Где-то там икает чëртов Деку

Когда рядом раздаëтся очередной взрыв и на землю сыпятся обломки того, что раньше было домом, Бакуго чертыхается и ныряет за груду камней. Дело было дрянь. Нет, не просто дрянь, это была самая наидерьмовейшая дрянь за последние несколько месяцев. Неудивительно, что пришлось призвать на помощь героев сразу из нескольких агентств. Ещё более не удивительно то, что в сознании остался только Бакуго, и то оно угрожающее выскальзывало куда-то в небытие с каждым новым свистящим вздохом, отдающим острой болью в рëбрах. Бакуго никогда бы в этом не признался, но его силы были на исходе. Кто ж знал, что эта мразота с щупальцами за спиной возьмëт измором и за весь этот час не подпустит к себе ближе, чем на метр? Кацуки перепробовал уже все возможные варианты атак и единственное, чего он добился, так это смог оторвать кусок одного из щупалец, которая почти сразу же отросла обратно. Вы, конечно, извините, но в грëбаной академии к такому не готовили. Вытирая кулаком кровоточащую рану на щеке, Бакуго собирается с последними силами, чтобы снова ринуться в бой, но в этом не оказывается необходимости. Огромная тентакля с присосками резко ударяет по земле и камни за спиной Бакуго разлетаются в разные стороны. — Вот ты где, — слышится сверху певучий голос девушки, которая и устроила весь этот погром. — У меня для тебя сюрприз, Баку-Баку! — Пошла нахер, стерва! — орëт Бакуго и подрывает щупальца, которые удерживали свою хозяйку на весу. Синие ошмëтки непонятно чего отлетают в стороны, отчего злодейка едва не падает, но успевает опереться на другие щупальца. Их было штук семь, Бакуго считал, и все они росли из еë спины, но сложнее бой с ней делало то, что к этим склизким языкам ни в коем случае нельзя было прикасаться. Один парень с причудой оледенения попытался схватить один и заморозить, но за считанные секунды взгляд в его глазах потух и со слезами горечи на глазах он упал замертво. Также произошло с другой половиной героев, которые не выкупили прикола, а остальные, за исключением Бакуго, полегли из-за мощных ударов. — Ну зачем же ты так? — с притворной грустью отвечает девушка, болтая ногами в воздухе. — Отвергать подарок от дамы — очень некультурно с твоей стороны. — Подарком для меня будет только твоя смерть, тупая ты сука, — он успевает отпрыгнуть с помощью взрыва, когда очередная щупальца разносит в крошки асфальт, на котором он только что стоял. — Да? А что ты скажешь вот на это? — она весело щурится и из-за еë спины выглядывает ещё конечность, которая удерживает над землëй чьë-то бездыханное тело. Бакуго даже приглядываться не надо, чтобы понять, что красная копна волос принадлежит Киришиме. Они потеряли друг друга из виду минут пятнадцать назад, но Кацуки наивно продолжал верить, что Эйджиро ещё в состоянии сражаться, а теперь все его надежды полетели крахом. Волна ярости захлëстывает Бакуго с головой и он вытягивает руку, чтобы снести взрывом всë, что успеет, но злодейка пользуется моментом и оплетает щупальцей сосуд на его рукаве. Кацуки готовится к худшему, но она просто срывает приспособление с руки. — Занятная вещица, — девушка ухмыляется, пока щупальца рядом играючи подбрасывает устройство. — Отпусти его, тварь! — кричит Бакуго что есть мочи. — Кого? Твоего друга или твой браслетик? — Я сказал, отпусти Киришиму, пока я не снëс тебе бошку! Бакуго отправляет очередной взрыв уже другой рукой, но щупальца успевает прикрыть девицу, а сам он ударной волной врезается спиной в стену. — Как же ты меня достал, — она зевает, медленно продвигаясь к нему. — У меня для тебя было предложение, но я передумала. Вы оба умрëте. Эти слова заставляют Бакуго на секунду замешкаться, и он не успевает отпрыгнуть, когда одна из щупалец крепко оплетает его туловище, сдавливая все суставы. Кацуки пытается вырваться, но все взрывы эта хрень подавляет, обматываясь несколькими слоями вокруг его тела. Бакуго взлетает на воздух, оказываясь прямо перед злодейкой. — Прощай, герой, — говорит она. — Было приятно иметь с тобой дело. Хотя нет, не приятно. Бакуго чувствует, как присоски на щупальцах резко впиваются в его кожу, разрывая то, что осталось от костюма. Он хочет закричать, но горло сдавленно в два раза сильнее, чем другие части тела, поэтому выходит какой-то жалкий хрип. Кацуки понятия не имеет, что эта девчонка вытворяет с помощью своих тентаклей, но ему почему-то становится грустно. Сердце сжимается от боли и на глазах выступают слëзы, и Бакуго пытается зажмурится, остановить их, ведь он, чëрт возьми, никогда не плачет. Грусть перерастает во что-то большее, какую-то страшную скорбь, что ему кажется, будто грудь сейчас разорвëтся от тоски. Что это вообще такое? Он не может умереть вот так. Будущий величайший герой умер в слезах, потому что какая-то бешеная идиотка задушила его щупальцей? Да Бакуго скорее позволит тупому Деку себя убить, чем подохнет здесь. Бакуго скорее взорвëт планету к чëртовой матери, чем даст Киришиме умереть. — Предложение… — всхлипывает он. — Что ты… Что ты хочешь? — Оу? — девушка расслабляет хватку и к Бакуго возвращается возможность дышать. — Так тебе интересно? — Выкладывай, — шипит он, когда начинает чувствовать что-то кроме грусти. Злость, например. — Ура! Я знала, что ты умеешь веселиться! — она заливисто смеëтся, хлопая в ладоши. — Ты уже понял, какая у меня сила? — Ты полгорода разнесла своими блядскими щупальцами, — отвечает он. — Поверь, я заметил. — Спасибо за комплимент, но кроме разрушительной силы мои малышки умеют кое-что ещё, — она оказывается рядом, заглядывая Бакуго в глаза. — Чтобы поддерживать их в форме, мне приходиться кормить их счастьем. Они могут высасывать всë, что приносит людям радость, включая воспоминания, чувства… Причуды. Бедняжки умирают от печали — сердце просто не выдерживает. Бакуго морщится, когда к нему резко приходит осознание. Так вот, что с ним было. Чëртова дементорша. — Ближе к делу, — хрипит он, поднимая голову. — Я могу отпустить тебя, — неожиданно говорит она. — Но взамен заберу у тебя кое-что. Бакуго смотрит вперëд и за еë спиной выглядывают двое щупалец. Одна держит его нарукавник, а другая всë ещё сжимает спящего Киришиму. — Я знаю, что он тебе дорог, — девчонка склоняет голову набок, понимающе кивая. — И знаю, что ты обожаешь славу и внимание, которые приносит тебе твоя сила. Тебе нравится быть героем, правда? И тебе нравится этот парень. Так что ты выберешь, Баку-Баку? Останешься непобедимым героем без любви всей твоей жизни или превратишься в обычного человечишку, но зато не потеряешь кого-то дорогого? Что для тебя важнее? — Что за хрень ты несëшь, чокнутая? — Кацуки скалится. — Зачем тебе это всë? — Социальный эксперимент, — она улыбается. — Поверь, далеко не каждому я даю такой шанс. Воспользуйся им с умом, Бакуго. Кацуки стискивает челюсти, не зная, что ответить. Неужели ему действительно придëтся выбирать? А что он выберет? Может быть, когда-то давно Бакуго без раздумий сделал бы всë, чтобы сохранить свою причуду, но тогда он не знал ни настоящей дружбы, ни самоотверженной любви. Взгляд невольно падает на Киришиму: его голова опущена и он не двигается, только слегка подрагивающие плечи дают понять, что он ещё жив. А что бы выбрал Эйджиро? Тебя, придурок, моментально проносится в мыслях Бакуго. Конечно, это ведь Киришима. Он безусловно любит чувство удовлетворения, когда уничтожает злодеев и спасает жизни, но ради близких он бы отказался от этого всего за считанные секунды. У него нет комплекса превосходства, он намного добрее и лучше Бакуго, он бы никогда не позволил кому-то умереть в угоду себе. Кацуки бы так не смог. Или смог? Чëрт. — Баку, — он слышит слабый голос и резко выпрямляется, — Баку, не думай… — Киришима! — Забудь про меня, — Эйджиро с трудом поднимает голову и Бакуго видит кровавые подтëки по всему лицу. — Только с причудой ты… Только с ней ты сможешь размазать эту сучку… Он заходится в кашле, пока злодейка растягивает губы в умильной улыбке: — Боже, как это мило, — она прикладывает руки к щекам. — Мои малышки прямо с ума сходят от вашей любви! Думай быстрее, Баку, а то они уже проголодались. — Заткнись нахер, дрянь, — рявкает Бакуго. Тиски из щупалец тут же сдавливают грудь и, кажется, он слышит хруст собственных рëбер. — Не разговаривай так с той, кто может раздавить тебя и твою лапулю за пару секунд, — шепчет она, оказываясь рядом с его ухом. — Я жду, Бакуго Кацуки. — Кацуки, давай, — уже громче говорит Киришима. — Не волнуйся за меня. Спаси людей. Сердце Бакуго заходится в панике. Даже сейчас Киришима без раздумий отказывается от собственной жизни, чтобы Кацуки и дальше тешил своë самолюбие своей безграничной силой. Ну что за идиот. — Я не знаю, — честно отвечает Бакуго, мотая головой. — Не могу, я не знаю… Ты ведь умрëшь, придурок, и ради чего? Если скажешь, что ради меня — я тебе врежу! — Ради того, — почти шепчет Киришима, — чтобы ты и дальше спасал жизни. Ты ведь герой, Кацуки. Сделай правильный выбор. Спаси всех. Всех. Спасти всех. Разве это возможно в такой ситуации? Бакуго думает так усиленно, что ему кажется, будто голова сейчас разорвëтся. Он смотрит на Эйджиро, ища в его глазах хотя бы намëк на желание жить, хотя бы что-то, что заставит его передумать, но тот в ответ лишь вымученно улыбается и показывает большой палец. «Ты ведь герой, Кацуки. Сделай правильный выбор» Бакуго пробивает током. Он ведь герой, ну конечно. В его обязанности входит поиск способа спасения всех без исключения. И кто сказал, что для этого надо выбирать? Вот Деку, — какого хера я вообще о нëм думаю — Деку бы обязательно сделал так, чтобы уберечь всех. И себя в том числе. Он бы придумал свой, другой вариант. Бакуго надеется, что Мидория сейчас изойдëтся в икоте на другом конце города, потому что ненавидел думать о нëм, когда не знал, что делать, но иногда это срабатывало. Даже сейчас он преисполнился решимости и вспомнил, что, вообще-то, он в тыщу раз круче этого веснушчатого недоразумения и тоже кое-что умеет. Сознание проясняется и Бакуго снова начинает думать, но уже не о том, что выбрать, а о том, как победить. Айзава когда-то там говорил, что играть по правилам злодея — значит заранее проиграть. А Бакуго чуть не повëлся, вот ведь же. Надо будет потом заехать в академию и утереть учителю нос за то, что тот вечно шпынял Кацуки за неумение слушать. Спасти всех? Звучит как вызов. И Бакуго его принимает. — Слушай сюда, сука, — говорит он, не поднимая головы. — Не знаю, на что ты надеялась, но играть в твои глупые игры я не намерен. — И что это значит? — спрашивает она с разочарованным видом. — Это значит, — Бакуго сжимает кулаки, — прощайся с жизнью. Встретимся в аду. Хотя нет, пошла-ка ты нахер. Щупальца, конечно, сильны и ограничивают передвижения, но в них жарко до жути, и с Бакуго уже семь потов сошло, пока он болтался в воздухе. В оставшемся сосуде накопилось достаточно нитроглицерина для мощного взрыва, поэтому Кацуки не стал терять время зря. Напрягая мышцы, которые успели немного отдохнуть за время его раздумий, он активировал причуду и применил всю силу, на которую только был способен. Взрыв и правда выходит мощнейший. Город таких терактов не видывал, наверное, ещё со времён Второй мировой. Бакуго слышит грохот, душераздирающий женский крик, а потом наступает звенящая тишина. Он падает на землю, отбивая себе последние целые кости, заходясь в кашле от стоящего вокруг дыма, но сознание не теряет. Первой мыслью, конечно же, был Киришима. Поднимаясь на негнущихся ногах, Бакуго озирается по сторонам, но ничего не видит, кроме плотного смога и синих кусков щупалец неподалëку. Он кричит, напрягая голосовые связки: — Киришима! Эйджиро! Свой собственный голос доносится до Кацуки словно издалека. Наверняка опять повредил себе барабанные перепонки, но думать об этом он будет уже потом. Сейчас для него главное — это убедиться в том, что спас тех, ради кого сражался. Убедиться, что он выполнил свой геройский долг. — Эйдж… — Бакуго обо что-то запинается и видит покрытую сажей руку, а потом уже красные закоптившиеся волосы. — Эйджиро! Кацуки откидывает с его живота мясистый кусок щупалец, морщась от отвращения, и осматривает его на наличие всех частей тела, после чего несильно толкает в бок носком ботинка. — Вставай, дерьмоволосый. Мы победили. Киришима не двигается. — Эй, дебил, я с кем разговариваю? — Бакуго садится на корточки и трясëт парня за плечо. Киришима никак на это не реагирует. Бакуго старается на паниковать, но тело невольно бросает в холодный пот. — Я половину города взорвал ради твоей задницы, говнюк, — скорее с мольбой, чем со злостью шипит Кацуки. — Поднимайся, чëрт возьми. Я спас тебя. Я спас всех. Спас же? — Я сказал, поднимайся! — в сердцах крикнул Бакуго и влепил Киришиме пощëчину. Где-то в далеке послышался вой полицейских сирен и голоса людей, но Бакуго не мог сдвинуться с места. На глазах наворачиваются непрошенные слëзы, на этот раз не от грусти, а от страха, сковывающего всë тело. Вот это уже действительно было плохо, ведь Бакуго никогда не плачет. — Кири… Эйджиро, — он переходит на шëпот, потому что сил кричать уже нет. — Я выбрал тебя, слышишь? Нахуй причуду, нахуй всех, нахуй меня, если ты подохнешь. Я себе, блять, этого не прощу, поэтому, пожалуйста, ради всего святого, вставай. Бакуго сжимает разбитыми в кровь пальцами его порванную футболку и зажмуривается. Нет. Это всë было не зря. — Вставай! — Бакуго кричит и бьëт Киришиму кулаками в грудь. Тот вздрагивает и хрипит, а потом сгибается пополам, откашливая свои лëгкие. Кацуки обессиленно валится на землю, закрывая лицо ладонями. — Баку… — шепчет Киришима, пытаясь привстать. — Я здесь, — облегчëнно отзывается тот. — Ты здесь. Киришима вытягивает руку и Бакуго сжимает еë своей, подтверждая эти слова. Какое-то время они сидят молча и приходят в себя, пока заслонка из пыли вокруг них понемногу рассеивается. — Где она? — подаëт, наконец, голос Киришима. — Сдохла, я надеюсь, — Кацуки кривится. — Тут повсюду разбросаны куски этой синей хуеты, так что рекомендую не смотреть, если не хочешь блевануть. — Я не уверен, — начинает Эйджиро, — но мне кажется, она успела засунуть свою тентаклю в мою задницу до того, как взорвалась. Бакуго не выдерживает и прыскает. Киришима поддерживает его тихими смешками, и уже через несколько минут они оба заходятся в громком хохоте, постепенно перерастающим в кашель. Кацуки шумно выдыхает и нависает над ним, изучая взглядом измазанное в саже и крови лицо. — Идти можешь, дерьмоволосый? — Сомневаюсь, — Эйджиро многозначительно смотрит на свои ноги. Бакуго следит за его взглядом и натыкается на кровавое месиво вместо левой голени. Еë, вроде бы, не оторвало, но камнем приложило прилично. Бакуго не может утверждать точно, но он почти уверен, что видит кость. — Всë плохо? — спрашивает Киришима, поднимая глаза. — Нет, — резко бросает Бакуго и встаëт, — всë заебись. Хватайся за шею. Эйджиро обнимает руками его шею и Кацуки поднимает его с земли, стараясь сильно не шататься. Киришима и так был тяжëлым, а сейчас, когда сил практически не осталось, он вообще казался неподъëмным, но Бакуго продолжал идти вперëд. Он поднимался вверх, прочь из этого кратера, который сам же и сделал, пока дымовая заслонка не начала редеть. — Эй! — слышит Бакуго чей-то голос. — Здесь есть ещё кто-то! А потом им наконец-то помогают. Киришиму сразу же вырывает из его рук утаскивают в машину скорой помощи, не дав сказать и слова. Бакуго самому бы расслабиться и дать себя подлатать, но всë, что он позволяет сделать, это залепить пластырем рану на щеке и перевязать разодранные локти, после чего отправляется на беседу с полицией. Так Бакуго узнаёт, что практически все участники этой битвы живы, за исключением того самого замораживающего парня — он погиб от остановки сердца. Кацуки сохраняет безразличное выражение лица, но в внутри это известие отдаëтся неприятным уколом в поддых. Спасти удалось не всех. Где-то там икает чëртов Деку. Бакуго просит полицию обыскать место взрыва, чтобы найти останки злодейки, так как он ничего не видел, кроме щупалец, а сам отправляется на поиски Киришимы, попутно отмахиваясь от назойливых репортëров. Его работа здесь была окончена. Эйджиро лежал на медицинской каталке, пока над ним колдовали фельдшеры. Всë, что они могли сделать на данный момент, это перевязать его ногу и вколоть обезболивающее, а с остальным будут разбираться уже в больнице. Бакуго подзывает к себе хрупкую молодую девчушку, что возилась с капельницей, и отходит с ней в сторону. — И насколько всë дерьмово? — спрашивает он, прислонившись спиной к кузову. — Открытый перелом средней тяжести, многочисленные ушибы, порезы, три сломанных ребра и вывих запястья… — начинает быстро перечислять медсестра. — На восстановление уйдëт много времени, но жить будет. — А нога его… Ну, он ходить сможет? — Хирург осмотрит и скажет точно, — девушка от чего-то смущается и отводит глаза. — Мне надо сейчас! — рявкает Бакуго. Медсестра пугается и шарахается в сторону. Бакуго глубоко вздыхает и трëт лицо руками — его нервы уже были на пределе. — Я не специалист в этой области, но… — она заикается. — Но могу сказать, что скорее всего Киришима-сан останется хромым… Вы только не сердитесь, я не могу знать точно, вам всë скажет врач..! — Я понял, — бормочет Бакуго, отворачиваясь, — спасибо. Он залезает в кузов и пытается улыбнуться. Выходит паршиво. Кацуки в принципе редко улыбается, а притворяться вообще не умеет, но ради Киришимы он готов хотя бы постараться. — Как дела, дерьмоволосый? — Бакуго вытаскивает из-под раненой ноги подставку и садится на это место, используя вместо неë свои колени. — Я думал, тебе уже рассказали, — слышится слабый голос Эйджиро. — Да пошли они, всë у тебя нормально, — фыркает Бакуго. — Эй, водила, поехали уже! — А что же ты тогда так торопишься, если у меня всë нормально? — Жрать хочу, — врëт Кацуки. — Пока дрался с этой сволочью, похудел килограмм на сто. — В тебе столько нет, — улыбается Эйджиро. — А вот и есть. Вернëмся домой и я целого быка сожру, вот увидишь. Киришима слабо смеëтся и Бакуго улыбается, на этот раз не натянуто. Три фельдшера и медсестра смотрят на него косо, но из машины не прогоняют. Конечно, попробуй выгнать стокилограммового героя, который утверждает, что может сожрать быка. Мало не покажется. — А если серьëзно, — тихо спрашивает Киришима, — мне нужно начинать копить на протез или… — Ты ебанулся? Тебе и по башке прилетело, что ли? Вместо мозгов себе протез купи, идиот. — Но... — Завались, слушать тебя не хочу, — Бакуго отворачивается и скрещивает руки на груди. — Короче, в жопу это геройство, поправишься — и поедем в отпуск. Киришима вздыхает и больше не предпринимает попыток продолжить неприятный для обоих разговор. Бакуго этому только рад, ибо так долго изображать уверенность в своей правоте было трудно. — А куда в отпуск? — К океану. С акулами плавать будем. — Они страшные. — Ты себя видел, чучело огородное? — усмехается Бакуго. — Ты своими зубищами любой акуле фору дашь. — Может мне геройское имя сменить? Буду не Красный Бунтарь, а Человек-Акула. Как тебе? — Ага. Касатка у нас уже есть, только акулы не хватает. Создадим новое агенство и назовëм его «ебучий аквариум». Киришима снова хохочет, заражая своим смехом фельдшеров, которые всë это время делали вид, что чем-то заняты. Бакуго со всеми не смеëтся. Он косится на ногу с окровавленными бинтами на своих коленях и сглатывает. — Ты сам-то как? — отвлекает его Киришима. — Даже не начинай, — Кацуки отмахивается. — Мне нельзя узнать, как себя чувствует мой парень? Бакуго одаривает его убийственным взглядом и отчаянно краснеет, пока в углу тихо хихикает медсестра. — Не было бы тебе так больно, оттаскал бы за уши, — смущëнно бормочет он. И тут, как будто в подтверждение его слов, машина наезжает на кочку и Киришима стонет от боли, хватаясь за коленку. — Что за инвалид у вас за рулëм? — рычит Бакуго на испуганных фельдшеров, а потом орëт на всю машину: — Слушай сюда, мудила, ещё один такой трюк и я оторву тебе руки! Из кабины водителя никто не отвечает, но машина значительно ускоряется. Кацуки опускает ладонь на чужую ногу и гладит, стараясь не задеть бинты. Он не был любителем показывать чувства на публике, точнее, не показывал их вообще, и чтобы развести его на подобные проявления заботы, надо было как минимум оказаться на пороге смерти, поэтому Киришима почти не дышит и не двигается, боясь спугнуть. Фельдшеры тоже перестают суетиться и все звуки вокруг стихают. Бакуго осторожно водит ладонью по повреждëнной ноге, смотря прямо перед собой, хоть и от вида крови уже мутило по-страшному. Киришима вытягивает руку и касается растрëпанных волос, чтобы хоть как-то выразить свою благодарность. За всë. — Можно кое-что спросить? — Валяй, — вздыхает Бакуго. Эйджиро молчит какое-то время, подбирает слова, а потом произносит: — Ты бы не выбрал меня, да? — Что за х… — Ты можешь сказать мне честно, — обрывает его Киришима, — обещаю, я не буду обижаться или злиться. Я просто хочу знать, вот и всë. — Опять ты разводишь меня на сентиментальную хероту, — недовольно бурчит Бакуго. — Если ты хочешь услышать, было ли мне тяжело, то да, пиздец как. Но я не настолько тупой, чтобы вестись на этот бред, поэтому я выбрал не выбирать ничего. — А если бы у тебя не было выбора не выбирать? — У меня и так его не было, я сам его себе предоставил. — И всë же? — Господи, — Бакуго вздыхает. — Что ты хочешь услышать? Что для меня важнее? Знал бы я сам, я бы даже не думал тогда, так что увы, ответа у меня нет. Киришима поджимает губы и вздыхает. Кацуки какое-то время молча сверлит его сердитым взглядом, а потом произносит: — Но если бы ты погиб, мне было бы охренеть как хуëво, и никакая бы суперсила это не оправдала. Кацуки отворачивается и в кузове повисает тяжëлая тишина, даже фельдшеры молчат, чтобы не испортить момент. Киришима пытается поймать его взгляд, но тщетно. — Это ты мне так в любви признался? — усмехается он. Бакуго моментально скуксился и уткнулся глазами в пол, надув покрасневшие щëки. — Да ладно? Барон Взрывокиллер только что признался мне в любви? — брови Эйджиро взлетели вверх. — Мина и Денки мне не поверят. — Только попробуй, кому-нибудь рассказать, поганец! — Кацуки замахнулся и шлëпнул его по бедру, которое вовремя успело затвердеть. Киришима смеëтся слабо, но искренне, и перехватывает руку Бакуго, чтобы сжать еë покрепче. Тот морщится ещё сильнее, но ладонь не убирает. Кацуки вдруг задаëтся вопросом, что выбрал бы Деку: свою причуду или двумордого идиота? А потом отгоняет эти мысли прочь — это уже не его дело. Хватит на сегодня выборов. Им ещё решать, куда в отпуск ехать.

—

Мидория поджимает колени к груди и снова икает, да с такой силой, что чуть не сносит стакан с журнального столика. — Да что со мной такое? — вздыхает он, открывая бутылку с водой. — Может, вспоминает кто-то? — высказывает предположение сидящий рядом на диване Тодороки. — Целый день? — Кому-то ты очень нравишься. — Сомневаюсь, — Изуку вертит головой. — Кто-то точно строит мне козни. — Ну, тогда либо это очередной злодей, либо Бакуго. Мидория смеëтся и снова икает, пока Шото сочувствующе хлопает его по спине, даже не догадываясь, насколько он прав.