Рождественский ангел

Сложно сказать, насколько удобно спать на попеременно вздымающейся груди вместо подушки и под обжигающее лоб дыхание другого человека, но Чимин определенно повторил бы такой опыт и не раз. Рядом с Чонгуком было невероятно тепло и уютно, а его умиротворенный взгляд вызывал запредельное умиление и желание прикоснуться к родинке под пухлой губой, а затем пройтись пальцами по щекам и зарыться в густые волосы. Но желания эти приходилось сдерживать все с бóльшим трудом день за днем. Чимин зарыл возникающие чувства еще на зачатке, в момент трагедии, потому что разумно полагал, что принять их друг точно не готов, да и не обязательно будет когда-нибудь. Нужно было всего лишь продолжать находиться рядом, и Чимин с этим справлялся почти совсем без ненужных для самого себя потерь. Лишь в глубине, под толстой плотью, порой побаливало, а из губ вырывались отчаянные стоны, лепечущие чужое имя. С Чонгуком ощущалось так полноценно и воздушно. Но вместе с тем почему-то так одиноко, будто находишься где-то в параллельной от него вселенной и не можешь дотянуться. А он ведь и сам тянет руку. Но Чимин этого будто не замечает. – Ангелочек, – сипло протянул Чонгук, переворачиваясь набок, при этом продолжая сжимать в объятиях Чимина. – Всего лишь Чимин. – Всего лишь…– как бы пробуя слово на языке, протянул Чон. – С твоим именем и рядом такое не стоит. – Что с тобой делают горы, Гуки? – не в силах сдержать улыбку, завороженно взглянул на него парень. – Раскрывают лучшее, я думаю, – играясь с волосами брюнета, мечтательно прошептал Чон. – Сегодня будем учиться прыгать. Как тебе идея? – Как скажете, господин тренер. – Ты такой послушный ученик, Пак Чимин. Цены тебе нет. – Поэтому у меня отличные оценки. – Брось, ты всегда списывал у меня, – махнул рукой Чонгук, наигранно презрительно глянув на друга. – Ага, конечно. Ты даже домашку не делал. – Только дураки тратят жизнь на домашку, когда можно потратить время на…ну, не знаю, жизнь? – Пошел ты. Чимин грубо пихнул его на другой конец кровати, после продолжая толкать оголенными ступнями. И с удовольствием делал бы так и дальше, если бы не родной голос матери: – Мальчики, одевайтесь! – Оставь свою агрессию для доски, – одарил его лукавым взглядом Чонгук и поднялся с такой теплой и притягательной по многим причинам кровати.

***

Свое намерение Чонгук, разумеется, исполнил и долгое время измывался над Чимином, уча того небольшим прыжкам и продолжая повышать уровень обычной езды. Сегодня Паку предстояло падать лицом и задом в снег гораздо чаще, чем при первой поездке вчера, потому что на этот раз Чонгук уже не подстраховывал его с тем же постоянством. – Чем быстрее ты привыкнешь надеяться только на самого себя, а не на кого-то еще, тем быстрее научишься кататься, – твердил Чонгук каждый раз, когда Чимин молил того не оставлять одного со страшным спуском. Пак вовсе не стремился оспаривать политику друга и считал его методы поистине действенными, но ничего не мог поделать со сковывающим его страхом, которого не испытывал так давно. Да, он не любил выходить из зоны комфорта, а с Чонгуком иначе было просто невозможно. Именно он был инициатором всего самого взбалмошного и порой даже опасного в их жизни. И при этом сам Чон отрицал какое-либо сильное влияние своей кандидатуры на поступки друга – он всегда утверждал Чимину одно и то же: «Я не меняю тебя. Ты всегда был таким. А я лишь немного подталкиваю». И каждое решение приносило свои плоды: к концу дня на склоне Чимин уже самостоятельно маневрировал вдоль снежной горы. Все еще слегка неуверенно и неустойчиво, но все же без сторонней помощи: всего лишь под зорким присмотром лучшего друга, который со всей отдачей восхищался каждым движением парня. Чонгук мог поклясться, что взял бы Чимина в любую спортивную команду только ради того, чтобы иметь возможность наблюдать за его грацией, выдержкой и стойкостью взгляда, которые он выдерживал даже сквозь ноющие мышцы и жар в теле. Такому как Чимин и безупречность навыков не нужна: наблюдать за ним уже одно удовольствие. Даже в огромной пуховой куртке и балаклаве, почти полностью скрывающей от снежных туч кукольное лицо за исключением горящих глаз, – Чимин был прекрасен. – Я так горжусь тобой. Честно, – хвалил Чон друга, когда они уже направлялись к спа центру, покончив со спортивной частью дня. – Приятно слышать, что мои ноги трясутся не просто так. – В воде будет поспокойнее. Но не обещаю, что все быстро пройдет. – Ничего, мне не страшно. – Знаю. Уже на месте назначения им выдали силиконовые браслеты с ключами от шкафчиков, и семья Пак в компании Чонгука разошлись по кабинкам для того, чтобы переодеться. И как только представители мужской половины надели плавки, а мать Чимина с сестрой нарядились в слитные купальники, все дружно двинулись в сторону водных горок. Казалось бы, вокруг вовсю царствовали мороз и снег, но выбранный на сегодня стиль скорее напоминал пляжную поездку куда-нибудь на песчаные дали Гавайев. Хисон стала инициатором того, чтобы объездить в первую очередь все самые длинные горки в помещении, а бассейны и джакузи оставить напоследок. И хотя родители не особо ее в том поддерживали, Чимин с Чонгуком, вполне себе заряженные активным времяпрепровождением, взяли на себя заботу развлекать девочку. Как оказалось, подобных аттракционов здесь было всего несколько: небольшая труба, вьющиеся вокруг крытого джакузи с разноцветной водой из-за встроенной подсветки, парочка крутых горок и подобие детской площадки с короткими спусками. Чонгук несколько раз сталкивал Чимина вниз, когда тот был слишком увлечен подготавливая сестру к скалистому тоннелю, напрочь забывая, что та уже далеко не маленькая для такого рода забав. А после Хисон с абсолютным восторгом и насмешкой над братом давала «пять» Чонгуку, подтягивая за собой к горкам. – Еще хоть один раз, Чонгук, и я тебя утоплю, – пригрозил таки ему Чимин, убирая с глаз забравшуюся туда хлорку. – Чонгук тебя сильнее. Скорее это он тебя. Чимин последовал за взглядом сестры, напрочь игнорируя издевки и уже далеко не в первый за сегодня раз сосредотачиваясь на подтянутом теле друга, которое выглядывало из толщи воды. И тот как назло будоражил оголенным образом еще больше, то и дело убирая с лица до нитки промокшие волосы и демонстрируя вытянутое лицо с ровными чертами и хаотично стекающими каплями бассейновой воды по щекам. – Да ты посмотри на него. Что он мне сделает? Чимин провоцировал. Нагло и бесстыдно. И так не хотелось в этом признаваться, но вызывать Чонгука на эмоции подобными издевками вошло в привычку и нравилось настолько, что без них дружба теряла былую сближенность и краски. И такое состояние дел не понаслышке пугало. Особенно когда пришлось осторожничать со словами в период моральной реабилитации Чонгука, и Чимин с трудом признавался сам себе, что, вероятно, общение не вернется на круги своя, и они окончательно отдалятся. Но Чонгук все еще был с ним, а Чимин в своей непреднамеренной провокации выиграл: ему демонстративно показали свою силу, прибивая к узорчатой плитке своим тяжелым (Чимин в этом, конечно, и не сомневался) весом. Они какое-то время беспокоили воду, то и дело толкаясь и накидываясь друг на друга и брызгая каплями в лицо противника. Парни заливисто смеялись, а Чимин и вовсе задыхался не только от недостатка кислорода после времени проведенного под водой, но и от неустанных нападок в свою сторону и безусловного ребячества в поведении. – Мам, мальчишки такие глупые. Почему они постоянно дерутся? – сквозь «вату» в ушах раздавался милый голосок Хисон, обращающейся к вернувшейся матери. – Они так показывают свою любовь, – пожав плечами, сказала мать Чимина, чем заставила сына поперхнуться водой. – Мам, не говори ей такое. Начнет потом грубить всем подряд. – Любовь, значит, – задумчиво протянул Чонгук, наконец прервав нападение на друга. – Поменьше слушай мою маму. – Пак Чимин, имей уважение к матери, – нарочито возмущенно воскликнула женщина. – Хисон, хочешь есть? Мы с папой идем в кафе, – заметно смягчив тон, она принялась вытирать промокшие волосы дочери. – А мы с Чонгуком не голодные, значит? – А вы с Чонгуком – взрослые мальчики. Сами знаете, что вам нужно, разве нет? – Да, мы справимся, Миссис Пак, спасибо. Чонгук кивнул уже удаляющимся женщинами и вернул внимание к Чимину, который уже прислонился к бортику и выводил на нем невидимые линии. – Ты что, обиделся? Думаю, она просто хотела нас оставить. Меньше мороки. – Нет, конечно, – улыбнулся Чимин в доказательство своих слов. – Я даже рад. Хотел тебе показать кое-что, если ты не голоден, конечно. Чонгук отрицательно покачал головой и последовал вслед за парнем, минуя несколько отдельных бассейнов и лежаков, на которых развалились усталые гости. Вокруг то и дело носились маленькие дети, восторженно подзывая родителей искупаться с ними, и те шлепали по скользкому полу вслед за ними. В джакузи посередине помещения бурлила расслабляющая вода, массажируя напряженные после длинного дня конечности. Повсюду стоял запах хлорки и немного – соленой воды, при этом ощущаясь совсем не отталкивающе, а гармонично под стать атмосфере. Чимин провел парня за руку к воде, и все так же, со сцепленными в замок ладонями, они проплыли сквозь силиконовые шторы и оказались на улице. Снаружи уже стемнело; горные вершины в округе было едва видно лишь благодаря ярким огонькам от домов и прочих зданий, расположившихся вдоль равнин. В районе Капрун стоял туман, который дополнял пар, исходящий от нагретой воды, благодаря температуре которой тело по-прежнему сохраняло тепло независимо от зимней погоды. Осмотревшись и придя в себя от увиденного, парни остановились в пустом от людей уголке и облокотились на руки, вперив взор на гигантские ледяные вершины, укутанные вечерней дремой и облаками. Контраст температур так или иначе ощущался из-за морозца во влажных волосах и прохлады на открытом лице, но дискомфорта не доставлял. Скорее все это было непривычно и по-своему особенно. Преимущественно для Чонгука, который раньше не придавал значение таким забавам и сосредотачивался только на катании, а сейчас с восторгом чувствовал остаточный след подобных лишений. Чимин всегда доверял ему в предложении попробовать неизведанное, и он ответно доверяется ему на протяжении всей поездки, не жалея о том ни секунды. Напротив – Чонгук готов вверить ему всего себя. Сегодня и завтра. В этой жизни и в следующей тоже. – Не холодно? У тебя мурашки, – со всей нежностью, на которую был способен, поинтересовался Чимин. – Это не от холода. – Хорошо, значит тебе нравится, – заключил Чимин, пряча улыбку за пальцами руки, на которой облокотился головой. – А я всегда почему-то боюсь заболеть из-за мокрой головы. Тут периодически поддувает. – Со мной бояться запрещается, забыл? Чонгук отплыл на несколько миллиметров, вызывая у Чимина вопрос на лице, а затем так же внезапно пристроился сзади, обвивая руки вокруг чужой талии. Парень умостил подбородок на его отросших густых волосах и всем телом прижался к спине, заставив Чимина в тот же миг растеряться от столь интимных и неожиданных объятий. – Чонгук… – Что? Я смутил тебя? – Чонгук нарочно заглянул в глаза Чимина, повернув голову, и с блеском в глазах уловил растерянные нотки. – Я всего лишь хотел сказать, что рад, что ты рядом, – Чимин выудил руки из бассейна и положил поверх тех, что обвивали его грудь и талию. – Жаль, скоро уезжать. – Не думай об этом раньше времени. У нас еще целое завтра. И я уже предупредил твою семью, что оно только наше. – Но завтра уже Рождество. Нужно будет помочь в подготовке. Что ты задумал? «А еще завтра годовщина со смерти его отца. Чимин, ты будешь рядом. Неважно где». – Я сам до конца не разобрался, но уверен, что хочу провести этот день с тобой. – Хорошо, Гуки. Как пожелаешь. Пак схватил парня за запястье и отнял руку от себя, встретив протестующий жест. Но Чонгук почти сразу же расслабился, когда Чимин сжал его ладонь в кулак и прислонился пунцовыми губами к костяшкам, нежно пройдясь по каждой, будто задувая свечу одна за одной. А затем всем телом откинулся назад, ближе к горячей груди позади себя, и с новой силой накрыл все еще крепко держащие его руки своими. Чимин не мог быть полностью уверенным, но инстинкты подсказывали, что Чонгук под его влиянием успокаивается. Поэтому такой навык хотелось использовать по полной программе, сохраняя душевное равновесие в шаткой душе рядом с собой.

***

Абсолютно ожидаемо мысли о заботе глубоко въелись Чимину в голову. Не сейчас, не сегодня, а уже очень давно. Вероятно, еще с самого первого дня, когда Чонгук по непонятной причине вступился за него в первую очередь, гонимый то ли устоявшимися принципами справедливости, добрым сердцем или навязчивой идеей помогать, то ли скрытой симпатией. Ответ на этот вопрос пылился под тонной маскирующей паутины даже от самого Чона, потому что он просто сделал это, не особо обдумывая мотивы. Как бы то ни было, по сей день Чимин ощущал долг перед другом, даже если тот и не просил ничего взамен. Бескорыстие – прекрасное качество, но если отношения не построены на взаимообмене, то у них нет будущего. Ты даешь и получаешь обратно, и наоборот. И сегодня Чимин впервые за долгое время буквально кончиками пальцев ощущал загнанное биение чужого сердца под натиском возвращающейся скорби и волнения. Чонгук много улыбался когда они беспечно глядели на горы и осуществляли заплывы наперегонки; когда они ужинали все вместе и обсуждали предстоящие планы и делились впечатлениями за день по приезде домой. Но чем стремительнее приближалась ночь и вместе с ней новый день, Чонгук периодически уходил в себя, как бы со стороны наблюдая за семьей, которой у него никогда не было, и где-то глубоко в мыслях жалея, что не поддерживал привычку устраивать совместные ужины с отцом. Почему-то в Европе люди постоянно так делали, но Чонгук к такому не привык: у них в семье все происходило от случая к случаю; никто никого не ждал, моря желудок голодом, и готовил, как правило, на себя одного. Иногда они с отцом, конечно, выходили в рестораны отпраздновать то или иное событие; иногда кто-то из них спонтанно радовал другого выпечкой или итальянскими блюдами. Но только сейчас Чонгук ценил все те моменты по-настоящему сильно. Паку весь вечер очень хотелось вывести друга на разговор по душам, но тот молча ушел в ванную, а затем так же призрачно лег и заснул. И Чимин, не тревожа его, принял внезапную смену настроения. Он засыпал с надеждой на завтрашний день, который ему обещали провести вдвоем. Вот только ночной кошмар спустился на голову так быстро, что парень до конца не осознал, поспал ли вообще. Чонгук беспокойно ворочался из одного угла матраса в другой, издавая жалобные всхлипы и шепот из хаотичных фраз. Чимину ничего не оставалось как примоститься близко-близко к другу, сжимая в кольце из своих рук, и начать разговаривать с ничего не соображающим человеком из мира снов. – Чонгук, я с тобой, мой хороший. Прошу не бойся. – Чим, где ты? – будто со дна океана звал потерянный голос. – Гуки, проснись, посмотри на меня. Чимин развернул парня к себе лицом, сталкиваясь с закрытыми веками и бешено бегающими внутри зрачками. На горячем лбу выступала испарина, а дыхание учащалось с каждой секундой, как в преддверии самой настоящей панической атаки. Было страшно. И еще страшнее было пойти на тот шаг, который казался единственным нынешним выходом. – Вернись ко мне, малыш, прошу. Слезы невольно выступили вслед за тем, как Чимин губкой впитывал каждый страдательный вздох друга. Он взял все свое мужество в руки, которого набрался у самого же Чонгука, и накрыл дрожащие губы парня своими. Чимин целовал его глубже и глубже вместе с тем, как Чонгук все меньше дрожал в его руках. Он перекрыл им обоим кислород в надежде вместе с тем прекратить сковавший горло кошмар. Настолько поглощенный беснующимися демонами внутри них обоих, Чимин и не заметил, как даже сквозь дрему Чонгук отвечал ему, возвращая поцелуи обратно: слабее из-за потерянности в пространстве, но не менее искренне. – Чимин, ты рядом? – все еще не открывая глаз, прошептал Чонгук, не переставая терять связь с реальностью, как только обретал ее. – Я здесь. Всегда рядом. Сегодня. Завтра. И до самого конца. Чонгук забрал его вместе с собой, далеко от реальности, и разум обоих потерял связь между выдуманным и настоящим.