История Человека в маске... (Дневник)

Как и обещал Вильям, я смог обернуть проклятие в свою пользу. И всё-таки это остаётся проклятием, а не даром…

      Луису снова казалось, что он вечность не был в оживленном городе и не видел людей. На дворе всё ещё стоял XVII век. Мода немного изменилась. Вильям был одет скромно, но как знатный человек. Он ничем не выбивался из колеи безликой толпы. Шатен снимал комнату недалеко от центральной улицы. До самого следующего утра Луис расспрашивал его обо всём на свете. Спрашивал и про Писаду. С той случился такой же злой рок, жизнь её была недолгой…       К следующему дню было не узнать и самого Луиса. Волосы пришлось немного срезать, почти по плечи. Но теперь они снова, как и раньше, мягкими волнами обрамляли его лицо. Чистая и дорогая одежда сразу подняла статус Луиса на прежние вершины. Только уродливое лицо бесстыдно выдавало прошлое. Вильям, который всем теперь представлялся как Джон, повёл Луиса по безлюдным тёмным улицам близ окраины города. Сегодня ему предстояло выбрать последнюю жертву для воскрешения Фавна. Здесь нередко можно было встретить беспризорников, маленьких воришек, чем мужчина и воспользовался.       Куда именно в лесу магический голос звал одного из сирот и где конкретно происходил сам ритуал, Луис не знал. Но он и так достаточно был допущен до святая святых. На следующий день Джон указал ему на пещеру, которая силой Фавна будет скрыта от окружающих глаз. В ней стояло два гроба, забитые фиолетовым цветами. Джону нужно было только прошептать что-то на ухо Луису, чтобы тот тут же погрузился в долгожданное спасительное забвение. От голоса шатена в пещере поднимался тихий убаюкивающий ветерок, такой же, какой вёл вчера одного из подростков прямо к месту ритуала.       — Спи-и… Спи-и, Луис… Мы вернёмся через 10 лет…       Обрывок страницы из дневника.       «Джон, действительно, многое сделал для меня. Он буквально вернул меня к жизни, если так можно было назвать существование под кровом проклятия. Я не мог ни умереть, ни найти себе покоя. Я больше не мог создавать красивые маски, лишь уродливые формы выходили у меня из рук…       Но как и обещал Джон, проклятие можно было обернуть себе на пользу. Фавн через него передал мне секрет особой мази из чёрного морозника, велел смазать созданную мною маску изнутри, надеть на любого человека и посмотреть, что будет. Он же передал мне и секрет чар, которыми можно скрыть свои шрамы и надеть ту личину, которая была у меня ещё до пожара в мастерской.       С каждым новым десятилетием проклятие давало мне всё больше магических сил, которые я стал использовать в личных целях.       Вначале мы с Вильямом работали вместе: ему нужны были дети для воскрешения Фавна каждые 10 лет, я же просто испытывал садистское удовольствие от того, как раскрывается человеческая душа перед лицом смерти, и как с людей слетают их высокомерные маски. Потом наши судьбы разошлись…»       Луис долгое время искал себе жертв-одиночек. Одинокий Ночной охотник… Кто-то так назвал его в печати. Но нелепая статья в низкосортной газетке не произвела никакого впечатления. Луис, действительно, искал своих жертв под кровом ночи, но особенно он обожал «свет». Ох, сколько же там было лицемерия под маской благонравия! Луис калечил жизни с азартом маньяка. Монахиня, графиня, торговец свечами, горшечник, кучер, полицейский, шулер, проститутка — это не имело значения. Проклятие дало Луису зрение, он видел человеческие души насквозь. И он с радостью вскрывал всю эту подноготную, как если бы вскрывал гнойный фурункул на лице общества.

***

      Настал XVIII век. Луис снова вернулся к старому ремеслу. Маски… О, эти маски не прятали лиц, а наоборот, они открывали человеческую душу, все её уродства. Как только он вернулся к своему старому занятию, он сделал маску и себе. Под действием чар это маска стала демонической. Он обожал приходить в ней на маскарады. Как нелепо здесь люди прятали свои лица. Они так любят подобные шоу… Им нравится прятать самих себя под мишурой кружев и духов. Этот век нравился Человеку особенно. Да, теперь он не произносил своего имени. Он был Человеком, одним единственным средь этой лицемерной толпы. Все остальные не заслуживали этого звания.       Обрывок страницы из дневника.       «Как-то на одном из маскарадов я два часа к ряду не сводил взгляда с одной пожилой особы. На вокзалах эта благонравная леди находила неопытных юных девушек, приезжающих в столицу в поисках работы, предлагала им сдать комнату, а потом усыпляла и отдавала их тела на растерзание извращенных знатных клиентов. Взамен она получала связи и деньги, ведь её графский титул по сути ничего не значил — за её спиной не было и гроша…»       — Миссис Аркго? Простите мою бестактность, но мне показалось, что Вы несколько заскучали на этом празднике?       Старая женщина, лицо которой буквально сыпалось от пудры, жеманно рассмеялась.       — Я надеюсь, Вы хотя бы представитесь для начала.       Она протянула ему руку для поцелуя и Человек с услужливой улыбкой нагнулся к старой скрюченной руке, смотря теперь на неё исподлобья.       — Человек. Зовите меня так. Видите ли, я бы хотел сохранить своё инкогнито в связи с тем, что очень хочу воспользоваться некоторыми услугами, которые вы предоставляете.       Женщина тут же изменилась в лице и испуганно посмотрела по сторонам, желая удостовериться, что их никто не слышал.       — Тише! Тише, разве так можно. Сразу видно, что Вы обращаетесь за подобным в первый раз. — она заигрывающе взмахнула веером.       — Виноват, не могу не признать свою неопытность в таких заказах.       — Ничего-ничего. Но позвольте узнать, кто же порекомендовал Вам меня?       — Некий Господин. Не буду же я здесь называть его имя. Прошу, давайте скроемся от этих лишних ушей и обговорим всё в саду. Он здесь великолепен. И там нам явно не помешают чужие уши.       Человек подал руку старой женщине и та не без кокетливого жеманства, которое в её возрасте вызывало лишь здоровое отвращение, приняла его руку и пошла вслед за ним.       За музыкой маскарада никто не слышал страшных криков в глубине сада. А вскоре на улице города появилась старая маленькая женщина, с глазами разведенными в разные стороны, пугающаяся каждой кареты. Конечно, в её же собственный дом её никто не пустил, все вокруг считали её умалишенной попрошайкой. Из-за вытянутой вперёд верхней челюсти и зубов, она не могла толком ничего говорить. Бедная старуха испуганно носилась по городским улицам, пока в одном из переулков не увидела его — Человека. Он следил за ней и вот теперь стоял гордо, выпрямившись во весь рост и опираясь на лакированную трость. На его губах заиграла усмешка:       — Бойся и беги.       С криком старуха вдруг помчалась по переулкам, падая в лужи, сбивая с ног прохожих, которые незамедлительно отвечали ей пинками и ругательствами, а Человек с садистской улыбкой продолжал смотреть ей вслед и вдруг рассмеялся. Он взглянул на небо: серое, заволоченное густыми облаками, с которого уже начинали срываться капли мелко моросящего дождя. Он вдохнул воздух полной грудью, закинул трость на плечо и скрылся в толпе, готовясь снова исчезнуть на 10 лет.

***

      Вскоре наступил XIX век. К его середине маскарады стали приходить в упадок. Люди искали иные развлечения. Кардинально изменилась мода, прогресс стал стремительно шагать вперёд.       И вот 20 марта в 1845 году Луис попал на фрик-шоу Барнума. Вот он — апогей человеческого уродства! Человека посетила безумная, даже грандиозная идея! И уже спустя год он — директор нового цирка уродов, где уроды — его чудики — обычные зрители, но с оголенными наизнанку душами. О, это было его торжество! Луис теперь стал загадочным Человеком в маске, который никогда не показывает своего лица. Как его любили знатные дамы. Он производил фурор! Гастроли, ажиотаж у касс… Луис, наконец-то, обрёл материальное воплощение своего мировидения, с этим цирком он обрёл самого себя.       Целый год он потратил на создание своего шоу, жертвуя сном, а, соответственно, изматывая своё тело и силы. Но Человека было не остановить. Вильям принял его идею без особого энтузиазма, с неким отрешенным спокойствием: с некоторых пор их пути стали слишком разными, хотя это и не могло разрушить их близкую связь — их объединяло слишком многое, их объединяло прошлое.       Человек создал свое грандиозное шоу из ничего. Свою цирковую труппу он собирал месяцами — да, это должны были быть особые экземпляры. И пусть всё общество буквально кишело тёмными лицемерными душонками, Человек искал средь них особенно уродливые.       Сначала было нелегко. После превращения его чудики ещё помнили свою человеческую жизнь, воспоминания делали их строптивыми, непослушными, толкали к протесту и бунтарству. Человеку приходилось в буквальном смысле дрессировать их, как цирковых животных, прибегать к физическим наказаниям, чтобы полностью отшлифовать под себя каждый экземпляр. И вскоре под действием масок воспоминания стирались из памяти чудиков, и они обретали нечто иное в своём сознании. Они становились частью проклятия, считали Человека в маске своим спасителем, становились его верными собачонками.       Некоторые из его чудиков оказались настоящими монстрами. Безобидные снаружи, их души хранили в себе столько злобы, ненависти и жестокости, что когда маска выворачивала их наизнанку, сдержать их было практически невозможно. В своём цирке Человек держал монстров, некоторые из которых были столь опасны, что выйди они из-под контроля, в городе воцарился бы настоящий хаос. Как искусный кукловод, Человек сдерживал их ярость, не давал выйти из-под контроля, держал в узде. А они беспрекословно слушались его, скручивая внутри себя все пороки и показывая их лишь только тогда, когда разрешал Хозяин. Они готовы были отдать за него жизнь, верили в него, как в Бога. Чем не гротескное отражение мира?       Обрывок страницы из дневника.       «Усилия не пропали даром. Насмехаясь над обществом, я назвал свою труппу семьёй. Мою шоу стало кривым зеркалом для людских душ, которые смотрели на своё отражение и смеялись, даже не представляя, как со стороны это выглядело нелепо. И я насмехался над ними, и насмехаюсь до сих пор. На то, чтобы держать цирк в узде, уходило слишком много сил, и всё же этот цирк давал мне смысл для существования».

***

      Затем настал XX век. Эпоха джаза, великая американская мечта, опиумные вечеринки… Кабаре были все ещё актуальны. Цирк уродов по-прежнему пользовался немалым спросом. Как забавно, что менялась мода, ценности жизни, но человеческие души оставались такими же омерзительными. Монах мог быть убийцей, а проститутка — святой. Человек в маске щелкал людские жизни, как семечки.       Тусклый задымленный зал подпольного кабаре. Человек сидел у барной стойки и уже третий день высматривал одну весьма интересную леди, если её можно было так назвать. Проститутка, торгующая своим телом, не имеющая никакого чувства собственного достоинства, совершающая аборт за абортом… Но Человек был далеко не моралистом, если бы эта бабочка ночных заведений не отдавала затем своих клиентов сутенеру, который во всех смыслах выбивал из них абсолютно все деньги прямо у неё на глазах. У неё не было никаких моральных принципов, она была готова продать что и кого угодно за дорогие тряпки и жалкие гроши от её сутенёра. Жадность гложила её изнутри, застелала глаза… Человек смотрел на неё с скучающим интересом, потягивая виски из гранёного стакана, как вдруг прямо перед ним выросла брюнетка с короткими волосами и блестящей лентой на лбу.       — Эрик, налей мне чего-нибудь покрепче!       Человек тут же перевёл взгляд на неё, ведь она намеренно подбежала к барной стойке так близко к нему, что перья на её боа практически касались его одежды. Местная танцовщица. Красивая… Она тоже обернулась.       — Какой прекрасный джентльмен!       — Я к Вашим услушас, мисс.       Он обворожительно улыбнулся и вдруг в её глазах увидел, как она подсыпает известь в пудру своей напарницы, которя после этого получила химический ожог на лице, а другой подпилила канаты перед выступлением, отчего девушка разбилась прямо на сцене, сломав себе обе ноги. Зато теперь место последней занимала эта прелестница — новая прима кабаре.       — Позвольте угостить Вас.       — Вы такой щедрый?       Человек снова расплылся в улыбке:       — О, у всего есть свой коварный план. И для начала я хочу узнать Ваше имя.       Девушка рассмеялась.       — Моё имя и есть цель Вашего «коварного плана»?       — Вы угадали.       Она закокетничала, поломалась, а потом обернулась и сказала:       — Жозефина. Но сокращённо меня зовут Жоззи. А я Вас знаю… Вы ведь директор цирка уродов?! Это так захватывает!       «Конечно, это захватывает. Ведь ты бы мне даже своего имени не назвала, не оценив вначале моё состояние».       — Мне лестно, что Вы о нас слышали.       — О, и даже весьма много! Но к своему величайшему сожалению, я ни разу не была на таком шоу. Надеюсь, Вы пригласите меня?       — Уже пригласил, милая Жоззи…

***

             Вторая мировая война попала на период сна. После неё пришлось взять долгий перерыв. Ценность человеческой жизни слишком возросла, люди больше не хотели смотреть на уродство. Но в 1980-х Человек в маске снова вышел в свет. Несмотря на то, что люди с ещё большим рвением стали говорить про толерантность, равноправие полов, Человек под своей маской видел совсем другое. Нет, общество ничуть не изменилось. Оно только тешило своё самолюбие, считая себя чем-то другим. Но это лишь нелепый самообман! И Человек в маске рискнул снова выйти в свет со своими чудиками. Конечно, пришлось гастролировать по маленьким городишкам, чтобы не привлечь к себе внимание общественности, обращать людей тайком. И всё же его шутка — показывать ничего не подозревающим зрителям их же уродство — веселила и тешила его до пьянящего безумия.

***

      Обрывок страницы из дневника.       «Я собирал своих чудиков с особой тщательностью, как коллекционер, дрожащий над своим детищем. Моя «коллекция» пополнялась каждые десять лет. Теперь я не отпускал уродцев на волю, наказывая их тем, что памятуя прошлое, они, как та графиня с маскарада, обезумевшие, носились по городским улицам в поисках приюта, правды, понимания, пока окончательно не сходили с ума и добровольно не заканчивали свою жизнь. Теперь я был несколько изощрённее. Я приковывал их к себе, насильно они становились частью моего проклятия.       Каждый из них был пришельцем своего времени.       Жоззи — начало XX века.       Мордогрыза я перехватил в XIX. До сих пор помню, как наблюдал за ним долгими ночами, как тенью следовал за ним на кладбища, как наблюдал за его алчностью, что изничтожила в нём всё человеческое: чувство меры, любовь к семье…       Мистер Эрик был мясником, который не брезговал торговать не только мясом собак, кошек, но и человечиной… Условия войны окончательно уничтожили его душу. Суровым временем он пытался оправдать свои поступки, но не время было их причиной… Как членил он человеческую плоть при жизни, так и после перевоплощения с моей маской он оказался без рук и без ног.       Братья-акробаты: Голод, Зависть и Злыдень — имена их говорят сами за себя. Они и впрямь были братьями, трудившимися в порту матросами. И у каждого из них был свой порок, который они не смогли преодолеть и перешли черту человеческого…       Милые Мэри и Дэри… Эти две сёстры-дьяволицы доводили своих приемных родителей до трагических смертей, причем сёстры не гнушались и свои руки прикладывать к этому. Затем они снова возвращались в приют и снова выдавали себя за самых милых и невинных детей на земле. Им исполнилось по шестнадцать, когда я их нашёл. После обращения с ними было тяжелее всего. Они и сейчас одни из самых злобных моих чудиков, но преданные мне и беспрекословно послушные.       На этом моя «коллекци» не заканчивается, а только начинается. У каждого моего чудика свой грех и своя оригинальная история, которую знаю теперь только я…»       (На этом дневник обрывается…)