мгчд: драбблы

— Знаешь же, как говорят: один раз попробуешь — и уже не можешь остановиться? /// У Олега в мочке левого — старый заросший прокол, Олег даже рассказывал: в восьмом классе, иголкой от шприца через кусочек яблока, было не больно, но почему-то лилось много крови. Денег на серьгу из хирургической стали не было, как и мысли о том, что нужно что-то сверх того, чтоб промокнуть дырку ваткой, смоченной в одеколоне; вместо колечка была булавка, а потом какой-то беспарный гвоздик, выторгованный у девчонок за пачку вишневых сигарет. — Рокерская юность, — смеется Олег. Игорь смеется с ним и вспоминает уже свои похождения: гитару в наклейках, джинсовку в нашивках, линялую футболку «нашествие» со стершимся за давностью годом. Олег прокалывает мочку заново над раковиной в ванной за пять минут до выхода. — Какого... — Игорь замирает в дверном проеме: он думал, что Олег пошел накрасить глаза карандашом, и собирался поторопить (и, может, попросить подкрасить ему тоже, потому что ровные стрелки ему не давались никогда). Олег оглядывается на него через плечо, прижимая к уху ватку. Негромко шипит. — В прошлый раз было не больно. Это я попал неудачно или у меня упал болевой порог? Игорь встряхивается, вспоминает как дышать, тихо ругается себе под нос: с Волковым что ни день, то сюрпризы, а ведь косит под здравомыслящего. — Покажи хоть. — Да обычное колечко, чего там смотреть... все, идем, опаздываем. Они прыгают на концерте, почти как в той самой бурной рокерской молодости, если не считать того, что утром у Игоря не сгибается больное колено, а Олег с похмелья отказывается говорить больше чем два слова подряд. Блестящее колечко в припухшем ухе притягивает взгляд, Игорю даже жаль, что после концерта Олег его наверняка снимет и все зарастет. Но вот проходит день, второй, неделя, месяц, простое серое колечко сменяет гвоздик с черным камнем, стильно сочетающийся с любимыми бадлонами и пиджаками Олега, и Игорь понимает, что, кажется, ему нужно свыкнуться с тем, что у него есть парень, а у его парня — серьга в ухе. Шутка про корабль под окном умирает непошученной, потому что серьга меняет что-то неуловимо, делает Олега счастливее, его усмешки нахальнее, позы чуть-чуть развязнее, как будто была дана команда «вольно» после десяти лет в строю. Олег делает прокол во втором ухе. — Два, — уточняет он, поймав взгляд Игоря. Игорь запоздало замечает еще один гвоздик выше, в хряще. — Нравится? — Это... интересно, — Игорь чешет репу: надо же, пропустил между их редкими свиданиями, так Волков себе ирокез сделает, а он последним узнает. — А тебе можно? — А кто мне запретит? — У тебя такая должность... — Я же не в ментовке. И не в армии, мысленно заканчивает Игорь. У Серого в фирме никакого дресс-кода и куча неформалов, но одно дело — айтишники и работники колл-центров с цветными волосами и кольцами в носу, другое — глава СБ. Это выливается в дискуссию о том, что считать приемлемым для профессионала; Серёжа складывает на стол свои ноги в вечных кедах и воинственно говорит про попрание закостеневших устоев, Игорь сдается и поднимает ладони. Олег молчит. Вечером Игорь целует его, старательно обходя свежие проколы, и бессловесно извиняется: я же не имел в виду, я просто спросил. У Игоря когда-то была Саша, а у Саши было три сережки в ухе и одна в носу. В нос Олег не ставит, но через пару недель у него появляется колечко в брови. Так Игорь выясняет, что у него фетиш на пирсинг бровей. Олег смеется, радуясь его энтузиазму: надо же, угодил. К одному кольцу добавляется второе и еще одно в другую бровь. В образе Олега появляется что-то неуловимо диковатое, напоминающее разом о байкерах и викингах. — Отрасти волосы, — предлагает Игорь полушутливо. Олег задумчиво блестит глазами. Игорь спрашивает, когда Олег сообщает что завтра пойдет в салон — прокалывать переносицу. — Ты планируешь останавливаться? — Олег поднимает свои (проколотые трижды) брови, и он поспешно добавляет: — Мне нравится. Просто интересно. — Однажды, наверное, да, — Олег усмехается, вроде бы самодовольно, но Игорю чудится под этим нотка смущения. — Просто трудно удержаться, когда наконец-то есть возможность. Пирсинг переносицы (это называется «бридж», задирает нос Серёжа) Олегу страшно идет, как будто его горбинка только и ждала, пока её чем-то подчеркнут. — Тебе бы что-то в губу, для симметрии, — подсказывает Игорь. Олег хмыкает, накручивая на палец его отросшие кудри. — Не знаю. Может, в язык? — Может, и в язык, — Игорю резко становится горячее, хотя они только что закончили, стоит только представить, как Олег будет щелкать этим шариком по чувствительному местечку под головкой. Его это сейчас-то сводит с ума. — Я за любой кипиш. — Тебе реально нравится? — Олег фыркает, Игорь смеется, потом щурится: вот оно, снова мерещится неуловимое смущение на дне зрачков. — А ты думал, я тебя трахаю из жалости? — Олег фыркает еще раз. — Нет, ну правда? Олег пожимает плечами. Игорь целует его в нос, в брови, в каждый прокол уха по отдельности, прихватив одну мочку губами и оттянув немного, посасывая вокруг шарика. Олег выдыхает длинно, прижмуривается, довольный, как согретый солнышком кот. — Что еще ты собираешься делать? Игорь складывает руки у Олега на груди, ставит сверху подбородок, смотрит в лицо из-под сосредоточенно сведенных бровей. Олег задумчиво облизывает губы. Проводит пальцами по лицу, скользит ниже по шее. Останавливается между ключицами. — Вот сюда микродермал. — Так. Игорь прикасается в этом месте губами, прямо в ту точку, которую трогали пальцы. У Олега на груди россыпь мелких шрамов со службы, и посреди этого будет маленькая блестящая серёжка. Которую он выбрал и поставил сам. Есть в этом что-то символичное. — Потом, может, соски. — Бадлон не будет натирать? — Пиздец как будет, — они смеются, на этот раз хором. — Наверное, придется ходить в футболках, пока не заживет. — Шокируешь всех больше, чем проколами. — Зато тебе будет что облизывать. — Угу, — Игорь подтверждает, лизнув оба соска прямо сейчас, левый и правый. — А пупок? — Это скорее пойдет тебе, — Олег приоткрывает один глаз. — Представляешь? Твой шикарный пресс и маленькая серёжка в центре. — И танец живота. — Продано. — Разбежался, — Игорь хитро щурится (прокол — точно нет, но можно подумать над танцами, если Олегу так хочется). — А дальше? — Не думал пока, — Олег ерзает под его весом, как будто заново пересчитывает все части тела. — Может, возле косточек? Ну, на бедрах. Или на лобке. — Там вообще прокалывают? — Да где только не... у меня был сослуживец, — Игорь угукает, — так вот у него на члене... Игорь приподнимается на локтях, заглядывает в наглое, совершенно невинное лицо. Здрасьте, приехали. — Ты всех сослуживцев в член помнишь? — Нет, только этого, — подчеркивает Олег. — Поверь, там было нечто особенное. — Ты такую могилу себе роешь с каждым следующим словом, а. — Да слушай ты! Вот у него на члене по всей длине... — Нет. — А если уздечку? — Олег, это выходит из-под контроля. — А я-то думал, ты меня поддерживаешь. — Зависимости нельзя поощрять. Это интервенция. Я против. Засыпая, Игорь пытается не думать про ребристые шарики вдоль пениса и каково это будет — смотреть и трогать. А что делать. А придется любить.