Покажи мне свои глаза

Следующий день Эдгара был не сильно богат на интересные события, но сам по себе оказался насыщенным. Посетителей было невероятно много, и никто из персонала не находил и минутки на отдых. Заведение утопало в шуме голосов, обрывков разговоров, смехе, иногда вскриках, даже музыка казалась По оглушающе громкой, а её волны вызывали ощущение неприятной вибрации по всему телу. Но человек может пережить многое и это тоже. Как только рабочий день был официально закончен и последние посетители ушли домой, Эдгар направился к бару. Его коллега Марк как раз начал уборку и пока не собирался уходить. — Привет. Если ещё можешь, сделай мне виски с колой. — Со льдом? — спросил Марк, умело подхватив стакан. — Угу, — устало ответил Эдгар, присаживаясь за бар. Достав купюру, он некоторое время её рассматривал, слегка теребил уголок, но, выйдя из своеобразного транса, положил её на стол. — Странно. Ты, вроде, не большой любитель выпить, тем более что-то крепкое. Случилось что? Можешь рассказать, я и на родине был барменом, так что привык слушать всякое. —Да в сущности, ничего, — ответил Эдгар, отпив обжигающей горло, но всё же сладковатой жидкости. — Просто дни в последнее время всё тяжелее… Сомнений ему и правда хватало. То и дело хотелось вернуться домой, но постоянно что-то останавливало, вызывало желание остаться. Сейчас это был тот темноволосый юноша, казавшийся загадкой, которую хотелось решить. В детстве По любил загадки и детективные истории, поэтому сейчас, как их герои, снова и снова прокручивал в голове их встречу, делая большие глотки. Покончив с напитком, он аккуратно вернул стакан на стойку и кивнул: — Спасибо. Я, пожалуй, домой. — Хорошей дороги. Как только Эдгар зашёл в подсобку, он столкнулся с Луизой. Эта милая особа являлась секретарём сэра Френсиса. В ней было нечто неуловимое, но привлекающее внимание и очаровывающее. Возможно, именно с ней он бы мог вернуться на родину, но на самом деле По уже не был уверен, что это вообще может случиться. — Слушай, тут с кухни передали остатки. Что будешь брать, если будешь? — Давай, наверное, всë, что можно. Сложив несколько свëртков в рюкзак и попрощавшись с девушкой, Эдгар наконец вышел на улицу. Прохладный ветерок вечернего города приятно ударил в лицо. В воздухе витали ароматы выпечки и кофе из уличных лавочек, а откуда-то даже пахло специями. По любил, как эта симфония запахов кружила ему голову. Он глубоко вдыхал и оттого будто растворялся в смеси всего, что его окружало. Правда, в этот раз уйти в себя не удалось — его окликнули практически сразу. — Привет. Домой идëшь? Эдгар немного подпрыгнул на месте от неожиданности и резко обернулся. Перед ним стоял тот самый молодой человек, который занял его мысли. Среди какофонии огней он казался ещё меньше, чем был, но свет создавал блики на его гладких чёрных волосах и плясал в глазах, отчего зелёный цвет радужки играл оттенками и полутонами, а в зрачках отражался только он, Эдгар Аллан По. Опомнившись, американец более робко, чем ему бы хотелось, отозвался: — Ах, это Вы. Да шëл, а Вы что тут делаете? — Тебя жду, — бесцеремонно игнорируя официальный тон собеседника, ответил тот и пожал плечами, словно ожидание незнакомого человека было чем-то будничным и само собой разумеющимся. — Пойдём вместе. Это был не вопрос, а безаппеляционное утверждение, поэтому Эдгару оставалось только кивнуть и продолжить свой путь. Первые несколько минут они шли в тишине, пока собеседник не пожаловался: — Ты слишком быстро идёшь. — Извини, — смущённо пробормотал По и немного замедлился. — У тебя очень длинные ноги. Твоя сестра такая же высокая? — Сёстры, — автоматически поправил Эдгар и вдруг растерялся. — Подожди, откуда ты знаешь? — У тебя аккуратно уложенные волосы и ухоженные руки. Не думаю, что мать стала бы этому учить сына, а отец — тем более. Ты закрытый, значит, доверяешь только близким родственникам, поэтому тебя вряд ли научили бы тётушка, кузина или соседка. Потрясённый, американец некоторое время молчал, но потом выдавил, словно пытаясь оправдаться: — Но что если мне помогла с этим разобраться подружка? Юноша фыркнул, отчего и без того смущённый Эдгар покраснел ещё сильнее и понадеялся, что темнота и длинные волосы это скроют. — По тебе видно, что ты никогда не был в нормальных отношениях. Когда ты обслуживаешь девушек, ты запинаешься чаще обычного. Да и в целом ты достаточно… — он задумался, подбирая нужное слово. — Застенчивый? — Мягко говоря. Я собирался сказать «зашуганный». Болезненное замечание, но с этим сложно было поспорить. По, опустив голову, искоса посматривал на нового знакомого из-под волос, пытаясь хоть как-то спрятаться от его проницательности. Об уточнении своих предпочтений не могло быть и речи — он и так чувствовал себя невыносимо неловко. — Расскажи о своей семье, — вдруг попросил парнишка. — То, что вы все высокие, как токийская телебашня, я уже понял. А как насчет остального? В ответ на удивлённый взгляд он рассмеялся: — Я же не ясновидящий! Казалось, смутиться ещё сильнее было невозможно, но Эдгару удалось. Кашлянув, он заговорил: — Ну, моя семья достаточно обычная… Родители и две младших сестры. Отец и мать — хорошие люди, но мои отношения с ними иногда бывали… непростыми. Мы не общались с самого моего отъезда. Зато сёстры меня любят, особенно младшая, Аннабель… — молодой человек вдруг погрустнел и ненадолго замолчал. — Мне стыдно, что я её оставил. Она была ко мне так привязана… До сих пор скучает, мне Роксанна сказала. Это вторая моя сестра. Анна — старшеклассница, а Рокси в Чикаго учится на энтомолога. Ну, насекомых изучает. По не смог сдержать лёгкую улыбку, увидев, как его собеседник морщит нос. Должно быть, насекомых он не любил. Эдгар про себя умилился такой детской непосредственности, а потом спросил: — А что у тебя за семья? — Живу с Юкичи, — последовал короткий ответ. — А родители? — робко поинтересовался американец. — Они умерли, когда мне было четырнадцать. Несмотря на беспечный тон юноши, слова прозвучали как гром среди ясного неба. По коже пробежал холодок. Эдгар не всегда ладил с родными, но это было лучше, чем не иметь никого. Хотелось бы узнать подробности, но это было бы равнодушием — собеседника эта тема неприятно задевала. От внимательного взгляда не ускользнуло то, что он стал одёргивать одежду — стало быть, нервничал. Рука сама собой потянулась к острому плечику и осторожно, поскольку оно внезапно показалось её обладателю очень хрупким, дотронулась. Юноша остановился, но чужую руку не сбросил. Тогда По неуверенно погладил его плечо, неумело выражая сочувствие. Подняв взгляд от земли, он обнаружил изумленный взор зелёных глаз, отчего стало ещё больнее. Неужели никто не поддерживал беднягу с тех пор? Тишину нарушил звонкий смех. Эдгар от неожиданности отдёрнул руку, а его собеседник еле выговорил: — Только что вспомнил, что ты даже не знаешь, как меня зовут! Американец ещё некоторое время смотрел, как парнишка заливается хохотом. Снаружи освежал ночной воздух, внутри — этот смех, ведь большинство японцев, которых он встречал, были достаточно сдержанными. Успокоившись и отдышавшись, юноша представился: — Эдогава Рампо. Он сказал это так быстро, что Эдгару даже почудилось некоторое сходство их имён, но говорить об этом он не стал, поэтому ответил только: — Эдгар Аллан По, но ты это и так знаешь. Порыв ветра заставил обоих поёжиться, поэтому они плотнее запахнули одежду и отправились дальше.

***

Эдгар неловко переминался с ноги на ногу, а Рампо выжидающе на него смотрел. Внезапно у американца возникло ощущение, что если сейчас он отпустит этого мальчика (назвать его юношей или, упаси Господь, мужчиной не поворачивался язык), то бросит его одного в большом мире. Он так внимательно слушал всю дорогу, что Эдгар почувствовал тепло в груди. Он не любил, когда его замечали, но иногда ему всё же становилось одиноко, ведь не так-то просто вечно быть тенью в чужой стране. Может, и этот парнишка такой же, непохожий на других, почти чужой? Захотелось дать ему то же самое тепло в ответ, чтобы были объятия, где ждут и его. Благодарность, нежность и, что греха таить, любопытство и желание узнать побольше о новом друге смешались внутри и словно подтолкнули к выходу изо рта возникшую мысль. –Зайдём ко мне? — неуверенно предложил По и тут же засомневался в верности решения предложить, ведь такое приглашение можно было истолковать как угодно, даже самым неприличным образом. Юноша набрал было воздуха, чтобы выпалить разнообразные оправдания в духе «Это просто чаепитие», «Опасно ходить по такой темноте», «Если не хочешь, то не надо», но Эдогава просто кивнул: –Пошли. Американец шумно выдохнул. К сожалению или к счастью, его приятель был простым, как мелкая монета. По крайней мере, казался таким.

***

Зайдя следом за другом, как он теперь его мысленно называл, в его квартиру, Рампо первым делом бегло осмотрел прихожую и тут же сделал несколько выводов о её хозяине. Живёт один, притом живёт скромно. Аккуратен. Впрочем, всё это он понял достаточно давно. Эдгар жестом пригласил гостя пройти в глубь квартиры и извиняющимся тоном произнёс: — Прости, у меня не прибрано. Его приятель про себя усмехнулся этому замечанию. Если это называлось «не прибрано», тогда в его собственной комнате царил хаос масштабов новорождённой Вселенной. Осматривать в небольшом жилище было особенно нечего. Впрочем, Эдогаву порадовала кровать, застеленная не слишком педантично: стало быть, ничто человеческое её обладателю не чуждо. Ванная не особенно заинтересовала, кухня тоже — в ней не было сладостей. Зато был друг, погружённый в приготовление чая, за которым можно было наблюдать, усевшись на столе. Этим Рампо и занялся. Теперь было гораздо лучше видно плечи, тонкие руки и длинную шею, которую частично прикрывали волосы цвета тёмного шоколада. Юноша вдруг поймал себя на том, что его впервые манит что-то понятное. Осталась лишь одна деталь, чтобы «головоломка» была решена, он почти разгадал Эдгара, но всё же не утратил к нему интереса. При виде кистей с длинными тонкими пальцами становилось тепло тому плечу, которого По коснулся на улице. Больше десяти лет никто не пытался утешить или поддержать Рампо, ещё и так нежно и бережно. Вдобавок американец был красив: при нём были и высокий рост, и длинные ноги, и правильная осанка, и приятная улыбка. Хотелось ему довериться, но для превращения желания в твёрдую решимость необходимо было узнать его последнюю тайну. — Эй, — вполголоса позвал Эдогава, стараясь не думать о том, как сильно стучит его сердце. Эдгар обернулся и подошёл ближе к столу. Впервые их лица находились на одном уровне, да ещё так близко, и такая степень откровенности сражала наповал. — Покажи мне свои глаза, — ещё тише попросил Рампо, неотрывно и пристально глядя на друга. По знал, что всё придёт к этому. Рано или поздно это должно было случиться. Гораздо больше его удивляло своё спокойствие. Нет, конечно, он волновался, но обычного страха не было. Как будто он был готов открыться человеку, которого едва знал, но с которым отчего-то чувствовал себя очень уютно. Его прямолинейность нисколько не отталкивала, даже, напротив, освежала. Казалось, ему были чужды хитроумные коварные планы, стало быть, если бы он хотел ранить, то давно бы это сделал. И Эдгар решился. Поднёс руку к лицу, провёл ей по лбу, собирая волосы, и отодвинул их в сторону. Эдогава не удержался и ахнул, когда полностью увидел лицо напротив. Бледная кожа, прямой нос, глаза цвета не стали, но осеннего неба, — всё это выглядело очень изящно. Не раздумывая, он потянулся к длинным прядям По и заправил их ему за ухо. Он не был готов расставаться с таким прекрасным зрелищем. Эдгар накрыл его ладонь своей, но не убрал, а так и замер, слегка поглаживая кожу. — Ты мне понравился, — прошептал японец. Очередной раскат грома в безоблачном небе. По ощутил, как вспыхнули щёки. С ним никогда не говорили так: искренне влюблённо. По коже бежали мурашки, притом не только от услышанного, но и от осознания, что он может сказать то же самое. Впервые он смотрел кому-то прямо в глаза и чувствовал себя не беззащитным, а неуязвимым. Нельзя было не сказать об этом, поэтому, набравшись храбрости, Эдгар едва слышно признался: — Ты мне тоже. — Спасибо, Эд, — улыбнулся Рампо. Обычно такое прозвище вызывало неприятные ощущения, ведь так его звали дома, но сейчас от него только накатывало умиротворение. Наверное, это и было настоящее «дома», в уютном и безопасном месте, а может, от места ничего не зависело, дело было в человеке. — М-можно… — голос так дрожал, что пришлось замолчать, прочистить горло и попытаться снова. — Можно я тебя поцелую? Улыбка Эдогавы из радостной превратилась в хитрую. — Нужно. От остывающего в двух чашках чая поднимался пар, пока совсем рядом целовались два человека. И всем, кроме этих двоих, было невдомёк, что в маленькой квартирке случилась большая любовь.