мгчд: драбблы

Игорь копается в шкафу, вытаскивает пару рубашек, но всё не то — Олега хочется укутать теплом, для этого мало просто ткани, нужно что-то реально согревающее, и когда под руку попадается что-то колкое и душное даже на ощупь, он ухватывается бездумно, раньше, чем понимает, что это. Свитер на вид вполне приличный. Немного пыльный, но не поеден молью, не растянут. Немного протерт на локтях, видно, что человек, который его носил, часто работал за столом — но в остальном как новенький, еще носить и носить. Умели же тогда делать. Олег приподнимает брови, разглядывая желто-зеленые грязные полосы. — Предлагаешь мне это надеть? — Мы, конечно, можем согреться и другим способом, — Игорь демонстративно облизывает взглядом крепкий, бронзовый, даже после полотенца еще немного влажный пресс Олега, но заканчивает мягче: — Надень пока? А я чайник поставлю, и бутербродов каких-нибудь... Как всегда, когда Олегу предлагают (или, в случае Игоря, чаще мягко ставят перед фактом), чтобы о нем позаботились, у него становится растерянный взгляд, как будто он играл в спектакле и другой актер начал говорить не по сценарию; и поддается он легко, видимо, из-за элемента неожиданности. Игорю достается шоу: стриптиз, только наоборот, включая тридцать секунд, когда Олег изо всех сил дергает на себе свитер, пытаясь пролезть в ворот. — Тебе идет, — говорит, ухмыляясь, когда Олег еле-еле просовывает мокрую встрепанную макушку в тесную горловину. Олег смотрит хмурым волком, поправляет свитер, и Игоря вдруг простреливает до самого сердца. Олег не замечает, занят — разглядывает себя. — Мой размерчик, — отмечает чуть-чуть ворчливо, но довольно. Игорь кивает, смаргивая. Да, практически одного роста, и в плечах одной ширины. В детстве казалось, что папа такой большой, а потом Игорь его перерос и впервые обнял не за талию и не под мышками, а за плечи, чмокнув в лоб... Они к тому времени совсем редко обнимались, думает Игорь, и следом думает, что надо обнимать Олега чаще, и следом думает: а чего тут думать? И встает, и запускает ладони под теплую шерсть, вкусно пахнущую недрами шкафа и детством. Олег ахает, потому что руки у Игоря холоднее, чем он сам после горячего душа, но позволяет приласкать себя немного. Когда Игорь возвращается с двумя стаканами и блюдцем криво нарезанных колбасы и хлеба (сам Игорь и от целой палки кусал бы, не гордый), Олег лениво переключает каналы. Игорь пристраивается рядом, утыкается носом в плечо снова, трется щекой. Олег ерошит волосы ему на затылке и смеется. — Мне кажется, этот свитер повысил мою привлекательность пунктов на десять. — Угу... — соглашается Игорь. — Ужасно хочется тебя тискать. — Это прям какой-то волшебный артефакт, притягивающий Игорей. Мне такой обязательно нужен. — Забирай, — предлагает Игорь сразу же. — Чего? — Ну, забирай, если хочешь. Будешь носить, а я буду на тебя смотреть и радоваться. — Предлагаешь мне раздевать нашу бравую полицию? — деланно шокируется Олег. — М-хм. А то ты этим регулярно не занимаешься... Олег снова смеется, гладит свитер второй ладонью, немного ежится, когда шерсть скользит по коже. — Он страшно колючий, но мне нравится, есть в нем что-то... — Игорь тепло улыбается, пока Олег пытается подобрать слова, которые опишут всю тонну любви, которой заряжена эта вещь. — Спасибо, я и правда, наверное, заберу — если ты серьезно? — Конечно, я серьезно. Только Серому не показывай, — Игорь ухмыляется шире. — Батя его еще до моего рождения покупал. Серого удар хватит от такого... винтажа. Он смеется, представляя, как Серёжа отшатнется от свитера, как только узнает, что это секонд хэнд (уф, тихо, тихо, нехорошо смеяться над детскими травмами), но Олег к нему не присоединяется, и тогда Игорь открывает один прижмуренный от смеха глаз, а потом оба и смотрит уже встревоженно, потому что Олег переменился в лице. — Что не так? — Игорь, — Олег беспомощно опускает взгляд, зачем-то натягивает подол, потом разглаживает его, ощупывая заново, как будто первый раз в жизни видит и трогает шерстяную кофту, а потом — Игорь возмущенно вскрикивает, — начинает его снимать. Они молча борются на диване с минуту, в основном потому что Олег застревает в горловине ушами. Но все-таки он побеждает: скомканный свитер падает на пол, Игорь прижимает взбунтовавшегося Олега всем телом к дивану, оба дышат тяжело и таращатся друг на друга с удивлением. Что это сейчас было? — Что это сейчас было? — повторяет Игорь вслух. Олег смотрит на него не менее возмущенно, поэтому он все-таки разворачивает свою претензию. — Ты чего? В нем же не тараканов тридцать лет разводили. Просто лежал в шкафу, ну припылился чуток... — Игорь, — Олег говорит в ответ медленно, как с ребенком. — Это же память о твоем отце. Это явно не тот разговор, который они должны заводить, лежа в таком положении, поэтому Игорь сползает с Олега и садится в угол дивана, поджав под себя ноги. Олег занимает второй угол, как на ринге, ноги сгибает в коленях, выставив перед собой. Обороняется, только не понятно, от чего. — Ну, память, — соглашается Игорь осторожно. Олег прав: весь вечер, как достал эту тряпку из шкафа, так и думает про отца, как он шуршал по этой же кухне, резал такие же кривые бутерброды себе и Игорю («опять полуночничаешь?» — «а ты?» — «ладно, но мы оба обещаем, что это в последний раз»). И Олега от этого хочется обнимать сильнее и крепче. — И? — Олег быстро смаргивает несколько раз, потом сводит брови к переносице. — Это нормально, по-твоему? — Что? Хранить свитер после смерти его хозяина? — Отдавать его кому попало, долбоеб. Очередь Игоря хмуриться. — А ты, по-твоему, «кто попало»? — Игорь предупредительно поднимает указательный палец. — Подумай над ответом хорошо, родной. К счастью, они миновали ту стадию, где Олег мог бы начать спорить или независимо отворачиваться и заявлять, что они с Игорем друг другу никто, два волка, прикрывшие спину в трудный момент, это ни к чему не обязывает и они в любой момент могут разойтись, как в море корабли. Ковыряет ногтем обвику дивана, переводит взгляд с лица Игоря куда-то ему в ямку между ключиц и только после вздыхает. — Просто... такими вещами не разбрасываются, — угу, соскользнул с темы, умник, но Игорь решает не давить, потому что Олег звучит сейчас непривычно, смотрит почти уязвимо. Игорь предпринимает тактическую вылазку, по дивану подползает ближе, берет его, сжавшегося, за плечи, и заставляет к себе прильнуть. Получается кожей к коже, но так сейчас даже лучше, Олег вздрагивает от ощущения тепла всем телом, а потом чуть-чуть расслабляется. — Волч, у меня этой памяти вон, вся квартира. От одного свитера не убудет, — мягко говорит Игорь. Ногтями почесывает Олегу тыльную сторону шеи — запрещенный прием, он знает, на Олега действует как на собаку или кота, до полного размягчения костей. Он и сейчас наваливается, телом на тело и щекой к плечу, подставляется, чтобы чесали сильнее. Волчара, думает Игорь, мой волчара. — Наверное. — Не наверное, а точно. И потом, если бы батя был жив, он бы тебе этот свитер сам всучил. Еще не хватало, чтобы дорогой мне человек ходил простуженным, — Олег снова чуть-чуть напрягается на этих словах, но Игорь ему не позволяет, обнимает крепче и говорит на ухо почти агрессивно: — Да. Да, так и было бы. Он, правда, словами умел еще хуже, чем я, но он бы тебя любил, как родного, и ты бы получил все всратые свитера в этой квартире просто за свои красивые синие глаза. Понял меня? — Понял, понял. Все, отпусти, чай стынет, — Олег с ворчанием его отталкивает. Игорь подбирает свитер и складывает в несколько раз, аккуратно, и так перекладывает Олегу на колени. Захочет — наденет, Игорь свое слово сказал. Олег долго молча пьет чай, но потихоньку начинает поглаживать свитер одной рукой, как разомлевшего кота, и этого пока достаточно. Они уже лежат в постели глубокой ночью, когда Олег возвращается к этой теме. Свитера в поле зрения нет, на них обоих в принципе нет ничего, не считая подвески Олега — именно её он поднимает и держит перед лицом, заставляя заблестеть в свете фонаря. — Это мне от отца осталось, — говорит тихо. Игорь, почти начавший задремывать, просыпается мгновенно, даже сердце колотится так, будто его подняли выстрелом в соседней комнате. Полное, стопроцентное внимание. — Я думал, Серёжа подарил? — припоминает он осторожно. Олег качает головой, шурша по подушке затылком. — Нет... Серый цепочку подарил. Не эту, первую... но эту тоже, когда та порвалась, не важно, — Игорь готов поспорить, что важно, но он это спросит потом. — Подвеска на шнурке была, а я ее носил, не снимая. И он перетерся довольно быстро, я тогда... года три в детдоме был. У меня такая истерика была. Боялся выпускать подвеску из рук. Спал с ней, сжимая в кулаке, и так давил, что ладони себе изрезал. Думал, что украдут обязательно, если отвлекусь хоть чуть-чуть, у нас же много воровали, а тут такая штука. Серёжа мне тогда сначала шнурок достал, прямо из кроссовка, а потом и... не знаю до сих пор, где деньги взял, нам тогда не давали... Олег затихает, и какое-то время они лежат молча. Олег смотрит на подвеску, Игорь — на его тихое, задумчивое лицо, сине-белое в отсветах фонаря. — Единственная память осталась. Это, и фамилия. Я бы рехнулся, если бы потерял, или если бы отобрали, — и сам бы никогда не отдал, заканчивает Игорь за него мысленно, и даже представляет: маленького Олега, торчащие уши, сбитые костяшки, готовность защищать свое до последнего. Волчий взгляд и уже тогда грозное «только через мой труп». — Представляешь, я вообще не подумал, что этот свитер, наверное, не последнее, что у тебя есть... во дурак... — Ничего не дурак, — возражает Игорь. Подгребает его к себе ближе, заставляя уронить подвеску на грудь и с послушным вздохом обернуться и уткнуться лбом в плечо. — Вообще не дурак. Волч, я бы тебе и последнее отдал. — Игорь. — Нет, понимаешь? Тебе — отдал бы, — Игорь повторяет с нажимом, пытаясь между слов передать все, что в слова не укладывается, и после паузы Олег медленно, неуверенно, как будто начал только чуть-чуть осторожно догадываться, кивает. — Я с ним буду очень бережно. — Я знаю. — А про Серого ты зря, — Олег фыркает, щекоча горячим дыханием плечо. — Ты просто не видел, какой у него был любимый свитер в детстве. — Я и ему тогда найду, — Игорь сразу ляпает воодушевленно и быстро поправляется: — Теть Ленин какой-нибудь. С лыжниками между елочек, например. — Лучше с пандой и тростником. — Серый любит панд? — Ненавидит, — широченно ухмыляется Олег, и об этом Игорь тоже еще успеет когда-нибудь расспросить.