the boy and the mechanic

— Тони, Служба Защиты Детей весь день пытается с тобой связаться, — это первые слова Пеппер, с которыми она входит в лабораторию, и Тони даже не утруждается оторвать взгляд от костюма Кэпа, в который он вносит небольшие изменения (потому что парень может и суперсолдат, но костюм, который ему выдал ЩИТ был просто смешон), и немного поворачивает руку Стива, чтобы получить правильный угол. — У меня нет никаких незаконнорожденных детей, и если они утверждают обратное, то я требую тест на отцовство, — немедленно отвечает он, крутит провода, чтобы установить их в правильное положение, а затем переходит к следующей части, игнорируя неодобрительное выражение лица, которое, как он чувствует, Стив посылает ему сверху. — Тони, даже если бы кто-нибудь сказал мне, что у тебя есть целая армия биологических детей, я бы нисколько не удивилась, — сухо говорит Пеппер, но продолжает, прежде чем Тони успевает возмутиться. — Но они звонят не поэтому, а из-за мальчика-сироты. — Э-э, ладно, — говорит он, вслепую потянувшись за отверткой и прищурив глаза на винт, который сидит неправильно. Это… неожиданно. Дело со службой по защите детей, а не проблемы с винтом. Винты, как известно, очень привередливы, эти маленькие засранцы. — Эм, грустно конечно, что пацан — сирота и все такое, но… почему я? — Ну, в этом-то и дело, — говорит Пеп, и в её голосе слышится хмурость. — Его семья погибла в автокатастрофе, и когда они спросили, есть ли у него кто-нибудь, с кем бы он мог остаться, он назвал твое имя. Он сказал, ты его знаешь. И этого, этого достаточно, чтобы заставить Тони оторвать взгляд от работы, потому что, вероятно, здесь в общей сложности (и тут он не выдумывает) всего пятнадцать взрослых, которых Тони знает по имени, на которых ему не плевать, и которых он не забывает в тот же момент, когда перестает с ними говорить. Обычно он полагается на Пеппер, чтобы она предоставила ему файлы о том, кто они, если ему когда-либо придется с ними снова разговаривать. И обычно, Тони общается в основном с взрослыми, а не с детьми. — Лаааадно, — говорит он и думает, что, наверное, это какой-то случайный ребенок, которому он однажды подписал плакат, и который надеется на то, что Железный Человек усыновит его. — Вряд ли, но ладно. Что за ребенок? Пеппер снова заглядывает в свои записи. — Харли Кинер, — говорит она. Тони падает со стула.

***

Спасибо боже за рефлексы суперсолдата, именно эта мысль посетила бы Тони, если бы весь его мозг не был сосредоточен на том, что сказала Пеппер. Или, может быть, поэтому ему всегда говорили, что садиться на самый край стула — опасно. — Воу, — резко говорит Стив, каким-то образом умудряясь наклониться вперед как раз вовремя, чтобы поймать Тони, прежде чем он буквально врежется лицом в пол своей лаборатории. Пеппер издает звук удивления и с беспокойством бросается вперед, но Тони едва замечает все это, ошеломленно глядя на Пеп. — Пожалуйста, скажи мне что ты только что не сказала, что Харли Кинер стал сиротой, — настойчиво говорит он, едва замечая хватку Стива, надеясь вопреки всему, что он ослышался, что Пеппер на самом деле сказала, что какой-то другой Харли- Но Пеппер смотрит на него широко раскрытыми глазами и говорит: — Да, это то, что здесь написано- Я- подожди, ты его знаешь? — Твою мать. Твою мать. — Говорит Тони, поджимая под себя колени и поднимаясь на ноги, даже не слыша вопроса Пеппер. — Что… дерьмо, что случилось? Он протягивает руку, выхватывая планшет из рук Пеппер, быстро пробегая глазами детали — столкновение двух автомобилей; пьяный водитель; т-образный перекресток; двое пострадавших; пьяный водитель ушел с незначительными травмами; дерьмо, один ребенок госпитализирован- — ДЖАРВИС- костюм! — Кричит Тони, роняя планшет (Пеппер ловит его, потому что у неё была многолетняя практика по ловле ценных вещей, к которым Тони внезапно терял интерес, но Тони не обращает на это никакого внимания, даже не замечает этого) и летит к выходу из гаража, перепрыгивая через столы и стулья, полностью доверяя Джею прикрепить к нему костюм на ходу. — Могу я предложить вам квинжет, Сэр, — спокойно говорит ДЖАРВИС, многозначительно добавляя. — В нем есть место для дополнительных пассажиров. Тони скользит по полу и меняет свое направление на полпути, вместо этого он бежит к дверям лаборатории и выскакивает, прежде чем они открываются полностью, Стив и Пеппер у него за спиной что-то сбивчиво бормочут, но он не слушает, пока не добегает до лифта и не хлопает на кнопку вызова примерно шесть раз, хотя Джей уже закрывает их. Пеппер и Стив проскальзывают за ним, когда двери почти закрываются, у них обеспокоенные лица, и они что-то взволнованно говорят, но Тони не слушает, потому что больница. В отчете говорилось о больнице. Один ребенок госпитализирован- Он снова выхватывает у Пеппер планшет, игнорируя её испуганный вскрик и новый поток взволнованных слов. Сломанная рука, написано в отчете. Сотрясение мозга, ушибы туловища, возможный перелом ребер, рваные раны и ссадины на руках и лице… — Сколько времени займет подготовка к полету? — спрашивает Тони, не сводя глаз со списка повреждений, когда лифт приближается к посадочной площадке. — Самолет будет в воздухе через шесть минут, Сэр, — отзывается ДЖАРВИС, когда лифт останавливается. Шесть минут. Слишком, слишком долго. Весь день, весь день, сказала Пеппер. Служба Защиты Детей весь день пыталась связаться с Тони. И сколько времени прошло, прежде чем они позвонили ему в первый раз? Они, должно быть, были в отчаянии, раз решили попытаться. Наверное, они проверили все варианты, какие только могли быть. Тони сомневается, что какой-нибудь социальный работник, занимающийся этой работой, вдруг услышит имя Тони в качестве экстренного контакта и просто поверит в это. Они должны были сначала проверить всех его родных. Итак, как долго Харли сидит в этой больнице? В одиночестве, потому что отца нет рядом, а его мама и сестра… Как бы долго он ни сидел, прошло слишком много времени. Добавить к этому еще шесть минут просто — нет, так не пойдет. Не говоря уже о том, что, конечно, квинжет быстр, но недостаточно. — Вы, ребята, идите на самолет, — говорит Тони, и слышит еще больше слов — более взволнованный, растерянный лепет Пеппер и Стива позади — но двери лифта уже открываются, и Тони проскальзывает еще до того, как они открываются полностью, выбегая на взлетную площадку, где самолет уже начинает гудеть и нагреваться. Он пробегает мимо, к краю площадки и прыгает вниз. ДЖАРВИС ловит его в костюм, прежде чем он падает с восьмого этажа.

***

Общественная Больница Джеллико находится в 24,3 км и 38 минутах езды от Роуз-Хилла, штата Теннесси, или в 34,7 км и 43 минутах езды от аэропорта округа Кэмпбелл, который, по словам ДЖАРВИСА, находится к больнице ближе всего. Для обычного самолета перелет из Нью-Йорка в Теннесси занимает чуть больше двух часов, плюс время, чтобы добраться из аэропорта в больницу; но Тони не в самолете, и даже не в реактивном самолете, и он, конечно, не летит с обычной скоростью или по обычному маршруту, и ему не нужно останавливаться в аэропорте. Все это значительно сокращает время в пути. Сказать, что персонал и посетители, толпящиеся у входа в больницу, несколько удивлены, когда Железный Человек внезапно приземляется — через пятьдесят две минуты после взлета — перед парадными дверями, а затем костюм открывается, чтобы показать Тони Старка в одежде, запачканной моторным маслом, было бы преуменьшением. Их удивление только возрастает, когда Старк вылезает из скафандра еще до того, как тот должным образом открывается, и бежит внутрь в лифтам, оставляя костюм снаружи, неподвижными, словно страж. В тот же момент пишутся твиты и загружаются фотографии, а журналисты и репортеры хватают свои чемоданы и выбегают из офисов, чтобы через пятнадцать минут приехать к больнице. Те, кто все еще находится в вестибюле двадцать минут спустя, испытывают очередной шок, когда небольшой реактивный самолет приземляется на парковку, складывает крылья, открывает люк, и изнутри спешно выходят Капитан Америка и генеральный директор «Старк Индастриз», направляясь к лифтам. Позади них реактивный самолет снова разворачивает крылья, мягко взлетает, по-видимому, не пилотируемый — и поднимается в воздух. Он взлетает на крышу больницы и исчезает из виду. Первые репортеры прибывают через пятнадцать минут (позже Мстители будут рады тому, что Общественная Больница Джеллико находится так далеко, и что журналистам требуется так много времени, чтобы добраться туда), устанавливают камеры и микрофоны и начинают ждать.

***

Харли находится в палате 464 на четвертом этаже (ДЖАРВИС взломал систему больницы еще во время полета и дал Тони не только номер палаты, но и план этажа, а так же спрогнозировал самый быстрый маршрут до палаты мальчика, и помимо этого предоставил всю информацию об аварии, которая произошла три дня назад; Харли был сиротой в течение трех дней, и Тони узнал об этом только сегодня), и поездка на лифте из вестибюля — самая длинная в жизни мужчины. Аргх, Тони ненавидит больницы. Он всегда забывает о том, как сильно их ненавидит, пока не оказывается в одной из них. Он даже не знает почему. Не похоже, чтобы у него когда-либо был какой-нибудь травмирующий опыт, связанный с больницами, поэтому он не знает, почему запах вызывает зуд под кожей или почему его так сильно раздражает тот факт, что все больницы выглядят абсолютно одинаково, неважно на каком этаже вы находитесь (неважно даже в каком штате или стране). Этот этаж в точности такой же, как и все остальные, на которых он когда-либо был, и все, кто его замечают, останавливаются посмотреть, как он бежит мимо, просматривая номера палат, пока, наконец, не находит нужную. В палате Харли какие-то люди. Пара человек в форме медсестёр, одна в халате врача и дама в слегка неподходящем деловом костюме, но Тони едва обращает на них внимание. Все его внимание сосредоточенно на маленьком мальчике (таком маленьком, ребенок так мал, черт, и он выглядит таким чертовски крошечным под резким светом флуоресцентных ламп, со всеми царапинами и порезами на лице), который лежит на больничной койке, его рука обмотана гипсом, и на нем то самое выражение лица, которое Тони никогда не хотел бы видеть ни на ком, тем более на ребенке; тем более на этом ребенке, которого Тони на самом деле знает и к которому он не испытывает ни капли неприязни. Харли поднимает глаза на шум, который создает Тони при входе в палату (наверное, это и правда очень шумно. Тони не знает. Его больше заботила скорость, а не скрытность, и он не знает, и ему плевать, сколько внимания он привлек, пока мчался по коридорам больницы), и парень прерывисто втягивает воздух, его глаза расширяются, как будто его ударили, он говорит «Тони», а затем спрыгивает с больничной койки. Глаза Тони расширяются, когда он наклоняется вперед и ловит ребенка, прежде чем тот успеет споткнуться о собственную капельницу или пораниться. Каким-то образом Тони удается избежать удара по лицу гипсовой повязкой, а затем он оказывается на коленях на полу, держа в объятиях дрожащего маленького мальчика. — Ты пришел, — шепчет Харли Тони в плечо, и в его голосе дрожь, настоящая дрожь, а не та, наигранная, которая была у него много месяцев назад, посреди снега, возле угнанной машины и фальшивым, вызывающим жалость, Мне холодно. — Конечно, я пришел, — говорит Тони, и его тон совсем не такой насмешливый, каким должен быть. — Какое у тебя обо мне вообще мнение, ха? И вот так, внезапно, ребенок начинает плакать. Его здоровая рука обхватывает шею Тони, а сломанная находится где-то между ними, гипс защищает её от неловких объятий, когда Харли утыкается лицом в шею Тони и рыдает. И Тони- Тони был хорош во многих вещах, но эмоциональная стабильность не была одной из них. Он не плакал с тех пор, как ему исполнилось семь. Он не плакал на похоронах своих родителей. Когда он был маленьким, Говард увидел, как он плачет. Он схватил его за ухо и сказал, чтобы он уже повзрослел, перестал хныкать, потому что слезы — это для глупых детей, а Говард не воспитывал своего сына плаксой. (Не самый лучший отец, да. И, вполне вероятно, источник многих эмоциональных проблем Тони.) Так что из всех вещей в мире, с которыми Тони хоть как-то может справиться, осиротевший мальчик, внезапно рыдающий ему в шею, не относится к их числу. Но он не может просто сидеть, застыв от удивления и неловкости. С плачущими детьми так не поступают. Тони не знает, как нужно справляться с плачущими детьми, но он на 97% уверен, что он не должен просто сидеть. — Эм, — говорит он, неуклюже обнимая дрожащее тело ребенка. Как это вообще делается? Это типа, обычно объятие «все ок», или какое-то магическое «мне-жаль-что-ты-в-эмоциональной-агонии» объятие, которое следует применять в подобных случаях? Черт, Тони нужна подробная инструкция. Существует ли вообще подобная инструкция? Кто-то просто обязан выпустить такую инструкцию. — Хей, ты в порядке, — говорит он, потому что это звучит как что-то, что можно сказать расстроенному ребенку. Вот только это полная чушь и Тони чувствует себя самым большим мудаком на свете в ту же секунду, как произносит это, потому что Харли не в порядке. Очевидно. Кроме того факта, что его мама и сестра погибли в автомобильной аварии, он так же ранен и весь покрыт синяками, не считая гипса на руке, и облеплен бинтами и пластырями с ног до головы. Поэтому ему не нужно было говорить ты в порядке или нечто подобное, но он так же не может просто молча сидеть. Что он должен говорить в такой ситуации? Ты будешь в порядке? Едва ли это не бóльшая ложь. Вся семья пацана только что погибла. Пройдет еще много, много времени, прежде чем он на самом деле будет в порядке. Если вообще будет. Что, черт возьми, Тони должен сказать? У него нет хорошего примера. Когда его родители погибли, Оби похлопал его по плечу и ободряюще сказал: «Ну, существуют гораздо худшие способы умереть, чем автомобильная авария». (Опять же… не самый лучший пример для подражания.) У Тони даже нет ДЖАРВИСА в ухе, чтобы тот помог ему. Он был так сосредоточен на происходящем, что заметил это только сейчас. Но ему нужно сказать хоть что-то. — Я здесь, — в итоге произносит он, потому что это, по крайней мере, правда. Он не знает, насколько его присутствие будет полезно, но, по крайней мере, он рядом. Чего бы это ни стоило. Однорукая хватка Харли становится крепче, его рыдания усиливаются, и у Тони есть примерно полминуты, чтобы в панике подумать, что это были неправильные слова, прежде чем они оба теряют равновесие, и он приземляется на задницу, вскрикивая от удивления. Его ноги широко раскинуты в разные стороны, и Харли свернулся на его груди в маленький всхлипывающий комок концентрированного горя. — Они… они мертвы, — выдыхает малыш между тяжелыми вдохами, и Тони чувствует что там, где раньше был его дуговой реактор, что-то сжимается от боли. — Я знаю, — говорит он, и оу, хей, может это какой-то инстинкт, потому что его руки сами по себе обвиваются вокруг Харли, прижимая его ближе, помня о ранах (слова возможный перелом ребер мелькают в мозгу). — Мне очень жаль, малыш. Он не знает, что сказать, но, может быть, ему и не нужно ничего говорить? Харли определённо не выглядит как человек, который хочет сейчас разговаривать прямо сейчас — он лишь сильнее прижимается к Тони, утыкаясь носом в его ключицу и продолжает рыдать, сильнее обвивая свою здоровую руку вокруг его шеи. Так что, может быть, сейчас самым лучшим вариантом будет молча посидеть в тишине, на полу больничной палаты, пока медсестры и врач все еще смотрят на них с другой стороны комнаты. Оу. Да, кажется, Тони забыл о них? Совсем немного? — Эм, привет, — говорит он, и собравшийся персонал больницы и женщина в костюме слегка вздрагивают, потрясенно разинув рты. — Ах, мистер… Старк? — говорит женщина в костюме через секунду, как будто не совсем уверена в том, что у нее нет галлюцинаций, что справедливо, учитывая обстоятельства. — Да, — отвечает он. И… что? Он тоже не знает, что им сказать. Боже, он так не терялся в словах с тех пор, как был подростком. Честно говоря, он не совсем так представлял свой день. Не похоже, чтобы у него было время подготовиться. — Мы… не думали, что вы придете, — говорит дама в докторском халате, и опять же, да, Тони прекрасно их понимает. — Ну, — говорит он. — Я пришел. — Итак. вы знаете мистера Кинера? — говорит женщина в костюме, и в её тоне есть что-то, от чего Тони немного задирает нос, но он не может понять, что это. — Да, я знаю Харли, — подтверждает он, а затем указывает подбородком на ребенка, о котором идет речь, который все еще цепляется за Тони, как осьминог, пытаясь вытолкнуть всю жидкость из своего тела через глаза. — Очевидно. — Верно, — медленно говорит она, и затем, кажется, берет себя в руки, возвращая профессиональное выражение лица, чтобы скрыть удивление и легкое замешательство. — Ладно, тогда… ладно. Мы можем… ненадолго выйти, чтобы дать Харли немного уединения. Мы скоро вернемся. А потом она выводит доктора и двух медсестер в коридор, закрывает за собой дверь, и Тони остается один на полу больничной палаты с все еще всхлипывающим ребенком на руках. Эм. И… что ему теперь делать? И это, вау, ну да, не совсем то направление, в котором Тони видел свой день? И теперь, когда все немного устаканилось, и он никуда не бежит в панике ладно, может быть он был чуть больше чем слегка напуган, и у него есть время чтобы подумать, он обнаруживает… что ему не хочется думать. Потому что, что он тут делает? Служба Защиты Детей не звонит людям, чтобы пригласить их на чашечку кофе или поболтать. Они позвонили ему потому что Харли нужно куда-то пойти, чтобы кто-нибудь присмотрел за ним. Ребенок — сирота. Ему нужен опекун. Ему нужен кто-то, кто о нем позаботится. Для этого и существует СЗД, они ищут опекунов для детей, которые остались одни. И, что, они надеялись на Тони? Они, должно быть, были в отчаянии. Или, ну — судя по их шоку и удивлению, когда он пришел, они на самом деле не ожидали, что он ответит, поэтому Тони не совсем уверен, что ему нужно делать. Неважно. Они позвонили ему. Потому что кто еще остался у Харли? Его мать мертва, отец бросил их несколько лет назад. Тони не знает, звонили ли они этому парню и он сказал, что его это не интересует, или они не смогли его найти, но в любом случае, судя по тому, что они все-таки набрали Тони, видимо, по какой-то причине, отец мальчика — не вариант. И какие еще могут быть варианты? Тони и Харли не вдавались в подробности своей личной жизни, там, в Теннесси, во времена фиаско с Мандарином — кроме небольшого неловкого разговора. Потому что мать Харли работала в две смены в закусочной, как сказал сам Харли, и если вам приходится работать в две смены, наверняка у вас нет свободных денег, чтобы заплатить за няню, что, конечно, не проблема, если ваша семья живет близко и может присмотреть за детьми, пока вы на работе. Вот только там никого не было. Потому что Харли — и сколько ему было, десять? Сколько этому парню вообще лет? — был тем, кто присматривал за своей сестрой. Тем, кто готовил ужин. Включал Дашу Путешественницу и присматривал за приземляющимися супергероями. Поэтому, очевидно, у них не было родственников поблизости. И это, конечно, не означает, что у них не было родственников совсем — может они просто жили очень далеко, в другом штате или типа того — вот только в таком случае СЗД даже не подумала бы о том, чтобы позвонить известному миллионеру, который приходился ребенку никем. Если бы у парня была какая-нибудь забытая тетушка, они бы даже не обсуждали этот вариант. Если бы у него был хоть кто-нибудь. Все факты указывают Тони на то, что он — единственный вариант. Потому что он не собирается обманывать самого себя — когда речь заходит о том, «кто был бы лучшим опекуном», Тони был на самом последнем месте в списке, если бы вообще попал в него. Всем известно, что Тони не может позаботиться о самом себе, не говоря уже о том, чтобы позаботиться о ребенке. Что означает, они обратились к нему, потому что у них буквально не было больше никаких вариантов. А это, в свою очередь, означает, что если Харли не пойдет с Тони, он отправится в приют. И это — срань господня, это, на самом деле, уже чересчур, это слишком много информации, о которой он не готов думать сейчас; слишком много ответственности, слишком много значения, слишком много всего, поэтому Тони собирается выбрать свою любимую тактику: игнорируй проблему, до тех пор, пока она не уйдет и просто… разберется с этим позже. Когда какая-нибудь неведомая сила заставит его. Потому что прямо сейчас у него есть все еще рыдающий ребенок, и его панику и нерешительность нужно отложить на полку, потому что Харли плачет ему в шею, потому что он потерял всю свою семью, и он всего лишь ребенок, поэтому он сейчас на первом месте. Подумать о том, что он должен или не должен делать и сойти из-за этого с ума Тони может позже. Сейчас главное — ребенок. Тони отползает назад, пока не упирается спиной в стену, немного двигается, чтобы принять максимально удобную позу, сидя на кафельном полу, обнимая ребенка, и размышляет о новых обновлениях для оружия Нат, мысленно рисуя чертежи и редактируя их, потому что работа обычно успокаивает, заземляет, и удерживает его от паники по поводу всей ситуации, в которой он неожиданно оказался. Минуты текут, и в какой-то момент он начинает напевать себе под нос, прокручивая в голове возможные обновления оружия, потому что ему всегда лучше работалось под музыку, и это помогает ему сосредоточиться. Рыдания Харли постепенно стихают, он начинает успокаиваться, и через несколько долгих минут ребенок шмыгает носом в последний раз и слегка сдвигается. Но он все еще остается на месте, свернувшись калачиком на футболке Тони, заляпанной из-за работы в мастерской. — Это «Железный человек»? — спрашивает мальчик, как-то недоверчиво и в то же время совершенно не удивленно, издавая странный звук, смешанный с заложенным носом и хриплым голосом человека, который плакал последние пятнадцать минут. Тони моргает, глядя на ребенка с искренним удивлением. — Ты знаешь Black Sabbath? — спрашивает он, потому что неа, такого он точно не ожидал. — Я уверен, что ты знаешь текст «Железного человека» и поешь его, — говорит Харли и отстраняется, шмыгая носом и потирая тыльной стороной ладони глаза, в попытке вытереть их. — Я не пою, — обиженно говорит Тони. — Я напеваю. Есть разница. А «Железный человек» — отличная песня. — Конечно, — усмехается Харли, откидываясь на пятки, а затем внезапно ерзает, неловко, застенчиво и смущенно, глядя на кафельный пол. — Эм. Спасибо. За то что… ну, знаешь. За то, что пришел. — Говорит он, рассеянно потирая ухо. Тони протягивает руку и нежно гладит ребенка по волосам. — Я пришел, как только узнал, — говорит он, потому что ему нужно, чтобы Харли это знал. Чтобы Харли не думал, что Тони знал, но не потрудился прийти сразу. Он не знает, как долго Харли упрашивал СЗД позвонить ему, но он знает, что они пытались связаться с ним весь день (голос Пеппер, произносящий эти слова, будет преследовать его годами), и ему нужно, чтобы Харли понял. — Они не хотели тебе звонить, — говорит Харли, осторожно теребя край гипса на руке. — Они не поверили мне, когда я сказал, что знаю тебя. — Да, я не удивлен, — говорит Тони. — В конце концов, я вряд ли известен тем, что знаю имена маленьких детей. Как тебе удалось их убедить? Губы Харли слегка изгибаются в некое подобие ухмылки. — Я сказал им, что если они позвонят тебе, и ты скажешь «нет», я поеду туда, куда они скажут. Но если они даже не попытаются с тобой связаться, то я сбегу из каждого дома, в который они меня отправят, и попытаюсь добраться до Нью-Йорка самостоятельно. В это они поверили. Тони моргает, а затем издает испуганный смешок. — Думаю, это сработало, — говорит он Харли, тот, наконец, поднимает взгляд, чтобы послать ему нерешительную улыбку. Раздается стук в дверь, и секунду спустя она открывается, показывая женщину в деловом костюме, которая, как теперь предполагает Тони, является представителем Службы Защиты Детей. За ней идет женщина в докторском халате. Они были снаружи все время, пока Харли плакал — Тони в курсе, что они по очереди проверяли их через стекло примерно раз в пару минут, следя за ситуацией в палате и ожидая, когда Харли успокоится. И, оу, очевидно, Стив и Пеппер тоже приехали не так давно, потому что они входят сразу за доктором и дамочкой из СЗД, на их лицах выражение смешанного любопытства, замешательства и настороженности. Харли тихо ахает, когда видит Кэпа, который все еще одет в костюм, над которым работал Тони до того, как узнал о случившимся. — Капитан Америка- мистер Роджерс, сэр, — говорит он, пытаясь подняться на ноги так быстро, как только может, с одной сломанной рукой и несколькими сломанными ребрами; Тони тоже встает и берет руку под локоть ребенка, помогая ему подняться и удерживая, когда он немного шатается в сторону. — Пеппер, Кэп, это Харли, — говорит Тони, приветственно махнув рукой и переместив руку на лопатки мальчика. — Харли, это свет моей жизни, Пеппер. И Мистер Спандекс — Стив. Харли выгляди так, словно не знает, отдавать ли ему честь, кланяться или попытаться обнять Кэпа. Тони прикусывает внутреннюю сторону щеки, чтобы не хихикнуть. — Хэй, Харли, — говорит Кэп, и любопытно-растерянно-настороженное выражение, с которым он вошел в комнату, сглаживается и заменяется тем, которое Тони называет «Звезды и Полосы», и которое тот использует, когда встречает своих фанатов. — Рад познакомиться с тобой, — говорит он, протягивая руку. Харли тянется вперед и пожимает руку Капитана Америки с благоговейным выражением на лице, как будто он не может до конца поверить в то, что происходит. — Мне очень жаль слышать о твоей семье, — искренне говорит Стив, печаль собирается в уголках и его глаз и рта, и Тони старается не морщиться. Харли отдергивает руку и делает полшага назад к Тони, сжимая губы в прямую линию. Он дрожит, понимает Тони. Лопатки под его рукой дрожат, хотя парень пытается держать себя в руках. Тони сильнее прижимает руку к позвоночнику ребенка, и Харли наклоняется ближе. — Да, — хрипло говорит парень, и Стив делает извиняющееся выражение лица и отходит назад. — Привет Харли, — тепло говорит Пеппер, подходя ближе и выжидающе протягивая руку, приятная улыбка изгибает её губы, и Тони мог бы поцеловать её, потому что это именно то, что сейчас нужно Харли — отвлечься, не вспоминать о своей мертвой семье, а вместо этого встретить симпатичную леди. Харли мгновение тупо моргает, по-видимому, только сейчас заметив её присутствие (неудивительно; Стив в костюме Кэпа, как правило, притягивает к себе все внимание), а затем мальчик говорит: «Мисс Поттс!» с таким энтузиазмом, что Тони озадаченно моргает. — Вы- вау, — говорит Харли, снова протягивая руку, чтобы с энтузиазмом пожать её. — Вы… я знаю о вас все, вы просто потрясающая. Пеппер слегка смеется, очарованная. — Правда? — спрашивает она, и Харли кивает, глядя на неё огромными глазами. — Вы генеральный директор «Старк Индастриз»! — выпаливает он. — Я хочу стать генеральным директором, когда вырасту. Тони издает удивленный смешок. — Правда что-ли? — спрашивает он, ухмыляясь Харли, который поворачивается достаточно, чтобы послать Тони яркую улыбку. — Ну, я хотел сказать- очевидно, что сначала я возглавлю Отдел Исследований и Разработок, — дерзко говорит он, и Тони хихикает, проводя пальцами по волосам ребенка. — Очевидно, — повторяет он, ухмыляясь. — Неплохие амбиции для карьерной лестницы, малыш. Харли в ответ улыбается и пожимает плечами, а Пеппер тепло улыбается энтузиазму ребенка, хотя все еще с некоторой растерянной осторожностью по поводу происходящего. — Кстати, Тони, ДЖАРВИС просит, чтобы в следующий раз, когда ты выбежишь из Башни, по крайней мере, не забудь захватить коммуникатор, — говорит она и протягивает маленький наушник. Тони, конечно, мог бы воспользоваться этим полчаса назад, когда бедный ребенок плакал ему в шею, и Тони задается вопросом, есть ли какая-нибудь инструкция для подобных ситуаций. — ДЖАРВИС, приятель, — приветствует Тони, вставляя наушник на место, только для того, чтобы Харли развернулся с возбужденным выражением лица. — Могу я поздороваться? — спрашивает малыш, в то же время, как ДЖАРВИС говорит: «Сэр. Я надеюсь, вы нашли нужную палату без проблем?» — Да, нашел, спасибо приятель, — отвечает Тони. — Погоди, пацан хочет поздороваться, — он снова вытаскивает наушник и протягивает его Харли, который без колебаний подносит его к уху. — ДЖАРВИС! — радостно восклицает малыш, — Как ты? Больше не говоришь всякую либелирду в конце? — это заставляет всех в комнате изобразить озадаченное замешательство, все, кроме Тони, который начинает хихикать. Он совсем забыл об этом. Что бы ни ответил ДЖАРВИС, это занимает несколько секунд, а затем Харли разражается смехом. — Он бы точно сделал это, — хихикает в ответ малыш. — Я верну тебя ему, но ты должен рассказать мне код позже. Да. Хорошо, круто- пока! Тони с большим подозрение забирает наушник обратно. — Над чем вы смеетесь, — говорит он, вставляя наушник на место. — Ни над чем! — Щебечет Харли с невинной улыбкой, в то время как ДЖАРВИС говорит у него в ухе: «Ни над чем серьезным, Сэр.» Тони прищуривается. — Вам двоим запрещено дружить против меня, — говорит он, указывая пальцем на Харли, потому что он не знает, что происходит, но ощущается как предательство. — Неа. Я не потерплю подобного ни от него, ни от тебя. — Как будто ты сможешь остановить кого-то из нас, если мы захотим нарушить субординацию, — говорит Харли, снова хихикая. И если честно, Тони не стоило ничего говорить, потому что теперь, когда Тони запретил им пакостничать, ребенок просто обязан что-нибудь натворить. — Ты, — говорит Тони и снова указывает на Харли, — плохо влияешь на мой ИИ, и, я заявляю это на всеуслышание, я это не одобряю. Раздается вежливое покашливание, от которого и Харли, и Тони поднимают взгляд на женщину в деловом костюме, которая все еще терпеливо стоит рядом с Доктором. — Мистер Старк, — говорит она, довольная тем, что он, наконец, обратил на нее внимание. Она делает шаг вперед и протягивает руку в знак приветствия. Тони натягивает свою улыбку «встреча с незнакомыми людьми» и протягивает свою руку в ответ, энергично пожимая её. — Меня зовут Элеонора Хасс, меня назначили заниматься делом Харли. Это доктор Уитфилд — она лечит Харли с момента его поступления сюда. Тони чувствует, что у него слегка сжимаются зубы. Дело Харли. С момента его поступления. Это звучит так безлично. Как будто ребенок — просто очередное имя в списке; один из множества таких же, еще одна встреча в графике; безликая обязанность. Тони продолжает улыбаться и не показывает своего раздражения. — Мисс Хасс, доктор Уитфилд, — отвечает он, протягивая руку, чтобы поздороваться с другой женщиной. — Извините за, э-э, ну, — продолжает он, неловко указывая на свою футболку с пятнами жира и спортивные штаны. Не лучший наряд для того чтобы произвести хорошее первое впечатление, но ничего не поделаешь. — Я работал, когда Пеппер мне рассказала, что случилось, и я пришел прямо из мастерской. — Мы пытались связаться с вами с самого утра, — говорит Хасс и в её тоне есть что-то неодобрительное. — Ну, я услышал о произошедшем всего полтора часа назад, так что, — говорит Тони без всяких извинений. Потому что, конечно, ладно, он хотел бы приехать раньше, но этого не произошло, и он уже не может исправить прошлое. — Полтора часа назад? — Доктор Уитфилд вопросительно подхватывает. Хасс тоже слегка хмурится. — Вы добрались сюда из Нью-Йорка за полтора часа? — На самом деле за час, может меньше, — говорит Тони, потому что он уже провел в больнице около 30 минут, но это только усиливает замешательство и смутное недоверие женщин. — Костюм, — объясняет Харли, закатывая глаза, терпеливым тоном, как будто ему невыносимо иметь дело с этими идиотами. Он снова поворачивается лицом к остальным присутствующим в комнате, спиной к Тони, и Тони улыбается и протягивает руку, чтобы взъерошить ему волосы. Малыш наклоняется к прикосновению, даже когда хмурится и для вида слегка шлепает Тони по руке. — Костюм, — соглашает он. — Пеп и Кэп прилетели на квинжете чуть позже, поэтому опоздали. Квинжет быстр, но костюм быстрее. — Точно, — говорит Хасс. — Ладно. Если вы не возражаете, мистер Старк, я хотела бы поговорить с вами в холле. Тони собирается согласиться и отправить Харли обратно в постель, но тут ребенок восклицает: — Зачем? — И все поворачиваются, чтобы посмотреть на него. Он немного ерзает под пристальным вниманием, смущаясь, но прикусывает губу, а затем смотрит на Хасс с каменным лицом, упрямство запечатлелось в каждой черточке его лица. — Мы все знаем, о чем вы собираетесь говорить, — говорит парень, и Тони может сказать, насколько он напряжен, потому что его рука все еще лежит на лопатках Харли. Если бы Тони собирался угадывать, то сказал бы, что он сам чувствует себя примерно так же напряженно, потому что вот оно — вот почему он здесь, почему ему вообще позвонили (ну ладно, они ему позвонили, только чтобы доказать Харли, что он не придет, а не потому что на самом деле считали его подходящим кандидатом, но как бы то ни было, результат один), им нужно найти опекуна для Харли. И Тони единственный вариант, и он все еще понятия не имеет, что он собирается делать. Потому что что, он просто оставит ребенка мерзнуть на улице? Он уже сделал нечто подобное, там, в Роуз Хилл; и он не собирается поступать так снова — тем более сейчас, потому что сейчас до дома не десять минут ходьбы, которые малышу придется пережить, если Тони закроет окно и уедет на своей машине вдаль. Но каков другой вариант? Харли поедет с ним? Тони понятия не имеет, как быть опекуном. Самое близкое к тому, чтобы иметь детей были его боты, и просто посмотрите, как все обернулось. Дубина с такой же вероятностью попытается накормить Тони пеной из огнетушителя и попробует потушить пожар с помощью коктейля, как это сделал бы Тони. Он будет ужасным опекуном. Он даже представить не может себя в роли опекуна. Но он даже не хочет представлять себе другой вариант. И вопрос назревает, а Тони даже не знает, что собирается сказать. — Вы хотите поговорить с ним обо мне, — продолжает Харли, совершенно не обращая внимания на серьезную небольшую панику Тони. — Вы хотите поговорить с ним обо мне и спросить, могу ли я остаться с ним. Вам не нужно выходить в коридор, чтобы сделать это. — Харли, — говорит Хасс, мягко возражая, но Харли перебивает её, прежде чем она успевает сказать что-то еще. — Ну? — спрашивает малыш, поворачиваясь лицом к Тони и глядя на него из-под своей нелепой копны волос. — Могу я остаться с тобой? Тони не должен был чувствовать себя застигнутым врасплох, особенно после того как думал об этих словах последние пару минут, но да, именно это и происходит. Его челюсть беззвучно двигается какое-то мгновение, пока он пытается придумать, что черт возьми, сказать. Зрительный контакт — для серьезных разговоров, внезапно вспоминает он. Он помнит, как Джарвис говорил ему это, когда он был ребенком. Он также помнит, как старый дворецкий опускался на его уровень всякий раз, когда им нужно было поговорить о чем-то сложном. Вроде того, что родители Тони отправляют его в школу-интернат, или что Говард передумал брать его в одну из своих поездок в Арктику в поисках Стива, и Тони останется дома. Или что Говарда не будет дома на день рождения Тони, хотя он обещал. Джарвис всегда опускался на колени во время этих разговоров. Он был на том же уровне, что Тони. Джарвис никогда не возвышался. Никогда не давил. Тони делает глубокий вдох и с трудом опускается на колени, и теперь Харли смотрит сверху вниз, а не он. — Ладно, я не хочу, чтобы это звучало, словно я говорю «нет», хорошо? Хей, — говорит он, протягивая руку, чтобы схватить Харли за подбородок, когда глаза ребенка расширяются от шока и боли, и он быстро отводит взгляд. Тони нежно, но твердо держит его за подбородок и ждет, пока Харли снова неохотно не переведет взгляд. Пацан выглядит готовым к отказу, и Тони пытается не обращать внимания на боль в груди. — Я не говорю «нет», ладно? — Уверяет он, удерживая зрительный контакт и не позволяя Харли отвести взгляд. — Не говорю. Но прежде чем мы решим, нужно все хорошенько обдумать, ладно? — Обдумать что? — Жалобно спрашивает Харли, и его голос упрямый, раздражительный и обеспокоенный одновременно. — Послушай, я бы очень хотел, чтобы ты остался со мной, — говорит Тони, и с удивлением обнаруживает, что это абсолютная правда. Он хотел. Он бы правда хотел, чтобы Харли остался с ним. Это… неожиданно. Но с другой стороны… совершенно очевидно. Позади Тони Пеппер и Стив смотрят широко раскрытыми глазами и идентичными недоверчивыми выражениями лица, Доктор безэмоционально наблюдает за происходящим, её лицо скрывает все, что она чувствует. Хасс выглядит так, будто хочет их прервать, но Тони этого видит. Тони не сводит глаз с Харли и продолжает говорить. — Но нам нужно быть уверенными на сто процентов, что я — твой лучший вариант, прежде чем что-то решать, — заканчивает он, и Харли дуется. — А разве ты не лучший вариант? — Возражает он, и Тони сжимает губы, пока обдумывает лучший способ все объяснить. Через мгновение он вздыхает. — Не могли бы вы выйти на несколько минут? — спрашивает он, поворачиваясь и глядя на их аудиторию, которая удивленно моргает в ответ на него. — Я хочу поболтать с ним без толпы незнакомцев, не могли бы вы выйти, пожалуйста, — повторяет он, когда никто не собирается уходить, жестом указывая в сторону двери. — Мистер Старк, это не т- — Начинает Хасс, но Тони фыркает и обрывает её. — Ладно, ладно, Пеп и Стив, останьтесь и убедитесь, что я не… ну не знаю, что я не матерюсь при ребенке или что-то в этом роде. Капитан Америка будет удерживать меня от извращения бедного впечатлительного ребенка все десять минут, что вас здесь не будет, обещаю. Но вы двое, — говорит он, указывая на Хасс и Уитфилд, — вы маячите сзади и заставляете его нервничать. Не могли бы вы выйти в коридор минут на десять? И это правда: они заставляют ребенка нервничать. Он притворяется, что его не беспокоит их присутствие, но его взгляд то и дело скользит по двум женщинам, как будто он следит за тем, где они стоят. Его плечи напряжены и выпрямлены, как будто он вот-вот сорвется в спринт, и Тони не знает, беспокоит ли парня леди из СЗД или дело в докторе, но он знает, что для этого разговора ему нужно, чтобы ребенок думал как можно более серьезно и рационально. А этого не будет, если половина его внимания будет тратиться на Хасс и Уитфилд. Хасс явно не хочет делать то, о чем просит Тони, но Уитфилд переводит взгляд с него на Харли и обратно и говорит: — Конечно, Мистер Старк. Мы будем прямо за дверью, позовете, когда будете готовы, — и вежливо, но выжидающе показывает Хасс на выход. — Спасибо, — говорит Тони, а затем поворачивается к Харли, чтобы легонько подтолкнуть его в спину. — Ну. Давай, ты возвращаешься в постель. Я же вижу, что ты весь дрожишь, так что даже не начинай. Вот-вот грохнешься. — Я не грохнусь, — бормочет Харли, но без всяких жалоб возвращается на свою белоснежную больничную кровать и садится на край, поджимая ноги. Тони следует за ним, придвигая капельницу на прежнее место рядом с кроватью, прежде чем сесть на пластиковый стул рядом с ребенком. Тони совершенно не замечает удивленного выражения лица Уитфилд и прищуренного, оценивающего взгляда, которым его награждает Хасс, пока они наблюдают за взаимодействием мужчины и ребенка. Тони слишком занят, хмуро глядя на совершенно ужасный стул, на котором сидит. Кто, черт возьми, его проектировал? Тони никогда в жизни не сидел ни на чем настолько неудобном. Через мгновение Уитфилд и Хасс уходят, закрывая за собой дверь. — Я могу пойти с тобой, верно? — спрашивает Харли, как только женщины скрываются в коридоре, его глаза блестят от беспокойства и переживаний. Он смотрит на Тони отчасти с надеждой, отчасти с тревогой. Пеппер и Стив совершенно безмолвно стоят у края кровати и наблюдают. — Я не хочу, — продолжает Харли, и его голос тише, чем Тони когда-либо слышал, он быстро и мелко моргает. — Я не хочу идти в приемную семью. Это понятно. Ребенок потерял все — что бы они ни решили, останется он с Тони или нет, все его жизнь изменится в любом случае. Либо он переедет в новый дом в новом городе, но рядом хотя бы будет хоть кто-то знакомый, либо он переедет в новый дом в пригороде, где не знает никого. Тони знает, какой бы вариант предпочел, будь он на месте парня. — Я тоже этого не хочу, малыш, — говорит Тони, потому что, черт, он не хочет, чтобы этот ребенок стал частью системы. Они его погубят. Он уже слишком взрослый для усыновления — людям нравится усыновлять детей помладше, потому что с ними меньше проблем, и они милые, в то время как пацан с острым языком и абсолютным отсутствием авторитетов, потерявший всю свою семью в автокатастрофе потребует кучу сил. Так зачем кому-то выбирать его, когда они могут выбрать восхитительного трехлетнего пухлощекого малыша? Это значит, что Харли почти наверняка будет жить в приемной семье, пока ему не исполнится 18. Тони знает, что существую дети, которые попали в систему, и их жизнь улучшилась — которые добрались на другую сторону целыми и невредимыми, счастливыми, здоровыми и без каких-либо серьезных проблем. Но Тони думает, что таких случаев немного и происходят они достаточно редко. Он никогда не слышал счастливых историй о ребенке, который попал в приемную семью, — только о детях, которые «оказались за бортом». Тони подозревает, что Харли будет одним из таких детей. Даже с учетом того, что Тони будет присматривать за ним, пока он растет (что очевидно, он так и планировал, даже не учитывая нынешних обстоятельств), он подозревает, что Харли будет одним из тех несчастливых ребят, которые оказываются без присмотра, на которых всем наплевать. Харли был болтливым, нахальным маленьким говнюком с нулевым уважением к старшим еще до аварии, и хотя Тони находил это забавным, он думает, что большинство, скорее всего, не согласится. Большинство назовет Харли трудным подростком, если столкнется с его характером. И после произошедшего — после того, как он потерял свою мать и сестру из-за какого-то идиота, который перепил, после того как все случилось так внезапно, совершенно независимо от него? Тони подозревает, что характер парня станет еще сложнее, чем был. Это значит, что приемная семья устанет иметь с ним дело. Они скажут, что он «не вписывается», и «возможно ему будет лучше в другой обстановке», и «возможно, ему просто нужно двигаться дальше». Его будут гонять из дома в дом, пока он не станет совершеннолетним, и помимо дерьмового влияния на его психику это будет означать настоящий ад для его оценок. Харли умный парень — Тони подозревает, что его IQ гораздо выше среднего, но до всяких заявлений нужно провести тестирование, — но даже ему будет трудно справляться с постоянными переводами из одной школы в другую, и его оценки, несомненно, станут хуже. И даже если бы он старался изо всех сил, он не властен над временем. Ты уходишь из одной школы прямо перед экзаменами, и приходишь в другую, где они уже закончились; ты весь семестр изучаешь один материал только для того, чтобы перевестись в новую школу и обнаружить, что тест по совсем другой теме, по теме, которую в предыдущей школе ты даже не начинал изучать. Это нанесет определенный ущерб его аттестату. А отсутствие достойного аттестата означает отсутствие возможности поступить в хороший колледж. Рекомендации и полностью оплаченное обучение (которое Тони, очевидно, предоставит, чтобы парень поступил в хороший колледж, независимо от того, будет ли Харли жить с ним или нет) сделают все возможное, но не смогут помочь, если твои оценки в средней школе чуть выше дна. Тони невыносимо от мысли, что ребенок с такими гениальным мозгами не будет иметь возможности поступить в любой колледж, в который только захочет. Или просто не поступит из-за плохих оценок. Ему придется пойти в Общественный Колледж. И, да, Общественные Колледжи хорошие, они потрясающие, они предоставляют возможности для детей, у которых больше нет вариантом, и многие из них — действительно достойные учреждения, которые дают своим студентам достойное образование. Но Харли заслуживает большего. Он заслуживает пойти в МТИ. Он заслуживает пойти в Гардвард или Йель, или любой другой университет, который он выберет. Харли заслуживает иметь возможность уехать за границу и учиться в долбаном Оксфорде, если это то, чего хочет парень. Если он хочет поступить в Общественный Колледж — это одно, но если ему придется… только через труп Тони. Но для этого нужны хорошие оценки. А для хороших оценок нужно стабильное обучение в одной школе. В лучшем случае, если ребёнок встанет на ноги в каком-нибудь доме, из которого его не вышвырнут на обочину, в котором он останется до 18-ти лет, и ему не придется переезжать из города в город каждые несколько месяцев, в котором он сможет обосноваться, который он сможет назвать домом — даже если это произойдет (и ключевое слово тут «если»), Тони сомневается, что у него будет такая же творческая и интеллектуальная свобода, какая была дома, или могла бы быть рядом с Тони. У какой приемной семьи будет запасной гараж, в котором Харли сможет обустроить свою мастерскую? Какая приемная семья позволит ему это сделать? У людей такие покровительственные взгляды на детей — нет, тебе нельзя играть с отверткой, ты можешь пораниться; нет, мы не оставим тебя одного на несколько часов рядом с оголенными проводами, с которыми ты можешь поэкпериментировать; нет, конечно же, мы не разрешим тебе построить картофельный пистолет, такие вещи опасны, это оружие, что если он поранит кого-нибудь. Даже если он попадет к самым лучшим, самым поддерживающим приемным родителям, они никогда не позволят ему достичь того же уровня свободы в исследованиях, который у него был в гараже в своем доме. А это значит, что его рост будет замедлен. Его будут осаживать, заставлять соблюдать ограничения, быть как сверстники в школе — даже если его преподаватели и приемные родители поймут, что он одарен, и введут в какую-нибудь ускоренную программу для «умных» детей, этого все равно будет недостаточно. Парень будет сдерживаться не намеренно, а просто из-за отсутствия возможности творчества в исследованиях и расширения своего интеллекта, из-за невозможности учиться на том уровне, на котором он на самом деле находится. Вместо этого ему придется довольствоваться тем, что ему может предложить его школа. Харли, который покинет систему в 18 лет не будет тем же Харли, которым мог бы стать, будь у него возможность развиться. Возможность, которую Тони может ему предоставить. Тони, правда, правда, честное слово, не лучший выбор для опекуна, но он может быть лучшим вариантом, чем другие. Тони будет ужасным опекуном. Но с ним Харли получит возможность развить свой интеллект. Тони будет отстойным опекуном, но, по крайней мере, Харли осядет на одном месте. Будет ходить в одну начальную школу, потому в одну среднюю. Будет приходить домой в одно и то же место, вместо того, чтобы снова и снова привыкать к новой обстановке. У него будет стабильность. Он сможет пустить корни, которые не будут вырывать каждые несколько месяцев. Тони долго жует губу, глядя прямо на ребенка, обдумывая неуверенные слова Харли, а затем коротко вздыхает. На самом деле, дело ведь не в нем, да? — Ты уверен, что хочешь пойти со мной? — Спрашивает он, потому что, серьезно, это не выбор, который должен сделать Тони, ребенок должен знать, во что ввязывается. — Я понятия не имею, как воспитывать ребенка. Я даже не знаю, как за собой смотреть. Я забываю есть — Дубина или ДЖАРВИС обычно напоминают мне, если Пеппер нет в городе, чтобы заставит меня поесть. Ты одиннадцатилетний мальчишка — тебе нужна еда, тебе нужно… не знаю, хорошо спать и все такое. — Я знаю, когда мне нужно есть, — говорит Харли. — И я знаю, сколько мне нужно спать, так что тебе не придется об этом беспокоиться. — У меня аллергия на эмоции, — говорит Тони, удобно забыв, как он бросил все дела в панике, вызванной эмоциями, чтобы примчаться сюда, к черту на кулички, в Теннесси, где он двадцать минут обнимал плачущего ребенка. — Ты только что пережил травму, тебе понадобится нормальная эмоциональная поддержка. Я не знаю, как её оказать. — Тогда я просто пойду к Капитану Америке, если понадобится, уверен, он справится с этим, — говорит Харли, указывая на Стива, все еще стоящего в ногах кровати. Он выглядит испуганным, когда его упоминают, а еще, как будто понятия не имеет, протестовать или обижаться. — Я начинаю работать в мастерской, а потом моргаю, и вдруг оказывается, что прошло три дня, и я уже семьдесят два часа не выходил на улицу. — Я просто приду к тебе сам. — Кто будет присматривать за тобой, когда я буду занят? — Думаю ДЖАРВИС справится. — ДЖАРВИС всего лишь ИИ, который живет в стенах моей Башни. — И все же, у него получается присматривать за тобой. — У меня был дерьмовый отец, — говорит Тони, и это его последний аргумент, последняя попытка отговорить ребенка от его величайшей ошибки. Стив на заднем плане вздрагивает от его слов и резко смотрит на Тони. Пеппер тоже сверлит его глазами. Она больше, чем кто-либо другой знает, что Тони не любит говорить о своих проблемах с Говардом Старком, и если бы Тони обернулся, он бы увидел, как она поражена тем, что он добровольно говорит вслух о недостатках Говарда. Тони упорно игнорирует обоих и продолжает, потому что Харли должен знать. — Его почти никогда не было рядом, а когда был, он постоянно был мной недоволен, и все что он мне говорил — оскорбления, — говорит Тони, не отрывая взгляда от Харли. — Так что, я совершенно не представляю, что такое «хороший папа». — У меня тоже был дерьмовый отец, — отвечает Харли, пожимая плечами. — Я тоже понятия не имею, что такое «хороший папа». Губы Тони подергиваются. — Для начала, хороший папа, наверное, останется с тобой, а не сбежит, — язвит он, не давая себе времени подумать о том, бестактно это или нет, и ему приятно видеть, что Харли отвечает застенчивой ухмылкой. — Да, наверное, это хорошее начало, — соглашается парень. — Ну, одно я могу обещать уж точно: если я когда-нибудь выиграю в лотерею, это ни черта не изменит. Я уже чертовски богат, так что я даже не замечу, если выиграю. Харли зарывается лицом в одеяло и хихикает. Тони считает это победой. — Ну так что, я могу пойти с тобой? — спрашивает малыш через мгновение, и на этот раз в его глазах надежды больше, чем опасения. — Ты уверен, что хочешь этого? — Снова спрашивает Тони, потому что это действительно важное решение, и Харли должен быть уверен на сто процентов. Наступает полусекундная пауза, во время которой Харли втягивает внутреннюю часть губы между зубов и жует её, а затем решительно кивает. Тони чувствует… он не знает, что он чувствует. На него только что упало здание или это перестала действовать гравитация? Он не может понять. Ощущения похожи на те, которые он испытывал, когда впервые летел в костюме, и понял, что не подумал о проблеме обледенения. Ощущения, когда он увидел спасательный вертолет на горизонте, а через секунду начал падать, зная, что вот-вот разобьется. Восторг и ужас одновременно. — Тогда да, — говорит он, и ухмылка появляется на его лице без какого-либо усилия. — Ты пойдешь со мной. Улыбка медленно расцветает на лице Харли, но она там, а потом он улыбается с облегчением и счастьем в глазах, которые… его глаза на мокром месте? Что? — Фу, ты снова будешь плакать мне в шею? — Ворчит Тони и краем уха слышит, как возмущаются Стив и Пеппер, потому что, вероятно, вы не должны разговаривать с расстроенным ребенком в таком тоне, но они с Харли понимают друг друга. Что Харли и доказывает, влажно хихикая и бросаясь на Тони, который снова держит плачущего ребенка в объятиях, уже дважды за час. Он рад, что кровать Харли установлена невысоко над полом. Вся эта затея «обнимашек с прикованным к кровати пациентом, сидя на дерьмовом больничном стуле» была бы еще менее удобной, если бы кровать была хоть немного выше. — Откуда в тебе столько жидкости? — ворчит он, когда Харли снова плачет. — У меня в руке капельница с тех пор, как я попал сюда, — приглушенно отвечает Харли в ткань рубашки Тони, тяжело шмыгая носом и потираясь лицом. — Они поддерживали воду в моем организме. — Ты, что только что вытер об меня нос? — Возмущенно визжит Тони, чувствуя отвращение и пытаясь, безуспешно, вывернуться из объятия, а Харли снова влажно хихикает. Тони сокрушенно вздыхает. — Ты — мерзкое создание из соплей и грязи, понятия не имею, почему согласился на это. — Потому что ты меня обожаешь, — говорит Харли. — Фу, — Тони кривит лицо. — А ты сам-то уверен? — внезапно спрашивает Харли. — Уверен ли я, что я тебя обожаю? — Уточняет Тони, глядя на ребенка с поднятой бровью. — Нет, абсолютно нет. На самом деле, я думаю, что ты противный. Ты размазал свои сопли по моей одежде для мастерской, и я хочу, чтобы ты знал, даже если эти жирные пятна и выглядят так, будто попали сюда случайно, на самом деле Дубина очень старался и очень внимательно оставлял их на ней, и он будет очень расстроен, если ты все испортишь. — Нет, — говорит Харли, смеясь, а потом добавляет серьезно, — я хотел сказать, уверен ли ты в том, чтобы я пошел с тобой? Потому что… ну, я мог бы пойти в приемную семью, если ты не хочешь брать меня к себе. Я могу, правда. Со мной все будет в порядке. Наглая ложь, но Тони ценит попытку. — И оставить твой гениальный мозг гнить в руках отстойных преподавателей средней школы? — Оскорбленно спрашивает Тони. — Неа. Кроме того, если я скажу «нет» и ты отправишься в приемную семью, то, даже если сейчас ты и говоришь обратное, ты обязательно меня возненавидишь. А когда ты и твой маленький гениальный мозг вырастет, ты станешь суперзлодеем и попробуешь захватить мир, и меня пошлют с тобой разобраться, но из-за чувства вины и ответственности я позволю тебе победить. Мир падет под твоим гениальным, но жестоким правлением, и это будет моя вина, потому что если бы я сказал сегодня «да», мы смогли бы избежать всей этой драмы. Губы Харли подергиваются. — Я, превращаюсь в суперзлодея и захватываю мир — ты это называешь драмой? — Спрашивает он. — Ну, я бы сказал, это скорее «хоррор», но не хотел обидеть тебя, — отвечает Тони. Харли властно фыркает. — Да будет тебе известно, из меня бы вышел отличный повелитель зла. И у моего костюма были бы светоотражатели. — Так, первое? Это не костюм, это униформа. А второе, с чего ты решил, что на моем их нет? Лицо Харли проясняется. — Ты их добавил? — Спрашивает он, не скрывая восторга. — Конечно, я это сделал, — отвечает Тони. — Я же сказал тебе, что это хорошая идея, разве нет? Харли самодовольно откидывается на спинку больничной койки. — Ты обязан мне новым дизайном Железного Человека, — говорит он, и Тони морщится. — Ага, эм, нет — прости, что скинул корону с твоей головы, малыш, но в новой модели гораздо больше обновления, помимо светоотражателей. Думаю, ты заслужил небольшую часть славы. Но только потому что я великодушен. Харли немного оживляется. — И сколько славы я заслужил? — Ну, скажем… процентов так шесть. — Шесть! — Возмущенно требует Харли. — Шесть целых и четыре десятых, — уступает Тони. — Прости, Тони? — Внезапно прерывает их Пеппер, делая шаг вперед и давая о себе знать впервые с тех пор, как из палаты вышла женщина из СЗД, и о-о-о. Она улыбается той самой улыбкой, которой обычно улыбалась гостям Тони, когда вытаскивала его с очередной дикой вечеринки и одновременно шептала ему на ухо, что он на двадцать минут опоздал на заседание совета, и что ему нужно протрезветь, потому что он пойдет туда прямо сейчас, да, прямо сейчас, мне все равно, пьян ты или нет, ты идешь туда прямо сейчас. Она улыбается этой улыбкой Харли, и у Тони плохое предчувствие. — Могу я одолжить тебя, всего на минутку? — Весело спрашивает она, и да, его плохое предчувствие только усиливается. В глазах Пеппер то выражение, которое Тони научился опасаться, и прямо сейчас оно направлено на него. — Конечно, — говорит Тони, вставая и освобождаясь от щупалец паренька, пытаясь не задеть трубки и капельницу. — Никуда не уходи, чемпион, — говорит он, как только Харли откидывается на подушки, и ерошит волосы ребенка, получая ожидаемый хмурый взгляд, даже если сам мальчишка тянется ближе к прикосновению. — Можешь поприставать к Кэпу, пока меня не будет. Харли сияет и поворачивается к Кэпу, решив, по-видимому, игнорировать ту неловкость, которая образовалась между ними, когда Кэп спросил про семью Харли. — У меня к тебе столько вопросов. Ты был во льдах семьдесят лет, — говорит малыш, приступая к делу с таким же тактом, какой он проявил к Тони после инцидента с червоточиной. Приятно осознавать, что он общается так со всеми, и что Тони не был исключением. — Ты помнишь, как это было? Как долго ты был в сознании, прежде чем замерзнуть? Это было, типа, мгновенно, или заняло целую вечность? Нам рассказывали, что ты лежал, когда тебя нашли, а не сидел за панелью управления, значит, у тебя было, как минимум, пара минут. Каково это было? А что насчет- Харли продолжает болтать без умолку, задавая один бестактный вопрос за другим, и Тони следует за Пеппер в коридор, хихикая, глядя на напряженное лицо Кэпа. — Дамы, — вежливо говорит Пеппер, как только они выходят из палаты, и оу, точно, Хасс и Уитфилд все еще здесь; Тони совсем о них забыл. — Я бы хотела поговорить с Тони наедине пару минут. Вы не возражаете, если мы присоединимся к вам в комнате Харли чуть позже? — Конечно, — говорит Уитфилд, согласно кивая и без дальнейших церемоний направляясь в палату. У Хасс, которая, очевидно, не хотела бы оставлять Тони и Пеппер наедине, а вместо этого хотела бы поговорить с Тони сама, не остается выбора, кроме как раздраженно сжать губы и последовать за ней. Пеппер улыбается им своей профессиональной очаровательной улыбкой, пока они не скрываются за дверью, оставляя их с Тони в коридоре в одиночестве. — Какого черта ты творишь? — Яростно шипит она, поворачиваясь к Тони, как только дверь захлопывается. — Эм, — говорит Тони, — усыновляю Харли? Или… беру под опеку. Я не думаю, что можно сразу усыновить ребенка. Там же есть что-то вроде испытательного срока. Наверное? — Ты не берешь никого под опеку и никого не усыновляешь, — говорит Пеппер, и её голос резкий, с нотками паники. Это строгий голос, который она обычно использует только когда, на самом деле, беспокоится о здравом смысле Тони. — Пеп, — говорит он тихо, спокойно и серьезно, и надеется, что это поможет ему донести до нее, насколько серьезно он относится к происходящему. Потому что обычно когда она говорит с ним в таком тоне, это потому что он решил сделать что-то действительно глупое — например, в тот раз, когда он пытался купить компанию по прыжкам с парашютом и собирался стать инструктором по выходным, — и обычно он отвечает на это своим собственным ярким и бесцеремонным тоном человека, у которого есть все деньги в мире, и никто не может запретить ему их потратить. Обычно, её тон более чем оправдан. Но сейчас… сейчас другой случай, и он надеется, что его нарочито низкий и серьезный голос поможет ей это объяснить. Кроме того, он не смог бы использовать беззаботный тон, даже если бы захотел. Все серьезно, и он это понимает, он знает, что Пеппер беспокоится из-за того, что он не осознает серьезность ситуации. Она беспокоится, что Тони принимает Харли за щенка, которого можно взять на несколько месяцев, а затем, когда надоест, отдать кому-то другому. Но это не так. Совсем не так. Он осознает всю серьезность, знает что- черт, он понимает, что вся его жизнь изменится, но он просто не может позволить Харли попасть в систему, не тогда, когда может предложить ему другой выход. И у них есть другой выход; только один выход. И этот выход — Тони. Он — единственное, что стоит между Харли и системой, и возможно Тони не представлял себе свой день именно таким, когда просыпался сегодня утром, но это случилось, и он обязан убедить Пеппер в том, что он серьезен. Потому что она будет стоять у него на пути, если будет считать, что он относится к ребенку легкомысленно, и у неё есть на это право. Тони не сможет даже на миллиметр приблизиться к тому, чтобы забрать Харли домой, если она не будет в нем уверена. — Пеп, я знаю, что для тебя это очень неожиданно, — говорит он все тем же тихим и успокаивающим голосом, и он видит, что она поражена. Поражена тем, что он не отмахнулся, не ответил какой-то чепухой, по типу «Конечно», или «А почему бы и нет», или «Брэд Питт и Анджелина Джоли усыновили детей и посмотри, как классно все вышло». — Для меня это тоже все очень неожиданно, — продолжает он. — Но я клянусь тебе, что не принимаю решения легкомысленно. Клянусь, это не какой-то… импульсивный поступок, о котором я не подумал. Наоборот. Это единственное, о чем я думал с тех пор, как пришел сюда. На самом деле, я думал над этим дольше, чем над решением о закрытии производства оружия. Над этим я вообще не думал. И, ладно — это все еще было правильным решением, и я бы никогда его не изменил, но просто указываю на разницу. Я не думал, просто сделал это. Но сейчас. Я знаю, насколько это серьезный шаг. Я… я понимаю, правда, понимаю. И я знаю, что это не просто какой-то гигантский плюшевый кролик, которого я могу сдать обратно в магазин через неделю. Это надолго. И я знаю, я понимаю это, я прекрасно понимаю, что изменится все. Но я должен. Я не могу иначе. Пеппер смотрит на него так, как будто, если она достаточно глубоко заглянет ему в глаза, она сможет прочитать его мысли, и попытается найти в них смысл. Она явно удивлена — буквально шокирована тем, что он не принял решение с бухты барахты. Она явно удивлена тем, что он говорит серьезно. И явно не знает, что с этим делать. — Почему ты это делаешь? — Спрашивает она после долгого молчания в попытке понять. — Откуда ты вообще его знаешь? — Мандарин, — объясняет Тони. — Когда AIM взорвал дом в Малибу, и все думали, что я мертв. Последние координаты, введенные в скафандр, были, как мы думали, базой Мандарина, поэтому, пока я был без сознания, костюм летел на автопилоте. А когда сел заряд, мы упали, и я оказался в Теннесси в снегу. Потащил костюм за собой, вломился в гараж, позаимствовал кое-какие инструменты, чтобы попытаться снова запустить костюм. Это был гараж Харли. — Ладно, но- — начинает Пеппер, и Тони прерывает ей, прежде чем она успевает закончить вопрос. — Оказалось, что некоторые гении очень маленького роста, а еще у него в сарае было куча всяких гаджетов. Он угрожал мне картофельным пистолетом, а потом помог мне починить костюм и поделился припасами. Последовал за мной в город, когда я отправился на поиски информации о бомбе, которая недавно взорвалась в том районе, а затем швырнул в террориста с экстермисом снежок, когда они появились и сорвали вечеринку. Пеппер моргает широко раскрытыми глазами — Он- — начинает она, пораженная. — А потом он взорвал светошумовую бомбу прямо у лица одного из ублюдков, — добавляет Тони. — А еще он спас жизнь парню, который издевался над ним в школе, бог знает как долго. И когда я отправился за Мандарином, он остался с костюмом и убедился, что тот продолжает заряжаться, помог Джею снова активироваться и подготовил скафандр к моменту, когда он мне понадобился. Пеппер смотрит на него с удивлением, запечатленным на каждой черточке её лица. — Он хороший ребенок, Пеп, — говорит он. — Он умный, храбрый, и он помог мне, когда я был в дерьмовом положении. Я не могу не отплатить тем же. — Почему ты не рассказал мне? — Спрашивает Пеппер и в её глазах боль — замаскированная, но она есть, — и да, молодец Тони, как обычно. Хорошая работа. — Я… если честно, я… вроде как забыл, что не рассказал? Я думал, что рассказал. Ах, а вот и «ты сейчас серьезно» выражение на её раздраженном лице и вот это — знакомая территория, с которой Тони хорошо знаком. — В свою защиту, тогда произошло кучу всего, и я был, вроде как, занят. И когда я отправил ему оборудование для новой лаборатории, то думал, что ты уже все знаешь. — Ты послал ему оборудование для лаборатории? — Спрашивает Пеппер, на мгновение сбитая с толку, и Тони пожимает плечами, кивая. — Ну, да. У него был классный гараж, но. Всегда можно сделать лучше. Я сделал лучше. Пеппер поджимает губы и смотрит на него с непроницаемым выражением лица. — Я просто… — говорит она и замолкает. Ей требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями, и еще одно, чтобы перевести их в слова. — Тони. Это… — она беспомощно жестикулирует. — То, что ты хочешь сделать — это очень серьезно. И… я просто. Я понимаю, ты хочешь ему помочь. Я знаю — ты, очевидно, очень заботишься о нем. Но может быть, ему будет лучше если, не знаю, отправиться в приемную семью, которая знает, как обращаться с такими детьми, как он? Детьми, которые потеряли свою семью? Ты все еще сможешь присматривать за ним и все такое. Разве так не будет лучше? Тони издает звук, который не совсем передает все то, что он чувствует. — Я не… я не могу… — говорит он, пытаясь собрать запутанные мысли в голове и выдавить их изо рта. — Я не могу объяснить, но нет. Я не думаю, что так будет лучше. Я… послушай. Все, что я знаю, так это то, что пацан не может войти в систему. Он не может, Пеп. Он этого не заслуживает. Он заслуживает гораздо большего. Пеппер все еще смотрит на него, как будто пытается разгадать головоломку, но никак не может, и Тони издает горловой звук, который гораздо лучше, чем предыдущий передает его запутанные эмоции. — Он умный ребенок, Пеп, и хороший. Это не… он помог мне, так что я должен помочь ему. Тони проводит рукой по волосам, раздраженный своей неспособностью выразить словами все, что им движет. — Я планировал оплатить ему колледж, знаешь? — Говорит он, меняя тактику. — До того, как его мама… ну. До всего этого. Я разговаривал с ней. Не думаю, что она мне верила, но я был серьезен. Я не знаю, говорила ли она об этом Харли. Скорее всего, нет. Но я собирался это сделать. Спросить, в какой колледж он хочет пойти, и сказать, чтобы он подал заявление. Он бы поступил. Даже без моего рекомендательного письма он бы поступил. Возможно, я бы организовал ему стипендию, но даже если бы ему оплатили переезд, я бы взял на себя остальные расходы. Жилье, еда, что угодно. Как бы они ни старались, студенты не могут нормально учиться, питаясь только заварной лапшой и печеными бобами. А потом, когда он получит степень, или диплом с отличием, или степень магистра или доктора, или просто зайдет так далеко, как только захочет, я собирался предложить ему место в Отделе Исследований и Разработок. И летние стажировки до этого, конечно. Но я планировал дать ему место в ОИС, сто процентов. Пеппер смотрит на Тони такими большими глазами, как будто узнала совершенно новую сторону Тони, которую она никогда раньше не видела. Что правда. Тони сам не знал, что у него есть эта сторона. Это версия самого себя, где он отчаянно хочет дать все ребенку, с которым даже не связан кровно. — И я знаю, что все еще могу помочь ему сейчас — потянуть за все ниточки, до которых только дотянусь, чтобы устроить его в лучшую приемную семью. Продолжу присматривать за ним и помогать, пока он не окончит среднюю школу, пока не поступит в колледж и не окончит его, но Пеп. Пеп, в этом-то и дело. Они его погубят. Приемные семьи, старшая школа — они разжуют его и выплюнут, и в итоге у него не будет хорошего аттестата, чтобы поступить в престижный колледж, потому что его будут гонять из школы в школу, они не позволят ему экспериментировать, они загонят его в рамки. И, в конце концов, он будет разочарован и зол, и у него не получится поступить в тот колледж, который ему понравится, и ему придется довольствоваться тем, что ниже среднего, а он этого не заслуживает. Пеп, он не заслуживает этого. Он заслуживает гораздо большего, и я могу ему это дать. Пеппер смотрит на него с открытым ртом и выражением лица, которое Тони не может расшифровать. — Я знаю, что лезу не в свое дело, Пеп, — говорит он, глядя ей в глаза и пытаясь передать, насколько он искренен. — Но я думаю, что это лучший вариант. И я готов сделать все, что в моих силах, лишь бы дать ему шанс на будущее. И это. Это… Тони больше не знает, что еще сказать. Он больше не может придумать ни одного способа, чтобы убедить Пеппер в том, что он знает, что он делает. В том, что это правильный выбор. И ох, он надеется, молится, чтобы она поняла. Он, правда, не знает, что будет делать, если она не согласится. Он стоит в ожидании, высунув язык, чтобы смочить пересохшие губы, и ждет её решения. Она выглядит немного потрясенной его заявлением. Её губы приоткрыты, а брови нахмурены, соединенные вместе небольшой морщинкой, когда она смотрит на него так, словно пытается прочитать его мысли. Проходит много времени, прежде чем она делает глубокий вдох и беспомощно жестикулирует. — Ладно, — говорит она. — Ладно. Тони не выдыхает с облегчением. За исключением того, что именно это он и делает. — И как все будет работать? — Продолжает Пеппер, прежде чем Тони собирается что-либо сказать. — Если ты будешь его воспитывать, как… я имею в виду. Ты и я, мы- что он… Я хочу сказать, он, наверное, даже не хочет иметь приемную маму, поэтому, думаю, это не… Но сможешь ли ты организовать это один? Они тебе позволят? Ох. Твою мать. Твою мать. Тони даже не подумал об этом. Вообще. Боже, он такой дерьмовый парень. Вот он здесь, планирует усыновить ребенка, даже не посоветовавшись со своей второй половинкой. Какого черта, Тони, злобно ругает он себя. Награда «Парень Года» пролетает прямо над твоей головой. — Твою ж мать, — говорит он, потому что его фильтр между ртом и мозгом, видимо, взял выходной. — Я не… черт. Я должен был сначала спросить тебя. Ты… ты вообще… хочешь быть… мамой? Приемной мамой? Эм. Что-нибудь из вышеперечисленного. Тебе вообще нравятся дети? Им, наверное, надо было поговорить об этом давным-давно, думает Тони, и определенно до того, как он пообещал осиротевшему ребенку, что да, он может поехать к нему домой, черт возьми. Что, блять, он будет делать, если Пеппер скажет «нет», если Пеппер не захочет, чтобы у них появился ребенок, если Пеппер не захочет, чтобы Харли поехал с ними домой? — Конечно, я хочу быть мамой, — говорит Пеппер, отчего мозг Тони замыкает, потому что — что? — Конечно, я бы предпочла сначала познакомиться с этим ребенком, прежде чем мы заполним документы и заберем его домой, — с сожалением и легким раздражением добавляет она, — но я всегда хотела быть мамой. — Я… — говорит Тони и замолкает, потому что, нет, серьезно, что? — Я не знал… что ты хочешь детей. Почему… почему ты не сказала мне? Пеппер передергивает плечами в своей изящной и элегантной манере. — До того как мы сошлись? Потому что я была сосредоточенна на карьере и решила, что прежде чем заводить детей нужно подождать лет десять, как минимум, и в любом случае, я не думала, что это нужно афишировать, — объясняет она. — И потом, когда мы стали встречаться, ну. Я знала, что ты не хочешь детей, поэтому и не говорила об этом. — Небольшая пауза. — Вернее, я думала, что ты не хочешь. — Поправляется она. — Я не хочу, — немедленно говорит Тони. Он сделал вазэктомию в 21 не просто так. Он никогда не хотел детей. Он никогда не планировал заводить детей. Пеппер бросает на него косой взгляд. — Я не хочу, — повторяет Тони, потому что это правда. — Я хочу этого ребенка. Есть разница. Но я не… Ты должна была сказать. — Зачем? — спрашивает Пеппер. — Это было бы нечестно. Ты бы чувствовал себя виноватым, попытался бы компенсировать это, покупая мне щенка каждый раз, когда тебе плохо, и в конце концов, я бы стала управляющей не «Старк Индастриз», а конурой с псами. Она пытается привнести немного юмора в ситуацию, но Тони все еще застрял на той части, где она хотела детей все это время, и никогда не упоминала об этом, а теперь Тони бросает ей на коленки сироту, даже не спрашивая. — Ладно. Мы можем, можем… — начинает говорит Тони, колеблясь, потому что даже мысль о том, чтобы на самом деле стать отцом или усыновить кого-то, заставляет его покрываться холодным потом, но это справедливо. Пеппер хочет детей. Пеппер хочет детей, и Тони не собирается этому препятствовать — он никогда не мог её ни в чем отказать, — но он не шутил о Харли; он не собирался становиться опекуном, но Харли — особый случай. У Харли всего два варианта — плохой и худший, и Тони не собирается заставлять его выбирать худший вариант только потому, что у Тони есть сомнения в способности безопасно вырастить ребенка… но мысль о том, чтобы взять под свое неблагополучное крыло других детей, когда вместо этого дети могли бы отправиться к родителям, которые не являются Тони Старком, и которые, следовательно, не будут такими же развалинами, как он, вызывает у него панику. Но он не откажет Пеппер, если это то, чего она хочет. Это было бы нечестно с его стороны. Конечно, позже в мастерской он даст волю своим чувствам и словит паническую атаку — может даже несколько, — но он не откажет. — Как насчет того, чтобы попробовать справиться с этим мальчиком, прежде чем думать о других, — говорит Пеппер с теплым смешком, как будто она прекрасно видит, насколько эта идея пугает его до усрачки. И боже, что вообще сделал Тони, чтобы заслужить Пеппер. Она потрясающая. Совершенно невероятная и гораздо лучше, чем Тони заслуживает. Тони обмякает от облегчения, и Пеппер смеется над ним. — И ты еще спрашиваешь, почему я ничего тебе не говорила, усмехается она. — Прости, — говорит Тони, потому что это нужно сказать. Он сожалеет о неожиданном появлении Харли, и о том, что ему не очень нравится идея завести с Пеппер настоящих детей, когда она — очевидно — этого хочет. Он не стал бы менять первое, и не думает, что может изменить второе, но все равно извиняется. Пеппер улыбается и качает головой. — Все в порядке, — уверяет она. — Я знала в наших отношениях, ни о каких детях и речи не шло, и я смирилась с этим, потому что у меня был ты. Я хотела тебя больше, чем детей, и я смирилась с этим давным-давно. Честно. Что сделал Тони, чтобы заслужить эту женщину. Он был Далай-Ламой в прошлой жизни или что? — Хорошо, — говорит Тони немного хрипло. — Хорошо, значит мы… отложим этот разговор на потом. Но. Ты… ты в порядке? С этим? Ты не против? Пеппер делает глубокий вдох, и её губы изгибаются в печальной улыбке. — Ну, что я могу сказать. Жизнь с тобой никогда не перестает меня удивлять, — говорит она, а затем наклоняется и целует его в щеку. — Да. Если ты уверен, я не против. Удивлена, конечно, но я уже привыкла подобному. — Пеппер, — говорит Тони, протягивая руки, чтобы положить их ей на щеки. — Ты самая невероятна женщина на Земле. Она фыркает, не впечатленная. — Я напомню тебе об этом в следующий раз, когда ты будешь дуться на меня из-за очередной встречи совета директоров, на которую я тебя притащу, — говорит она и наклоняется ближе, чтобы поцеловать, мягко и быстро. — Теперь мы можем вернуться? Тони кивает, а затем останавливается и хватает Пеппер за руку, чтобы прижать её к себе. — Спасибо, — говорит он искренне, и ответная улыбка Пеппер мягкая и теплая. — Я вижу, что для тебя он много значит, — говорит она. — Если мы можем помочь ребенку, который все потерял, что ж. Мы должны это сделать, не так ли? — Самая удивительная женщина во вселенной, — повторяет Тони и быстро целует её. Пеппер с улыбкой отстраняется, а затем разворачивается и открывает дверь в палату Харли, проскальзывая внутрь. Тони переводит дыхание и следует за ней. Выражение лица Кэпа при их возвращении — это лицо человека, которого только что спасли от ответа на вопрос, который, зная Харли, был ужасно бесчувственным. — Подвинься, — без колебаний говорит Тони Харли, потому что, черт возьми, если Тони снова сядет в это чертово больничное кресло, поэтому он тычет ребенка в здоровую руку, пока тот не сдвинется на кровати. Он приподнимается и устраивается на кровати Харли, прислонившись спиной к пластиковой спинке, его ноги свисают достаточно низко, чтобы обувь не марала простыни (он не настолько плох, чтобы класть свои грязные ноги на больничные одеяла, большое спасибо), и как только он устраивается поудобнее, малыш снова прижимается к боку Тони. Неожиданно. Но ладно. Ладно. Стив удивленно моргает с другой стороны комнаты, глядя на Тони и Харли, что, по мнение самого Тони, справедливо. Он и сам удивлен. Возможно, ему не следует удивляться тактильности парня, не после двух объятий и рыданий, и предложения жить с ним, но это — Харли удобно устроился радом с Тони, при этом не находясь на грани эмоционального срыва, — это совсем другое, и это странно. Неплохо, просто… странно. И неожиданно. И Тони не знает, что делать с руками. — Так о чем вы тут болтали, пока мы с Пеп были в коридоре? — Спрашивает Тони, чтобы отвлечься от неловкости, и одной рукой обнимает Харли за плечи, а другую кладет на подушку. На вопрос Тони Кэп краснеет и… что, что это за лицо… он что, смутился? Хасс и Уитфилд выражают некоторую неловкость, а выражение лица Пеппер любопытное и смущенное одновременно, и ясно, что ей тоже интересно, что они пропустили. Тони поворачивает голову, чтобы пригвоздить Харли прищуренным взглядом, и ребенок выглядит совершенно не раскаивающимся, прижимаясь к боку Тони. — Что ты наделал, — говорит Тони, и это не вопрос. Харли слегка выпячивает подбородок. — Отчитал Капитана Америку, — отвечает малыш, и Тони удивленно моргает. — Отчитал… э-э. За что? — спрашивает Тони через мгновение, не скрывая замешательства. — Просто, полчаса назад ты краснел и заикался из-за того, что он пожал тебе руку, что, черт возьми, он успел натворить? — Ничего, — отвечает Харли и бросает на Кэпа равнодушный взгляд. — Но я вспомнил, что когда какой-то сумасшедший взорвал твой дом и похитил президента, его нигде не было. Поэтому я просил, почему он не помог, а он ответил, что был занят. Ладно. Видимо, благоговейный трепет перед кумиром длился для Стива столько же, сколько и для Тони. То есть нисколько. — Это правда, — говорит Тони, и Харли переводит на него невозмутимый взгляд. — Ты умер, — говорит парень, как будто Тони забыл свое фиаско. — Все думали, что ты мертв, президент Соединенных Штатов был похищен, и единственным, кто пришел на помощь, был Железный патриот. — Воитель, — рассеянно поправляет Тони, и Харли кривит губы в знак несогласия. — Цыц, мой костюм, значит я придумываю имя, и не нужно упоминать этот абсурдный ребрендинг в моем присутствии. Но серьезно, Стив был занят. Он был на каком-то сверхсекретном задании, о котором ему запретили мне рассказывать, но о котором я все равно узнал, потому что я очень любопытный и меня невозможно сдержать. Он вернулся сюда только через три дня после того, как нам с Роуди удалось спасти президента от превращения в подгоревший окорок. — Мистер Старк, — вмешивается Хасс, недовольно. — Возможно, вы бы воздержались от обсуждения подобной информации в присутствии ребенка? — Ребенка зовут Харли, — говорит Тони, бросая на неё недовольный взгляд. — И он все равно все уже знает. — Это же было в новостях, — говорит Харли тоном, который сигнализирует о том, что он уже устал иметь дело с этой женщиной. Они явно провели вместе парочку веселых часов до того, как приехал Тони, потому что Харли очень быстро раздражался каждый раз, когда она открывала рот. — Их крутили несколько недель. Я прочитал все статьи. Буквально все знают, что произошло. Хасс поджимает губы. — Да, хорошо, — говорит она. — Просто учитывайте возраст Харли, и думайте о том, какие слова ему следует или не следует услышать. На этот раз на имени Харли она делает небольшое ударение, как будто пытается доказать, что знает, как его зовут, и ей не нужно, чтобы Тони напоминал. Тони подавляет желание закатить глаза. Ему вроде как нужно, чтобы эта женщина была на его стороне. Наверное. Харли не утруждает себя манерами. — В любом случае, — говорит малыш, выражая свое мнение о вмешательстве Хасс тоном, которым гордился бы каждый подросток на свете. — Я не понимаю, почему он не мог просто оставить свою сверхсекретную миссию. Железного человека убили. Президента похитили. Капитан Америка мог, ну знаете, пригодиться, но нет же. Он был занят. — Да, но это была не его вина, — говорит Тони, и если бы кто-то сказал ему неделю назад, что он будет горячо защищать Стива Роджерса перед двенадцатилетним ребенком, Тони бы рассмеялся им в лицо. — Фьюри не рассказал ему. Стив ничего не знал до тех пор, пока не вернулся в Штаты. К тому времени мы уже со всем разобрались. — Кто такой Фьюри? — Спрашивает Харли, сощурившись при упоминании нового имени. — Босс Кэпа, — отвечает Тони. — И парень, который хотел бы быть и моим боссом. — Нет, не хотел, — усмехается Пеппер. — Он бы уволил тебя на следующий же день. — Хм, это правда, — говорит Тони, улыбаясь, не чувствуя раскаяния, потому что это правда. — Фьюри просто не может справиться с моим уровнем крутости. В любом случае Кэп ни в чем не виноват. — Хм, — говорит Харли, все еще недовольный, и бросает на Кэпа задумчивый взгляд. — Ну, если он не знал, то на этот раз ладно. Только на этот раз. Хотя я не знаю, почему он просто не объяснил мне, вместо того, чтобы отговариваться тем, что был занят. — Может, мы вернемся к насущному вопросу? — мягко, но многозначительно говорит Уитфилд, и Хасс ухватывается за эту возможность. — Да, действительно, — говорит она. — Теперь, как Харли и сказал ранее, мы пытаемся найти ему подходящее место, в котором он сможет остаться после того, как покинет больницу. Мы пытались связаться с его отцом, но у нас не получилось. — Да, ну, как сказал Харли, чувак сбежал шесть лет назад и не оставил даже адреса своей электронной почты, так что я не удивлен, что вы не смогли к нему дозвониться, — говорит Тони, и его низкое мнение об отце Харли, отчетливо слышится в голосе. — Да, — говорит Хасс сдержанным тоном человека, который привык воздерживаться от комментариев по поводу характера других людей. — Ладно. Согласно нашим записям, у Харли нет ближайших родственников, поэтому мы спросили, есть ли кто-нибудь, с кем мы можем связаться. Он настоял, чтобы мы позвонили вам. Настоял. Милый способ сказать, мы бы вам не позвонили, если бы Харли не угрожал сбежать из каждой приемной семьи, в которую мы его поместим. — Мне очень жаль, что вы проделали весь этот путь, Мистер Старк, — продолжает Хасс, — это было напрасное путешествие, но… — Напрасное путешествие? — Резко перебивает её Тони. — Что это значит? — Ну, как я и сказала, — говорит Хасс решительно. — Мы пытаемся найти ему подходящее место для проживания. — Все еще не понимаю, почему это было напрасное путешествие, — говорит Тони с намеренным упрямством. Если она хотела намекнуть ему на то, что он — неподходящая кандидатура для опекунства над Харли, к чему, очевидно, все шло, то он, черт возьми, заставит её сказать это ему в лицо. — У меня есть несколько свободных комнат, он может выбрать любую, когда мы вернемся в Башню. Мой холодильник полон, у меня даже есть самолет, в котором можно перевести ребенка. Я буду готов, когда вы будете готовы.- — Чтобы стать подходящим опекуном вам требуется немного больше чем отдельная комната, полный холодильник и… квинжет на крыше больнице, — говорит Хасс ломким голосом. — Я уверен, что смогу разобраться с остальным, — говорит Тони. — Просто скажите, что нужно сделать, и я это сделаю. — Мистер Старк, — раздраженно начинает Хасс. — Мне очень жаль, но я не думаю, что кто-то… ладно. Кто-то с вашим образом жизни и вашей репутацией — подходящая кандидатура для оформления опеки над ребенком. — О какой репутации идет речь? — Спрашивает Тони. — О репутации мецената или о репутации спасителя мира от вторжения инопланетян? — Последнее ты сделал не сам, не думаю, что это считается, — говорит Харли, его голос звучит совершенно небрежно. — Мстители тебе помогли. — Групповые достижения тоже указывают в резюме, малыш, — отвечает Тони. — Но хэй, если тебе принципиально, то я в одиночку спас президента. — Это правда. И кстати о Мстителях, разве они все не живут в Башне? — Спрашивает Харли невинным голосом, но бросая острый взгляд на Хасс. — Стив, ты и все остальные ребята тоже там живете? — Да, — говорит Стив, выглядя сбитым с толку тем, куда ушел разговор, но все равно решительно и беспрекословно бросаясь на сторону Тони. Хороший парень. — Харли будет там в безопасности, я обещаю, мэм. — Я имела в виду вашу… личную репутацию, — говорит Хасс. — Ваши вечеринки известны своим размахом, и список женщин, которые… ну… — Боже мой, Тони, я и понятия не имела, что ты все еще устраиваешь вечеринки. Почему я не в курсе? — Говорит Пеппер и её голос становится резким, как когда какой-то жирный директор обращается к ней свысока и пытается её обмануть, заставить подписать сомнительную сделку. — Сколько мы с тобой уже вместе? — Почти три года, душистый горошек, — отвечает Тони. — И ты только посмотри как мне идет. Моногамия. Моя кожа просто сияет. — Тем не менее, — настаивает Хасс, её лицо морщится. — Мистер Старк, у вас огромный бизнес… — У меня огромный бизнес, — снова перебивает Пеппер, все тем же чрезвычайно вежливым, но резким тоном. — Не он генеральный директор, а я. Тони работает исключительно дома, разрабатывая концепт и прототипы для исследований и разработок. Он редко заходит в офисы, а когда он там бывает, то не задерживается надолго. — Вопрос не в том, как часто он бывает дома, — говорит Хасс. — Тогда в чем именно ваш вопрос? — Едко спрашивает Тони. — Потому что я всегда думал, что вы предпочитаете, чтобы ребенок находился на попечении кого-то, кого он уже знает, вместо того, чтобы отправляться в дом, полный незнакомцев. Харли знает меня, он мне доверяет, он хочет поехать со мной в Башню — и я тоже этого хочу. Так в чем проблема? — Для опекунства нужно больше, чем просто желание, Мистер Старк. Человек должен иметь надлежащую репутацию. Существуют определенные протоколы и требования — и, откровенно говоря, даже если у вас есть средства, чтобы вырастить ребенка, ваш образ жизни может быть для него опасен. — Харли будет в большей безопасности, если будет жить в Башне. Там так же живут Мстители, и они защищают незнакомцев ценой своей жизни. Как вы думаете, насколько сильно они будут защищать ребёнка, который живет в том же здании, что и они, ребенка, которого они знают. Или будут знать, как минимум. Не говоря уже о том, что у самой Башни протоколов защиты столько, что я и не вспомню. Она надежнее сейфа, спрятанного в самом сердце горы, посреди Альп. Я сделал несколько обновлений после всей вечеринки с вторжением инопланетян. В Башню могут запустить ядерную бомбу, и она не приблизится к зданию ближе, чем на две мили. — Я рада это слышать, Мистер Старк, но это все еще не значит, что у вас есть подходящая среда для воспитания ребенка, — говорит Хасс, и Тони издает раздраженный звук. — Зачем вы тогда мне вообще позвонили, если не собирались отдавать мне его? — спрашивает он, и Хасс поджимает губы. — Я не ожидала, что вы согласитесь, — говорит она ледяным тоном. — Ну, я согласился, — отвечает Тони, и его собственный тон такой же ледяной, — Я сказал «да». Что теперь? — Здесь кто-нибудь хочет узнать мое мнение? — резко объявляет Харли раздраженным тоном. Они все замолкают и смотрят на него, а он пялится на Хасс с выражением сильной неприязни на лице. — Я сказал, что если вы позвоните Тони и он скажет «нет», то я пойду туда, куда вы скажете, и не буду спорить, — говорит Харли, лицо которого упрямо застыло. — И еще я сказал, что если вы ему не позвоните, то я сбегу из каждой приемной семьи, в которую вы меня поместите, и доберусь до Нью-Йорка автостопом. Ну, то же самое случится, если вы позвоните ему, он скажет «да», а потом вы все равно отправите меня в другую семью. Вы позвонили ему. Он согласился. Я хочу поехать с ним, и он тоже этого хочет, так что, если вы все равно заставите меня пойти в приемную семью, то я клянусь, что буду сбегать каждый божий день и очаровывать какую-нибудь проезжающую мимо леди, чтобы она отвезла меня в Нью-Йорк, и сам доберусь до Башни. Клянусь, именно это и случится. Хасс пристально смотрит на него. — Харли, — сурово начинает она. — Когда ты придешь, дверь будет открыта, малыш, — перебивает Тони, и Хасс поворачивается, чтобы вперить в него взгляд, и он без раскаяния его встречает. — Ну, кажется все улажено, — голос Пеппер разрезает тишину, он звучит тем самым тоном человека только что совершившего взаимовыгодную сделку. — Конечно, нам нужно подписать документы — я попрошу юристов связаться с вами, чтобы обговорить все детали долгосрочной опеки. А пока, что нам нужно подписать, чтобы забрать Харли домой? И когда его выпишут? Последний вопрос адресован Уитфилд, которая все это время молча наблюдала за спором, и теперь, похоже, сдерживает веселую улыбку, в то время как Хасс сердито хмурится возле нее. Она начинает нравиться Тони. — Вообще-то Харли выпишут уже сегодня, — говорит она. — Мы зафиксировали его ребра и все, что для них можно сделать еще — это хорошенько отдохнуть и ждать. Его руку нужно будет периодически осматривать в течение следующих полутора месяцев, чтобы убедиться, что она заживает должным образом. Гипс можно будет снять примерно через шесть недель. Все остальные травмы были поверхностными и мы их уже обработали. Нам просто нужно было убедиться, что у него есть куда пойти, прежде чем выписывать его. Хасс бросает на неё сердитый взгляд, но Тони радостно хлопает в ладоши. — Фантастика, — говорит он и снимает руку с плеча Харли, и встает у края кровати. — Организуйте документы, я все подпишу, и мы пойдем. После этого все происходит быстро. Им необходимо подписать документы о выписке, получить инструкции по уходу за рукой и ребрами Харли, а также договориться о следующих встречах — учитывая проблемы конфиденциальности и желание полностью скрыть имя Харли от прессы, Тони удается организовать частные перелеты доктора Уитфилд в Башню для осмотра ребенка, что является гораздо более подходящим вариантом, чем постоянно возвращаться сюда, либо перевести лечение в больницу Нью-Йорка. Хасс суетится вокруг, давая понять, что она не одобряет происходящее, но, похоже, она признает, что это битва проиграна. Похоже, она полностью верит словам Харли о том, что он сбежит и при необходимости доберется автостопом до Нью-Йорка. Умно с её стороны. Тони точно знает, что парень не блефовал. В какой-то момент Уитфилд хватает Тони за локоть — Харли как раз отвлекся на разговор с Пеппер о ценах на акции, — и просит поговорить наедине. Тони готовится к очередному «ты неподходящий опекун для этого ребенка» и следует за ней в холл. — Я знаю, что у Мисс Хасс есть некоторые опасения, — начинает Уитфилд, и эти слова никак не ослабляют напряжение в плечах Тони. — Но у меня их нет, — продолжает она твердым тоном. Это… Этого Тони не ожидал. — Я понимаю, откуда у слов Мисс Хасс растут ноги, — говорит она. — В конце концов, сегодня утром я вряд ли могла предположить, что моя рабочая смена закончится тем, что Тони Старк возьмет опеку над осиротевшим ребенком! И у вас… довольно красочный список похождений за последние несколько лет, так что, я прекрасно понимаю Мисс Хасс. Но… я видела, как Харли ведет себя рядом с вами. Мистер Старк… Харли здесь уже несколько дней, и… Уитфилд замолкает, поджимая губы, пытаясь подобрать слова, и Тони с любопытством ждет. — Он ни разу не плакал, — в итоге говорит она, и Тони удивленно моргает. — Ни разу с тех пор, как приехал сюда. Ни единой слезинки. Ни когда он проснулся в незнакомом месте, и рядом не было ни одного знакомого лица, ни когда мы рассказали ему о семье. Он не плакал, когда нам пришлось везти его в операционную, чтобы вправить руку и наложить гипс. И ни в один из последующих дней. Он не заплакал. А потом появились вы, и он просто… сорвался. — Э-э, — говорит Тони, морщась, немного сбитый с толку. Не то чтобы он намеренно заставил ребенка плакать. — Прошу прощения? — Нет-нет, что вы, — торопится сказать Уитфилд. — Это хорошо. Честно говоря, я уже начала всерьез о нем беспокоиться. Иногда дети, — ну, на самом деле, и взрослые тоже, — копят внутри эмоции после травмирующего события, чтобы им не приходилось сталкиваться с ними лицом к лицу. Я беспокоилась, что именно это Харли и делал, потому что в итоге все стало бы намного хуже, когда реальность и осознание того, что жизнь изменилась, ударили бы по нему. Это нормально — плакать, когда ты потерял любимого человека, а Харли не просто потерял двоих самых близких людей одновременно, но и сам еще совсем маленький ребенок. Я боялась, что он не позволит себе признать эту потерю. — Он был… настроен довольно враждебно, когда попал сюда, — продолжает Уитфилд. — Несколько сотрудников больницы и пара специалистов пытались растормошить его с момента прибытия — помочь ему справиться с потерей, вместо того, чтобы позволить ему проходить через это в одиночку, — но он не хотел слушать никого из нас. Ругался и отталкивал нас словами, и пару раз даже физически, когда некоторые врачи попытались прикоснуться к нему. Он не терпел даже руку на своем плече. А потом вы вошли в дверь, и он буквально спрыгнул с постели, чтобы броситься к вам в объятия. — Ага, у меня чуть инфаркт не случился, — ворчит Тони. — Я думал, его капельница грохнется ему на голову. Уитфилд хихикает. — Да, он был немного… увлечен. Но именно об этом я и говорю, Мистер Старк. Ему явно комфортно с вами — он чувствует себя в безопасности. Достаточно, чтобы позволить себе сломаться и взглянуть в лицо эмоциям буквально через минуту, после того, как вы встретились. Достаточно, чтобы позволить вам его обнять, сесть рядом с ним и даже взъерошить ему волосы. Если бы один из нас попытался бы сделать также, он бы откусил нам руки. — Он несколько раз сделал то, что вы попросили, сразу же и без вопросов, в то время как нашим сотрудникам было довольно трудно убедить его позволить сменить ему повязки. А уж заставить его вернуться в постель, когда он настаивал на том, чтобы встать и пройтись, хотя все еще чувствовал головокружение от анестезии, было настоящим кошмаром. Но вы сказали ему вернуться в постель, прежде чем он упадет, и он просто согласился. И даже не жаловался. И не только это — он улыбался почти каждую минуту с тех пор, как вы сюда приехали. И смеялся. Я не могу передать вам, насколько сильно он изменился за сколько — час? — который вы здесь находитесь. Он стал совершенно другим ребенком. — Да, я… заметил, что он не большой поклонник Хасс, — говорит Тони, потому что он не совсем понимает, как реагировать на все это… Все эти трогательные чувствительные штучки. — Да, — печально говорит Уитфилд, немного опустив плечи. — Хасс хочет сделать как лучше, правда. Но дети по-разному реагируют на травмы и потери, и Харли, похоже, из тех, кто воспринимает все в штыки. Я думаю, на её месте мог быть кто угодно, и Харли бы ненавидел и их тоже. Человек, которому поручено найти новую семью для ребенка, который только что её потерял? Они всегда получают определенную ответную реакцию. К тому же она не поверила ему на слово, когда он сказал, что знает вас. — Будем честны, это довольно сильное заявление для простого ребенка, — говорит Тони, и Уитфилд улыбается. — Не думаю, что когда-нибудь в жизни была удивлена так же, как когда вы вошли внутрь, — говорит она. — Думаю, Харли был единственным, кто верил, что вы придете. Чувство вины за то, что он по неосторожности заставил Харли ждать так долго, пытается поднять голову, но Тони подавляет его. Это сейчас никому не поможет. Сейчас он здесь, и ребенок знает, что он приехал, как только узнал — это главное. — В любом случае, — говорит Уитфилд. — Я думаю, вы сможете ему помочь. Мы не так уж и знакомы, но, очевидно, что вам на него не плевать. Я думаю, пойти с вами — это лучший возможный исход, который у него может быть. Не потому что вы «Тони Старк: Железный Человек», а потому что он доверяет вам. Обычно Тони сделал бы какое-нибудь саркастическое замечание, которое отмело бы щекотливую тему чувств, и перенаправил бы разговор в другое русло, но Уитфилд хотела его поддержать, поэтому Тони чувствует, что сейчас он должен вести себя серьезнее, чем обычно. — Спасибо. Я надеюсь, что это так. Я вроде как… понятие не имею, что делаю. Обычно он никогда не позволяет себе говорить подобные вещи — никогда и никому не рассказывай о своих слабостях, — но слова вылетают у него изо рта прежде, чем он успевает сдержаться. Уитфилд нежно улыбается. — Никто из нас не знает, — уверяет она, а затем наклоняется ближе. — Я открою вам один секрет. Родители только ведут себя так, будто мы точно знаем, что делаем. Но на самом деле? Мы все такие же невежественные, и просто делаем все возможное, надеясь, что сможем вырастить наших детей, не испортив их слишком сильно. — Это… странно успокаивает, на самом деле, — говорит Тони. Уитфилд улыбается ему. — Если вам понадобится какая-либо помощь, позвоните в больницу и спросите меня, — говорит она. — Мы еще увидимся на осмотре Харли, но если вам понадобится что-нибудь — совет, хороший психолог для Харли, сорт вина, которое можно выпить после того, как у вашего ребенка спадет температура, — просто позвоните. — Спасибо, — снова говорит Тони, и это действительно так. Он не знает, позвонит ли он ей когда-нибудь, но он ценит предложение. — Не за что, — тепло отвечает Уитфилд. — Думаю, вам уже можно забрать его домой. Это явный конец разговора, и Тони снова посылает ей улыбку, прежде чем вернуться в палату, чтобы встать радом с Харли, который весело болтает с Пеппер и Стивом. Ребенок сменил больничный халат на новый комплект одежды, который, наверняка, только купили, потому что вещи выглядели не ношенными. Кроме того, Тони почти уверен, что они не стали бы заставлять ребенка одеваться в ту же одежду, в которой он был в автомобильной аварии. Может быть, Хасс купила их, чтобы подготовить Харли к выписке из больницы и передачи на попечение какой-нибудь безликой семьи. — Готов идти, малыш? — Спрашивает он, осторожно обнимая ребенка за плечи. Харли придвигается чуть ближе. Тони краем глаза видит, как Уитфилд прячет улыбку. — Да, — без колебаний отвечает Харли. — Можно мы заедем в Макдональдс, когда поедем в Нью-Йорк? — Ты хочешь, чтобы я приехал на квинжете — чрезвычайно оборудованном самолете, который стоит больше, чем большинство людей зарабатывает за десять лет работы, — в Макдональдс, — категорично спрашивает Тони ребенка, глядя на него сверху вниз, невозмутимо поднимая бровь. Харли лучезарно улыбается ему. — Да. Тони задерживает взгляд еще на мгновение, а затем небрежно пожимает плечами. — Конечно, почему бы и нет, — говорит он. — Да, — кричит Харли, торжествующе поднимая кулак вверх, пока в тот время Пеппер шипит: «Тони!». — Что? — невинно спрашивает он. — Его только что выписали из больницы, я думаю, мы должны накормить его чем-нибудь более существенным, чем Макдональдс, — говорит Пеппер. — Вот именно, — говорит Тони, как будто Пеппер только что доказала его точку зрения. — Он был в больнице несколько дней, Пеп. Он ел больничную еду. Больничная еда отвратительная. — Это правда, Мисс Поттс, — говорит Харли и переводит на неё взгляд. — Не думайте, что сможете запудрить мне мозги, молодой человек. Тони сделал меня совершенно невосприимчивой к очарованию, — говорит Пеппер, скрестив руки на груди и глядя на ребенка сверху вниз. — Тебе нужна нормальная еда, а Макдональдс даже отдаленно не похож на здоровую пищу. Тони бы поспорил (прощу прощения, но никто не застрахован от чар Тони, большое спасибо), но ему любопытно посмотреть, чем закончится это мини-противостояние. Харли больше ничего не говорит в свою защиту, и они с Пеппер несколько долгих мгновений смотрят друг на друга. Пеппер вздыхает. — Полагаю, мы можем купить что-нибудь, чтобы перекусить, — уступает она. — Да, — снова кричит Харли, пока Стив хихикает себе под нос, а Тони широко улыбается. — Невосприимчива к очарованию, да? — спрашивает он. — О, замолчи, — говорит Пеппер, но в уголках её губ играет легкая улыбка. — Ладно, мы готовы? — Почти, — говори Тони и наклоняет голову к мальчику. — Вы идите, Харли и я встретимся с вами на крыше чуть позже. Пеппер кивает и поворачивается к Хасс и Уитфилд. — Большое спасибо вам обеим за помощь, — говорит она, как всегда очаровательно, и ведет их к двери. — Увидимся через несколько минут, — говорит Стив, следуя за ними и посылая ободряющую улыбку в сторону Харли. — Не разбей самолет, пока нас не будет, Кэп, — отвечает Харли, и лицо Стива морщится, когда он пытается придумать ответ, но потом он решает оставить все как есть и просто выскальзывает за дверь, плотно закрывая её за собой. — В чем дело? — Спрашивает Харли, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Тони. И Тони может расслышать тревогу под напускной бравадой. — Ты что, передумал? — Издеваешься? — Отвечает Тони. — И упустить бесплатного миньона? Вряд ли, малыш. Нет, просто хотел узнать, не хочешь ли ты забрать что-нибудь, прежде чем мы вернемся в Нью-Йорк. Харли хмурит брови. — Э-э, ну да, — говорит он. — Мы же договорились, что заедем в Мак. Тони издает смешок. — Нет, — говорит он, немного трезвея. — Я имел в виду твой дом. Ты хочешь забрать что-нибудь оттуда? Одежду или… или еще что-то? Лицо Харли каменеет в тот момент, когда Тони упоминает дом ребёнка, и Тони знает ответ еще до того, как парень начинает говорить. — Ты купишь мне одежду, если я не возьму её из дома? — Спрашивает он, и что это вообще за вопрос такой. — Конечно, я куплю тебе одежду. Не заставлю же я тебя ходить в моих обносках, — усмехается Тони. — Тогда нет, — говорит Харли. — Я не хочу ничего забирать. Не хочу туда возвращаться. — Ладно, — легко говорит Тони, ожидая такого ответа. Мысленно он делает пометку, попросить ДЖАРВИСА организовать переезд, позвонить в компанию, которая приедет и упакует все имущество Кинеров. Может, сейчас Харли ничего и не нужно, но Тони сохранит вещи, на случай, если он передумает. Стоит ли ему сохранить дом или лучше его продать? Он вообще принадлежал Миссис Кинер? Скорее всего, нет. Наверное, она снимала его в аренду. Должен ли Тони купить этот дом? Или он будет слишком похож на приведение из прошлого — пустой дом, в котором никто не живет? Аргх, как бы там ни было, он разберется с этим завтра. Может, он его купит, а потом уже решит, что с ним делать. Просто на всякий случай. — Ну ладно, — говорит Тони и подталкивает Харли к двери. — Давай уже сбежим отсюда. — Как ты её называешь? — спрашивает Харли, когда они пересекают комнату. Тони теряется. — Называю кого? — Башню Мстителей, — объясняет Харли, намеренно не глядя на Тони. — Когда ты уезжаешь в командировку или куда-то еще, потом ты возвращаешься в Башню и… что ты говоришь другим? Ты говоришь «Я еду в Башню Мстителей» или «Я еду в Башню»? — Оу, — говорит Тони, останавливаясь, положив руку на дверь, и на секунду задумывается об этом. — Э-э… дом, я думаю. Я просто говорю, что еду домой. Харли на мгновение замолкает. — Могу я, — говорит он, и Тони моргает, глядя на него сверху вниз, потому что он не привык видеть ребенка таким… кротким и неуверенным. — Могу я тоже назвать её домом? Тони убирает руку с дверной ручки, поворачивается и, не обращая внимания на протестующие колени, опускается на один уровень с ребенком. Зрительный контакт — для серьезных разговоров, снова раздается в голове голос Джарвиса. Тони чувствует, что в ближайшие дни и недели он довольно часто будет обращаться к старине Джарвису за советом. Он заранее извиняется перед своими коленями. — Да, — говорит Тони, а затем ждет, пока Харли поднимет взгляд от пола. — Да, Харли. Ты можешь называть её домом. Улыбка ребенка слегка колеблется по краям, но она искренняя, и Тони улыбается в ответ, даже не задумываясь. — Ты готов ехать домой, малыш? — Спрашивает он, и Харли выпрямляется, а затем кивает. — Да, — говорит он. — Поехали домой.