Пожалуйста, вернись домой со мной

￣￣￣ — Ладно, слушай. Небольшая пауза. Вздохнув и положив на лицо руку, он начинает. — Я обещал себе не вспоминать этого больше, но после того, каким слабым я был тогда, я больше не могу доверять собственным принципам и обещаниям.

———

Сабито скачет вокруг матери, увлеченный тем, что она делает, но получает по рукам только смеет подтянуться к ее вещам. Она молчит, но он интуитивно чувствует ее злость. Высовывает язык и дует щеки, рассчитывая, что она сделает хоть что-нибудь, но, кажется, слишком сосредоточена на своей внешности. — Я уйду к папе, если ты будешь так делать! — Ради всего святого. Сабито взрывается, злится так сильно, что разбрасывает всю косметику, что стояла перед ней. Женщина тут же подскакивает, собирается словить сына и заставить его отдуваться за поступок, но он уже несется по коридору публичного дома. Ее растерянный взгляд и попытки догнать в тяжелом кимоно лишь смешат и придают адреналина, из-за чего тот только пуще и скорее передвигает ногами. Она быстро сдается, а Сабито теряет интерес. Сейчас у него лишь два варианта, либо слоняться по городу, как настоящее беспризорное дитя, либо, как он и обещал, уйти к отцу. Поскольку тот учил его не врать, выбор падает на второй вариант, и мальчик направляется на гору. Долго, нудно и тяжело, но как он радуется при мысли, что отец совершенно не ожидал его прихода, и тот снова сможет быть главной спонтанностью. — Сабито? Что ты тут делаешь? — Убежал. Отец оборачивается, недовольно и строго смотря на родного ребенка. В его руках маска тенгу, что он с усердием вырезает. Вокруг лишь щепки, разбросанные по ткани. — Пап, пап, а что ты режешь? Что это? Он тут же практически подлетает к мужчине, внимательно из-за плеча смотря на то, что его так сильно заинтересовало. А голове мальчика щелкает мысль о том, что эта маска крайне смешна и лишь угрожающая атмосфера вокруг отца заставляет его не издавать звуков, а просто так и замереть, облокотившись на его плечо. — Почему ты решил что можешь сбежать от матери? Иди к ней, сейчас же. — Ты нравишься мне больше чем мама. Почему я не могу жить с тобой? Мальчик отстраняется, дует щеки, изображая само бесстрашие. Конечно, скорее пытается так доказать самому себе, что он — герой, который ничего не боится, спасет всех и вызволит прекрасную молодую девушку, что обучалась чуть ли не как гейши. — Сабито, никаких вопросов больше. Возвращайся. Сию секунду. — Я никуда не пойду и останусь здесь! Яростный топот ногой, хмурые брови. Он злобно смотрит на родителя, что соизволил подняться с колен и отставить свое занятие. Сабито чует, что его сейчас словят за шкирку, как маленького непослушного щенка, который перегрыз веревку у своего домика и прибежал в дом хозяев, но не может совершить и движения. Становится действительно страшно. Страшно от холодного, отчужденного взгляда отца, от его тонких губ, сведенных в недовольную линию, от густых коричневых бровей, что нависли над веками. Звук резкого удара. Лицо Сабито обрамляется ярко-красным следом от ладони. Детское, гладкое и так похожее на лицо его матери. Урокодаки укалывает совесть. Конечно, они вдвоем не хотели этого ребенка. Ни она, ни он. Внебрачный, беспризорный. Зачатый в публичном доме, выношенный и рожденный там же. Наверное, когда эта женщина рожала его, молилась, чтобы тот не дышал. Но Сабито, как всегда, упрямый, все равно родился. Урокодаки помнит, как чуть погодя она принесла его в знойную середину августа. Вокруг стояла неслыханная жара, что не повторялась с того момента. Тогда он так растерялся, увидев своего сына. С румяными и пухлыми щеками, с дай бог двумя светлыми волосами на голове, что, то и дело плакал и пил молоко матери. Он до конца был уверен, что Сабито станет ее копией и примерно так и оказалось. Первое и последнее во внешности, что он взял от отца, наверное, сиреневые глаза. И сейчас, он уже ходящий, хулиганистый. Так быстро вырос. Урокодаки надеялся, что полюбит его. Надеялся с удовольствием выучит его охоте на демонов. Надеялся, что научит ловить рыбу собственными руками, без сетей. Покажет, как убить дикое животное. Воспитает настоящего мужчину, которым он сможет сильно гордиться. Мужчину, который придет к Оякате-сама, склонится перед ним на колено, сказав, что очень рад служить столпом. Мужчину, который победит главу демонов и станет тем героем, которым уже не успел стать его отец. Может, так и могло бы получиться, если бы его мать не держала того только рядом с собой. Если бы он уже не рос таким разгильдяем, что постоянно сбегает отовсюду и только и делает, что бесконечно буянит. О той мысли он пожалел. Женщина бросила и его, и ребенка. Не ясно, куда она бежала. Не ясно, с кем. Но теперь сердце Урокодаки разбито и втоптано в грязь. Он случайно узнает об этом, когда идет в город, проведать сына и любимую. Еще не успевает он войти в комнату, как управляющая ловит его и яростно говорит забрать сына, раз непутевая мамаша бежала. Открыв седзи, он видит потерянного и запуганного ребенка. Те самые сиреневые глаза смотрят в пол, изливаются печалью. Но Сабито не плачет, нет. Он держится достойно, как и подобает мужчине, но почему Урокодаки так злит просто его нахождение здесь? Сабито не поднимает взгляда, пока его не окликают, а увидев отца, медленно поднимается и ватными ногами направляется к нему. Обнимает, совсем маленький и незащищенный, нуждающийся в поддержке хоть от кого-нибудь. Но Урокодаки говорит ему держатся достойно. Говорит, что тот должен быть мужчиной. Сабито размыкает руки, продолжая смотреть в пол. Он выводит его оттуда и навсегда оставляет в своем доме.

———

— Почему ты тогда был таким?.. — Перед тем как уйти она наговорила мне море всего. Точно не вспомню, что это конкретно было, я все-таки был маленьким. В голове заелось только «Я родила тебя и не выбросила только из-за денег твоего отца. Я ненавижу тебя всей душой. Ты испортил мою жизнь.» Помню, как она еще много кричала, злилась, пока в окно кто-то не сказал ей, что пора идти. Тогда она быстро сменилась. Собрала вещи, посмотрела в зеркало на свою отработанную улыбку и бежала. Думаю, она нашла мужчину богаче, который решил забрать ее из публичного дома. Я не знаю, где она сейчас. Я мнусь, не зная, стоит ли продолжать тему. Лицо Сабито выражает и злость, и печаль одновременно. Словно он сам не может определиться, что конкретно чувствовать сейчас. Я решаю задать свой вопрос. — Почему ты не называешь Урокодаки-сана папой? — Тц, еще одна часть истории, которую я забыл рассказать. Он не хотел, чтобы люди из города знали о том, что я его ребенок. Он говорил, что это стыдно. Стыдно, что его бросила женщина и оставила с малолетним дитем на руках, и он теперь растит его в одиночку. Потому он и начал носить маску, на самом деле. Хотел все скрыть. Он думал, когда я вырасту, то буду выглядеть так же, как и мать, но время шло, и я начал походить на него чем-то. Это так испугало его, что вместо того, чтобы носить ее только во встречи с демонами, он словно прирос к ней. Я остался бесфамильным сиротой, которого взял под опеку и обучение столп воды Урокодаки-сан. Легенда хорошая, не поспоришь. А рот работницам закрыли деньги. Только они им и нужны. Я уже не задаю вопросов о боли. Лишь обнимаю его, нежно укладываясь головой на плечо. Провожу руками по спине, гладя его. Я так скучаю по тебе, Сабито. — Ты каждый раз жалеешь меня так, думая, что мне больно, но сам ничего не говоришь, ты не считаешь это несправедливым? Горькая усмешка. Он выдыхает, смотря на меня сверху вниз. Хочется утонуть в его взгляде, раствориться в нежности, что он наполняет, полностью поддаться этому чарующему чувству, что может вызвать только он и, в конце концов, окончательно погибнуть, оставшись чужой частью, что вскоре полностью станет принадлежать ему. Как бы стыдно это не было, как бы я не винил себя за эти мысли, но я хочу быть защищенным тобой. Хочу быть твоей любовью, хочу быть ближе к тебе. Идти за тобой везде, слоняться только с тобой и никогда не чувствовать себя единоличным и самостоятельным. Ты говорил, что мы должны вырасти. Уже пора. Я хочу остаться жалобным и плачущим ребенком рядом с тобой навеки. Хочу, чтобы ты жалел и лелеял меня, как того котенка. — Сейчас тебе больно? Не говори про меня сейчас. Мне нужно это знать, Гию. Пожалуйста. Этот тон, его просьба. Все звучит слишком наставляюще, он не приказывает, только просит, но желание отдаться этим мягким словам оттого не проходит. Я отворачиваю голову, смущенный собственными мыслями. В голове проскальзывает то, что я позволял себе лишь в офуро, в полном одиночестве, и я надеюсь, что это быстро уплывет, но оно к черту остается. Черт бы побрал этот подростковый возраст. А Сабито так думает обо мне? Вот что сейчас ты думаешь, правильно? Ах, как стыдно, Гию. — Да. Сабито крепко сжимает меня в своих объятиях, тоже уткнувшись в плечо. Это становится таким неожиданным, таким странным, что я растерянно ослабляю руки, полностью поддавшись его порыву. Ты возвращаешься? Ты вернулся ко мне? Я могу больше не скучать по тебе? — Ты такой глупый. Хватит скрывать от меня свои чувства. Я достаточно сильный, чтобы выдержать все это. Я посмеиваюсь, но совсем не со зла. Скорее это реакция на его слова, но я связываю смешок с другим. Не хочу, чтобы он понимал, как сильно мне это нужно. Не хочу, чтобы знал, какой я слабый человек на самом деле. И жалкий. — Кого недавно так обрекло нападение демона, что он стал сам не своим? Не тебя ли? — Я тебе тресну сейчас, честно. — Ну пап, не ругайся, пожалуйста. Сабито заливается мягким смехом, а я снова улыбаюсь, наконец почувствовав облегчение. Я могу больше не скучать по тебе. Я могу довериться и обмякнуть в твоих руках. Большего и не нужно. Даже этого дурацкого признания. Просто быть рядом до самого конца моего жалкого существования. Я люблю тебя, Сабито. Очень сильно люблю. — Ладно, первый раз прощается.

￣￣￣