Крыши и полеты

Гарри Поттер никогда не смыслил в поддержке. Он просто не умел давать того, чего когда-то не дали ему. Друзья в этом плане всегда спасали. Но Драко… Гарри всей душой мечтал дать ему заботу и уверенность, потому что знал, что тот в них нуждается. Но не знал, как правильнее подступить, как помочь, поддержать. «Он сбегает только лишь потому, что хочет уйти и закрыться от своих проблем, не хочет показывать слабости, не хочет, чтобы его жалели», — повторял он себе каждый раз, как Малфой бесследно пропадал. И он в этом был уверен. Всегда. Малфой же был человек тактильный. Для него, видимо, не существовало понятий «мое личное пространство» и «твое личное пространство». Он просто делал, как считал нужным, никогда не задумываясь. Так, например, он спокойно мог прийти и сесть рядом. Гарри сидел под деревом, наблюдая, за тихой утренней природой, которая медленно просыпалась с новым днем. А Драко просто без колебаний садился рядом, клал свою голову ему на плечо и засыпал. Просто засыпал. И Гарри мог немного повернуть голову, чтобы рассмотреть, как трепещут светлые ресницы, как ветер раскидывает по лбу белую челку. От такой доверенности самому на душе становилось тепло. Гарри знал, что Малфой плохо спал. Теперь точно знал, когда лег с ним на один диван. Во снах его мучали кошмары. Пару раз он просыпался с криком «Поттер». Тогда Гарри обнимал его, поглаживал по спине и шептал самые разные глупости. Я здесь, я рядом, все хорошо, я здесь. А иногда Драко мог просто встать и уйти. Этого Поттер прежде не замечал, но, когда просыпался посреди ночи и тянулся к стакану с водой, Малфоя просто не было рядом. «Куда ты уходил?», — спрашивал он утром. «Гулял.» После тяжелого дня Гарри без сил садился на диван. Перед глазами уже все плыло, а голос Гермионы раздавался где-то вдалеке. Драко ложился рядом с ним, укладывая свою голову ему на колени и засыпал. Первый раз Гарри был поражен. Он поднимал руки на спинку дивана, чтобы случайно не коснуться и не разрушить эту тонкую и хрупкую обстановку. А потом это стало делом привычки. И теперь уже он расслабленно гладил его по волосам и по спине, мог сам случайно заснуть или болтать параллельно с Гермионой или Роном. Он хотел дарить уверенность и поддержку, спокойствие и надежду, а Драко это принимал. Гарри тоже было сложно. Он мог завестись из-за мелочи. Мог часами сидеть и себя накручивать из-за глупостей. Из-за того, что до сих пор не узнал, какой именно предмет они ищут. Из-за того, что не смог остановить «псевдо-Люциуса». Поттер мог сорваться на Гермиону и Рона, а потом извиняться и жалеть о содеянном. А мог спрятать все, чтобы не наносить лишний вред, и сидеть, уставившись в одну точку. Тогда Драко просто подходил и обнимал его. Они могли долго так стоять или сидеть, а Гарри становилось легче. Будто все, что тяготило, просто уходило, растворялось в улыбке Малфоя или вылетало в открытой окно от тепла его сердца. С ним было хорошо и спокойно. С ним всегда тепло. Может, именно поэтому, он после проигрышных аргументов все же сдался и позволил забрать Веснушку с собой. Она, между прочим, оказалась умной и ласковой кошкой. Всегда спала между Гарри и Драко, положив пушистую мордочку на один из локтей или свернувшись калачиком вдоль живота. Веснушка могла долго играть, не уставая, а потом лежать и на кухне, пока все пьют чай. Ходила за Драко, как хвостик, а он всегда дарил ей свою любовь. Зеленые глаза всегда были, как два озерца, в которых можно было просто утонуть. «На твои похожи», — как-то сказал Драко, А Гарри внимательно смотрел, как тот, развалившись на ковре, гладил Веснушку, пока она мурлыкала. Гермиона не меньше Малфоя любила чудную кошку, может она напоминала ей о покойном Живоглотике. Рон сначала говорил, что не кошатник и не будет вестись на эти «нежности». Но потом все улыбались, зайдя в палатку, когда обнаруживали его на диване, играющим с ней же. Он тоже проникся. Невозможно было не полюбить это пушистое чудо, шерсть которой переливалось золотом на солнце, а глаза всегда говорили «люблю». «У тебя прежде не было животных?», — как-то спросил Гарри. «У меня нет. Были отцовские, но мне не разрешалось к ним близко подходить. Один раз я принес кролика домой и долго прятал под кровать, но он убил его, как только правда вскрылась. С тех пор я решил, что, заводя животных, люди только обрекают себя на боль от их смерти.» «Но это не так, ты же знаешь.» «Да, знаю», — он улыбался и гладил по щечкам свое сокровище.