт считает себя королем этого мира. Он красавчик, его отец важная шишка в парламенте, любая девчонка раздвинет перед ним ноги. Все бы ничего, но его отец решает жениться на актрисе из враждующего государства, у которой уже есть сын. Более того, ее сын тоже будет учиться в Академии. Аарон не в восторге от порочащего репутацию семьи союза. Настолько, что собирается превратить жизнь новоиспеченного брата в ад.
Примечания
Антураж космооперы, но вполне читается, как современность/легкий киберпанк.
Другие работы по этой вселенной: https://ficbook.net/readfic/12352949 (мини, даб-кон)
https://ficbook.net/readfic/10705357 (мини, ER)
Всем героям есть 18 лет. Работа предназначена для лиц старше 18 лет, ответственности не несу.
10. Босс
10 января 2022, 01:37
СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Я медленно крутился из стороны в сторону в высоком кожаном кресле на колесиках и рассматривал фотографию на экране коммуникатора. На фоне были снежные горные пики и нефтяные вышки, неустанно качающие черное золото; на переднем плане огромная композиция из живых цветов и розовая неоновая надпись «Дэниэль Сомерсет и Луйя Де Лаго». В центре — главная героиня, неповторимая, неотразимая широко улыбающаяся Луйка в бесконечно длинном белоснежном платье, рядом — Дэн в темно-синем костюме, какой-то немного удивленный и смущенный, словно он случайно попал на торжество, а не пришел на собственную свадьбу. Слева — его родители, пожилые граф и графиня Сомерсеты, справа — я в обнимку с Леди Нонной. Я еще раз глянул на Дэна и улыбнулся. Мой другой брат. Вместо Виктора. Кто же знал, что все так обернется? Я пришел в себя в первый раз на заседании суда. Меня чем-то обкололи, потому что считали агрессивным; раскалывалась голова, саднил лоб, практически не слушалось тело. Я сидел на холодном полу подле деревянной скамейки, прижавшись щекой к решетке, отделявшей меня от других, нормальных людей. Кто-то что-то заунывно зачитывал, но я не различал слов: в ушах шумело, и звуки путались, будто специально издеваясь надо мной. — Господин Тейт, — прозвучал чужой голос вдалеке, гулкий и громогласный. — Вы подтверждаете… Господин Тейт? Я обвел мутным взглядом зал. Почему так много собравшихся? Кто все эти люди? Кто стоит там, на трибуне, в черной траурной вуали? Сабурова? Неужели это она скорбным ангелом мести возвышается надо мной? А кто этот человек в черном плаще и белом смешном парике? Кто этот трясущийся от напряжения парень в первом ряду? — Господин Тейт, вы подтверждаете… — голос вновь попробовал достучаться до меня. — Вы подтверждаете, что вы убили господина сенатора Альфреда Тейта? Я отпрянул от решетки. Отполз назад, пытаясь спрятаться куда-то от этого кошмара. Не может быть. Не может быть! Я помнил, как спорил с отцом, как дрался, но неужели… — У-у-б-и-и-л! — взвыл я в ужасе, повторяя слово, в которое не мог поверить. Что-то громко стукнуло. Потом щелкнул замок. Меня подхватили подмышки и выволокли из зала суда. С полгода я провел в одиночной камере, почти не приходя в себя. Едва я перестал глотать успокоительные, которые мне давали горстями, меня снова стали колоть. В те редкие моменты, когда я открывал глаза и сознательно обходил по кругу маленькую камеру, всю сделанную из стали и пластика, я отмечал, как удивительно Империя научилась обращаться с преступниками. Никаких мятежей, никакой агрессии, никакого права выбора — таблетки, таблетки, таблетки. Потом, когда полегчает, в колонию, выращивать овощи, добывать руду, уголь, или облагораживать безжизненные пески и снега. Меня батрачить на благо Империи не отправили. Я считался слишком опасным, и у меня все еще оставалась фамилия, поэтому вскоре я оказался во взрослой тюрьме, хотя мне было всего девятнадцать, а не двадцать один, с теми, чьи имена в приличном обществе боялись называть. Я думал, что так и наступит моя смерть, и уже принял это, когда конвоиры бросили меня в камеру. Я с трудом отлепился от пола, приподнимаясь, и голова закружилась от ярких оранжевых комбинезонов перед глазами. Меня обступили ноги, заинтересованно переминающиеся. Потом кто-то протянул крепкую смуглую руку. — Поднимайся, парень, — сказал он хрипло. — Да ты у нас отличился, герой. Уж не терпелось на тебя посмотреть. — Да, парень, ну ты даешь. Там Гильдия Огня с ума сходит. — Надо же, как в кино. Я начинаю верить в судьбу после таких совпадений. Ничего не понимающий, я поднялся, опираясь на смуглого мужчину с густыми, топорщащимися в разные стороны дредами. В камере было обжито и уютно. Накрытый стол, недоеденная еда, одеяла тут и там, какая-то раскуроченная техника. До меня начинало доходить. Блатные. — Вы чего, дайте ему воды. Не видите, он под химией, — вдруг обеспокоено сказал кто-то, крепко беря меня за плечи. — Вот уроды. Садись, герой. Меня усадили, пихнули в руки железную кружку с водой, потом дали ампулу мерзкого желеобразного лекарства. Когда я наконец немного пришел в себя, первым делом спросил: — Что там с моим отцом? — А, ты не знаешь? — удивился мужчина с дредами. Вокруг его глаз собирались морщинки, когда он улыбался. — На твоего отца был заказ. Убийство. Гильдия Огня хотела убрать его, потому что он пропихивал закон о дрейфующих космических станциях, да и вообще, многим насолил. Баттенберг понятия не имел, как без палева подобраться к твоему папаше, а тут ты взял и это… того. Надо ж так! Весь криминальный мир только о тебе и трындел. Это Баттенберг позаботился, кстати, чтобы тебя посадили к нам, а не к обсосам всяким. Я вытаращил глаза. Воспоминания обрушивались на меня лавиной. Та девчонка в клубе не наглоталась наркоты. Она все знала. С самого начала все было предрешено, а я лишь ворвался в череду событий, перестраивая ее на свой лад. С меня было достаточно. Не сдерживаясь, я рассмеялся. Когда мне исполнился двадцать один год, за примерное поведение мне разрешили свидания и письма. Я не стал писать никому. Мне было стыдно. Как мне смотреть в глаза друзьям после этого? Убийца, зэк, псих. Подумать только, я еще считал, что это Виктор слетел с катушек. А милая Леди Нонна? Разве она захочет обнять меня после такого? Разве не побрезгуют общаться со мной Сомерсеты? Тем не менее, кто-то ждал меня на свидании. Я полагал, что пришли юристы по моему делу или назойливые репортеры, и нехотя зашел в маленькую камеру. Поднял глаза. Если бы над ее головой в тот же миг засиял нимб, я бы не удивился. Мама. Почти, как мама. Я упал, пытаясь обнять ноги Леди Нонны скованными наручниками руками. Я выл, плакал, прижимался щекой к ее кожаным ботфортам и не мог поверить, что это не очередной кошмар. Мягкие руки обняли меня, окружил цветочный аромат духов. Казалось, с нашей последней встречи в больнице прошла целая вечность. — Что они сделали с тобой, мой мальчик? — сказала она, по-матерински обхватывая мое лицо руками, и расцеловала в щеки. — Поднимайся, мой хороший. Ты больше ни секунды не останешься в этом месте. Ни за что. Потом был тяжелый перелет, снег, разреженный воздух, тошнота с непривычки, капельницы и врачи. Очнувшись, я увидел за окном нефтяные вышки. Я был дома. В складчину с Сомерсетами, Леди Нонна выкупила меня из тюрьмы; они же забрали меня к себе, на Диону, спрятали среди снежных пиков подальше от вспышек фотокамер и грязных языков. Граф и графиня, скупые на эмоции, аскетичные люди, привыкшие проводить время в уединении на своей недружелюбной холодной планете, отнеслись ко мне с теплом и пониманием. Дэн заканчивал Академию, Луйя теперь училась на Ильказе, в гражданском университете на факультете истории искусств. Виктор и его мать остались хозяйничать в моем доме, но я ничего не хотел о них слышать. Они часто мелькали в новостных сводках, но я пролистывал сразу же, как только видел знакомую фамилию. Со светской жизнью было покончено. — Унеси, — бросил я, отодвигая чашку с остывшим кофе. Секретарша кивнула. Я смахнул с экрана коммуникатора свадебную фотографию до того, как она увидела бы. — Что-то еще, босс? — улыбнулась девушка, аккуратно поднимая чашку и блюдце. — Кстати, господин Хирам скоро… — Пусть заходит, — согласился я. — Ничего не надо, Софа, спасибо. Где-то внизу раздались приглушенные звуки музыки — проверяли динамики. Скоро должно было начаться пятничное шоу. Забавно. Теперь я являлся единственным Тейтом, потому что Луйя отговорила меня менять фамилию на Сомерсет. У меня появился новый названный брат. И, более того, я был местным царьком ночных грязных развлечений. Мне принадлежал лучший клуб на Эспейне, и один из лучших во всей Империи. Софа вышла из кабинета, и вместо нее в двери скользнул высокий молодой человек в очках. В руках у него была папка с документами. — Что это? — спросил я, устало потирая лицо рукой. — Отчет по точке Фреско на улице Россо Чао и ответ в налоговую, они просили представить какое-то соглашение. — Обойдутся, — хмыкнул я. — Дай сюда. Отчет я сразу отложил в сторону. Несрочное дело. Внизу музыка заиграла в полную силу. Сегодня было шоу в тематике лесных фей: весь огромный зал украсили живыми цветами и лианами, а танцовщиц нарядили в блестящие купальники и чудесные прозрачные крылышки. Я пробежал глазами письмо. — Ты писал? — Да, босс, — чуть стесняясь, кивнул помощник. — Молодец, — сказал я одобрительно. — Можешь отправлять и ехать домой. — Есть, босс, — Хирам снова качнул головой, и свет блеснул на серебристой оправе очков. Мне нравился этот парнишка. Не так давно я вытащил его из трущоб, буквально отобрал у местного пыльного барона; Хирам, на удивление, легко учился и оказался крайне полезен. — Не забудь, завтра у меня обед с Баттенбергом, а ты в это время следишь, что творится на Джого Джулиана. Понял? — Да, босс. На улице Джого Джулиана в два часа дня, — подтвердил Хирам, прижимая к груди пустую папку от бумаг. — Доброй ночи, босс. — Доброй ночи. Помощник ушел. Я поднялся с кресла и потянулся. Заправил черную рубашку обратно в брюки, поднял было пиджак, потом бросил обратно на кресло. Поправил тяжелые запонки на манжетах. Иногда я просыпался и до конца не верил, кем стал — кажется, часть моей души так и осталась в серой клетке в углу зала суда. Я бегло глянул в окно, но ничего не разглядел. Небо уже стало черным, улица тонула в неоне, бликовали окна соседнего здания; однако я знал, что за этим шикарным отелем напротив шумит беспокойный океан. Эспейн оказался не сплошной помойкой, как я думал, а планетой контрастов, принявшей меня, человека с темным прошлым, с распростертыми объятиями. Сант-Рио, город на побережье, цвел и сверкал не хуже Столицы Ильказа, приманивая сюда нечисть всех мастей дорогими клубами, шикарными ресторанами, казино, качественной наркотической пылью и лучшими проститутками. Это была обратная сторона Империи; все криминальные авторитеты встречались именно здесь, именно здесь за бокалом белого на террасах у моря заключали самые опасные сделки. Мне нравилось тут. На Эспейне было легко взлететь и легко потеряться. В дверь снова торопливо постучали. Не дождавшись разрешения, в кабинет заглянул взволнованный Хирам. — Босс, там… — Что там? — я напрягся. Только не хватало какого-нибудь дерьма на ночь глядя. — Там… К вам пришли. Охрана держит его на входе, спрашивают, что делать дальше… Это тот адвокат… Из новостей, — сбивчиво объяснил он. — Вы кричите и просите переключить, когда он появляется на экране. Мое сердце бешено забилось, в ушах зашумело. Я оперся о подоконник. Все же, мне было уже не восемнадцать, чтобы легко переживать такие потрясения. — Я спущусь сейчас. Иди-иди, — я дернул рукой, прогоняя Хирама. Мне было аж двадцать шесть. Слишком большой мальчик, чтобы бояться прошлого, и тем не менее, я был в смятении. Я избегал любой мысли о нем, любого воспоминания, и вот он явился сам. Я не понимал, зачем. Решившись, я вышел из кабинета и быстро спустился вниз. Все здесь было так, как я хотел: музыка, планировка и убранство зала, девочки — я выбирал каждую лично. Гости уже расселись по мягким диванам; в воздухе витал дым кальяна, цветы и растения создавали необычное ощущение, словно это была летняя ночь под открытым небом. На сцене начиналось шоу. Я быстро дошел до входа. Между двумя амбалами-охранниками стоял Виктор. — Спасибо, — коротко бросил я мужчинам. — Оставьте нас.