Влюблённый волк уже не хищник

      В итоге всё идёт по пизде.       Если точнее, то они не успевают ни с чем разобраться, потому что на следующий же день Арс исчезает — его, блять, похищают. В двадцать первом веке в центре Москвы его похищают. Это звучит, как какая-то суперотвратительная шутка, только им всем почему-то совсем не до смеха. И Шаст бы, честно, решил, что просто тронулся из-за паранойи, если бы стоящий рядом Эд не пришёл к тому же выводу.       В общем, всё начинается так.       Антон, проснувшись и сообразив себе какой-то нехитрый завтрак, решает позвонить Кате Позовой, чтобы поподробнее расспросить ту о произошедшем вчера, потому что её шокированное выражение лица не выходило у него из головы всю ночь, и заодно узнать о том, что именно случилось с Арсением. Конечно, тот всё свалил на банальное переутомление, но ведь с него станется напиздеть, чтобы лишний раз никого не волновать, так что стоило бы уточнить и этот вопрос.       Поэтому Антон хватает телефон, с облегчением отметив, что после вчерашнего сообщения о том, что Даня пришёл в себя, Женя больше ничего не писала. Это, наверное, было хорошим знаком.       Антон 11:48       Кать, сильно занята? я позвоню?       Катя читает сообщение, но ничего не отвечает, и Шастун разочарованно вздыхает: очевидно, человеку некогда, человек же на работе. Но не успевает он как следует расстроиться, как экран телефона загорается, демонстрируя входящий вызов.       — Алло, Кать? Ты если сильно занята, то давай попозже перезвоню… — неуверенно предлагает Антон, теперь с сомнением поглядывая на часы. Ну, действительно, чего он подорвался сейчас всё выяснять, ничего же не случится, если подождать до вечера.       — Минут десять у меня есть, не переживай, — отмахивается та. — Ты из-за вчерашнего?       Миниатюра «Как намекнуть другу, что тот чересчур очевиден, не говоря этого».       — Да, я… У тебя было такое выражение лица, как будто ты призрака увидела… — Антон на секунду задумывается и нервно уточняет. — Не увидела же? А то вдруг там милохинская душа уже отходила?       — Нет, — смеётся Катя, — призраков не было, да и душа вроде была на месте.       — Но Арс выкинул что-то, что не считается обычным, да? — уже задавая вопрос, Антон знает на него ответ, но всё-таки одно дело догадываться и верить, что это не так, и совсем другое — услышать подтверждение от компетентного человека.       — Он… Как бы это лучше объяснить, — Катя вздыхает и, судя по звукам, выходит куда-то. — Обращаясь к колдовству, мы тратим на это свою, условно говоря, энергию, жизненную силу. Не совсем в прямом смысле, конечно, но так проще понять. И это обычный и привычный для каждого из нас процесс, но Арсений вчера буквально передавал эту энергию Дане.       Откровенно говоря, Антон всё ещё слабо понимает, в чём проблема.       — И это ненормально? — уточняет он.       — Нормально, и я слышала о таком, но никогда не видела собственными глазами, — объясняет Катя, и Антон расслабляется. — Он не просто тратил её, а целенаправленно стал её источником, чтобы питать кого-то другого, а для этого нужно иметь огромную силу и нереальную концентрацию. Я бы сравнила это с вашим полным оборотом, когда ты достигаешь такой гармонии со своим внутренним «я», что перекидываешься, не задумываясь.       Антон задумчиво хмыкает. Это сравнение действительно имеет смысл и многое проясняет во вчерашнем состоянии Арса.       — Но это же не навсегда? В смысле, эта энергия, она восстанавливается?       — Да, — у Кати по голосу слышно, что она улыбается, и Антон, сам не замечая, облегчённо улыбается в ответ. — Ему просто надо выспаться и хорошо поесть, не переживай так, он взрослый мальчик — знает, что делает.       Антон едва проглатывает язвительное «Сомнительно», готовое сорваться с языка. Хотя, с другой стороны, Арс ведь и правда всегда чётко просчитывает свои действия… От пришедшего осознания того, что тот специально довёл себя до полуобморочного состоянии, Шастун даже не удивляется, только в очередной раз тяжело вздыхает.       — Ладно, мне бежать надо. У Дани там всё в порядке?       — А? — Антон, задумавшись о том, какой же Арс придурочный, раз совсем не думает о себе, не сразу понимает, о чём был вопрос. — Да-да, Женя написала вчера вечером.       — Ну вот и отлично, — говорит Катя и отключается, оставив Антона задумчиво пялиться в стену.       Тут же возникает шальная мысль позвонить Арсению и узнать его самочувствие, но есть вероятность, что тот ещё спит, а Катя сказала, что тому нужно хорошо отоспаться, так что Антон откладывает эту затею до лучших времён: не хватало ещё разбудить. Вместо этого он зацикливается на второй части — той, которая про «хорошо поесть».       По скромным наблюдениям Шастуна, у Арса дома одни коряги и камни. Нет, конечно, и их можно погрызть, но… Он вдруг вспоминает времена, когда в старших классах под конец полугодий, а потом и в универе в конце каждого семестра, пытаясь закрыть долги, зарывался в учёбе по самые уши — а с его ростом это ого-го как много, — и мама, отчаявшись звать его обедать, приносила тарелку горячего супа прямо за письменный стол. Ворчала, конечно, что есть нужно за кухонным, как все нормальные люди, но всё равно гладила по голове и спрашивала, принести ли ещё и сметанку.       От воспоминаний противно сдавливает горло: в Москве, несмотря на по всем меркам огромную и сплочённую стаю, приносить ему супчик или заботливо порезанные яблоки было некому. А самому заниматься таким было лень — было бы ради чего стараться.       Антон обещает себе позвонить родителям сегодня вечером и переводит взгляд на духовку, в которой хранятся кастрюли. Они, наверное, уже и забыли, как выглядит свет — так давно он их не доставал.       В голове медленно, но очень настойчиво формируется идея приготовить Арсению суп. Тот ведь тоже давным-давно не был у родителей, в Москве жил один, и потому, Антон уверен, отчаянно нуждался в таких скромных проявлениях заботы. Тем более после вчерашнего.       Идея, укрепившись корнями, быстро разрастается до той стадии, на которой Антон понимает, что у него в холодильнике точно нет всех нужных продуктов. На всякий случай он даже проверяет, но, моментально наткнувшись взглядом на засохшую на нижней полке луковицу, захлопывает дверцу и начинает гуглить рецепт.       Когда он всерьёз проникается своей идеей и пролистывает мимо уже пятый, потому что ему не нравятся фотографии конечного результата, телефон в руках снова начинает звонить.       — Алло?       — Тох, че вчера случилось? — не теряя времени на пустые разговоры, спрашивает Эд.       Антон прикидывает, какими путями последние сутки распространялись сплетни, и морщится, представляя, до какого масштаба те могли разрастись.       — А что ты знаешь?       — Ну, Егор сказал, что Никитос, который оставался у Паши, слышал, как тому звонил Макар, которому что-то сказала Надя, которой что-то сказала Женя…       Так вот, о пустых разговорах.       — Эд.       — А?       — Ближе к делу, — Антон нетерпеливо качает ногой, продолжая прикидывать список продуктов в уме и пытаясь вспомнить, где у него завалялся термос. Точно где-то был, но где? На балконе? Или в шкафах?       — Да ниче не знаю, — вздыхает Эд. — Я же говорю, Никитос сказал Егору, что слышал, как Паша говорил про какой-то пиздец, а про какой именно — он не понял, потому что Воля быстренько дал по съёбам.       Иисус, дева Мария и волчьи боги, храните Пашу, думает Антон и пересказывает вчерашние события, начиная с самого важного — с того, что все живы. К концу его вольного пересказа Выграновский на том конце провода подозрительно молчит.       — Эд?       — И что будем делать? — его голос приобретает чересчур решительную интонацию, словно он уже готов к открытой войне. Шастун хмурится и искренне верит, что до этого всё-таки не дойдёт, потому что они живут в цивилизованном, мать его, мире. Ну какая война?       — Сегодня вечером хотели обсудить, так что… — кастрюли в духовке словно манят. — Слушай, Эд, давай потом напишу?       — Да без проблем, — отвечает тот. — Занят чем-то?       Антон вдруг мнётся перед тем, как ответить.       — Суп хочу приготовить. Арсу.       Эд, кажется, чем-то давится.       — Сдурел? Ты ж сказал, его откармливать надо, а не травить.       — Эй! — на законных основаниях возмущается Шастун. — Я умею готовить суп. Ну, умел когда-то.       Это, вообще-то, правда. Он умел готовить вполне себе сносные блюда, но главная проблема заключалась не в кулинарных способностях, а в мотивации. Другими словами, зачастую вставать с дивана только ради того, чтобы пару часов торчать у плиты, а потом ещё мыть посуду, было банально лень.       — Давай так, — деловито предлагает Эд. — У нас сегодня обед готовила Арина, а она готовит великолепно, как для себя, клянусь. Так вот, ты заедешь за мной, мы захватим Арсу поесть, и заодно поболтаем о том о сём.       Кастрюли всё ещё выглядят призывно, как и идея самому приготовить Арсу суп. Но, учитывая, что на одной чаше весов поход в магазин и готовка — пока сварится мясо, Шаст сам состарится, — а на другой — уже готовая порция вкусного обеда, выбор с каждой секундой становится всё очевиднее.       — Минут через двадцать выйду, нормально?       Вот так они с Эдом и оказываются около подъезда Арсения. И уже здесь что-то кажется неправильным, будто какой-то тревожный звоночек начинает звенеть где-то в дальнем углу подсознания — настолько дальнем, что Антон его игнорирует, предпочитая скорее добежать от машины до козырька подъезда, потому что на улице с самого утра начался противный осенний ливень.       — Бля, чуть не утонул, — ворчит Выграновский, отряхиваясь по-собачьи, и Шаст только усмехается, когда тому чуть не прилетает подъездной дверью прямо по лбу.       Девочка, выходящая из подъезда, отшатывается от них, как от прокажённых, и спешно скрывается за цветастым зонтом. Эд в ответ довольно скалится, залетает в подъезд и замирает.       — Ты чего? — спрашивает Антон, врезавшись в него сзади.       — Показалось.       Выграновский нервно ведёт плечом и качает головой, но, стоит им подняться на пару этажей, замирает.       — Не показалось, — напряжённо говорит он.       Он весь напоминает насторожившуюся собаку с поднятым загривком. Антон недоумённо хмурится и открывает рот, чтобы узнать, что случилось, но, вдохнув, тут же тоже это чувствует.       К самым стандартным запахам видавшего виды подъезда примешивается запах чужой стаи. Тот же самый, которым провонял Даня, пока его чуть не разорвали заживо.       Им хватает доли секунды, чтобы переглянуться и рвануть наверх, не сговариваясь.       С каждой ступенькой запах становится всё сильнее — удушливее и отвратительнее, — и сердце у Антона бьётся всё быстрее — вовсе не из-за физической нагрузки. Перед глазами снова встаёт разодранный Милохин, едва цепляющийся за сознание, и, сколько Антон не моргает, видение никуда не исчезает. А, стоит вспомнить, в каком состоянии Арс был вчера, сердце в принципе чуть не вылетает через горло.       У двери квартиры запах становится настолько отчётливым, что без проблем разбирается на отдельные составляющие, но Шастун чувствует только собственную панику. Он нервно облизывает губы и пытается принюхаться, но Эд его опережает:       — Трое.       — Блядство, — отвечает Антон так же коротко и едва ли не силой возвращает себе контроль над собственным разумом.       Дверь — к счастью или к сожалению, Шаст пока не понял — оказывается не закрыта на замок, и какое-то время он боится её открывать, так что глупо застывает, обхватив дверную ручку, но Эд всё решает за него. Отодвинув его плечом, тот влетает внутрь, чуть не снося на пути полочку для обуви. Антон, очнувшись, заходит следом и закрывает за собой дверь.       Все посторонние запахи как отрубает. Это дарит какую-то толику спокойствия, и паника немного отступает, позволяя мыслить более трезво.       В квартире царят тишина и порядок: все вещи лежат на своих местах, как и вчера, в раковине стоит кружка с недопитым кофе, на столе раскрытая упаковка жасминового чая, на спинке стула висит выглаженная рубашка. Абсолютно всё выглядит так, как и должно. За исключением самого Арсения, которого здесь нет.       Антон беспомощно крутится вокруг себя, оглядывая всё вокруг и ничего одновременно, взглядом пытаясь зацепиться за что-то, что могло бы хоть немного выбиваться из этой картины. Но всё — до каждой мелочи — выглядит так же, как и вчера.       — Не понимаю, — беспомощно говорит он, оборачиваясь к Эду, но тот, очевидно, пребывает в такой же растерянности.       — Ну-ка позвони Арсу.       Женский голос предсказуемо — и Антон ненавидит тот факт, что он этого правда ожидал — докладывает о том, что абонент временно недоступен, и предлагает перезвонить позже. У Антона едва не темнеет в глазах, когда какая-то параноидальная часть мозга подкидывает мысль о том, что этого «позже» может не быть.       — Звони и пиши всем, — выдыхает он и первым открывает «псарню».       И вот так, собственно, они и оказываются в данной ситуации, в которой никому из них не смешно.       Все, кто смог приехать незамедлительно, приехали и теперь жмутся друг к другу на диване и в креслах в гостиной Арса, молча разглядывая друг друга и кофейный столик посередине.       — Что мы знаем? — пытается выступить голосом разума Егор, хотя сам беспокойно возится каждые полминуты.       — Ничего мы не знаем, — фыркает Эд в ответ, но тут же успокаивающе сжимает колено Егора рукой.       Антон, которого тревога заполнила, кажется, до краев, этому жесту откровенно завидует.       — Так, — берёт всё в свои руки Катя Варнава. — Мы знаем, что они не посмеют его тронуть.       На дружно направленные на неё скептичные взгляды она едва не рычит.       — Вы прикалываетесь? Во-первых, он эмиссар стаи, а эмиссары неприкосновенны. Тронув его, они объявят войну не только нам, но и всем в принципе. Во-вторых, это Арсений. Вы реально думаете, что он не справится с тремя вшивыми псинами?       Это звучит убедительно, и Антону хочется верить, что всё так и есть, но доводы разума оказываются бессильны перед беспокойством и паникой, сжимающими горло и будто лишающими возможности дышать.       — И что нам делать? — спрашивает Серёжа, гневно сверкая глазами с кресла. — Сидеть и просто ждать?       Они все неуверенно переглядываются — Антон видит это боковым зрением, пока сам не отрывает взгляда от телефона, лежащего на столике.       — А поисковых заклинаний не существует? — вдруг спрашивает Егор и хлопает глазами, когда все удивлённо поворачиваются к нему. — Что? Я в «Дневниках вампира» видел…       Кто-то что-то начинает говорить, но Антон качает головой и, наконец, подняв голову, отвечает:       — Нет, — он видит, как некоторые начинают недоумённо хмуриться, и поясняет: — Они существуют, но Арс когда-то ставил на себя защиту от таких штук.       — Нахуя? — озадаченно спрашивает Эд, на что Антон только пожимает плечами.       Пару лет назад Арсений где-то раздобыл новый — в том плане, что ещё не прочитанный, лет-то ему было в несколько раз больше, чем самому Арсу — сборник каких-то заклинаний и прочих колдовских примочек и на неделю ушёл в читательско-колдовской запой. Он только периодически скидывал Антону в телеге какие-то цитаты, записывал восторжённые голосовые и кружочки, в которых рассказывал обо всём подряд: о том, что какие-то заклинания были, как из «Гарри Поттера», и выглядели, как откровенная чушь; что каких-то растений, описанных на частично разваливающихся страницах, уже не было, а какие-то давно были в Красной книге; что, кажется, на последних страницах были написаны призывы демонов (Антона тогда чуть удар не хватил, но Арс только посмеялся, сказав, что никакие уважающие себя демоны сейчас ни на какой призыв не приходят). А потом пропал на два дня и заявился уже сразу к Антону в квартиру, радостно заявив, что наконец-то перевёл нужный ему кусок книги и теперь знает самое нужное им заклинание.       Так Антон и оказался защищённым от любой порчи и от любого поискового заклинания, а Арс оказался защищённым вместе с ним — за компанию. И потому что Антон отказался быть, во-первых, единственным подопытным, во-вторых, единственным с такой читерской штукой.       — Повторяю вопрос, — начинает Серёжа снова. — Нам просто сидеть и ждать?       Катя что-то собирается ему ответить, когда им всем практически одновременно приходит уведомление о сообщении. Антон хватает свой телефон первым.       Арс скинул в «псарню» геолокацию.       Они все неуверенно переглядываются, и никто не решается первым высказать очевидную мысль.       — Это… — начинает Надя, которая до этого отмалчивалась.       — Ловушка? — заканчивает за неё Егор, не отрываясь от телефона и продолжая разбираться с картой. — Это какая-то промзона на территории Руслана.       — Если это ловушка, значит, они добрались до телефона Арса, — хмуро рассуждает Серёжа, и Шастун кивает, понимая, к чему тот клонит. — Если они добрались до телефона Арса, значит, пиздец.       Антон кивает ещё раз и переводит взгляд на Катю, которая уже смотрит на него в упор.       — Что делаем, капитан?       Он снова нервно облизывает губы, обводит взглядом всех собравшихся — они все сидят на самых краях дивана и кресла, словно уже на низком старте, и у него в груди вдруг становится тесно от любви к этим людям — и кивает самому себе.       — Ловушка — значит, ловушка. Остальные будут знать, где мы, если что, а это наша единственная зацепка. Эд, ты со мной, Егор, ты остаёшься здесь, — паника словно отступает на задний план, когда Шаст встаёт, и все встают следом, готовые слушать. — Надя с Катей. Кать, парни смогут?       — Да, я подхвачу их около дома Лёхи, и мы сразу за вами, — кивает Варнава, уже отправляя тем сообщение.       — Эй, Шаст, — раздаётся крайне недовольное со стороны. — Никого не забыл?       Матвиенко выглядит не то что недовольным, он выглядит совершенно разгневанным — того гляди то ли пар из ушей пойдёт, то ли дым из носа.       — Серёж, ты же сам понимаешь, что это может быть ловушка, — объясняет Антон, нервно заламывая пальцы и уже чувствуя, что это бесполезно. — Я не могу рисковать тобой, ты человек.       — Ты, Антон, кажется, что-то забыл, — чеканит Серёжа, не отводя взгляда. — Но здесь речь идёт об Арсе, моём лучшем друге.       У Матвиенко в глазах отражение его собственных переживаний, и Антон точно знает — на его месте он бы точно так же рвался с ними, наплевав на собственную безопасность. Конечно, Арсений ему голову открутит, если с Серёжей что-нибудь случится, но кто он такой, чтобы сейчас запретить тому поехать с ними? Тем более Серёжа уже явно принял решение и поедет туда в любом случае.       — Ты со мной и Эдом, — кивает Антон и, кивнув Егору, от которого только-только отлип Эд, идёт на выход.       — Супер, только из машины кое-что захвачу! — кричит ему вслед Матвиенко.       Поездка получается напряжённой. Первые несколько километров единственным звуком является навигатор и то, как Серёжа тревожно барабанит пальцами по коленке. К радио или плейлисту с песнями Серёженьки Лазарева атмосфера не располагает.       А потом Эд чихает и мотает головой, как собака, только вылезшая из речки.       — Серёж, — напряжённо начинает он. — А че ты там из машины с собой прихватил?       Нервная палечная барабанная дробь прекращается. Антон и сам принюхивается, но сначала ничего не замечает, а потом вдруг чувствует знакомый сладковато-острый запах.       — Ты что, притащил аконит? — Шастун чудом не съезжает в кювет от шока.       — Совсем за дурака меня не держите, — ворчит Матвиенко. — Только верёвки, вымоченные в нём.       — Бля-я, — тянет Эд, и непонятно чего в его голосе больше: испуга, трепета или восхищения.       Антон, ругаясь сквозь зубы, открывает все окна. Если сейчас аконит начнёт действовать на него или на Эда, и они либо потеряют контроль над собой, либо начнут ловить галлюцинации, вся эта история точно закончится плачевно.       — Я на всякий случай, — поясняет Серёжа, возобновляя свою нервную палечную дробь. — Никогда не знаешь, кого придётся связать, а такие верёвки любого мохнатого остановят.       От одной мысли о верёвках, яд на которых буквально разъедает кожу любого оборотня, Шастун морщится в отвращении. В голове мелькает мысль о том, что он бы никому не пожелал такой участи, но через мгновение память услужливо подкидывает воспоминание с разодранным торсом Дани, а паранойя — видение с истекающим кровью Арсением, у которого, в отличие от Милохина, нет способности к регенерации.       Его вдруг тошнит. На какое-то время, ведя машину, Антон позволил себе забыться, отвлечься от истинной цели их поездки. Не полностью забыть, конечно, но просто отодвинуть на задний план, чтобы сосредоточиться на дороге. Но теперь в голове одна за другой крутятся мысли о том, зачем им оказался нужен Арсений, что с ним сейчас, едут они в ловушку или нет.       Совсем некстати вспоминается давний разговор с Катей.       Они сидели на кухне у Антона дома, и сам он пил чай, пока Катя рядом задумчиво болтала вино в красивом бокале на длинной ножке.       — Нам с Арсением очень повезло, — вдруг выдала она, пьяно хихикнув.       Антон покосился на бутылку, в которой вино было искусно смешано с настойкой аконита — так, чтобы никто не траванулся, но чтобы было вкусно и давало в голову. Собственно, Арсений и постарался.       — Нет, Шастунец, — протянула Катя, заметив его взгляд. — Я не про вино.       — А про что?       — В целом, — Варнава многозначительно махнула рукой, обведя ею всю небольшую кухню по кругу и ничуть не прояснив свой ответ.       Они тогда с Арсением не особо ладили. Точнее, конечно, ладили в чём-то масштабном, но чересчур часто не сходились во мнениях по самым банальным вопросам. Антон нервничал из-за того, что некоторые до сих пор отказывались признавать его альфой, и срывался — Арсений не оставался в долгу и, скривившись, будто проглотил лимон, язвил в ответ.       — Конечно, наша с Пашей поддержка многое решила, — продолжила Катя, и Антон моментально напрягся, поняв, что разговор, несмотря на полупьяную улыбку, свернул в серьёзное русло. — Но без Арсения, который всё это время, пока стаю штормило, стоял за твоим плечом, мы бы все пошли ко дну.       Договорив, она залпом допила оставшееся в бокале вино и поморщилась.       — Аконит всё-таки чувствуется немного, конечно… Но я к тому, что, ты же знаешь, Попов один из самых сильных ведунов.       Катя прищурилась, внимательно следя за реакцией Антона, и тот послушно кивнул.       — Хорошо, что знаешь, — она тоже зачем-то кивнула. — Так вот, его бы кто угодно оторвал с руками и ногами, Антон. А он выбрал нас.       — Выбрал?       — Да, я точно знаю, что его Белый звал к себе, — она задумалась, пару раз согнула пальцы, пытаясь что-то посчитать, но плюнула на это дело, — ну, как минимум. Он его очень хочет себе.       — В каком смысле? — спросил Шастун, сбитый с толку последним предложением.       — Ну, Антон, это же Арсений, — вздохнула Катя, глядя на него, как на ребёнка. — В любом из смыслов.       Антон сам не замечает, как от воспоминания об этом разговоре у него гневно раздуваются ноздри, а руки безотчётно крепче сжимают руль — до тех пор, пока Эд, сидящий сзади, обеспокоенно не спрашивает:       — Шаст? — он кладёт свою руку ему на плечо и утешающе сжимает. — Тох, глазами не сверкай.       Шастун непонимающе хмурится и не сразу понимает, что многолетний контроль катится к чёрту — он едва держит себя в руках. И было так легко оправдать это действием аконита или беспокойством, но это что-то другое — что-то собственническое, что, как волк в клетке, мечется при мысли о том, что Арс может быть не с ними. Не с ним.       Антон не сразу понимает, что это горячее чувство, тяжело оседающее камнем где-то в желудке, самая настоящая ревность — она, подкреплённая злостью и паникой, с бешеной скоростью разгоняет кровь по венам. А когда понимает, то в голове набатом начинает бить всего одна мысль: Арса хочется назвать своим.       Он вспоминает все вечера, проведённые вместе, долгие взгляды и постоянное желание касаться, потребность в долгих — откровенных и личных — разговорах, то безграничное доверие и спокойствие, которые он чувствует, когда Арс стоит рядом, и с ужасом осознаёт такую простую и очевидную истину — он влюблён в Арсения. Был влюблён уже годами и настолько привык к этому чувству, что стал принимать за данность.       А сейчас, когда в голове всплывает это отвратительное воспоминание — «В любом из смыслов», — когда Арсений непонятно где, ему хочется удавиться от того, что он не понял ничего раньше.       Они въезжают на территорию какого-то склада, едва вписавшись в поворот, и, стоит машине остановиться, Антон первым выпрыгивает из неё, готовясь перекидываться на ходу, если понадобится — и похуй на одежду, если честно. Его тормозит знакомый голос:       — Наконец-то, а я уже начал думать, что стоило вызвать такси.       Арсений, сидящий на куче каких-то сваленных здесь покрышек, флегматично наблюдает за тем, как у них у всех синхронно отваливаются челюсти от шока.       — Арс?       — Какого хуя?       Одновременно восклицают Серёжа с Эдом, пока Антон может только молчать, лихорадочно осматривая каждый сантиметр Арсения, но тот выглядит совершенно обычно, будто просто вышел погулять. У него никаких ссадин на лице, от него в принципе не пахнет кровью, даже одежда выглядит вполне опрятной. Антон не понимает.       Удивлённым вопросам Матвиенко и Выграновского вторят такие же эмоциональные крики Кати и Лёши, которые тормозят рядом и выскакивают из машины.       Арсений, когда на него налетают с вопросами, виновато поднимает руки вверх.       — Ребята очень хотели поговорить, — начинает объяснять он, кивая головой в сторону склада. — Я согласился поехать с ними, потом увидел ваши сообщения, смог отправить геолокацию, но потом… — он неловко чешет нос, — меня немного лишили телефона.       — Бля, Арс, — выдыхает Серёжа, разрушая их затянувшееся молчание, и подходит к тому, крепко обнимая. — Придурок, ты нас всех напугал.       Тот выдавливает кривую улыбку и, пока Эд хлопает его по плечу, а Катя тоже приобнимает одной рукой, смотрит на Антона, который за всё это время так и не роняет ни слова.       — Что они хотели?       — Поговорить, — повторяет Арсений, но, заметив их взгляды, полные сомнения, сдаётся и продолжает. — Предлагали место эмиссара в стае Руслана.       — А ты?       — Отказался, — Арсений пожимает плечами, продолжая неотрывно смотреть на Антона.       — Поехали домой, пока Паша не решил выслать за нами подкрепление, — наконец, говорит тот, прочистив горло, и первым разворачивается к машине.       История теперь казалась бы почти комичной, если бы не одна деталь — Арс пиздит. Чтобы это понять, даже не нужно быть оборотнем, достаточно просто хорошо его знать, но, если этого мало, Антон слышит. Арсений врёт настолько искусно, что это легко не заметить, не обратить на такую мелочь внимания, но Антон, чёрт возьми, рождённый оборотень и альфа, он буквально ходячий детектор лжи. И он слышит, как сбивается сердечный ритм Арсения, когда он с напускной лёгкостью пересказывает эти события.       Но не может понять, что именно тот сказал не так.       На обратном пути в машине царит ещё более напряжённая атмосфера, чем до этого, и Антон прекрасно знает, что это из-за него — из-за того, как он сжимает зубы, дышит слишком тяжело, слишком резко выворачивает руль на поворотах и ни на секунду не отводит взгляд от дороги. Краем глаза он видит, как Арс то и дело бросает на него вопросительные взгляды с пассажирского сидения, но упрямо это игнорирует. Ему хватает и того факта, что тот пропитался запахом чужой стаи, и теперь этот запах заполняет салон, противно щекочет ноздри, подпитывая ту адскую смесь ревности и злости.       Он вспоминает тот разговор с Катей, вспоминает любовь Арсения к Питеру, давится чужим запахом, и все эти факты смешиваются у него в голове в крайне неприятную картину, от которой его тошнит.       Когда они въезжают в город, он, всё так же игнорируя Арсения, который в какой-то момент показательно фыркнул и, сложив руки на груди, отвернулся к окну, спрашивает:       — Парни, вас где высадить? — и обращается исключительно к Эду с Серёжей.       Выграновский едва слышно облегчённо выдыхает и сваливает около первой же попавшейся им станции метро, утаскивая не очень сопротивляющегося Матвиенко за собой.       Арсений больше даже не пытается на него смотреть, и до его квартиры они доезжают в полной тишине. И прямо в подъезде сталкиваются с Егором.       — Я хотел вас дождаться, потому что у меня не было ключа, чтобы закрыть дверь, но мне написал Эд, сказал, что лучше свалить… — тараторит тот, но, поняв, что только что ляпнул, комично застывает посреди лестничного пролёта. — В общем, рад, что всё хорошо, пока!       С этими словами Егор убегает вниз, а Арсений, вздохнув, поднимается оставшиеся несколько ступеней и, открыв дверь, всё так же молча пропускает Антона вперёд. Они продолжают молчать, пока разуваются, пока проходят на кухню, пока Арс стягивает рубашку, оставаясь в футболке.       — Так и будешь молчать? — не выдерживает Арсений первым. Он, оперевшись о кухонный гарнитур и снова скрестив руки, смотрит исподлобья.       — Что там на самом деле произошло? — Антон не остаётся в долгу, смотрит так же мрачно и пытливо, вглядываясь в каждую деталь — и в то, как на крохотную долю секунды Арсений отводит взгляд.       — Я же уже сказал…       Шастун чувствует сердцем, понимает головой и видит, как тот готовится раскрутить эту историю, щедро разбавив ложью на каждом витке, и в бессильной злобе всплёскивает руками, чуть не сбивая с полки какие-то склянки.       — Блять, Арс, — он уже не знает, злится он, ревнует или просто вдруг чувствует себя смертельно уставшим: его этот день и так словно пропустил через мясорубку, и ссора с Арсением — это последнее, чего он хочет, так что признаётся честно: — Я не понимаю. Не понимаю, что именно ты не договариваешь и почему.       Все те мысли, которые так ответственно подпитывали его негодование всю обратную дорогу, заходят в его голове на второй круг, и он говорит, даже не думая:       — Почему ты вообще отказался? Это же такая шикарная возможность, чтобы жить в твоём любимом городе, — он полностью отдаёт себе в отчёт в том, что городит чушь, но не может остановиться.       — Ты о чём вообще? — растерянно спрашивает Арс.       — Может, стоило согласиться? Может, мы тебя здесь сдерживаем, а там…       Антон не договаривает, что именно там, потому что атмосфера в комнате меняется в одно мгновение. Взгляд Арсения, до этого непонимающий и озадаченный, темнеет — где-то над Атлантикой собираются грозовые тучи, — и сам он зло кривит губы.       — Шастун, ты охуел? — он не кричит, говорит ровно и наигранно спокойно, но голос так и сочится разочарованием. — Я хоть раз за все эти годы дал повод усомниться в себе? И в своей преданности?       Сбитый с толку тем, как от Арсения исходит будто бы осязаемая злость, Антон оторопело мотает головой, но не успевает вставить ни слова.       — Тогда что это за предъявы? — он, повторяя недавний жест самого Шастуна, тоже всплёскивает руками, и того словно окатывают ведром холодной воды, потому что на правом предплечье у Арса расцветает синяк, в котором явно различается форма сжимавшей его руки. — Я много лет назад выбрал тебя, Антон.       Тот заканчивает тихо, будто сдувается, растеряв всю злость, но Антон, прикипев взглядом к наливающемуся цветом синяку, практически пропускает их мимо ушей. Он сокращает расстояние между ними почти неосознанно, всем своим существом ощущая потребность коснуться.       — Арс, — говорит он тихо, мечась взглядом от синих-синих глаз к синеющему кровоподтёку, — что произошло?       Тот вздыхает и сдувается ещё сильнее, смотрит в пол и едва заметно вздрагивает, когда Шастун пальцами проводит по его руке, очерчивая контуры гематомы — вены слегка темнеют, когда он автоматом начинает забирать боль, и Арсений совсем расслабляется.       — Я же сказал, хотели поговорить, — он облизывает губы и вяло дёргает плечом, когда Антон, услышав начало знакомой уже сказки, сильнее нужного давит на пострадавший участок кожи. — Ладно, очень хотели. Даже вот пытались силой тащить по лестнице, правда, непонятно зачем, я же согласился с ними поехать. Но я быстро им намекнул, что со мной такие штуки не прокатят.       В его голосе проскакивают довольные нотки, и Антон и сам довольно усмехается, представляя реакцию Арса на такое самоуправство, и крепче обхватывает чужое плечо, продолжая поглаживать его внутреннюю сторону большим пальцем.       — Не знаю, зачем они привезли меня аж на склад… Наверное, хотели запугать, — он невесело хмыкает. — Я, вообще-то, правда собирался с ними просто поговорить, но они решили действовать угрозами, телефон вон выкинули, так что я их… немного вырубил.       — Как?       Антон удивлённо смотрит на Арсения, но тот только улыбается и показательно щёлкает пальцами.       — Колдовство же.       Взгляд у него окончательно светлеет, а улыбка становится совсем ребяческой — с ямочками на щеках. Антон улыбается в ответ, чувствуя себя, как будто у него с плеч упала небольшая среднестатистическая гора, и виновато морщится.       — Прости за то, что наговорил. Когда мы решили, что тебя похитили, я испугался — пиздец, — он нервно покусывает губу, пытаясь подобрать слова. — А когда понял, что ты что-то недоговариваешь, пересрал ещё сильнее.       Невысказанное «Когда подумал, что могу тебя потерять» остаётся висеть в воздухе.       — Всё нормально, Шаст, я… — начинает Арсений, но Антон, только сейчас вспомнив его точные слова, его перебивает.       — Подожди, — он неосознанно крепче сжимает чужое плечо, неотрывно глядя в глаза напротив. — Когда ты сказал, что давно выбрал меня, ты имел в виду стаю или?..       Антон что-то ищет в глазах Арсения, не в силах отвести взгляд, и тот отвечает тем же — смотрит открыто, с неприкрытой нежностью и чем-то, от чего сердце начинает биться быстрее.       — Тебя, — Арсений отвечает тихо, но уверенно, почти не моргает и, кажется, не дышит.       И этот взгляд — он всегда был таким, и Шастун был слишком слепым, чтобы его заметить, или?       — Давно?       Чисто теоретически оборотни не подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям, но Антон готов поставить рекорд и сдаться учёным на опыты как первый оборотень, у которого начинается аритмия. Как хорошо, что Арсений не может услышать, как сильно у него колотится сердце.       — Давно, — кивает Арс, продолжая смотреть ему в глаза.       Антон тяжело сглатывает и поднимает вторую руку, чтобы коснуться ею чужой щеки — получается привычно, словно он так делал уже тысячу раз. Как заворожённый, он проводит большим пальцем по скуле Арсения, и тот льнёт к прикосновению, прикрыв глаза, напоминая большого кота.        — Арс, — говорит Антон шёпотом, боясь разрушить метафорический купол, под которым они оказались, и Арсений вопросительно мычит. — Я тебя поцелую. Можно?       Уголки губ у Арсения поднимаются вверх, и сам он тянется вперёд, едва успев прошептать ответное: «Давай», прежде чем Антон делает шаг вперёд, окончательно сокращая расстояние между ними, и притягивает ближе, касаясь его губ своими.       Это не взрыв фейерверков и не возвращение домой, но это что-то… Антон не успевает придумать, что, потому что Арсений счастливо улыбается в поцелуй, и Шастун, наконец, отцепляется от его плеча, чтобы обхватить его голову уже двумя руками и поцеловать увереннее. Он проводит языком по чужой губе, и Арсений в ответ в его руках плавится, вжимается в его тело сильнее, хватается одной рукой за плечо, а второй зарывается в волосы.       У Антона по телу вдруг пробегает непонятная дрожь, словно что-то прохладное, но приятное прокатывается по позвоночнику.       — Это?.. — он облизывает собственные губы, ненадолго оторвавшись от Арса, и у того при виде этого темнеют глаза.       — Прости, не сдержался, — он пожимает плечами и снова посылает «разряд» своей магии по телу Антона. Тот хочет ответить, что не надо извиняться, но Арсений снова притягивает его к себе и целует так исступлённо, будто не может поверить и старается запомнить каждую секунду, и Антону в итоге приходится мягко его отстранить, пока тот не начал задыхаться. У него на голове шухер — Шастун и сам не заметил, в какой момент начал тянуть Арса за волосы, но тому, судя по его вздохам, нравилось, — зацелованные губы, растянутые в довольной улыбке, и сияющие глаза — так сияют звёзды над Чёрным морем в безоблачную ночь. Антон, не удержавшись, коротко целует его ещё раз и, подхватив под бёдра, лёгким движением усаживает на столешницу, тут же вставая между ног и крепко обхватывая за талию.       Антон утыкается носом в чужую шею и глубоко вдыхает — пахнет Арсением и самим Антоном, но где-то всё-таки пробивается отвратный запах чужой стаи, так что Шастун, усмехнувшись, вдруг облизывает чужую шею, отчего Арс давится воздухом, но откидывает голову назад, доверчиво подставляясь.       — Так, — он счастливо жмурится, когда Антон, которому мало, целует его за ухом, — что будем делать с Русланом?       — Почему ты думаешь об этом сейчас? — Шаст мстительно прикусывает его шею, но засранец этим только наслаждается и довольно смеётся.       — Чем быстрее решим, тем быстрее решим, — отвечает Арсений и ёжится от щекотки, когда Антон, не сдержавшись, начинает смеяться.       — Разберёмся, — просто отвечает Антон и прижимает Арса ещё ближе, наслаждаясь ощущением тёплого и родного тела в своих руках. — Мы с тобой во всём разберёмся.       Арсений в ответ задумчиво хмыкает и улыбается, продолжая накручивать чужие кудряшки на пальцы.