Свобода взаперти

– Так. Так-так-так, ладно, – вскочив, принялся мерить шагами пространство возле палаты Гудсир, заставляя себя не смотреть на обездвиженное тело в медицинской рубашке, которое едва ли понимало, что снаружи начинается битва за её человечность, – У Лирико всегда были симптомы. Когда они появились? – Примерно когда она начала работать, – решивший, что обидеться можно и попозже, ответил Этора. – Но тесты показывали просто отклонение от нормы, верно? – Да, если быть совсем точным, они колебались, иногда приближались, иногда – удалялись. Порой показывали абсолютно здоровую картину. – Кто ещё из генетически модифицированных людей заболел абсентией? – решил помочь Ив. – Двое. Одна оказалась профнепригодна, другая ушла на покой в связи с получением травмы, она не смогла успеть вовремя. Болезнь стремительно развилась, едва они… – Этора нахмурил брови, – Были уволены. – Нет. Это не может быть связано с работой, – ненадолго остановившись, Гудсир снова продолжил своё кружение, – Клео и Катрин вполне себе счастливы, несмотря на то, что профнепригодны. Они содержат кафе. Должно быть что-то другое. – Это только наше предположение, но, возможно, у них роман, – пусть и негромко, но ответил ему Этора. – Вряд ли все заболевшие не были в отношениях, вне зависимости от их формата, – снова закачал головой Гудсир. Ему показалось, что он бегает по замкнутому кругу, как цирковая лошадка: можно подумать, другие люди не копали в этом направлении. Наверняка изучали биографии, он что же, думает, что сейчас за десять минут возьмёт и разгадает эту тайну века? Но он должен. Просто обязан это сделать. Иначе… Взгляд анатома снова метнулся в палату, где Лирико наконец забылась сном без сновидений, склонив голову набок. Наниты уже заживили искалеченные запястья, и теперь маленький робот деловито стирал запёкшуюся кровь. – Наниты не в состоянии это починить. Выходит, это не повреждение клеток, – продолжил свои рассуждения Гудсир. Вспомнились эти идиотские разговоры про квантовые поля. Но что тогда, чёрт возьми, могло спровоцировать абсентию? Вспышки на солнце? Тогда бы она происходила массово, волнами, не затрагивая никого конкретно. Анатом снова вернулся к отбракованным женщинам. Если у генетически модифицированных людей был своеобразный иммунитет, выходит, симптомы развивались у них гораздо медленнее. Но почему тогда Катрин и Клео избежали этой участи, а две уволенные – нет? – Им предоставили новую работу? – спросил Ив, снова включаясь в общий мозговой штурм, – Я имею в виду профнепригодных. – Да, разумеется. Одной предложили работу инженера, другой – место в лаборатории. Мы даём всем путешественникам во времени хорошее образование, и обе имели дополнительную квалификацию. – То есть, они не учились на эту должность отдельно? – Конечно нет, у нас не хватает времени стажировать новичков. – Выходит, они знали, что делали, и… – Гудсир принялся выписывать сложную восьмёрку между Ивом и Эторой, – Но это бессмыслица какая-то. Чем это отличается от работы Лирико? Да, не столь почётная, но неужели самолюбие было задето настолько сильно? Владельцы кафе «Два опоссума» вообще занимаются чем-то принципиально новым, и… – он замер так резко, что Этора не на шутку перепугался, как бы не пришлось госпитализировать ещё одного человека с абсентией. – Гарри? – приподнял костистые брови Ив, но тот лишь взметнул вверх указательный палец, будто эта реплика могла спугнуть внезапно пришедшую мысль. А потом, повернувшись ко входу в палату, с командовал: – Пожалуйста, пустите меня к ней. – Мы же вроде уже всё реши… – начал Этора, но увидев устремлённый на него взгляд, спасовал, – Ладно, в конце концов, что мы теряем? – Мне надо, чтобы она меня услышала. Понимала, о чём я говорю. – Нельзя, – покачал головой врач, – Если мы не будем её глушить, симптомы начнут развиваться очень быстро, и наступит третья стадия. – Так или иначе, это всего лишь отсрочивает неизбежное, а я должен попытаться… – видно было, что он нервничал, но при этом сжимал руки в кулаки, – Я просто чувствую, что так должно быть. Лирико бы не хотела страдать, наоборот, была бы рада, если бы всё закончилось быстро. – Да будь ты человеком, а не машиной. Пусти его уже к ней, – это был Финли собственной персоной. Его привычное улыбчивое лицо сменилось на невероятно серьёзное. Врач поколебался, но затем, набрав на планшете какую-то команду, кивнул: – Мы вколем ей витаминный коктейль, который поможет побыстрее отфильтровать лекарства. Но учтите, что у вас не более десяти минут. Если мы не увидим никаких изменений, мы снова погрузим её в сон. На ум Гудсиру пришло то, с какой решительностью Лирико перегрызала собственные вены: – Если я не справлюсь, вы разрешите ей уйти. Совсем. Не позволяйте ей зависать между этими состояниями. Прошу Вас, мистер Финли. Директор «Хроноса» нахмурился, но наконец, всё обдумав, тяжело кивнул: – Будь по-Вашему, мистер Гудсир. Сделайте всё, что в Ваших силах. Надо было держаться – или бежать к себе в номер, под одеяло, для того, чтобы прорыдать неделю или две, поэтому анатом выпрямился и решительным шагом зашёл в палату. Несмотря на вентиляцию, оттуда доносился чёткий аромат геля для душа, её геля для душа, и от этого было ещё больнее. Лирико даже не дали одеться, скрутили, как индейку на Рождество, и принесли сюда. Она не может контролировать, что вливают в твоё дело, вот и новый инжектор, делает укол прямо в сердце. Лирико дёргается, снова открывает глаза и скашивает их на него. Понимает, что снова в строю, но ей не двинуть ни рукой, ни ногой, даже не щёлкнуть челюстями в попытке прикусить собственный язык, и потому она взбешённо рычит, покрываясь испариной: признак то ли ярости, то ли животного страха. Потерять над собой контроль – что может быть хуже? На секунду Гудсиру показалось, что он испытывает всю её боль, и это поразило его до глубины души. – Лирико, послушай меня, – подойдя ближе, он аккуратно обхватил её голову ладонями. Взгляд безумных глаз остановился на нём, зрачки бегали саккадами, словно сумасшедшие. – Лирико, – анатом глубоко вздохнул, а затем произнёс, – Ты больше, чем твоя работа. Чем твоя профессия. Чем все те партнёры, которые составляли твои ночи. Я знаю, сейчас тебе кажется, что всё кончено, что всё не имеет смысла, если ты ничего не ищешь – а ты больше ничего не ищешь, раз обрела меня, поэтому в тебе плещется абсентия. – Чего? – прислушался Этора, но вдруг получил подзатыльник от собственного директора и обиженно замолк. – Ваша болезнь не зря названа в честь латинского слова, означающего пустоту, – продолжил Гудсир, сосредотачиваясь, – Это не просто то, что вы не хотите ничего делать. Вам скучно. Вы заперты в этом идеальном мире, где ничего не нужно решать. Вы открыли все континенты, подчинили себе природу, истребили животных и растения, даже еда не представляет для вас никакой проблемы. Вы долго живёте и почти не болеете. У вас нет голода и нищеты, нет никаких разделов территории. И пустота нарастает в вас. Если вы не экспериментируете, если вы ничего не меняете – наступает пустота. Абсентия. Вот что это такое. И сейчас ты чувствуешь, что тебе не к чему стремиться, что ты будешь жить один из тех скучных сценариев, но, – он легонько встряхнул её за плечи, снова привлекая внимание, – Кто сказал, что это всё? Что тебе некуда стремиться? Ив вчера рассказал мне об одном интересном проекте, который строится на орбите. Это космическая станция. Может показаться, что это какая-то бесполезная затея, рождаемость сейчас маленькая, земель достаточно, но там хотят начать проект «новый Эдем». Хотят, подобно вам, путешествовать в прошлое и собирать ДНК вымерших животных и растений. И восстанавливать их, совсем как в той игре, в которую я играл прежде, чем получил купон на Бимиша. Зрачки девушки вдруг перестали бегать, неподвижно сфокусировавшись на нём. – Лирико, – снова воззвал к ней анатом , нежно улыбаясь, – Уверяю тебя, этой работы хватит не только на тебя, но и несколько последующих поколений. На земле обитал триллион видов живых существ, и восстанавливать их – тяжёлый и кропотливый труд. Да, ты не привыкла ни к чему подобному, но я точно знаю, что ты в состоянии собирать что-либо в нужное время и в нужном месте. Меня же ты как-то забрала, верно? Из-под маски послышался сдавленный стон, и до этого безумно расширенные зрачки чуть заметно, но сузились. – Лирико, я обещаю, что до тех пор, пока мы будем вместе, мы никогда не столкнёмся с пустотой. Каждый день, не покладая рук, мы будем строить лучшее будущее, для остальных или же для собственного интереса – неважно, но ни ты, ни я никогда не останемся без интересного занятия. А поэтому я очень, очень тебя прошу, – он погладил покрытый холодной испариной лоб, смахивая прилипшие волоски с её лба, – Вернись ко мне. Ты нужна мне как никто другой. Без тебя для меня ничто не будет иметь смысла, и если ты не останешься со мной, пусть абсентия сожрёт меня следом, ибо мне больше незачем жить. – Биометрия, – бесцветным тоном произнёс Финли, косясь подчинённому через плечо, и Этора, буквально заставив себя оторваться от монолога, опустил глаза на планшетку. Растерялся, а затем два раза постучал по пластику ладонью, но ничего не поменялось. Гудсиру в этот момент не были нужны никакие датчики, чтобы почувствовать: удалось. Каким-то чудом, но удалось. Лирико приходила в себя. Она заморгала, будто очнувшись от долгого сна, а затем слегка прищурилась, разглядывая его так, словно видела впервые в жизни. Дёрнулась, поняв, что её всё ещё держат, протестующе замычала, но уже не как сумасшедшая, готовая покончить с собой любыми возможными способами. – Во имя Всевышнего, отключите эту штуку! – закричал Гудсир, и Этора, совершенно растерявшийся, отдал планшету соответствующую команду. Металлический обруч на шее девушки втянул в себя намордник, выставив на обозрение слегка приоткрытые губы, покрывшиеся крошками запёкшейся крови, но сейчас для анатома это было лучшее зрелище из возможных. Некоторое время они смотрели друг на друга молча, но затем Лирико, чуть двинув бровями, наконец решилась, и, слегка улыбнувшись, несмело выдала: – Привет, док. Анатом заключил её в объятья, и девушка ответила ему тем же. Зажмурившись, они не обращали внимания ни на забежавших медиков, ни на директора «Хроноса» и главного врача, которые о чём-то ожесточённо спорили, стоя над ними. Кажется, они нашли лекарство от абсенсии, но, пока не успели осознать свой великий вклад в науку, более сосредоточенные на своих чувствах, которые преодолели испытание, ранее непосильное ещё никому.