Пока не наступит рассвет

      Мы молчали, изредка перебрасываясь парой ленивых фраз. Нам было о чём поговорить, но мужчина, словно чувствуя, дал мне спасительный глоток тишины и спокойствия хотя бы в дороге. Я всё еще размышляла над словами вампира, уже в лёгком нетерпении ожидая состояние осознания возможностей. Были и мысли о детстве, полые, не самые важные в такой момент. В голове на трамплине прыгали надоедливые тараканы — обычное состояние, но сейчас они засыпали, даря ясность мыслей и твёрдость ума, и я с лёгкостью отметала инородное, чуждое вечерней неге, позволяя сердцу взобраться на пьедестал.       Зайдя обратно в реальность, я приметила нечто не присущее Корваллису, не смотря на изобилие зелёной сказки в городе — новый парк, миниатюрный и окружённый зазывающим световым ореолом, всем видом прося открыться и вступить на, несомненно, ровный тротуар. А может, дать ногам столь непривычную прохладу, обволакиваемую ухоженным газоном, сделанный под природную неприкосновенность, нерукотворность. Сладкая иллюзия, которой я обязательно отдамся когда-то.       Мы остановились, и я принялась вдыхать сладкую негу, словно всю жизнь вливала в себя воздух мелкими толчками, а теперь — полное насыщение. Возможно, так и есть? В любом случае, рядом с Данте дышится свободно, полной грудью. Что сказать, он умеет расположить к себе любого — века практики.       Пока я размышляла и осматривала зелёную зону, освещённую, словно тысячью светлячками, вампир-винишко успел расстелить мягкий плед и разложить на нём легкие закуски, которые явно пойдут с тем, что лежит в небольшом переносном холодильнике. И когда он успел его взять с собой? Благодаря отцу я могла узнать многие марки алкогольных продукций, и с радостью — слегка детской, принялась рассматривать этикетку. Слегка не по этикету, но кого сейчас это волнует? Данте, глядя на меня, довольно щурился, и моё настроение, омрачённое воспоминаниями, о которых придется и сегодня не раз вспомнить, поднялось до оценки «превосходно».       Эстетика и превосходство — так я могла обозначить парой слов красное полусухое из Долины Барбосса. Обычно, родитель мог позволить наслаждаться при мне парой бокалов вина из Австралии, произведённых компанией Penfolds Grange, но Barossa Ink не падает в моих глазах, наоборот — ещё одна известная компания не широких кругов. Хотя… какая разница, если можно просто насладиться превосходным вкусом тёмного, чернильного цвета, вином, из сортов шираз и пти вердо? Мы наслаждались насыщенным ароматом с выраженными ягодными тонами, оттенёнными мокко и темным шоколадом. До совершенства вкусное, ароматное — шоколадное звучание и нотки специй, ммм… Бархатные танины и ароматы малины с обволакивающим шоколадом балансируют дубовые оттенки. Идеально сбалансированное вино, которое растягиваю для наслаждения… да, организм позабыл о градусах, но сегодня можно немного расслабиться. Моё сердце, даже если я не хотела так сильно, доверяло мужчине, чьи светло-рыжие волосы щекотали обнажённые плечи.       Данте и вино. Мужчина и готовка, даже если от неё остаётся лишь сервировка. Вампир и улыбка хитрого лиса. Родной в одночасье человек и окрашенный в сумерки мир… Если через минуту произойдёт взрыв сверхновой, я хочу видеть только его.       Он похлопал, приглашая присесть ближе к нему. Позволив наглость, я уютно устроилась на его теле, устроив гнездо воробья. Данте не возражал, а я не думала что-то менять.       — Ты расскажешь, что было дальше? Про детство. — уточняющий вопрос, а я могла только кивать, пока ломала ароматный кусок сыра.       — Когда я только перешагнула порог трёхлетия… я помню, хоть и урывками — мозг формировал себя, туманное утро, сырое и промозглое. Папа с черными синяками под глазами листал очередной некролог, даже, думаю, не надеясь, увидеть супругу в живых, когда звонкая трель телефона, её я помню отчётливо, разрушила мрачную тишину дома. Вскоре он ушёл на добрые сутки — оказалось, тело матери нашли в одной из подворотен Далласа. Так началась наша новая жизнь в Корваллисе. Отец не был семьянином, но любил меня и показывал свои чувства по-своему. С ранних лет училась стоять за себя, а отец стал центром моей растущей Вселенной, со своими порядками и законами, не менее любимая, чем свобода. Я привыкла и ценила этот мир — отца-одиночки и маленькой дочери. Но однажды…       Молчание.       Слегка хриплый голос:       — Что произошло?       — Если правильно помню, то была зима. Снежная, мягкая… Мы уехали из города в маленькое путешествие. Только сейчас понимаю его шаг — Он Видел, Знал, ещё до этого момента… Любил вопреки и во имя.       Сиюминутно осушила бокал, жестом просив долить ещё.       — То были мои первые вопросы о матери. И как человек, никогда не лгавший во проклятое благо, он показал правду, во всей её уродливой красе. Ребёнком я была эмоциональным, и что-то произошло…       — Сила вышла из-под контроля?       — Нет, наверное, да… Да. Хотя даже сейчас я смутно представляю настоящее. Злость была чистейшей, почти первобытной… Ребёнок, понимаешь? И такая сила… она меня могла убить, но сберегла. Для чего? Не важно. Я не хотела знать такую чудовищную истину о том, что моя мать скончалась по своей глупости и слабости. Что ожидать от едва подростка в пятилетнем возрасте? Папа впитал всё дерьмо, которое я без устали кидала направо и налево, и пытался доходчиво, осторожно объяснить ситуацию. А эфир… или что это такое? Частицы? Чуть не убил его. Тогда он успел отделаться мелким, почти незаметным шрамом и сединой. Горячий шоколад оплесневел по моей вине. Знаю, так нельзя говорить, но это первое, что приходит в голову.       Помолчав, выдавила остатки мыслей:       — Психология бывает полезной для таких людей. Мне пришлось рано позврослеть, но это действительно было во благо — Отца, себя, человечества. Если даже хилое тельце младшеклассницы могло устроить «Бу!»… сильных последствий не было — иначе я была бы кучкой пепла, но отца задело. Не так сильно, однако, задело. Сила и его спасла от смерти. Страшно представить, что было бы сейчас, не обуздав тогда с его помощью свои эмоции.       — Эй, воительница. Ты не виновата. Ни в каком из своих поступков, что служили порождением твоей силы. Ты не убила отца, не убила никого — случайно, удовольствия ради или просто так. Ты — это ты, и это никак не отнять.       Благодарно (в который, чёрт, раз?), я покачала головой. Злость, вина, отчаяние в какой-то момент начали топить меня. Пальцы снова кололо, но не так сильно. Старые раны уже не производят сильного впечатления.       — Отец тоже пытался сказать мне, что я не виновата. Но я видела серебро прядей и мелкие шрамы, и меня штормило сожалением. Не знаю, почему отец был так спокоен. Может, догадывался о силе с рождения? Тогда почему не подал виду? Для него не была ситуация чем-то из ряда вон. Словно… словно он когда-то видел нечто похожее. Жаль, что не успела спросить, хотя порывы были. Но я видела в его глазах мои поступки и молчала. После этого мне пришлось отпустить себя, потому что дальше такого страха не происходило… И тогда мы стали поистине крепкой, любящей семьёй. О матери не было разговоров — негласное табу с моей стороны.       На первом свидании, не зная человека, такое не говорят. Разговоры — более весёлые, с целью показать себя лучше. Эмоции в романтических тонах, красивые цветы и что там ещё примитивного можно намешать. Но мы и обычность? Вампир и «метаморф»? Ничего удивительного, таких пачками штампуют! Эй, ребят, вы тоже такие ненормальные?       Не сдержав ухмылки, я тут же сказала об этом моему компаньону. А после послышался заливистый смех в унисон — мой, слегка истеричный, дающий лёгкость; его мурчащие нотки и переливчатые ноты, деликатный. Казалось бы, наигранный, но я чувствую, что он искренен со мной даже в такой мелочи. Больше всего хотелось поставить смех и голос на запись и слушать сутками, чувствуя, как душа наполняется спокойствием и теплом.       Отец всегда был честен со мной, считался с мнением, был моей дозой успокоительного с юных лет. Учил стоять за себя, не бояться быть собой и не стесняться своих страхов и сил. Сейчас понимаю, что под ними имеется ввиду сумеречная сторона. Дал пример того, как человек может вырасти, отбросив маски и идти своим, индивидуальным путём. За такие качества его ненавидели и желали всего худшего, а я — любила и слышала, впитывая, формируя истинную себя. Сейчас я снова меняюсь, но эти принципы и индивидуальная тропа всегда будут одной из граней меня.       Почувствовала на себе холод рук, согревающих сердце, подняла голову и встретилась макушкой с кончиком носа. Мне было бы больнее, раньше. Сейчас я неловко смеялась, попутно извиняясь глупыми словами, но меня заткнули губами. Слегка властный, чарующий поцелуй был пропитан заботой и лунным сиянием не казался неожиданным, но мою тушку кто-то поставил на паузу. Но отбросив все преграды и этические нормы, я перестала думать и тут же сама потянулась за такой необходимой лаской.       Мы забыли обо всём. Распухшие губы и объятия, столь крепкие, как и нежные — всё, о чём могла думать. А могла ли я думать сейчас? Я с радостью вновь окунусь в этот омут, граничащий с желанием присвоить друг друга каждой клеткой тела. Я понимала, что это сумеречная штучка, ещё одна способность, но не то, что в этом мире зовётся «истинной парой» — прочитав в укромной, но роскошной библиотеке, я спрашивала об этом американского Князя, на что он сказал лишь, что я пойму, и второй вампир тоже почувствует этот вампирский суперклей.       Сейчас всё было не важным, крайним, серым. Лишь наша слегка нескромная близость, граничащая с пошлостью, но остающаяся на грани поцелуев. Нам было хорошо вместе, и эти долгие часы мы молчали, изредка прерываясь на пока ещё необходимый для меня глоток воздуха. Время текло эфемерно, и было чувство, что в ночной час я попала в сети настоящего колдуна, но позволила быть куклой, ведомой — всего на миг.       Небо начало преображаться, светлеть, но мириады звёзд для нас были как на ладонях. Мы смотрели на отголоски света, когда тихий голос Данте разрушил молчание:       — Знаешь, сегодня идеальный момент увидеть одно из красивых созвездий.       — Почему именно сегодня?       — А когда, если не сейчас? Хотя его звёзды можно увидеть только в безлунную ночь и в тёплое время года — мы живём в настоящем времени, и в то же время, идеальные условия для наблюдения созвездия Северной Короны. Смотри, она здесь.       Его руки вели мои глаза, и это был настолько интимный момент… Тут я увидела несколько десятков звёзд, едва различимых, но уже видимых для меня. Среди них выделялось пять точек, образовывающие трапециевидную форму.       — Интересно, кто мог увидеть именно корону? Больше похоже на рога.       Данте немного снисходительно улыбнулся и покачал головой.       — В любые времена люди любили воображать, представлять. Искусство может быть рациональным, но кто сказал, что это весело? Возможно, будь мы более… идеально зоркими по своей природе, то смогли бы увидеть больше. Но даже вампиры имеют некоторые неприятности в этом направлении, мы превосходим людей, но не совершенны.       — Что сказать, даже супергерои не идеальны.       — Мы не супергерои из комиксов, Ванда. Полная противоположность, хоть и не антагонисты в крайнем понимании. Медиакультура исказила людское восприятие.       — Кто знает, может, мы в одном из связующих миров и где-то книга для нас является чей-то жизнью?       Данте лишь весело хмыкнул, и что-то пробормотал.       — Итак, милая сказочница, Корона хоть и маленькое, но красивое созвездие. Немного воображения, Ванда.       Я решила просто закрыть глаза и слушать…       — Пять звёзд располагаются в виде венца, посредине которого блестит, как бисерное зерно, Гемма — самая яркая звезда. Тут же находится подобно новой двойная звезда, которая пока не официально представлена как Полыхающая — блестит, словно два драгоценных камня из венца Ариадны. Главная звезда сверкает белым светом, а ее спутник — зеленым. Когда она достигает максимума блеска — становится самой яркой звездой созвездия.       — Ярче Геммы? Вау…       Я не хотела открывать глаза, в моём воображаемом звёздном мире было слишком притягательно… слегка рыжие, медовые локоны в эфемерном звёздном венце, хитрая улыбка и глаза, сияющие ярче, чем весь космос…       Перед тем, как снова вовлечь мужчину в поцелуй, я прошептала благодарность за этот вечер и эмоции. Страсть вампира растворялась в нежность, а на небе звучали ноты рассвета.       «Не оставляй…»