DAYXXX

Sam Tinnesz — PLAY WITH FIRE

…или запутанность

Банчан задыхается в чужих руках, что крепко держат, а ласковый голос просит очнуться. Как из омута, вырывается он, падая на пол вместе со студентом. Офицер испуганно смотрит на Чонина, отползая к краю кухни. Страх пожирает его с ног до головы, не оставляет и намека на чистый разум после. Он дышит тяжело, вглядываясь в пол, который плывет. Руки вовсе не держат, а голова медленно поднимается и смотрит на, сидящего на корточках возле него, Яна. Слезы сами наворачиваются на глаза, горло печет странно, непривычно. Парень крепко обнимает Чана и шепчет на ухо ласковые слова, а тот не слышит — уши заложило. Слишком тяжело понимать чужую речь. — Все хорошо, я рядом, — вторит он в какой раз. На ум и ничего не приходит, кроме этого и ему жаль. Сердце разрывается, смотря на разбитого работой Бана. Сидят так не больше пяти минут прежде, чем полицейский смог произнести: «Чонин». В его глазах оторопь засела и холод такой, что, кажется, можно заметить замерзающий лед. Он полнится с каждой секундой тишины. Студент снова притягивает к себе, зажимая в объятия. Спокойно на душе становится, прежняя паника пропадает медленно и скребется об грудную клетку, из-за чего Чан тихо и болезненно стонет. — Что это было? — Н-не знаю, — заикается тот, неспособный взять себя в руки, — первый раз это было на работе. Я свалился на землю, когда мы увидели убитого. Я видел… как будто я падаю с моста, а сейчас, — полицейский поднимает взгляд и смотрит в обеспокоенные глаза, стихая на шепот, — как несу тебя по ступеням вниз и твой лоб был рассечен, все как в наших делах… У Чонина сердце пробивает глубокие удары, что заставляет нахмуриться от неприятных ощущений. Он не понимает, что нужно сказать и поджимает губы. — Тебе нужно отдохнуть, идем. Он тянет Чана за ослабевшую руку и кладет к себе на плечо. Приобнимает за талию и медленно ведет в теплую спальню. Усаживает на кровать и не спеша укладывает, что-то неразборчиво шепча. Накрывает одеялом по пояс и улыбается нежно, что бабочки в животе просыпаются. — Сильнее тебя никого нет, мы справимся вместе. Ты не один, — он гладит по плечам и аккуратно берет за руку, понимая, что сказанное тот не услышал. Бан устало спит, нахмурившись. — Добрых снов.

***

Тишина участка разъедает перешептывание и пилящие, переглядывающиеся взгляды стоило Ким Сынмину переступить порог. Он непонимающе оглядывается, видя ненависть и сожаление в чужих глазах. Подходит к новому знакомому, но тот нервно цокает и ускоряет шаг, приближаясь к компании девушек.

«Слухи?»

Опустив голову, парень подбирается к темной двери главного офицера и, глубоко вздохнув, стучит. Та с неприятным скрипом открывается, проливая свет в тусклый и мерзкий коридор. Становится на удивление тепло, когда перед ним стоит Чанбин, доедающий горячую лапшу. Что-то бубнит с набит ртом, пропуская внутрь. Кабинет наполнен терпким запахом еды, что живот негромко урчит и скручивает. Ким прикрывает его рукой и спрашивает: — Привет, не знаешь, почему все так странно на меня смотрят? — Это все Хван. Не знаю, чем ты ему так не понравился, но он распространил слухи, я так думаю. Никто на это не способен больше. Сказал всем, что ты — главный подозреваемый, потому что сам Банчан так сказал. Чтоб ты понимал, Банчан не такой тупой и не будет никому говорить о своих догадках, пока не будет окончательно уверен. А пока, для всех, ты соучастник Ли Феликса. — Я? Соучастник? — с нервной улыбкой спрашивает он, непонимающе сведя брови. — Он самый. Но, знаешь, я так не думаю. Даже мысли тебя подозревать нет, несмотря на всех. Я вижу, ты хороший парень и умен, что очень хорошо. Суд.-мед эксперт слегка смущается, но не показывает этого. Лишь расплывается в теплой улыбке и благодарно кивает. В кабинете так спокойно становится то ли от присутствия в ней Со, то ли от того, что это место само по себе такое. Нежные тона стен отличаются от голубых и холодных в коридорах. Здесь тепло и уютно. Атмосфера располагающая и не отпугивающая. Сон сам собой витает в воздухе над парнями. Чанбин тихо зевает и садится на стол напарника, лениво потягиваясь. Рукава закатаны, открывая вид на сильные руки, а Мин глаз с них не сводит. Его дрожь берет и он мнется на месте, не сумев оторвать взгляд. А тот как назло ими иссиня-черные волосы поправляет, приоткрывая рот. Берет папки и мило хмурится, облизываясь. У Сынмина голову сносит от ненарочно-привлекательных действий. Он краснеет все сильнее и пытается найти за, что бы зацепиться взглядом, но все сводиться к одному — Со Чанбин. — Хэй, ты в порядке? Тебе жарко? — обеспокоенно смотрит он, замечая топтание на месте и тяжелые вздохи, — и ты чего вообще пришел? Садись.

«Слишком много вопро-о-сов»

Тянет в уме Ким и судорожно кивает, садясь на мягкое кресло. Глубоко вздыхает, попытка расслабиться провальная, но, как Чанбин снова подходит, его пробирает током, а покалывания в животе возвращаются. Со кладет ладонь, прошитой венками, поверх руки Сынмина и тому кажется, что кровь уже льется из носа. Он поднимает голову вверх и сбивающимся голосом говорит: — Все-е в порядке-е, — собирается с мыслями и снова вздыхает, опуская взгляд, — я пришел по поводу своей теории. — А-а, точно! Банчан о чем-то таком говорил. — А где он, кстати? — Приболел, кажись, но я не уверен. Так Чонин сказал. Та-ак, теория, да? Чанбин потягивается и берет маленький листочек, расчеркивая черными чернилами бумагу под указания эксперта. Удивленно смотрит на него, иногда поднимая голову на парня, еле поспевая за словами, просит помедленнее. А тот зажегся, говорит быстро, в удобном темпе. Горькая тишина виснет в кабинете, пока полицейский вчитается в текст, переписывая документы. Мину кажется это неловкой паузой, когда, увлеченному работой, Со спокойствием. Он отвечает холодно и не сразу, заставляя поникнуть. В отделении не слышно шепота, все вернулись в работу, а Ким все боится выйти — нарушить. Вместо него, идиллию разрывают уведомления всех телефонов, а в них сообщения одинаковые: «Бред!». Чанбин нервно цокает, отвлекаясь. Вчитывается в текст и поджимает губы; напрягается всем телом. Отрывает взгляд от мобильника и стучит по столу пальцами, когда компьютер перестает отвечать на команды и устало откидывается на спинку стула, подпирая руками голову. Выпрямится его заставляет погаснувший монитор, а свет в помещении мигает неустанно. На экране выводится маленький зеленый смайлик. У Бина кровь стынет, когда фотографии с дел открываются. Они быстро переключаются, но показывают самое жуткое. Ким подбегает и того сводит. Зубы стискивает от надвигающейся паники. — Это что? — Без понятия, но каже…— полицейский не успевает договорить, отвлекаясь на новое сообщение.

«Я среди вас :)»

Эта скобка становится пугающей с первой секундой. Руки трясутся, а сердце отбивает яркий ритм. Тело будто онемело, не подчиняется. Ким выключает его телефон, хочет выйти из кабинета, но парня перехватывают за руку, отбрасывая в середину потемневшего помещения. — Сиди тут, — сухо рявкает Со, открывая дверь. — Не отвечать на полученные сообщения! Этот, кто бы он ни был, хочет поиграться. Мы не должны идти на поводу у эмоций. Тишина разъедает уши, пока ее не прерывает вспыльчивый и горящий в душе Хван. — Открой глаза! — срывается на крик он, придерживая шлем от мотоцикла в руках, — это же Ким! Разве не странно, то как он себя ведет! Ты видел, как он взглядом меня пилил, пока я труп фотографировал. Как глаза сияли, пока его с дерева снимали. Как он смотрел на него, изучая, а как говорит об этом — легко. А сейчас — сообщения?! А что будет в другой раз, а? Убьет меня? Тебя? Кого? Кто будет следующей жертвой, Ким Сын… Тирада прекращается, когда его бьют по лицу. Тяжелая рука впечатывается в челюсть, оставляя багровый след на ней, из-за чего костяшки неприятно ноют. Хенджин валиться на пол, под охи полицейских. Никто не смеет их остановить. — Год. Это продолжается год, Чанбин. Мы так близки к разгадке, а ты так глупо себя ведешь, — он приподнимается на локтях, заглядывая в разъяренные глаза, — понравился, да? Его поднимают за шиворот, прижимая к стене. Холод приятно давит на спину и он прикрывает глаза, ударяясь об нее затылком. А Чанбин дышит тяжело и приближается к лицу максимально, цедя сквозь зубы. — Подозревай кого хочешь, делай поспешные выводы, но слухи? Я не думал, что ты так низко падешь. — Слухи? — тревожно спрашивает Хван. — А это не ты сделал? Врешь же. — Это правда не я. Я не настолько его ненавижу, чтобы так делать. Не знаю, кто это сделал, но точно не я. Чанбин отпускает ворот рубашки, поднимает шлем Хенджина. Немного виновато, но все еще зло, смотрит. Тихо бросает извинения и ловит такое же краем уха, заходя в кабинет. Сынмин смотрит обеспокоенно, а тот машет рукой, подходя к спинке стула и смотря в погасший монитор. — Сынмин, тебе пора. Холод разливается по телу от чужого голоса. Сердце замирает, а после пробивает глубокие удары. Лед в чужих глазах растет все больше. Все становится таким отстраненным. — Да, спасибо. Бросает он, покидая кабинет. Возле двери стоит Хенджин и поджимает губы. Просит прощения и кивает, заходя в помещение. — Нужно еще раз допросить Феликса. Ты прав, не стоило делать преждевременные выводы. Если мы узнаем что-то еще от Ликса, то… — Идем. Снова холод. Отталкивающий. Бин проходит мимо друга и толкает плечом, покидая кабинет, а тот хвостом плетется, опустив голову.

***

Холодный ветер обдувает лицо, заставляя волосы легко развиваться. Под ногами шуршит засохшая, осенняя листва, а при слабом дуновении пожелтевшие листья летят с деревьев. Запах хвои пронзает, дышится глубоко. Полицейские останавливаются у зеленого дома, разворачиваясь к темной машине. Два охранника заламывают локти Ли, выталкивая из теплого салона. Становится горько на душе и он устало поднимает взгляд сначала на Хвана, поправляющего черные длинные волосы, а потом на старый дом, пока его ведут к двум парням — Этот дом? — приятный голос Хенджина вытягивает из мыслей рывком. Он слабо кивает. Чанбин, собравшись с мыслями, стучит в дверь. Света в окнах нет, кажется, что на некоторых зарастает паутина и слой пыли. Дрожь пробивает насквозь, пока он снова стучит сильнее. Дверь со скрипом открывается, а кошка, спящая на столе, убегает под лестницу, шипя. В нос бьет гнилой запах и Со скручивает. Парень прикрывает лицо рукавом рабочей куртки. Голова кружится и тот отступается назад, а сзади подходит Хван и тяжело дышит. — Черт, что за бред? Бин молчит, вглядываясь в темноту помещения. Командует Хенджину взять пистолет, а сам медленно заходит. Половицы тихо скрипят от каждого шага. Впереди кухня, откуда исходит больший запах и, оглядываясь, Со поджимает губы. — Давай разделимся. Я тут, а ты на второй, — Хенджин стойко кивает и осторожно идет наверх, — только осторожно. У него проскальзывает легкая улыбка, но стоит подняться на лестницу, на которой отсутствует пара ступенек, Хван морщится. Трупный запах бьет в голову, заставляя пошатнуться. Он медленно поднимается, чувствуя, как доски прогибаются под ним, а между перил виднеются разные жуки. В дырках виден силуэт кошки, зорко оглядывающий полицейских. Парень оказывается в длинном коридоре. Обои сползают с деревянных стен. Двери в комнатах отсутствуют, кроме одной, из-за чего тянется неприятный гул. Становится не по себе, в попытках собраться с мыслями. Хенджин тянется к выключателю, но тот застревает на половине и снова опускается с негромким щелчком. Полицейский теряет всякую надежду, поэтому осторожно ступает на пол, проходя в первую комнату. Она увешана старыми плакатами групп, в промежутках между желтыми обоями и бумагой, следы черной краски. На полу разбросаны рисунки, иногда и записи, расчерченные на английском. Кровать почти свалилась на пол, а окон нет, из-за чего холод пробегает по телу. Хван поворачивает голову в сторону и дрожь пронзает насквозь острыми иглами: на стене огромными красными буквами написано «Беги», а снизу смайлик точно такой же, что прислали в сообщениях сегодня. Хенджин не способен пошевелиться секунд тридцать. Останавливает рвотный позыв и закрывает глаза, что-то шепча себе под нос. Хватает пистолет сильнее, заряжая, и медленно выходит из комнаты. Чем ближе он к другой спальне, тем сильнее задыхается от запаха гнили. Дверь в помещение закрыта, с нее сползает краска. Ручки просто нет, из-за чего Хван толкает ее плечом, но та с грохотом падает на пол вместе с полицейским. Парня тошнит сильнее, а нос закладывает. Рука неприятно ноет от падения, заставляя жмуриться. Он медленно поднимает и его тут же охватывает страх. В глазах темнеет на секунду, а уши свист фитиля пронзает. На кровати лежит, въевшийся в матрас, труп. Паника оседает в горле тупыми ножами. Полицейский не способен пошевелиться больше. Он смотрит пустыми глазами на постель, пожелтевшую и окровавленную местами. — Хенджин! Ты в поря-…— Бин запинается, широкими, от удивления, глазами смотрит то на друга, то на труп, — вот же... Хван, давай вставай, — он тянет за плечи полицейского, но останавливается, слыша истерический смех и стрельбу. Смотрит в окно, замечая отдаляющуюся фигуру подозреваемого. — Твою мать. Цедит он сквозь зубы. Со поднимает Хенджина под руки, тащит на себя, стараясь быстрым шагом вынести из дома. Попутно, он вызывает подкрепление и грубо отвечает на вопросы. Они покидают дом и падают на крыльцо, запнувшись об дверной проем. На лица капают мелкие капли дождя, становится темно и ветер поднимается.