Sweet smell

      Устал.       Чангюн чертовски устал. Он переступает порог пустого и тёмного дома в почти три часа ночи, закрывает дверь и приваливается к ней спиной. Кихён ещё не вернулся, да и вряд ли появится до утра. Им наверняка знает, почему, но что-то всё же не даёт ему покоя.       «К чёрту. Я слишком устал, чтобы думать о Кихёне».       Рейды, рейды, рейды. Бесконечные нападения, битвы, перестрелки. «Волки» из скрытных подлянок резко перешли к открытым наступлениям. Чангюн в жизни так много не стрелял, как за эти проклятые полмесяца. Минхёк всё ещё в коме, Чжухон всё ещё подавлен, но как лидер продолжает вести своих людей, именно поэтому «Мёд» уверенно держит оборону. Но вражеская банда явно долгое время готовилась, а «короли города» с каждым нападением всё слабее. Сколько ещё они продержатся — лишь вопрос времени.       И это страшно.       Не то чтобы Чангюн когда-либо ценил свою жизнь, но именно в это напряжённое время он понимает, что хотел бы пожить ещё немного. Хотя бы ради Чжухона. Ради Минхёка, из-за которого все проблемы. Да чёрт, даже ради ненавистного брата! Но самое главное — ради Хёнвона.       Хёнвона вообще не касается преступная жизнь: у него популярность, съёмки, интервью. Он — востребованная модель, постоянно в разъездах, в родной город возвращается весьма редко.

wonnie: гюн-и!!!! wonnie: знаешь что!! kyun: что? wonnie: я выбил у начальства отпуск!! wonnie: и поэтому завтра вернусь домой wonnie: если ты не встретишь меня в аэропорту, то я обижусь и не буду с тобой разговаривать( kyun: хёнвон… kyun: боюсь, я правда не смогу… kyun: прости… я обязательно навещу тебя завтра, но встретить не смогу wonnie: неужели эта твоя работа важнее? kyun: моя жизнь сейчас под угрозой

      «Блять, Чангюн, зачем ты это написал…»

kyun: эм то есть не так wonnie: В КАКОМ СМЫСЛЕ ПОД УГРОЗОЙ wonnie: твою мать Чангюн объяснись!! что это значит?! kyun: нет, погоди, всё не так плохо! спокойней, я сейчас объясню!

***

      …— Спокойно! Я объясню! — Кихён поднимает руки в защитном жесте и делает шаг назад, хотя знает, что ему всё равно ничего не будет: Хёну просто не может на него злиться, пусть разговор и ведётся на повышенных тонах.       — Уж потрудись! — раздражённо бросает Сон, усилием воли сдерживая гнев и опускаясь обратно в кресло.       — Ну, смотри. Все дела, которые мы сейчас ведём — все до единого — сводятся к «Волкам». Я уже не могу просто так сидеть сложа руки, таким образом мы ничего не узнаем…       — И поэтому ты собрался ехать в одиночку в криминальный район?! Кихён, твою мать, ты вообще понимаешь, что говоришь?!       — Хёну, спокойно. Сядь и дослушай меня, — в голосе Ю проскальзывает недовольство и строгость, он легко хмурится и опирается ладонями на стол, — Звучит абсурдно, но это действительно нужно… для полиции в первую очередь. Затем уже для меня. Ну, знаешь, профессиональное любопытство и всё такое… Это ведь моя работа. Я уже выезжал на подобные расследования и всегда возвращался с кучей новой информации… Ну, ладно, такие опасные места, как Переулки, я не посещал. Но всё же…       Старший морщится, собирается было что-то сказать, но Кихён жестом останавливает его.       — Послушай. Я не настолько глупый, чтобы не понимать всю опасность ситуации…       — Я никуда тебя не отпущу, — резко прерывает Хёну, складывая руки на груди, — Разговор окончен. Ты не едешь ни на какое «собственное расследование», и точка.       — Да ладно, — неожиданно хитро улыбается следователь, — Понимаешь, если ты не отпустишь меня сейчас, то в нерабочее время я всё равно самостоятельно отправлюсь туда. В таком случае ты даже не узнаешь, что меня там убили или что-то вроде того. Ты же меня знаешь, Хёну. Сам ведь говорил, цитирую: «если ты что-то решил, то это всё». Я умею держать оружие… как минимум. И да, я в курсе, что ты мой босс и вправе решать, но в этот раз, пожалуйста, позволь мне действовать самому.       — Не позволю.       — Ну что ты как ребёнок, — Кихён выдыхает, закатывая глаза, — Скажи честно — ты меня любишь?       — В этом-то и причина! Я за тебя беспокоюсь в первую очередь как твой парень, а уже во вторую как босс!       Ю слегка подаётся вперёд, перегибается через стол и смотрит Хёну в глаза.       — Ответь на вопрос.       — Люблю…       — Ты мне доверяешь?       — Доверяю, но в таких случаях… тебя ведь могут убить, ты сам об этом сказал! Я не могу отпустить тебя одного.       — Ладно, — взгляд Кихёна тускнеет. Он выпрямляется, разворачивается и идёт к двери. Говорит не оборачиваясь, холодно и разочарованно, — Я понял. Спасибо, Хёну. Я думал, что ты веришь в меня.       Сон смотрит младшему вслед, сжимает кулаки и глубоко вздыхает. Его потряхивает от несправедливости и ощущения, что его действия в корне неправильные, но он решается.       — Кихён, стой, — Ю сжимает ручку двери и оборачивается через плечо. На его лице нет совершенно никаких эмоций, — Хорошо, боже, отправляйся куда угодно, только не веди себя так! Но… с одним условием. Возьми с собой кого-то… не знаю, например… ну, того же Хосока. Пусть он тебя сопровождает. Хотя бы он. Пусть просто проследит, чтобы с тобой ничего не случилось… — Хёну отводит взгляд и заканчивает уже тише, — Будь моя воля, я бы с тобой целый отряд отправил…       Кихён немного нервно усмехается, качая головой, и уходит.       Сон Хёну стучит пальцами по стопке документов, не находя себе места. На душе отвратительное, липкое предчувствие чего-то плохого.

***

      Хосок не привык слушать радио в машине, именно поэтому сейчас ему приходится слушать только тишину. Кихён явно не настроен разговаривать, хотя Шин поначалу пытается вытянуть из него хоть что-то. И в конце концов получает грубоватый приказ заткнуться.       Ю нервничает. Он кусает губы, перебирает пальцами ткань на рукаве своей кожаной куртки и неотрывно смотрит сквозь лобовое стекло, раздумывая о каких-то определённо значимых вещах. О том, что всё пошло не по плану.       — От тебя сигаретами несёт, — неожиданно выдаёт следователь и морщится. Открывает окно машины, чтобы глотнуть холодного осеннего воздуха и выглядит так, словно его сейчас стошнит.       — Ну ты же знаешь, что я курю, — почти облегчённо отзывается Хосок, за всю поездку наконец получивший возможность сказать хоть что-то.       — Мог бы и не курить, прежде чем садиться в машину. Не выношу запаха сигарет.       — Не знал, — Шин приподнимает брови и бросает взгляд на Кихёна, а затем вдруг вспоминает, — Погоди-ка. Ты же курил раньше, нет? Когда только появился в участке.       — Курил, — соглашается младший, но лицо у него такое, будто это самое ужасное, что он делал в своей жизни, — Из-за одного человека. Быстро бросил, потому что считаю это мерзким. А теперь вдобавок к этому сигареты ещё и вызывают у меня не лучшие воспоминания, связанные с тем самым человеком… Остановись здесь.       Хосок останавливает машину и выходит вслед за Кихёном.       Переулки — так люди называют целый кусок города, принадлежащий криминальному району. Переулки представляют собой настоящий лабиринт из множества узких и всегда полутёмных коридоров, петляющих между по большей части заброшенными высотными домами, прилепленными друг к другу. Здесь нет улиц, только крошечные пустые дворики и подворотни, рассыпанные по Переулкам, как спасительные полянки в глухом лесу. Остальное же — только бесконечные, разветвляющиеся паутиной проходы. В этой зловещей части города очень легко заблудиться, что первое время и случалось с большим количеством любопытных подростков. Но затем детей просто перестали пускать туда, а взрослые опасливо обходят Переулки и стараются выбирать другие пути. Посчитав Переулки отличным местечком, преступные банды оккупировали его — именно поэтому этот район остаётся нетронутым властями. А дома, которые всё ещё остаются жилыми, находятся на окраинах, ближе к нормальному обитаемому городу.       — Я иду один, — Кихён не просто говорит, он ставит перед фактом. Поворачивается спиной к застывшему у автомобиля Хосоку, — Я знаю, что Хё- что босс сказал тебе сопровождать меня во что бы то ни стало и что бы я ни говорил.       — Откуда ты..?       — Это очевидно. Но сейчас не босс, а я говорю тебе, чтобы ты оставил меня одного.       — Я в курсе, что иногда тебя переклинивает и бывают странные замашки, но послушай меня! — Шин делает было шаг к следователю, но тот неожиданно выхватывает из-за пояса пистолет, разворачивается вполоборота и направляет дуло в сторону Хосока, вытянув руку.       — Ещё хоть шаг ко мне — и я пущу тебе пулю в лоб.       Старший сглатывает, на автомате поднимая руки, и отставляет одну ногу назад.       — Ну ты же не выстрелишь…       — Уверен? — щелчок предохранителя, — Хочешь проверить?       — Да ты мутный какой-то! — не выдерживает Хосок, и его голос почти срывается на крик, — Ты ненормальный! Что с тобой происходит?! Какого хрена ты решил поехать в Переулки, отказался от сопровождения босса и готов застрелить меня, лишь бы пойти одному?!       Кихён не отвечает и опускает пистолет, снова щёлкая предохранителем.       — Не смей говорить боссу. Если я не вернусь… Нет, через полтора часа, когда я не вернусь, пойдёшь по этим координатам, — следователь приближается и показывает Хосоку несколько цифр на включённом экране смартфона, — Если пойдёшь раньше или последуешь за мной — я всё равно об этом узнаю, поэтому сиди в машине и не высовывайся. В назначенное время отправишься по координатам и заберёшь моё тело. Просто не хочется там сгнить. Боссу и всем остальным потом придумаешь какую-нибудь правдоподобную хрень, типа мы вдвоём шли по Переулкам, и тут из-за угла выскочила бабайка… Ты как мускулистый смелый герой хотел меня защитить, но не смог. Понял меня?       Шин не улыбается и смотрит на абсолютно серьёзного Кихёна. Эти слова не терпят возражений, и Хосок понимает, что здесь всё не так просто, что прямо сейчас творится что-то великое. От чувства неизвестности становится жутко.       — Ты всегда казался мне подозрительным. Это ведь не расследование, верно? Что ты собрался там делать? — негромко говорит он вслед младшему. Тот на секунду останавливается и чуть поворачивает голову. Тень мрачных переулков ложится на его лицо, делая черты ещё острее. Неожиданно глубокий и уверенный, но грустный голос отталкивается от старых кирпичных стен печальным эхом.       — Я иду расплачиваться за всё, что сделал.

***

      Кихён осматривается, подмечая, что из заброшенного дворика есть три выхода. Он смотрит наверх. Небо серое, затянутое высоко плывущими тучами. Забавно, как вся обстановка прямо потакает подавленному настроению. И даже немного жаль, что такая погода будет последним, что Ю увидит. Такая погода и ещё кое-что…       — Так-так-так, кто тут у нас?       Кихён вздрагивает, слыша до боли знакомый голос, и оборачивается. По позвоночнику пробегается табун мурашек. Ю смотрит в скудно освещаемое улыбающееся лицо.       — Не ожидал тебя здесь увидеть. Думал, ты струсишь и не явишься. Как это обычно бывало, да, Ю Кихён?       Следователь молчит, опустив взгляд в землю, словно нашкодивший ребёнок. Мужчина приближается размеренными шагами, поднимает руку и проводит кончиками пальцев по чужой скуле. Ю еле слышно цыкает и резко ударяет по ладони.       — Ого, а ты уже не такой податливый, — смешок, — Как жаль. Я-то думал, что ты всё ещё будешь ластиться ко мне…       — Хватит, Джейби.       — Прости, малыш, не знал, что ты не хочешь оттягивать свою смерть, — Джейби смеётся, отступая на шаг. Ю явно не оценивает шутку, — Можешь звать меня полным именем. Им Чжебом, если ты вдруг забыл. А, оценил мою благосклонность? Бери, пока дают, тебе совсем немного осталось. Поцелуемся напоследок?       — Пошёл нахуй.       — Можно было и не грубить, — Чжебом наигранно обиженно поджимает губы, — Я хотел быстро убить тебя, но скажи спасибо своей грубости. Теперь я передумал и выстрелю тебе в бедро. Умирать от потери крови будешь медленно и мучительно… Впрочем, ты и сам всё почувствуешь. Ты ведь хороший мальчик и не станешь вызывать скорую, верно? У меня просто нет времени следить за тобой.       — А на болтовню есть? — Кихён складывает руки на груди, стараясь максимально спрятать свои эмоции.       — Конечно! Мы так давно не разговаривали вживую, что я успел позабыть, как звучит твой замечательный голосок, — Джейби улыбается, видя в глазах своего собеседника ничем не прикрытую ненависть, но ответа не получает, поэтому решает продолжить, — Но есть и хорошие стороны, не так ли? Всё это время мы хоть и не виделись, но постоянно поддерживали связь. Ты оказался чертовски полезен, знаешь? Ты был связующим звеном, ещё когда я не ушёл из «Мёда». Ведь поэтому полиция до сих пор не напала на след этой банды — благодаря тебе, малыш! Ты давал нам информацию о выездах, патрулях и вообще любых телодвижениях полиции, а мы взамен рассказывали обо всяких мятежниках, бунтарях и прочем-прочем. Без нашей помощи ты не раскрыл бы дело об убийстве Джексона Вана так быстро, ведь по сути мы просто выложили тебе всё положение дел! Твой обожаемый босс даже не задумался о том, что это подозрительно. Ах, что творит с людьми любовь! — Им театрально прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу и закатывает глаза.       — Зачем ты всё это мне рассказываешь? — чуть тише спрашивает Кихён, будто окончательно сдавшись. Единственное, чего ему сейчас хочется — это быстрее избавиться от Чжебома. Ноги гудят от почти неподвижной стойки «смирно».       — Ну, знаешь, как «жизнь перед глазами», чтобы ты не забывал, почему ты здесь, — Джейби пожимает плечами так, словно это обычное дело, — Да и мне интересно вспомнить всё, через что мы с тобой прошли. С самого начала: умный популярный мальчик и раздолбай, планирующий восстание, — и до конца: прямо здесь и сейчас. Как я защищал тебя когда-то давно, оставлял заметные засосы на твоей белоснежной шейке. Как ты молил меня о поцелуе, вдыхал сигаретный дым через мои губы, — Чжебом с наслаждением наблюдает, как Ю отводит взгляд и явно сдерживается то ли от того, чтобы ударить Има, то ли от того, чтобы закричать, — А затем наши дороги разошлись. Ты стал полицейским, я присоединился к преступной банде. Но мы не перестали видеться… до того момента, пока в твоей жизни не появился босс. После этого ты почему-то резко «влюбился по-настоящему», стал пай-мальчиком и одновременно с этим холодной сукой, воспитанной жизнью полицейского. Совсем перестал меня замечать и откликаться на мои просьбы. Бросил, как ненужную игрушку. Но всё же ты продолжил помогать преступности. Почему, Кики? Из страха, что если неожиданно прекратишь, тебя тут же разыщут и убьют? Что, раз уж начал, нужно продолжать? Или, может, в дань воспоминаниям? Потому что твой младший братик, которого ты вообще-то любишь, но который запуган тобой же и ненавидит тебя всей душой, тоже в рядах преступников? В любом случае, чуть позже мне осточертел пацифизм «Мёда», и я свалил оттуда, решив собрать собственную банду и устроить свои порядки. Пока что у меня в распоряжении по большей части зелёные подростки, которые совершенно ничего не понимают и хотят стать преступниками потому, что это «круто». Но всё ещё впереди, ведь рядом со мной уже есть несколько действительно хороших людей. И также я нашёл новый источник на замену старого… то есть тебя. Теперь ты бесполезен и только мешаешься, можешь помешать моим планам. Ты и сам понимаешь, что рано или поздно это случилось бы. Ты преступник, Кихён. Как и я. Как и все мы, — Чжебом поднимает пистолет и смотрит прямо в глаза Кихёну, — А ведь я тебя любил. Как жаль, что твоя любовь была ненастоящей. Ты чертовски хороший актёр. Всегда им был. В отношениях с родителями и братом, с друзьями, учителями, коллегами. Со мной. Со своим боссом. Вся твоя жизнь — одна сплошная ложь. Ты заврался, Кихён. Ты слишком долго играл. Настолько долго, что совсем позабыл, что такое настоящие чувства.       — Нет… — губы у Кихёна едва движутся. Он почти готов убежать, но что-то держит его на месте под дулом пистолета и чужим проникающим в душу взглядом.       — Да, Кики. Я знаю, ты любишь свою работу. Своего босса любишь. Но для того, чтобы чувствовать по-настоящему, этого недостаточно.       — Достаточно, — Ю вдруг поднимает голову, хмурится. Голос уверенный, чеканит каждую фразу, — Этого достаточно. Ты — единственный, кто не умеет чувствовать. Ты зациклился на мне и своём прошлом, не можешь двигаться дальше. Я просто был единственным, кто мог тебя терпеть. Но оказался не железным, а ты расстроился, потеряв любимую игрушку. Я удивлён, что ты ещё ни разу не сказал что-то вроде «давай начнём всё сначала, я хочу тебя вернуть». Знаю, что заврался. И жалею об этом. Жалею о том, что много лет назад сдался, поверил твоим сладким речам. Мне стыдно перед своим братом, перед всеми, кому я врал. Перед моим любимым человеком, от которого я скрывал всю правду. Но я умел идти вперёд. Тебе пора бы выйти из своего прошлого. Ты — плохое воспоминание, и отчасти из-за тебя я пришёл ко всем грехам, что имею сейчас. Ты отвратителен, и мне мерзко даже смотреть на тебя. Ты сломал мне жизнь. Ведь, если б не ты, вряд ли я стал бы таким. Конечно, иногда я тоже не мог тебе отказать. И за это тоже жалею. Я знаю, что достоин смерти за всё, что сделал. Именно поэтому сейчас я здесь. Я готов. Хватит болтать. Стреляй и уходи из моей жизни.       Чжебом кривится. Ю признаёт свою небольшую последнюю победу.       И падает на колени, чувствуя сначала лёгкое тепло, а затем дикую пронизывающую боль в бедре. Джейби опускает пистолет. Он не слышит крика — Кихён не издаёт ни звука и лишь болезненно выдыхает, жмурится, съёживаясь. Им смотрит несколько мгновений, потом отворачивается и торопливо удаляется. Он знает, что Ю сейчас разрывается от боли, что держится из последних сил, но молчит.       «Даже в таком состоянии не теряет гордости… всегда считал его ненормальным. Никто не умеет скрывать чувства так же, как Ю Кихён».       Чжебом злится и теряет бдительность, чем совершает самую главную ошибку. Кихён слегка трясущимися руками снимает пистолет с предохранителя и целится в чужую спину.

***

      Чангюн обещает навестить Хёнвона ближе к обеду, но так и не появляется. Вместо этого идёт гулять не по обычным улицам среди отвратительно торопливых людей, а в Переулки. Удивительно, но на самом деле это чуть ли не самое спокойное место в городе. Сюда не долетает назойливый городской шум, а возможность встретить кого-то помимо своих собственных мыслей почти уходит в минус. Чангюн уже наизусть знает все ходы и хитросплетения коридоров, так как очень часто посещает Переулки. Здесь действительно можно расслабиться, выдохнуть и побыть наедине с собой. В полной вечной тишине и полумраке появляется возможность подумать обо всём, что тяготит и мешает жить. Многие называют Переулки жуткими, но Чангюн считает иначе. Для него это уютное место, где никто не найдёт. Никто, кроме тебя самого. Конечно, по краям Переулков находятся самые разные заведения, принадлежащие преступным бандам, но если уйти вглубь, то оказываешься в абсолютно заброшенной части.       Сейчас Чангюну осточертел притон и его посетители, осточертел Чан с его вечными шутками, осточертел безэмоциональный Чжухон, до тошноты надоел дом Кихёна, где он собственной персоной почти и не появляется. Иму хочется просто побыть одному, а Переулки — идеальное место для этого.       Но не сегодня.       Сначала он слышит где-то вдалеке выстрел, но не придаёт этому значения — мало ли, какие-нибудь подростки забрели, чтобы втайне от родителей поиграться с оружием. Спустя минуту раздаётся ещё один выстрел, и Чангюн с тяжёлым вздохом направляется в сторону звука, чтобы разогнать беспризорную школоту.       Проходит какое-то время, прежде чем Чангюн достигает цели. Каково же его удивление, когда он выходит на небольшой дворик и вместо группы малолеток видит прямо посередине одно тело и чуть поодаль, у противоположного выхода, другое. Тот, что подальше, уже точно не шевелится, лёжа лицом в асфальт, а вот первый надрывно кашляет, сворачивается в клубок и рвано дышит. К нему-то Чангюн и подходит, садится рядом на корточки. Переворачивает раненного на спину, взяв его за плечо той частью ладони, что закрыта кожаной перчаткой без пальцев — по полезной привычке, перенятой у старшего брата, который не прикасается к уликам голыми руками.       Чангюн с трудом сдерживает вскрик. Он одёргивает руку, словно коснулся раскалённого металла, и отшатывается, вовремя упираясь ладонями в землю позади себя.       Кихён тяжело кашляет и с трудом приоткрывает глаза. Он почти впал в беспамятство, но какое-то движение вновь приводит его в чувства. Ю смотрит вверх, в серый квадрат неба, ограниченный домами. Ощущает, как по ноге продолжает течь кровь, но не видит смысла зажимать рану — уже слишком поздно. Он удивляется, что вообще всё ещё жив. Во рту сухо. Ничего уже не болит. Все чувства притуплены, глаза не могут сфокусироваться на одной точке. Кихён слышит собственный хриплый выдох словно сквозь какую-то пелену.       — Кихён?..       Это он тоже слышит слабо, но зато притрагиваются к нему вполне себе ощутимо. Ю поворачивает голову. Этого он точно не ожидает увидеть, но он уже слишком слаб, чтобы как-то реагировать.       — Какого хрена, Кихён?! — Чангюн почти кричит, лихорадочно ощупывая тело брата, пока не натыкается на огромное кровавое пятно на бедре. Има накрывает паника, но Кихён только смотрит сквозь полуприкрытые веки и старается удержаться на плаву ещё немного.       «Не закрывай глаза. Считай от десяти до одного. Не дай себе закрыть глаза. Десять, девять…»       — Чангюн…       Собственный голос звучит как чужой. Чангюн застывает, глядя на брата. В глазах младшего плещется страх, непонимание и отчаяние.       — Скорая не успеет, — шёпотом говорит Кихён, останавливая порывы Има, — Я не ждал тебя здесь. Прости.       «…восемь, семь…»       — «Прости»?.. За что? Что произошло? Ты умереть собрался, идиот?!       — Это уже неизбежно. Рано или поздно это случилось бы. Я сделал слишком много плохого и теперь расплатился за всё. Я это заслужил.       — Ты ебанутый что ли?!       — Возможно, — Ю слабо улыбается, возвращая взгляд на небо. Перед глазами плывёт.       «…шесть, пять…»       — Пожалуйста, Чангюн… — Кихён прерывается, на мгновение перестаёт видеть вообще хоть что-то, но затем зрение резко возвращается, — Уходи из преступности. Когда всё уляжется… сходи в участок. Поговори с боссом… с Хёну. Он поймёт, обязательно поймёт. Человек, который лежит у выхода, — глава «Волков», Им Чжебом, он же Джейби. Я застрелил его. Это должно надолго, если не насовсем, остановить… всё, что сейчас происходит…       «…четыре, три…»       — Кихён! — Им чуть было сам не теряет сознание, когда на какие-то несколько секунд старший перестаёт дышать. Чангюн боится, даже понимая, что его ненавистный брат наконец уйдёт из его жизни. Казалось бы… — Я не хочу тебя терять, прошу…       Кихён слышит сдавленный всхлип. Почему-то ему становится немного теплее. Забавно, что все резко начинают любить человека только лишь тогда, когда он умирает. Не ценишь, пока не потеряешь. Впрочем, Чангюну брата ценить не за что.       — Признайся уже, наконец, в любви своему… как его там зовут… — у Ю даже получается тихо усмехнуться. Его голос становится всё тише, — Отдай Хёну это.       Последние силы Кихён тратит на то, чтобы снять с пальца тяжёлое — вроде бы, из титана? — кольцо с гравировкой на внутренней стороне, и отдать его Чангюну.       «…два, один…»       — Скажи, что я его любил. И тебя тоже. Я был ужасным братом, Гюн. Ужасным человеком. Прости меня.       — Ты был той ещё сукой, — Чангюн улыбается сквозь слёзы, видя, как брат посмеивается, собирая жалкие остатки сил.       «…ноль».       Кихён закрывает глаза.       Чангюн сидит рядом с братом, кажется, целую вечность, прежде чем слышит шаги. Хотя на самом деле прошло, наверное, не более десяти минут. Им смотрит на Кихёна в последний раз и сильно, до побелевших костяшек, сжимает в кулаке кольцо. После чего поднимается на ноги и срывается с места в мрачные объятия Переулков.

«Sic itur ad astra» (лат. «Мы идём к звёздам»)

***

      В участке пахнет бумагой, кофе, пластиком и чернилами. Как в самом обычном офисе, только здесь вместо офисного планктона снуют люди в полицейской форме. Всё функционирует в привычном режиме, работники разговаривают и занимаются своими делами. Эта расслабленная атмосфера бесит Чангюна, лавирующего между полицейскими. Ему было слишком плохо все эти дни. Осознание всего произошедшего мучительно медленно подкрадывалось со спины, чтобы в конце концов схватить загребущими лапами, пройтись когтями по сердцу и выжать все жизненные силы.       В какой-то момент Чангюн решает бросить всё это. И отправляется в полицейский участок.       Хёну сидит в своём кабинете, но не может сфокусироваться на делах. Ему мешает то ли дикая усталость, то ли отвратительное чувство потери, от которого хочется выть. Он абсолютно разбит и подавлен, он не в состоянии принять всё, что случилось, что это не сон, что он действительно потерял Кихёна. Так просто, за пару секунд, понадобилась всего-то одна пуля. Одна пуля, мгновенно сломавшая две жизни.       От зашедшего в кабинет человека веет теми же самыми чувствами. Хёну смотрит стеклянными глазами на парня, что приближается к столу и снимает капюшон толстовки. Почему-то Сон сразу понимает, кто это.       — Здравствуй, — тихо говорит он, затем сжимает губы в тонкую полоску. Отводит взгляд, не может смотреть в чужое лицо. Потому что видит схожести.       Парень только кивает, после чего начинает говорить. Голос у него низкий, усталый, со звенящим в нём отчаянием, которое находит отклик в душе Хёну.       — Меня зовут Им Чангюн, я младший брат… Кихёна. Я хотел бы поговорить.       —…Я преступник и признаюсь в этом чистосердечно. Я готов к наказанию. Теперь мне уже совершенно нечего терять.       Хёну глубоко вдыхает, складывая руки в замок.       — Наказание… — задумчиво начинает Хёну, но голос дрожит. Сон берёт паузу в пару секунд, — Ты останешься на свободе, но с некоторыми условиями. Дай мне координаты нынешней базы «Мёда». Мы оцепим эту территорию. У тебя есть день, чтобы предупредить всех. К нашему приезду там не должно быть ни души. Затем уходи из банды. Я чуть позже подыщу тебе работу и помогу с документами. Если после этого ты ещё хоть раз попадёшься на преступлении, то… — мужчина бросает взгляд на стоящую рядом небольшую рамку с фотографией. Словно ему становится стыдно говорить перед тем, кто на этом фото изображён, он аккуратно переворачивает рамку лицевой стороной вниз, на стол. Чангюн не сомневается, что это фотография Кихёна, — …тогда ты без поблажек ответишь по закону. Это ясно?       — Ясно. Я… Спасибо.       — Уходи.       По Хёну видно, что это решение далось ему слишком трудно. Всё-таки он всю жизнь посвятил борьбе с преступностью, а сейчас самолично отпускает преступника на свободу. Но что-то внутри него пересиливает любовь к закону.       — Ещё кое-что, — Чангюн немного нервничает, — Кихён… в тот день я был в Переулках. Я вообще-то прогуливался, но неожиданно услышал выстрелы и пошёл на звук. Я нашёл его в одном из дворов и провёл с ним… последние минуты. Приди я немногим раньше, то, может быть, он остался бы жить. Но я… было уже слишком поздно. Он умирал от потери крови.       Сон поднимает взгляд и легко хмурится.       — Кихён был один?       — Да, ну, не считая человека, который его застрелил. Но он был уже мёртв, поэтому… Я ушёл, когда услышал шаги.       Хёну не отвечает, но в его взгляде что-то ощутимо меняется.       «Понятно. Значит, Хосок врал.»       Ему не хочется обвинять Хосока, подозревать Чангюна в причастности или вообще решать хоть что-то. Почему-то ему кажется, что Кихён сам пошёл на смерть, совершенно ясно осознавая это.       И от этого становится ещё хуже.       — Не возвращайся в преступность, — снова говорит Хёну каким-то совершенно другим тоном, нежели ранее, — Всё ещё можно исправить. Надеюсь, ты это понимаешь. Решайся сейчас, иначе потом…       Сон прерывается и берёт в руки стоящую рядом с перевёрнутой рамкой небольшую бархатную коробочку. Бережно открывает её и несколько секунд смотрит на лежащее там изящное кольцо, которое как ни в чём не бывало ярко переливается в свете ламп.       —…иначе потом может быть слишком поздно.       У Чангюна отчего-то наворачиваются слёзы. Он подходит ближе и кладёт на стол тяжёлое кольцо с гравировкой на внутренней стороне.       — Он просил передать, что любил Вас.       Им больше не может терпеть этой обстановки, чувствуя, что может зайтись в истерике. Он разворачивается и почти бегом покидает участок, прячась в капюшоне толстовки.       Удивительно, что все козыри, которые Чангюн хранил, в конце концов оказались бесполезны. Пусть лучше Хёну ни о чём не знает, а Им останется наедине со всеми своими знаниями.       Так будет лучше для всех.

***

kyun: я приду? wonnie: нужно было это делать неделю назад, но по каким-то причинам ты решил забить на меня! wonnie: а я вообще-то ради тебя отпуск выбивал!!( wonnie: я скучаю и волнуюсь! ты даже ничего не рассказываешь!! wonnie: приходи быстрее

      У Чангюна глаза красные и опухшие, а вид такой, словно он не спал несколько дней. Хёнвон ошарашенно разглядывает младшего, что переминается с ноги на ногу и смотрит в пол, по-детски спрятав руки в тёплые рукава.       — Это что ещё такое?! — недовольным тоном наконец выдаёт Че, впуская друга в свою квартиру, — Ты выглядишь так, будто у тебя кто-то умер!       Чангюн поднимает взгляд, и Хёнвон мгновенно замолкает.       — Погоди-ка… Не говори мне, что…       Им опускает голову и шмыгает носом, упираясь головой в грудь старшего, который тут же обнимает Чангюна и боится даже дышать, лишь бы не сделать хуже.       Чангюн очень редко плачет, чаще всего стараясь прятать свою боль глубоко внутри себя. Но сегодня он позволяет всем своим эмоциям выходить наружу, жмётся к Хёнвону как испуганный котёнок, всхлипывает и становится тем самым маленьким мальчиком, для которого этот мир слишком жестокий. А Хёнвон прекрасно чувствует его состояние и даёт возможность стать тем, кем Им является на самом деле.       Немного успокоившись, он рассказывает всё старшему. Рассказывает о том, как смотрел в тускнеющие с каждой секундой глаза Кихёна, который на волоске от смерти избавил целый город от надвигающейся опасности со стороны новой банды. О том, как встретился глазами с боссом полицейского участка и понял, что их чувства и состояния совершенно совпадают. Что оба они потеряли близкого им человека. О том, что босс помог ему, и он уже побывал в притоне. Поведал обо всём Чжухону, который не задал ни единого вопроса, без объяснений поняв ситуацию. Они попрощались. Чангюн больше не вернётся туда.

***

      Теперь, спустя несколько месяцев, когда ужасные события отступают, Им Чангюн начинает новую жизнь и понемногу отпускает прошлое. И начать решает с вещи, которая не давала ему покоя добрую половину жизни.

wonnie: Гюн, как ты себя чувствуешь??? kyun: почти в порядке kyun: хёнвон… wonnie: ну??? kyun: ты kyun: эх… kyun: ладно похуй, будь что будет, я больше не могу kyun: я люблю тебя kyun: ебаные десять лет не могу спокойно находиться рядом kyun: блять как же давно я хотел тебе это сказать kyun: прости меня за всё kyun: я не мог признаться, потому что боялся, что потеряю тебя kyun: что мои чувства тебя оттолкнут kyun: ты самый дорогой для меня человек и я хочу вечно быть рядом с тобой kyun: я пойму, если ты не можешь разделить моих чувств wonnie: Гюн… wonnie: слушай, а по мне правда было не заметно? kyun: что? wonnie: то, что уже несколько лет единственное, чего мне хочется — это поцеловать тебя wonnie: и я еду к тебе прямо сейчас, чтобы наконец сделать это. wonnie: потому что я тоже люблю тебя

      У Им Чангюна есть дом и работа. Каждое утро на его постель через окно падают тёплые солнечные лучи, а под боком мило сопит любимый человек. У Им Чангюна есть светлое, открытое будущее…       …и терзающее его ночами отвратительно-тёмное прошлое, полное боли, жестокости и слёз.       И каждый вечер, ложась спать, Чангюн смотрит в потолок и думает. Думает о том, что, не произойди всего этого, сейчас он жил бы так же, как и раньше — запуганный, сломленный, вынужденный прятать свои настоящие чувства. Его жизнь приобрела краски, но раньше она была настолько бесполезной, однотонно-серой, что иногда его настойчиво преследовали мысли о том, что закончить её ничего не стоит. Никто даже и не вспомнит. Неужели для лучшей жизни действительно понадобилась такая плата?       Иногда во снах его всё ещё преследуют образы притона: пакетики с веществами, шутки и сигареты Чана, сжимаемый дрожащими руками пистолет, безэмоциональный Чжухон, добрый взгляд Джексона, закрытые безжизненные глаза. И бьющий в нос сладковатый запах.       Его будит Хёнвон, обеспокоенный тем, что Чангюн плачет во сне.

Решайся сейчас, иначе потом может быть слишком поздно.

***

      — Эй, — в кабинет заглядывает коллега, явно торопящийся как можно быстрее свалить с работы домой, — Тебя босс звал, попросил зайти.       Следователь кивает. Он поднимается, не выключая ноутбука и оставляя разбросанные по столу документы. Внутри него нет никакого предчувствия.       — Босс, — следователь переступает порог кабинета. Он совершенно спокоен, — Вы меня звали.       Босс поднимает глаза. В его взгляде читается лишь усталость.       Новый следователь совсем другой. Он взрослый, всегда сосредоточен и серьёзен, ему плевать на чувства, важна лишь работа. К боссу он относится действительно как к своему начальнику, не дерзит и беспрекословно выполняет все указания. В глазах Хёну он бездушный, как кукла, пустая болванка. С ним нельзя расслабленно поболтать на отвлечённые темы, нельзя посмеяться, выпить кофе или спросить что-то личное. Ему нельзя довериться. Это хуже всего. Потому что каждый раз при виде нового следователя в голове Хёну проносятся обрывки воспоминаний о том, как прошлый следователь — Кихён — смело переступал порог кабинета, бесцеремонно садился на стол и облизывал губы, раскрывая руки, прося объятий. Каким дерзким и смелым он был, даже когда только устроился на работу. Он никогда не позволял собой управлять, но тем не менее умел сотрудничать. С ним можно было комфортно работать, он видел мир, не ограниченный стенами полицейского участка. В плане работоспособности новый следователь ничем не хуже, но Кихён был другим. Он был более живым, более человечным. Это-то в своё время и привлекло Хёну. Новый следователь же вызывает лишь отторжение, желание поскорее отвести взгляд и слишком много воспоминаний.       — Верно, — босс выдаёт фразу, словно запрограммированный робот, — Звал.       «Хотел что-то… Пожалуй, хочу. Тебя. Прямо здесь и прямо сейчас».       — Просмотри отчётность на этот месяц. Подозрительно увеличилось количество мелких краж, с этим нужно разобраться. Доложишь всю нужную информацию завтра в письменном виде.       «Худые плечи, держащаяся на предплечьях рубашка, горячие губы и горящий взгляд».       — Вас понял, босс.       Разрушающий воспоминания сухой, лишённый выражения голос.       — Можешь идти.       С фотографии в рамке на Хёну глазами-полумесяцами смотрит ярко улыбающийся Кихён, освещаемый солнцем, с развевающимися на свежем морском ветру волосами, такой летний и такой живой. А рядом с фотографией стоит бархатная бордовая коробочка.       Хёну грустно улыбается в ответ.

***

      Окончательно измотанный, Чжухон приходит в больницу во второй половине дня и почти тут же засыпает, удобно устроив голову на лежащих на койке руках. В последние дни произошло так много, что Ли просто не успевает за событиями. Жизненных сил не хватает точно так же, как и сна. Уход Чангюна, срочная смена базы, развалившаяся из-за убийства лидера банда «Волков», постепенное восстановление режима «Мёда», что был сбит частыми нападениями, и ещё много-много всего. Ощущение такое, словно за короткий период изменилось совершенно всё, словно жизнь резко обновилась и началась если не с чистого листа, то как минимум с новыми настройками. Но Чжухон банально устал и хочет просто отдохнуть и выспаться.       Ему снится, что он лежит на коленях Минхёка в сочной зелёной траве под тенью огромного дерева. Где-то недалеко приятно шуршит река, от которой веет прохладой. Солнце светит прямо в глаза, заставляя Чжухона зажмуриться. Минхёк улыбается и пальцами перебирает чёрные пряди волос младшего Ли…       Перебирает пальцами пряди волос.       Стоп.       Так быстро Чжухон ещё никогда не просыпался. Исчезает трава, солнце, дерево, прохлада, лазурное небо, поющие в ветвях птицы. Исчезает всё.       А рука на волосах остаётся. Чжухон поднимает голову, боясь, что это просто видение и сейчас оно пропадёт.       Но Минхёк совершенно реальный. Он смотрит ясным, сверкающим взглядом, улыбается немного заспанно, а голос у него хриплый и тихий.       — Привет, Чжу. Я так скучал по тебе.