Букет засушенных цветов

— Если бы твой брат думал об учёбе, а не понятно о ком, то всё было бы в порядке!       Кэйа надел наушники на голову, продолжая просматривать получившиеся кадры, удалять неудачное, накладывать фильтры и добавляя различные эффекты. Для Альбериха это ничего не значило, но подписчикам нравилось.       Кто-то робко подёргал его за рукав футболки, и парень неспешно снял наушники с головы и повернул голову. Рядом стояла его младшая сестрёнка, Аи. Её большие тёмно-синие, прямо как у Кэйи, глаза наполнились слезами. Слёзы. Когда Кэйа в последний раз плакал? — Почему она такая эгоистка? — хныкала девочка, глядя на старшего брата. Она залезла к нему на колени и обняла, утыкаясь лицом в широкую грудь, а Альберих похлопал её по спине, демонстрируя сочувствие. На деле он не чувствовал ничего. — Я поделилась с ней самым ценным… А она… — Тебе снова какой-то мальчик из школы понравился? — спросил Кэйа, а в ответ получил утвердительный кивок и шмыганье носом. Ничего нового. — Ты же знаешь, как она реагирует на такое. Лучше бы молчала.       Голос старшего брата звучал безразлично, полностью характеризуя то, как он относился к происходящему. И не потому, что он не любил младшую сестрёнку, имя которой означало «любовь» с японского. И не потому, что не хотел уберечь её от участившихся в семье конфликтов, сберегая её ценное детство.       Он просто не мог чувствовать. Безразличие стало его верным спутником по жизни, когда он четыре года назад боролся с ханахаки. Кэйа решился на шаг, на который редко решаются остальные заболевшие, а именно — на операцию. Люди предпочитают умереть от неразделённой любви, позволяя распускающимся цветам разорвать лёгкие, вызвать остановку сердца. Люди предпочитают откашливать красные лепестки, томно вздыхая о своём предмете обожания. Когда Альберих решился на операцию, он хотел прожить больше, чем четыре месяца. Тогда он ещё любил, пусть и не идеальную, но, однако, интересную жизнь. Больше он ничего не любит.       Аи сильнее прижалась к брату, словно её всхлипы и слёзы могли пробудить в нём атрофированные чувства. Словно четыре года назад старший братишка не лежал на операционном столе под наркозом, пока умелые руки хирурга вырезали из его тела цветы, насилующие организм несколько месяцев.       Полностью корни удалить невозможно, поэтому после проводят ещё одну операцию, уже на головной мозг. И, отойдя от наркоза, на больничной койке уже сидит человек, потерявший всё. Человек, который больше ничего и никого не любит, не испытывает ни радости, ни горя, ни боли. Это делается для предотвращения нового прорастания цветов, потому что после операции болезнь развивается с ещё большей скоростью. Да и ложиться каждый раз на операционный стол, когда твоя невзаимная любовь появляется на горизонте, — кому это нужно? — Ханахаки не у всех проявляется… — шмыгнула носом маленькая Альберих, поднимая глаза на Кэйю. Он кивнул. Просто ему не повезло.       Четыре года назад, когда он рассказал о заболевании родителям, когда огромные деньги были потрачены на то, чтобы старший ребёнок Альберихов не умер в подростковом возрасте, — тогда всё поменялось. Само слово любовь оказалось под запретом в этой семье. У родителей теперь была одна цель — защитить от подобного младшую дочь. И на слова о том, что ханахаки — болезнь редкая и проявляется не часто, они не реагировали. А если снова не повезёт? — Не у всех… — эхом отозвался Альберих, продолжая гладить сестрёнку по спине.

***

      Кэйа скучающе пролистывал ленту в Инстаграме, оставляя «Нравится» под каждой фотографией просто на автомате. У него у самого висело несколько тысяч уведомлений о комментариях и лайках, на которые он практически никак не реагировал. Парень просто выставил очередную фотографию с фотосессии, но, как обычно, фолловеры не обделили его вниманием. Он просто прочитывал комментарии, на некоторых оставлял «Нравится», но какого-то трепета в душе не ощущал. Он не привык, он просто не мог.       Закончив школу, Альберих поступил в университет, учёба в котором его мало интересовала, и стал блогером. За два года он мог бы достигнуть большего количества подписчиков, просмотров, но не на развлекательном контенте тяжело выехать, это он уже понял. А развлекательный контент с безразличным выражением лица на каждом видео — это даже звучит глупо. Видео он посвящал своей болезни, которую победил четыре года назад, разным другим психологическим темам, иногда снимал влоги. Но большей популярностью пользовались видео о ханахаки.       Болезнь действительно редкая, но находились люди, страдающие ею. Многие оставляли комментарии благодарностей, ведь блогер давал им понять — пусть их не любят в ответ, но они не одни такие. Некоторые писали о помощи. Молодые люди и подростки хотели так же сделать операцию, но не могли по разным причинам — у кого денежные проблемы, у кого родители не разрешают, а у кого те просто не знают. И Кэйа, на удивление для себя самого, помогал. Он проводил стримы, где играл в различные игры или просто общался с подписчиками, а донаты собирал на операции для таких людей. Он связывался с родителями, объяснял им ситуацию с ханахаки. Иногда не срабатывало. А иногда среди восторженных комментариев появлялись сухие: «Спасибо, ты спас мне жизнь».       Иногда постоянные зрители пропадали из числа комментаторов. Ханахаки побеждала.       Альберих оторвался от телефона и бросил взгляд в сторону входа в кафе. Как раз вовремя — в здание зашли его друзья. Он неспеша отложил телефон в сторону и повязал на глаз повязку. — Так забавно наблюдать, как ты надеваешь повязку, когда замечаешь нас, — улыбнулась Джинн, присаживаясь рядом с парнем. Тот пожал плечами. Продолжать носить повязку он стал только по просьбе друзей, чтобы «хоть что-то осталось от прежнего Кэйи». Словно чёрная глупая повязка, купленная в каком-то косплей-магазине несколько лет назад, могла вернуть им старого друга. — Когда-нибудь он её забудет и получит от меня, — рассмеялся Тарталья, опускаясь с другой стороны.       Целью их сбора было не только приятное совместное времяпровождение, но и обсуждение, где они будут отмечать очередную годовщину дружбы. Это можно было обсудить и в сети, но разве они упустят возможность собраться вместе? Тем более в выходной день. Никто не удивился, когда Чжун Ли предложил отметить годовщину в библиотеке. Все знали, что это не серьёзное предложение, поэтому заулыбались. Все, кроме Кэйи. — А если в бар, который в центре города открылся в прошлом году? — предложил Аякс, а Венти сразу же расплылся в улыбке и закивал. Вот кому уж точно не всё равно куда идти, особенно если это место, где можно выпить. Друзья сами могли подкалывать Барда, называть его алкоголиком, но стоило это сделать кому-то другому… Джинн и Тарталью лучше в гневе не видеть. — Птички нашептали, что заведение неплохое.       Эти самые «птички» — подписчики Чайльда. Он, как и Кэйа, подался в блогеры, но достиг большего благодаря развлекательному контенту. Альберих не возражал, он понимал, что уставшим от серых будней людям по нраву смотреть на забавные скетчи. Тарталья развивался на различных видеоплатформах, рекламировал брендовые продукты и посещал видеофестивали.       Кэйа мечтал о таком? Нет, его вполне устраивала его аудитория, которая выбрала смотреть на его без эмоциональное лицо и слушать монологи на сложные темы. — Если всё будет как в прошлый раз, то придётся передать «птичкам», чтобы шептали о другом, — проговорил Чжун Ли, отпивая чай и при этом не строя недовольного лица. В этой кофейне чай его вполне устраивал. — Не будет, — заверил друзей Венти, а потом покрутился на стуле, разминаясь. Кэйа кивнул. Из всех возможных чувств он не утратил возможности ощущать алкогольное опьянение, которое расслабляло и мозг, и тело. Когда тебе чего-то не хватает, то это самое становится как запретный плод — один раз укусишь, и больше не можешь остановиться.       Кэйе не хватало чувств. Поэтому выпить он очень любил.

***

— С возвращением, Дилюк, — Крепус поднял глаза на вернувшегося студента, когда тот зашёл на кухню, чтобы оставить на тумбе пустой термос для воды. Парень кивнул отцу, а после открыл холодильник и достал оттуда тушёное мясо с овощами. Пока еда разогревалась в микроволновке, его ожидала беседа с Рагнвиндром. — Решил проблему с деканатом? — поинтересовался отец, не отрываясь от планшета, за котором работал. Рядом стояла давно опустевшая кружка кофе, которую Рагнвиндр периодически брал, подносил к губам, осознавал, что она пустая, и ставил обратно. Дилюк, как по привычке, взял кружку и заварил отцу кофе. — Решил, это было небольшое недоразумение, — ответил студент, пододвигая кружку к работающему предпринимателю. Тот благодарно кивнул, но даже не взглянул на парня.       Микроволновка громко запищала, уведомляя хозяев дома о хорошо подогретом блюде, так что Дилюк поспешил достать свой обед и сел напротив Крепуса. Несколько лет отец и сын, как две капли воды похожие друг на друга, воевали за право есть в других комнатах, но в итоге старший победил, и в квартире установилось железное правило — есть только на кухне. — Как твоя работа? — больше из вежливости, чем из реального интереса спросил студент, перемешивая еду в тарелке, чтобы тепло равномерно распространилось по пище. Работа Крепуса парня не особо интересовала, все эти финансовые трудности были далеки для Рагнвиндра-младшего. Он подался в филологию, изучал историю родного языка, это хоть и звучало нудно, но парню нравилось. — Кажется, кто-то хочет нажить себе неприятностей… — вздохнул мужчина, проводя пальцами по экрану и смахивая открытое окно приложения. Ох уж этот бизнес, в нём всегда найдутся те, кто захочет и рыбку съесть, и в лодку сесть, то бишь оставить всю прибыль себе, не поделившись с партнёрами и акционерами. — Но намечается довольно выгодное предложение. Хозяин «Доли ангелов» обанкротился и готов продать права на свой бар «Рассвету», то есть соотношение будет 60% на 40% в нашу пользу, естественно. Вдохнём в бар новую жизнь, устроим тебя туда работать старшим барменом.       Рагнвиндр-младший рассеянно кивнул. Его вполне устраивала работа в баре «Кошкин хвост», и как-то он не планировал менять место работы по воле отца. С другой стороны, в «Доле ангелов» Дилюку, как сыну, получается, одного из хозяев заведения, светит больше перспектив.       «Рассвет» — название компании, хозяином которой был Крепус и которая занимала чуть ли не первые строки в индустрии алкогольных напитков. Особенно «Рассвет» славился своим «Вином из одуванчиков». Напиток был назван в честь романа Рэя Брэдбери, и никаких одуванчиков там не было и в помине, но такой ход потребители оценили. Вообще самые востребованные напитки «Рассвета» и носили названия различных произведений литературы, например, «Мастер и Маргарита», «Ночь в Лиссабоне», «Дюна». Идея принадлежала Дилюку, и он не мог ей не гордиться. Да, не зная, кто такие Рагнвиндры, можно предположить, что их семья из двух человек обладает среднестатистическим доходом, так что может позволить себе только трехкомнатную квартиру в спальном районе город и что сыну-студенту приходится работать в свободное от учёбы время, чтобы было на что жить.       На самом деле Рагнвиндры в деньгах не нуждались, просто не любили шумиху и выставлять всё на показ. Дилюк знал, какие деньги хранятся у них на сберегательном счёте, и этих денег вполне себе хватало на отдых на море раз в полгода, на дорогую брендовую одежду, на несколько загородных домов и на оплату обучения в престижном высшем учебном заведении. Только вот на море Рагнвиндрам хватало ездить и раз в два года, брендовой одеждой они не интересовались, их вполне устраивал один загородный дом, да и Дилюк Рагнвиндр учился за счёт бюджетных ассигнований федерального бюджета. Вот так вот.       Подработка — это просто смена деятельности и некая борьба с самим собой. Пока Крепус был королём винной индустрии, Дилюк алкоголь просто ненавидел. Причиной этому были люди, напивающиеся до потери контроля над собой, но каким-то образом заводящие машину, мчащиеся по встречной полосе и на полной скорости врезающиеся в неторопливое такси, доставляющее Энджелл Рагнвиндр домой после посиделок у друзей семьи. В той автокатастрофе погибли практически все — и пьяный водила, и водитель такси, и красавица семейства Рагнвиндр, ожидающая скорого рождения ещё одного ребёнка. Двенадцатилетний мальчик Рагнвиндров чудом выжил, по-другому это никак не назовёшь. С того дня Крепус и Дилюк словно осиротели, а младший все душой возненавидел напитки, горечь которых обжигала горло, а со временем накрывала с головой, заставляя забыть обо всём.       Тем не менее, Дилюк работал барменом. Он прошёл специальные курсы, получил сертификат, а из-за известной фамилии за него хватались чуть ли не каждые бары города, хозяева которых надеялись через сына-бармена заключить контракт с Крепусом. Но вот хозяину, а точнее хозяйке, «Кошкиного хвоста» было всё равно, что за красноволосый юноша свалился к ней на голову со своим резюме, и она не торопилась заключать договор с Крепусом Рагнвиндром. Работать вместе с «Рассветом», конечно, звучало как глоток свежего воздуха для любого заведения по всей стране, но она понимала, что с только открывшимся баром магнат работать не будет. Это бизнес.       Хозяйка, Розария, была умна. И за это Дилюк был ей благодарен. — Хорошо, пойдёшь на испытательный срок, — безучастно сказала женщина, откладывая резюме в сторону. Рагнвиндр чуть не подпрыгнул от счастья. В других заведениях его чуть ли не сразу брали на ставку со свободным графиком и повышенной заработной платой, но Дилюк так не хотел. Он хотел, чтобы его ценили не потому, что он сын Крепуса Рагнвиндра, а потому что он — это он. — После этого официально тебя оформим. Если не закроемся к тому времени.       К слову, «Кошкин хвост» не закрылся и выдержал конкуренцию даже без известных напитков «Рассвета». Бар цеплял своей атмосферой, приемлемыми ценами для большинства горожан и профессиональными работниками. Помимо Дилюка за барной стойкой работала и молодая девушка Диона, которая запоминалась посетителям ободком с кошачьими ушками и настоящей кошачьей ловкостью во время смешивания напитков. Диона невзлюбила Дилюка как «сына алкогольного магната», но та даже не представляла, как они похожи в своих взглядах. — Это не очень скоро произойдёт, — чуть усмехнулся Крепус, наконец-то оторвав взгляд от планшета и заметив растерянность на лице сына. — Не спеши увольняться.       Дилюк вновь кивнул, доел свой обед и направился в комнату, чтобы сделать заданную домашнюю работу, а потом отправиться в «Кошкин хвост».       Всегда выходя из квартиры, он втыкал наушники, в которых звучала, как правило, аудиокнига. Путь до места работы занимал много времени, а это единственный способ не отставать от программы филолога. Дилюк шёл размеренным шагом по городским улицам, наблюдал за вечерней суетой, за бегущими со школы детьми, за ссорящимися парочками. Да, дорога до работы была долгой, но он ценил эти мгновения, когда жизнь вокруг тебя словно идёт своим чередом, а ты, словно лишний, слушаешь голос в наушниках, неспешно повествующий о событиях Первой мировой войны, о боевых действиях Западного фронта, о том, как на глазах молодых юношей гранаты разрывали товарищей, как на лицах застывала предсмертная улыбка, а кровь разлеталась во все стороны подобно алым лепесткам роз*.       Мимо Рагнвиндра промчались дети, заставляя его вернуться в эту серую и неприветливую реальность (хотя навряд ли события романа Ремарка отличались своей доброжелательностью). На одном из мальчишек была чёрная повязка, прикрывающая один глаз. И он кричал своему другу, что как-то только они доберутся до пиратского корабля, все сокровища земного шара будут принадлежать им. Мальчик-пират.       Дилюк проводил его взглядом, а потом вынул наушники, не в состоянии больше слушать о кровавых подробностях поля боя. Теперь его мысли были заняты совсем другим.       В его жизни тоже был мальчик-пират, который пообещал выйти за него замуж. Это было много лет назад, это было по-детски наивно, но это то, что согревало Рагнвиндра в холодные одинокие ночи или когда, что ещё хуже, у Крепуса срывало крышу после смерти жены. Где-то там, у сломанной хибары, его ждёт мальчик, который согревал, словно лучик солнышка.       К сожалению, это всё, что помнил Дилюк после автокатастрофы. Удар при столкновении пришёлся на голову и врачи говорили, что мальчик чудом выжил, а незначительные пробелы в памяти — лучший исход этой ситуации. Головной мозг в целом не пострадал, но…       Незначительные? Дилюк не помнил большую часть своего детства. И своего мальчика-пирата тоже. Ни его внешность, ни его имени, ни его голоса. Ничего. С той поездки осталось воспоминание только о сломанной хибаре и неловких прикосновениях мягких мальчишеских губ.       Крепус тоже свой вклад вложил. Опьяненный горем после потери Энджелл, он сжёг практически всё, что с ней было связано. Включая фотографии с отпусков. Потом сожалел об этом, когда пришёл в себя через полгода. Отношения отца с сыном совсем испортились, словно они винили друг друга в произошедшем, не понимая, что больше у них никого не осталось. Теперь только Крепус и Дилюк. Так что младший Рагнвиндр не решался заговаривать с отцом о моментах прошлого, не хотел говорить ему о любви к мальчику-пирату, которую не смогла убить даже та страшная авария.       Глядя на заходящее солнце среди многоэтажных домов, Дилюк подумал, что судьбе нравится разлучать его с дорогими людьми. Но если той кажется, что Рагнвиндр не предпримет никаких попыток, чтобы найти мальчика-пирата, то она глубоко заблуждается.