Красный флаг

— Ты пришёл! Едва оправившийся от разговора с Ши Цинсюань и тут же потерявший к нему всякий интерес Хуа Чен разворачивается на голос сразу всем телом. Се Лянь стоит в нескольких шагах от них и смотрит на Хуа Чена с таким выражением, будто увидел чудо. Будучи хозяином вечеринки, полной разряженных в пух и прах гостей, сам он не сильно отклонился от своего повседневного офисного стиля — так, чуть тщательнее подогнанный по фигуре костюм, чуть дороже ткань, укладка и металлические блики от зажима для галстука и запонок. Все эти мелочи, которые Хуа Чен впитывает в себя моментально, с единственного взгляда, как дождь в засуху, прежде, чем вдуматься в смысл сказанных ему слов. Что он имеет в виду? Он действительно допускал мысль, что Хуа Чен может не прийти? Они не виделись со дня поездки к “Горе Тунлу”, к которой Хуа Чен испытывал если не гордость (чувство не вполне ему свойственное), но всё же удовлетворение проделанной работой. Прошло три недели — вечность, по правде говоря — и всё же срок обычно недостаточный для того, чтобы во внешности человека появились серьёзные изменения. Тем не менее, Хуа Чен исследует облик директора Се дотошно, почти жадно. Главная перемена, конечно, в том, что пропал гипс, и в целом Се Лянь выглядит здоровее, чем в первые дни после аварии. Хуа Чен чувствует удовлетворение. Этот камень вины с его сердца, конечно, так и не исчез, но стал ещё чуть легче. Повисшая пауза тянется ещё не настолько долго, чтобы стать совершенно нелепой, но уже близится к тому. Хуа Чен по-прежнему не знает, как реагировать на безумное в своей основе предположение, что он мог не прийти. И поступает так, как привык давно — переводит сомнения в действие. Он сокращает расстояние между ними за пару широких шагов и ловит Се Ляня в короткое формальное объятие, рассудив, что, раз уж Се Лянь по дороге сюда обменялся приветственными прикосновениями с половиной гостей, то и Хуа Чену тоже можно. Шепчет на ухо: — Если гэгэ хочет меня увидеть, я прихожу, — и чтобы не звучало слишком… слишком, Хуа Чен добавляет поддразнивание: — Но, может, мне и не следовало… Я никого здесь не знаю, а гэгэ слишком занят. Странно, но Се Лянь купился: — Ох, прости, прости. Я выступлю и мы поговорим подольше, ммм, потом, когда суматоха уляжется... Ши Цинсюань, выждавшая пару минут, пока они оба вернутся на социальную дистанцию, и перестанут краснеть, приблизилась, продолжая улыбаться с многозначительностью, которая, кажется, почти не сходит с её лица: — Не хочу вас прерывать, но, Се Лянь, время. — Да, конечно! — Откликается директор Се и возвращает сияющий взгляд на лицо Хуа Чена. — Сань Лан, я должен выступить перед гостями, но потом вернусь к тебе. Дождись меня, пожалуйста. Хуа Чен кивает: — Конечно, дождусь, гэгэ. ~~~ — Привет всем, — по-простому начинает Се Лянь, проверяя, что микрофон включен. — Я так сильно благодарен всем, кто сегодня здесь, и всем, кто... Хуа Чен наблюдает из первых рядов, хотя и рядов-то никаких нет. Почему-то Се Лянь выбрал для выступления не сцену, которая на крыше тоже есть, а площадку у бассейна. Камера, микрофон, именитые гости, собравшиеся полукругом у воды как дети в летнем лагере вокруг костра... И щепотка неотразимой харизмы, разумеется. Голубоватая подсветка бассейна и золотистые огни праздничных гирлянд омывают фигуру с микрофоном тёплым светом, и Хуа Чен делает мысленную заметку насчёт палитры. Се Лянь стоит к нему в профиль, ракурс тоже кажется интересным, кажется, он раньше никогда не... Тут в потоке благодарностей звучит его никнейм, и Хуа Чен вплывает из художественных размышлений обратно в реальность. — ...но больше всего я благодарен Искателю Цветов, который доказал, что он делает то, что он делает не только ради эстетики, но и ради этики. Спасибо! Се Лянь не смотрит в его сторону, и Хуа Чен знает, что это потому, что тот не хочет нарушить его инкогнито даже намёком. И всё же он чувствует, что улыбка Се Ляня — очень личная, как будто ему на миг позволили заглянуть под идеальную божественную маску, и найти там живого человека — в этот момент адресована ему и никому больше. Это ощущение прожигает Хуа Чена насквозь. Как в замедленной съёмке он слышит, как Се Лянь заканчивает обращение какой-то неожиданно игривой фразой про то, что "Мусорный бог" держит своё слово, видит, как тот передаёт микрофон Ши Цинсюань, необычно картинно для себя разводит руками, и... С громким плеском обрушивается в бассейн спиной вперёд. Хуа Чену на секунду кажется, что его сердце не бьётся, а потом… Плеск раздаётся второй раз. Хуа Чен прыгает в воду. ~~~ Нелепость своего положения он сознаёт секундами позже, когда толпа издаёт слаженное аханье, переходящее в смех и апплодисменты и торопливо начинает снимать на телефоны, а сверху слышится довольное восклицание Пэй Мина (“Ооо, теперь я чувствую себя таким отомщённым!”). Но самое главное, конечно, абсолютно растерянный взгляд Се Ляня, который уже спокойно стоит по грудь в воде и, очевидно, пребывает в полном порядке. — Ч-что… Сань Лан… Почему… Хуа Чен жалеет, что не может провалиться глубже дна, на котором стоит, и, желательно, прямо сейчас. ~~~ После некоторой суматохи, без которой вряд ли может обойтись подъём двух людей в одежде из бассейна в окружении галдящей толпы на прохладном весеннем ветру, Ши Цинсюань проводила их в расположенную на той же крыше комнату для персонала. — ...Как удачно, что я взяла много запасных полотенец, — самозабвенно трещит она, открывая дверь. — Впрочем, прыжок Лесси даже я не могла предусмотреть, поэтому директору Хуа не во что переодеться. Определённо, слишком много Ши Цинсюань на сегодня. — Ох, как же так, Сань Лан, — встревоженно встрепенулся Се Лянь. — Я могу... — Я напишу Инь Юю, он привезёт мне сменную одежду, — скороговоркой перебивает Хуа Чен, не желая узнавать, что там пришло в голову сердобольному директору Се. — Не стоит беспокоиться, гэгэ. — Что ж, оставлю вас сохнуть... — почти пропела ассистентка. — Хотя... — Уже занеся ногу над дверным порогом, она вдруг оглядывается на мокрого Се Ляня с весельем в глазах. — Что нужно сказать? — Спасибо, что в этот раз без кросс-дрессинга? — вяло попытался угадать Се Лянь. Ши Цинсюань хохотнула: — О, мой дорогой, из тебя выходит такая очаровательная молодая госпожа, что продавать это зрелище меньше, чем за десять миллионов я бы не стала. — Спасибо и за это?.. — неуверенно вставил Се Лянь. — ...Но на самом деле сказать нужно: "Ши Цинсюань, ты поразительна, раз смогла сотворить этот шедевр среди вечеринок всего за три недели!" — О, да, вообще-то ты права, — серьёзно соглашается Се Лянь. — Часть с бассейном я не ценю, но ты проделала отличную работу. — Да брось, — ухмыляется Ши Цинсюань. — Ведь было весело. Просто признай. Се Лянь не отвечает, стоя спиной к Хуа Чену, так что тот видит только как по лицу ассистентки, обменявшейся какими-то загадочными сигналами с директорм Се, расплывается широкая ухмылка, а потом несносная подруга Се Ляня наконец оставляет их одних. Се Лянь поворачивается и протягивает Хуа Чену стопку полотенец, которую Хуа Чен послушно берёт, полагая, что это самый быстрый способ добиться того, чтобы Се Лянь начал сушиться сам. Так и есть, тот берёт полотенца для себя и скрывается за какой-то вешалкой, которая делит комнату на две части... но не то что бы действительно перекрывает обзор. Хуа Чен деревянно отворачивается и сначала освобождает себя от своего концептуального серебряного арсенала, затем, подумав, начинает неуверенно расстёгивать рубашку. — Ммм... Как ты, наверное, понял... Ох, честно говоря, я думал, что ты видел это на сайте... — начинает Се Лянь из-за ширмы. — В общем, это было запланировано. Потому что Ши Цинсюань посчитала, что это будет весело и она сказала, что это станет "виральным видео". — Хуа Чен по-прежнему не смотрит на Се Ляня, но уверен, что он изображает кавычки пальцами, когда произносит это. Хуа Чен растирает себя полотенцем, чтобы согреться, и оставляет его на плечах, решив на этом пока стоит остановиться. Инь Юй способен на крайнюю исполнительность, особенно, когда Хуа Чен даёт понять, что дело срочное, но даже ему потребуется не меньше получаса. От получаса в мокрых джинсах ещё никто не умирал. Полчаса совсем без них… выглядят ещё более сомнительной перспективой. — Гэгэ было весело? — Ровным тоном интересуется Хуа Чен, повернув голову в профиль, но по прежнему не глядя в сторону вешалки. От ответа зависят, главным образом, последствия сегодняшнего вечера для Ши Цинсюань. Хуа Чен не собирается произносить эту часть вслух. — Да, мне было весело, — со вздохом признаёт Се Лянь. — Можешь считать это ребячеством, но... Кажется, мне не хватило глупых выходок в том возрасте, когда люди обычно их делают. Хуа Чен повертел в руках заблаговременно размещённый в комнате фен, но включать не стал, чтобы продолжать слышать гэгэ. Вместо этого он занялся выпутыванием из мокрых волос заплетённой в них бусины. Се Лянь вышел из-за вешалки... не до конца одетый. В смысле, примерно в таком же виде, что и сам Хуа Чен. Хуа Чен моргнул, потом сообразил, что тому тоже нужно высушить волосы, чтобы не промочить рубашку насквозь. Хуа Чен опустил глаза и уставился на расчёску, которую подобрал со столика с таким видом, как будто ожидает от неё ответов на все вопросы вселенной. — Ты не сердишься? — Спрашивает Се Лянь. От неожиданности Хуа Чен снова вскидывает глаза. — Что?.. Почему я должен?.. — С недоумением говорит Хуа Чен. Се Лянь неопределённо машет рукой в воздухе: — Потому что я не предупредил, потому что я заставил тебя беспокоиться, потому что я заставил тебя прыгнуть в воду, я не знаю, какие-то причины обычно всегда находятся… — Гэгэ не заставлял меня прыгать в воду, — хмурится Хуа Чен и добавляет. — И я не злюсь на гэгэ. “Вряд ли я вообще могу,” — думает он, но не говорит, избегая звучать странно. — Тебе нужна помощь с волосами? — Вдруг спрашивает Се Лянь так, как будто это был какой-то естественный вопрос. Привычка быть необременительным требует от Хуа Чена заверить гэгэ, что никаких причин для беспокойства нет, но после короткой паузы он размыкает губы: — Да. Се Лянь с готовностью приближается и забирает у него из рук расчёску. Распутывать мокрые волосы обычно всегда неприятно, но его касания лёгкие. — Почему ты прыгнул за мной? — Спрашивает Се Лянь пару минут молчания спустя. Ум Хуа Чена заметался в поиске хорошего объяснения, и в конце концов, выбрал правду. Одну из. — Это из-за аварии, — нехотя сознаётся Хуа Чен. — Ты был без сознания, а я нет. Было... страшно. — Ох, Сань Лан, прости, я не думал, — порывисто восклицает Се Лянь и вдруг... обнимает Хуа Чена со спины, уткнувшись лицом во влажные волосы. Хуа Чен замирает, сердце колотится где-то в горле. А в голове колотится вопрос. Что произойдёт, если он сейчас обернётся? Что может произойти? Но в тот самый момент, когда он готов, как обычно, перевести сомнение в действие, в дверь стучат. Се Лянь отшатывается, видимо, вспоминая, что они оба сейчас не совсем одеты, и сцена выглядит... неоднозначно. Или даже довольно однозначно. — Се Лянь! — Это опять Ши Цинсюань. Хуа Чен ловит себя на желании зарычать, но это тоже не укладывается в концепцию “вести себя нормально в одном помещении с гэгэ”. — Твой высокий гость прибыл! Лицо Се Ляня на миг освещается радостным удивлением: — О! Буду через десять минут. Он снова обращается к Хуа Чену: — Прости, Сань Лан, мне придётся поторопиться… Я прослежу, чтобы Инь Юя проводили к тебе как можно быстрее. Ты не будешь скучать тут один? Будет ещё как. Вместо ответа Хуа Чен склоняется чуть ближе к Се Ляню — чуть ближе, чем был, и чуть ближе, чем необходимо, и произносит с точно выверенной долей мягкой насмешки в голосе: — Так значит, теперь гэгэ нужна помощь с тем, чтобы высушить волосы побыстрее? У Се Ляня расширяются зрачки и чуть сбивается дыхание, прежде чем он отвечает согласием. Малая компенсация за тревоги и разочарования этого вечера, но Хуа Чен умеет довольствоваться малым. И что ещё за высокий гость?.. ~~~ Подозрения оправдались, “высокого гостя” Хуа Чен узнал тут же. Цзюнь У никогда ему не нравился, потому что на Цзюнь У у него не было ничего. Ни одной сомнительной переписки. Ни единой фотографии в неправильном месте в неправильное время. Даже никакого подозрительного слуха. Немыслимо. Для такого нужно быть настоящим святым... или настоящим дьяволом. Но та же часть внутри него, которая доверяла Се Ляню без оглядки, в отношении Цзуню У допускала только второй вариант. Хуа Чен не доверял Цзюнь У, потому что чуял в нём демона почище себя самого, но сейчас, глядя со стороны на их разговор с Се Лянем, он понимал, что у его неприязни появилась ещё одна причина. Расстояние на котором они стоят друг от друга. Жест, которым Цзюнь У поддерживает своего собеседника под локоть, — короткий, но ничем не обоснованный. И что-то одновременно снисходительное и собственническое, мелькающее во взгляде безупречного директора Цзюнь. Много. Много причин. Кто-то другой мог бы добавить в этот список искреннюю радость, освещавшую лицо Се Ляня, но, если бы дело было только в этом… Хуа Чен принял бы реальность, как раньше принимал реальность того, что Се Лянь создан из другого теста и для другой жизни, и ничего общего у них в принципе быть не может. Но в ответном взгляде Цзюнь У кроется что-то тёмное и опасное, и вот с этим Хуа Чен мириться совершенно не намерен. И он наблюдает за двумя фигурами в светлых костюмах очень, очень пристально. Поэтому в тот момент, когда события начинают принимать дурной оборот, он замечает это быстро.