О ярости и гневе

      Чернота ещё не торопится отступать под натиском нового дня, уверенно отстаивая свои права на жизнь в Антверпене. Терпит поражение в одних местах, сгущаясь в других. Эта участь не обходит стороной и порт, что раскинулся на мудрой половине города.       Неспроста жители называют его не иначе как Порт Жестоких Ветров: здесь всегда царит холод и сырость, а глубины Северного моря не могут похвастать дружелюбностью своих обитателей. Холодный булыжник непривычно гладок, а всё обозримое пространство заполоняют собой бурые водоросли — неприятное последствие недавнего шторма.       В округе стоят покосившиеся бараки и склады, а неподалёку раскинулся док, а поодаль, на возвышении - маяк, лучу которого даже хватит сил потягаться с Чернотой. Его смотритель, Сэмюэл, считает, что Северное море — это одновременно и защита, и погибель Антверпена. Яростные волны не пропустят внутрь чужака или новичка даже в ясный день, но и в Пору Штормов не позволят выпустить никого.       В это время с глубин поднимаются опасные твари: спящие и бодрствующие, молодые и древние, живые и мёртвые. Воля Утонувшего Бога толкает их на опасный путь: неспособный дотянуться до Всеблагой Госпожи, он мстит её детям. Топорно, предсказуемо, но невероятно результативно.       Сэмюэл ненавидит ночи в Антверпене. Мрак и жестокость — слишком существенный контраст с весельем и беззаботностью дня.       В порту Чернота почти осязаема: ещё совсем немного, и её можно будет разлить по бутылкам на радость торгашам всех мастей. Волшебный Антверпен падок на диковинки с мудрой стороны.       И одна такая диковинка сейчас уверенно входит в порт: металлическая махина без флагов и парусов, освещаемая лишь едко-зелёным пламенем. Нонсенс для Черноты. Чудо для Антверпена. Порядок требует от Сэмюэла отправить вестника, предупредить о гостях, но гневать Черноту… смотритель маяка не настолько смел и предан своему делу.       Чернота клубится, вздымается. Она опутывает собой непокорный корабль, но не переступает через огонь. Непростые гости пожаловали в Антверпен, и почему-то Сэмюэлу кажется, что добром это не кончится. Но он, запертый на маяке, не способен повлиять на ситуацию.       Разгоревшееся пламя выхватывает у Черноты край пристани, на которую тут же спрыгивают люди с зажатыми в руках канатами. Припавшему к окну Сэмюэлу остаётся только удивляться слаженности и чёткости движений и молить о снисхождении равнодушного к воззваниям Утонувшего Бога. Тот, кто властен над водой, никогда не опустится до смехотворной возни жителей суши.       Ещё одна фигура возникает на причале, сотканная из Черноты, но не являющаяся частью её. Уверенным шагом она движется к кораблю и тут же падает мерзкой кляксой на омытые яростью моря камни.       Сэмюэл вздрагивает. Он не знает ни одного человека или волшебника, способного на подобное. Это воодушевляет… и обещает Антверпену проблемы: пришлые редко считаются с негласными законами города. Это не страшно, пока кровь льётся только в ночи, скрываясь от взгляда Всеблагой Госпожи, но стоит случиться обратному, и Антверпен омоется яростью своей бессменной хозяйки, повторит участь Старого Ярнама. Вот только… некому уже будет сдерживать то, что родится в этих стенах.       Меж тем на пристани появляется, бесспорно, хозяин корабля. Тьма совсем другого толка служит ему облачением, а в руке зажат чудного вида топор. Такую форму не встретить на волшебной половине даже среди антиквариата, а что до мудрой... слишком архаично.       Мужчина играючи прокручивает топор в руках и уверенным шагом движется навстречу Черноте. Безумец, не иначе.       Отблеск стали в зелёных огнях заметен даже с верхушки маяка. Это пугает смотрителя и… обнадёживает. Дарит уверенность, что Черноту можно сломить не только волшебным огнём или отпугнуть светом неоновых вывесок.       Взмах. Ещё взмах. Наверняка в далёких джунглях люди точно так же пробивают себе путь. Резко. Жестоко. Без размена на сантименты.       Но такое варварство не может пройти бесследно: Сэмюэл чувствует, как что-то тёмное и липкое приобнимает его за плечи. Чернота ищет того, на ком можно выместить свой гнев… И лучше всего сгодится единственный беззащитный свидетель её позора.       Хруст костей, страх и невозможность вздохнуть — одно мгновение обращается для Сэмюэла вечностью. Одна дерзость становится смертью.