La maladie d'amour

      Чуя всегда был уверен в том, что сон – лучшее лекарство от всевозможных переживаний и горестей. Когда ему было нечем заняться, а в голову лезли не самые приятные мысли, он расстилал свою кровать небольшого размера и проваливался в мир грез. Подобное лекарство хоть и не решало проблемы, а скорее позволяло убегать от действительности, но спать куда лучше, чем плакать. В этот раз рыжий проснулся на своей привычной больничной койке со стойким ощущением, будто его избивали перед тем, как он отключился. А еще ему не снилось абсолютно ничего, что странно, ведь практически каждая его ночь ранее сопровождалась интересными сновидениями.       Накахара пожалел о своем решении разлепить глаза, когда сделал это. Если бы юноша не знал, что его напичкали препаратами, он бы подумал, что по больнице гуляет густой туман. Проморгавшись, рыжий все-таки сфокусировал взгляд на трещинах, красовавшихся на белом потолке, осознавая, что картинка приходит в норму. «Немного кружится, да, но в целом – нормально», — для чего-то шепотом произнес Чуя, как бы утешая себя, ведь чувствовал себя он отвратительно. Добивали недавние воспоминания из кабинета доктора Мацумото-сана, но сил на раздражение или же грусть не было совершенно. После, словно вихрем, в голову пришли мысли о Дазае. Как он там поживает? «Что, если он передумал забирать меня? Не слишком ли теперь много сложностей?», — с мурашками по коже размышлял он.       Жизнь за пределами стен психиатрической больницы ныне казалась сюрреалистичной. Было стойкое ощущение, словно вся вселенная сжалась до малюсеньких размеров, приобретая шлейфовый аромат медикаментов и сырости. Будто бы иной жизни и не существовало никогда. Все эти детские воспоминания казались далеким-далеким сном, даже Ширасэ представлялся Чуе как монстр из сказок, которые были прочитаны как минимум несколько лет назад. Думать о нем было неприятно, но не более, другое дело – Осаму. Он все еще ассоциировался с чем-то, что придавало смысл существованию в этом больничном мире, с чем-то, что давало силы двигаться дальше. Накахара не знает, что будет делать, когда вновь окунется в другую вселенную с цивилизацией, здоровыми людьми и животными. Будет ли солнце светить ярче, чем сейчас? Если раньше рыжий особо не задумывался про психические расстройства, то теперь будет нехотя анализировать действия и мысли других людей.

Как же хочется домой… Но где он — дом?

      Все-таки принимая сидячее положение, Чуя столкнулся с внимательным взглядом Аято. Вдруг ему в голову пришла заманчивая мысль, которая поможет ему не сойти с ума. Его «сокамерник», конечно, не лучшая кандидатура из-за своей тревожности, но…       — Эм, послушай… — хриплым ото сна голосом спросил рыжеволосый юноша. — Ты не хочешь сидеть в столовой вместе? — продолжил он, мысленно чертыхаясь, ведь хотел он спросить немного о другом. Планировалось произнести что-то вроде «давай держаться вместе?» или простое «подружимся?», но как уж вышло… Впрочем, так даже лучше.       — Ты решил предложить это, потому что твоего странного друга выписали и ты теперь один? — сказал мужчина, недовольно нахмурившись. — За столько времени ты захотел со мной… — немного замялся пациент, раздумывая над формулировкой. — Дружить?       — Ну, в тяжелые времена лучше держаться вместе, знаешь, — аргументировал свое решение Чуя, успев пожалеть о таком поспешном действии. Как-то он не подумал о том, что Саито может отказаться. — Я не заставляю, просто предлагаю.       В коридоре суетились санитарки, призывая всех идти на ужин. Чуя, все еще находящийся в плохом состоянии, по-особенному слышал различные звуки. Они были чересчур громкими временами, смешивались друг с другом. Эта какофония изрядно раздражала рыжего, так что он уже был готов махнуть рукой в сторону лежащего на соседней койке Аято, но вдруг тот заговорил.       — Хорошо.       — Что? — решив, что ему послышалось, переспросил Накахара.       — Говорю, хорошо. Я согласен попробовать стать тебе товарищем, — произнес мужчина, пожав плечами. — Никогда не видел тебя в таком хреновом состоянии.       — Спасибо, конечно, что ты не против, я рад, но… — заворчал Чуя, едва улыбнувшись. Как же тяжело, черт возьми, думать. Мысли словно давят, даже самые нейтральные. — Ты только что сказал, что я хреново выгляжу? — на выдохе произнес парень, пытаясь встать с постели. Ноги начали подкашиваться, а в голубых омутах все нещадно плыло. Рыжий моментально сел на койку обратно. — Ладно, похоже, ты прав…       Если бы в больнице присутствовали двери на этажах для пациентов, в них бы все равно никогда не стучали. Вихрем в помещение залетела полноватая санитарка лет пятидесяти, заполоняя своей энергией все пространство. Накахара сделал пометку, что не видел ее раньше. Новому заведующему нужен такой же новый персонал? Или эта энергическая шатенка уже работала с ним? Она была, несомненно, яркой со своими густо накрашенными глазами, но не внушала доверия. Есть такие люди, которые отталкивают сразу — это про неё. Как же шумно… Саито аж подскочил.       — Ужин, господа! — крикнула она, будто бы ее не было слышно из коридора до того, как она появился в палате. Казалось, что стены содрогнулись. — Сегодня греча с котлетой — объедение! — улыбнувшись, зачем-то прошептала она, ярко жестикулируя руками.       — Извините… — сфокусировав взгляд на женщине, произнес Чуя.       — Не «извините», а Нанами-сан, — решила поправить нерадивого, по ее мнению, пациента. — Где ваши манеры?       — Нанами-сан, мой друг плохо себя чувствует. Может, я занесу ему ужин в палату? — вклинился Аято, нервно покачивая ногой. — Я боюсь, что он может упасть и сломать себе что-то… Или разбить голову… — действительно переживая, сказал мужчина.       — Его дурной голове хуже уже не будет. — неприятно засмеявшись, женщина выплюнула эту фразу, намереваясь уходить. — Если бы каждому проблемному пациенту носили еду в покои, это была бы не больница, а курорт. Марш в столовую!       Чуя в необъятном шоке наблюдал за этим диалогом. Можно сказать, он обрел хорошего друга парой минут назад, но после сразу же напоролся на очередного враждебно настроенного против него человека. Чувства были смешанными, притупленными из-за препаратов, поэтому рыжеволосый юноша даже не нашел в себе силы что-то ответить санитарке, да и черт с ней.

***

      «А на ужин сегодня действительно котлеты… Даже съедобные. Любит ли котлеты Дазай? Если я захочу приготовить ему их в знак благодарности, он будет доволен? Котлеты из говядины или… Курицы? Овощные? Почему Аято так на меня смотрит?», — размышлял Накахара, борясь с тем, что его мысли плыли в голове слишком медленно и странно.       — Товарищ, ты как? — громко произнес Саито, с жалостью наблюдая за замыленным взглядом соседа по палате. — Ты меня слышишь?       — Мне немного хуже, — тихо сказал Чуя, ковыряясь вилкой в несчастной котлете. — Аппетита нет.       — Думаю, тебе нужно выбираться отсюда, иначе ты помрешь такими темпами, — беспокойно протороторил мужчина, в который раз размышляя о том, что он перегибает с выражениями. Рыжий товарищ ведь действительно может вбить себе в голову, что умрет. — Ну, то есть, не умрешь, наверное, но…       Так продолжалось уже лет семь на памяти Аято. Семь лет, как его постоянная тревожность превратилась в панические атаки, сопровождающиеся вдобавок кучей страхов и непрекращающейся тошнотой. Он старается держать свои тревожные переживания лишь у себя в голове, но в критические моменты это выходит плоховато. В юношестве было… сложно. Многие года своей жизни темноволосый мужчина тридцати двух лет и не помнит вовсе. Врачи говорят, что это нормально, ведь психика специально вытесняет ужасные воспоминания из головы, дабы человек мог нормально существовать. Однако, он прекрасно знает о том, что его мать била его продолжительное время, а отец поддерживал ее методы воспитания, будучи строгим военным. Вырвавшись из родительского дома в восемнадцать, молодой парень старался жить на полную катушку, наконец отдыхая от постоянных запретов и избиений. Даже нашел себе жену в двадцать два, но через год их брак распался — девушка изменила Саито с каким-то богатеем. После этого стало хуже, а проблемы на работе и прочие негативные факторы довели его до того места, где он сейчас находится.       Лечь в психиатрическую больницу мужчина захотел сам. На платную клинику денег не было после увольнения с работы, так что приходится довольствоваться тем, что есть. Препараты ему действительно немного помогают, но сам он себе давно признался, что не хотел бы выходить в социум. Он боится людей, боится привязываться к ним, до дрожи в коленках страшится жизни в целом. Панические атаки иногда даже возникают по причине боязни их повторения, что уж говорить про остальное… Но этот парень – Чуя, импонирует и даже мотивирует Аято. Очевидно, что он не сдается даже сейчас, когда сидит в столовой, чуть ли не засыпая, витает в облаках. В облаках, сотканных из сильных антидепрессантов и других препаратов, которые неизвестны Саито. Его по-человечески жаль, но Накахара кажется мужчине тем человеком, который все равно прорвется, выдержит все жизненные испытания и станет счастливым. Он как главный герой из книг про апокалипсисы и войны. Аято признает, что, возможно, идеализировал юношу, однако рыжеволосый действительно вселяет веру во что-то лучшее. Будет грустно, если он не выберется отсюда. Будет смертельно плохо на душе у Саито, если его главный герой умрет. Будет катастрофически больно, если…       — Аято, ты в порядке? — выкрикнул Чуя, пугаясь собственного голоса. Или ему всего лишь показалось, что эту фразу он сказал громко?       — А? — проморгавшись, протянул Аято. — Да, я в норме. Советую тебе съесть хотя бы половину порции, иначе тебя не выпустят отсюда. — сказал мужчина, разглядывая свою тарелку. Аппетита у него тоже не было, но лишних больничных проблем не хотелось.       Накахара сделал про себя пометку, что если бы его сокамерник ухаживал за собой, то мог бы сойти за человека приятной наружности. На вид ему лет сорок, его прямые и чуть длинноватые волосы грязные, а зеленые глаза покрасневшие. Саито же не понял, почему Чуя на него так пялится. Видимо, опять завис.

***

      После ужина, который рыжий еле впихнул в себя, все было довольно спокойно. Аято что-то рассказывал про свою бывшую жену, Чуя же делился своими историями про детские годы, дабы скоротать время до долгожданного сна. В палате они пусть и не были вдвоем, но другие пациенты их не слишком волновали, да и говорили недавние друзья тихо, никому не мешая. Накахаре все еще было плохо, но он стоически старался не подавать вида, сам не зная почему.       Кратковременную идиллию прервал Ямасита-сан, неожиданно появившийся в палате. Он пришел именно к Чуе как к «самому проблемному пациенту», зазывая того в кабинет психотерапии. Рыжеволосый нахмурился, но практически ровным шагом пошел следом за главврачом. Его мысли из лениво-медленных превратились в хаотично-тревожные. Неизвестность сильно пугала, не давая нормально дышать.       Зайдя в кабинет с до смешного нелепыми новыми картинами на стенах, Чуе заранее хотелось то ли плакать, то ли злиться. В любом случае, ничего хорошего этот разговор не предвещал. Садясь в кресло, юноше пришлось считать до десяти, дабы успокоиться, что выходило скверно.       — Знаешь, Чуя, твое заболевание не смертельно и оно поддается лечению, — начал заведующий. — Ты, наверное, ненавидишь меня, но вскоре мы подружимся, я уверен. Мой сын тоже, как и ты, страдал этим ужасным недугом, но он излечился, — сказал статный мужчина, поправляя свой галстук. Он уже снял больничную форму, выглядя еще более солидно и дорого. Всё кричит в нем о том, что у него много денег. — Чем ты хуже него? Я смогу тебя вылечить.       — И… Как вы собираетесь меня лечить? — сохраняя спокойствие, произнес Накахара.       — Репаративное лечение творит чудеса, — произнес Ямасита-сан, улыбнувшись. — Узнаешь о нем более подробно на психотерапии, которую я возьму на себя. Все-таки, доктор Мацумото не специализируется на ней.       — Вы будете вести меня? — спросил рыжеволосый, понимая, что его ждет что-то поистине страшное. — Как долго?       — Странный вопрос с твоей стороны. Я постараюсь задержаться здесь подольше, чтобы помочь тебе, — лепетал Орочи, довольный собой. — Будь благодарен такому шансу на выздоровление, мальчик. Не всем он перепадает, — коротко засмеявшись, продолжил временный главврач. — Можешь идти пить таблетки, а завтра я жду тебя после обеда.       — До свидания. — натянуто улыбнувшись, сказал Чуя и вылетел из кабинета подобно пуле.       Ямасита-сан казался Чуе поистине мерзким типом, олицетворением лицемерия. За его улыбкой скрывается садизм, а когда он говорит про дальнейшие мучения своих пациентов – несказанно радуется, даже смеется. По крайней мере, рыжий готовится именно к мукам на этой репаративной терапии. Временного заведующего нельзя оправдать тем, что он вынужден был отказаться от отпуска в угоду работе, тем, что это не его больница – человек всегда должен оставаться человеком. По крайней мере, так думал Накахара. Ему была не чужда, совершенно не чужда людская жестокость, но сталкиваясь с ней каждый новый раз, он становился каким-то пораженным, пусть и не до глубины души.       На приеме таблеток рыжеволосый юноша был первым в очереди, даже медсестры все еще готовили пилюли для больных. Когда он получил в ладонь горсть таблеток в большом количестве, в его голове пронеслась мысль, что утром он может не проснуться после такого объема неизвестных ему препаратов. Было бы хорошо проснуться на завтрак, а еще лучше было бы проснуться живым.       Уснул парень быстро и на этот раз ему снились кошмары, из-за чего он пусть и проснулся с подъемом солнца живым, но совершенно разбитым не только физически, но и морально. Ожидание грядущего дерьма после обеда никак его не отпускало. Чуя был благодарен своему товарищу по палате и новому другу в одном лице за то, что тот старался не наводить панику. Было заметно, что Аято изрядно нервничает и тревожится, но не хочет распространять это еще и на Накахару. Этот мужчина с огромными темными синяками под глазами открывался с другой, неизвестной ранее рыжему стороне. И эта сторона была ему по нраву. «Надеюсь, мы когда-нибудь увидимся после моего освобождения отсюда. Если мы, конечно, выберемся отсюда…», — размышлял Чуя, сидя на обеде.       Нанами-сан принесла перед терапией какие-то странные округлые таблетки и поставила капельницу, благо, что одну. Голубоглазый совершенно не понимал схему его лечения, из-за чего чувствовал себя подопытным кроликом. В сон тянуло жутко, а мир плыл по своей траектории. Мысли были все еще спутанными, передвигаться было особенно тяжело после капельницы. Видимо, в ней находилось что-то седативное. Тем не менее, настроение поднялось довольно стремительно. Казалось, что все проблемы решаемы, что через время все станет гораздо лучше, чем сейчас. Всего-то нужно подождать и перетерпеть.       Зайдя в кабинет, словно на казнь, пусть и в оптимистичном состоянии, Чуя вновь столкнулся с добродушной, неестественной улыбкой его нынешнего временного заведующего.       — Проходи, мальчик, — сказал врач, подзывая своего пациента сесть в кресло. — Сейчас я расскажу тебе про суть твоего лечения на ближайшее время.       — Здравствуйте, Ямасита-сан. — поприветствовал ненавистного доктора рыжий, выдавливая из себя ответную улыбку, ведь ругань и агрессия приведут сейчас лишь к худшему.       — Здравствуй, здравствуй, — поприветствовав в ответ, Орочи кивнул, наблюдая за тем, как Накахара медленно присаживается в кресло. — Мы начнем с разговора. Скажи, Чуя, я правильно понимаю, что ты довольно религиозен?       — Мои родители верующие, так что да, я тоже. — произнес Чуя, уже понимая, к чему был задан этот вопрос.       — Видишь ли, с точки зрения религии гомосексуальность является грехом. Думаю, ты это и без меня знаешь, — буднично проговорил заведующий, жестикулируя так, словно он какой-то известный политический деятель. — Как ты сам относишься к тому, что предаешь Бога?       — Я… — замешкался юноша, ведь его все же ударили по больному месту. — Не знаю, честно.       — Все хорошо, я верю тебе, — с милейшей улыбкой сказал Ямасита-сан, щелкнув ручкой. — Надеюсь, ты не против, что я буду кое-что записывать для себя, — продолжил он, не утруждая себя получить ответ от больного. — Ты любишь детей?       — Да, но к чему этот вопрос? — непонимающе в первые секунды спросил рыжий. Неужели…       — Тогда ты осведомлен и в том, что в гомосексуальных отношениях ребенок никоем образом не родится, — продолжал давить Орочи. — Как ты думаешь, твоя матушка хотела бы иметь внуков?       — Да, наверное, но…       — И знаешь, Чуя, даже если бы в параллельной вселенной мужчина мог бы иметь функцию деторождения, то половой акт все еще оставался бы болезненным, — ковыряя страхи своего проблемного пациента, произнес врач. — Ты в курсе того, как он происходит?       Дальше последовало детальное описание секса между мужчинами. Накахара был в ужасе, ведь описывалось все действительно болезненно, противоестественно. Ямасита-сан достал из папки картинку с изображением крови, вытекающей из промежности мужчины, после чего спросил, хочет ли Чуя повторить подобный опыт. Вдруг парня с потускневшими голубыми глазами резко затошнило, чему он был удивлен, ведь он не мог отравиться, так как ничего толком не ел в столовой, только если это таблетки…       — Извините, меня сейчас вырвет… — быстро выпалил рыжий, хватая себя за волосы.       — Понимаю, ты шокирован из-за увиденного, — якобы удивился Орочи, хлопая глазами. — Не знал, что картина так подействует на тебя, — подходя к юноше, бормотал главврач. — Нанами-сан! Принесите таз! — крикнул мужчина.       — Я еще воды захватила. — гордо произнесла женщина, забегая в комнату. Она поставила таз на пол, отойдя в сторону.       Чуе казалось, что он умирает. Его выворачивало наизнанку около двадцати минут недавно съеденной пищей из столовой и желчью, казалось, что сама душа уходила из тела юноши. Рыжий ненавидел жалость по отношению к себе, но еще больше он ненавидел якобы сочувствующие лица людей, находящихся в этой комнате. Нанами-сан гладила его по волосам своими наманикюренными красными ногтями, иногда болезненно оттягивая их у корней, когда Орочи, наплевав на состояние своего больного, продолжал давить на и без того расшатанную психику.       — Я очень рад, что ты наконец понял, что подобная связь отвратительна, — словно с облегчением произнес Ямасита-сан. — Если ты излечишься полностью, у тебя будут славные дети, а твои родители будут гордиться тобой, Чуя. Бог примет тебя снова.       Эти пламенные речи вызывали еще большую рвоту у Накахары, который плакал, сам уже не понимая конкретно от чего. Сердце вырывалось из грудной клетки, крича о помощи. Однако, помочь было некому.       — Ямасита-сан, выходит, электрошоковая терапия сегодня отменяется, раз ему так плохо? — спросила санитарка, сморщив нос. — Просто оборудование уже подготовлено…       — Она будет проведена завтра утром перед завтраком, как и полагается, — ответил главврач, отмечая про себя то, как у Чуи непроизвольно открылся рот от услышанного, а заплаканные глаза округлились. — Мальчик, в этом нет ничего плохого, тем более процедура поможет тебе вылечиться.       Рыжеволосый отрубился прямо в кабинете над заблеванным тазом.

***

Mon amour, j'ai fini Demain, je prends la route Et je serai en paradis Après-demain matin, sans doute*

      Перед сном Накахару начали одолевать сомнения. Что, если доктор прав? По крайней мере, его мама была бы точно рада иметь внуков, а отец стал бы намного мягче по отношению к своей семье. Жизнь была бы лучше, если бы он был гетеросексуален. Может быть, давно бы уже нашел девушку, женился бы. Возможно, через время у него могли бы появиться дети. Но то ли это, чего он действительно хочет? Чуя не знает ответа сейчас. Он помнит, каким счастливым был рядом с Дазаем, помнит все его обещания, слова о любви. Чувства шатена, безусловно, взаимны, но они так дорого стоят… Может, стоит прислушаться к врачам? Или лучше быть эгоистом, думая лишь о своем счастье? Эгоизм ли – желать радоваться каждому дню, любя того, кого ты хочешь?       Засыпая, рыжий юноша отметил про себя, что снова плачет.

«Какой же я слабак».

      Утром Чую разбудила Нанами-сан и отвела в кабинет на втором этаже, в котором он не был ранее. Все еще пребывая в полусонном состоянии, голубоглазый даже не успел удивиться увиденному – в кабинете находилось по крайней мере пять санитарок с разных отделений, во главе которых стоял Орочи. Животный страх окутал его с головы до пят, все происходящее казалось страшным сном, от которого он еще не проснулся. Однако, все было реально. Накахара убедился в этом, когда его уложили на кушетку.       — И-извните, а что вы сейчас делаете? — в ужасе спрашивал испуганный парень.       — Это нужно для того, чтобы ты не прикусил язык, мальчик, — буднично проговорил главврач, держа руки за спиной. — Не переживай, это не больно.       Паникуя, Чуя пытался что-то сказать санитаркам, но вспомнил, что не может сейчас говорить. Дальше к его голове присоединили электроды, как понял сам юноша, санитарки начали держать его со всех сторон. А потом…       Резкая боль и пустота. Накахара чувствовал себя так, будто внутри него взорвалась граната.

***

      Прошло пять дней. Головная боль и частые головокружения вкупе с отвратительным моральным состоянием стали вечными спутниками Чуи. Была некая отдушина в лице Аято, который не переставал удивлять своей добротой и отзывчивостью. Мужчина стал помогать своему товарищу в том, чтобы тот продолжал питаться, ибо рыжему в один день грозились поставить пищевую трубку.       — Этот Дазай… Ты ведь любишь его? — поинтересовался Саито перед сном. — Не говори, что нет. Я думаю, что ты вполне здоров, а тебя здесь убивают. Не дай демонам убить в тебе личность.       — Если они – демоны, то кто я по своему существу? Божие отродье? — с горестью ответил своему другу Накахара, лежа на спине. — Не смеши меня. Я отвратителен и должен вылечиться.       — Чуя… — вздохнул темноволосый. — Ты ведь сам в это не веришь… Не до конца веришь, — сказал он, подойдя к постели своего товарища. Сел, уставившись в решетчатое окно. — Близкие люди будут рады тебе любому. И ты всегда можешь обратиться ко мне. С тобой все в порядке.       Тогда голубоглазый долго думал над словами Аято. Что, если он прав? Если человек не должен быть таким, каким его хотят видеть для того, чтобы его любили? Что, если Осаму полюбил его именно таким? Он улыбался ему и целовал его даже учитывая скверный характер Чуи, по его мнению. Он никогда не давал поводов сомневаться в себе, он всегда лелеял и оберегал его, кучу раз спасая из передряг. Спасет ли в этот раз?       Теперь, после всех процедур и капельниц, Саито разговаривал с Накахарой столько, сколько мог. Часто «товарищ» отключался, из-за заторможенности не запоминал некоторые вещи, а также у него были явные провалы в памяти. Аято каждый раз напоминал ему то, о чем тот забыл, если это было важно и волновало Чую.       — Аято, а как же Бог? — спросил как-то раз Чуя.       — Если бы бог существовал, мы бы не жили так, как живем сейчас, — с умным видом произнес Саито. Он не знал, что такое этот Бог. Существует множество вероисповеданий, у каждого человека свое видение чего-то божественного. Поэтому он исходил лишь из своих размышлений, не в силах дать точный ответ своему товарищу. — Я раньше молился перед сном. Когда понял, что ни одна моя просьба не была услышана – перестал это делать. Мы можем полагаться только на себя.       Неделя прошла незаметно. Незаметно по крайней мере для рыжеволосого, ведь он по большей части находился в беспамятном состоянии. Теперь на психотерапевтических беседах с Ямасита-саном он, пусть и соглашался со всем, но помнил слова своего друга. Помнил, что когда-нибудь это закончится. Помнил, что сейчас он вырвет в надоевший синий таз, поплачет, но после все равно возьмет себя в руки, насколько это вообще осуществимо. А потом снова наступал новый день.       В один из таких дней его подозвали в кабинет психотерапии после ужина. Тогда Чуя подумал, что Орочи что-то хочет от него, но в кабинете оказался лишь Мацумото-сан, что с жалостью смотрел на своего бывшего пациента.       Накахара выглядел ужасно. В его глазах таился страх, перемешанный с полной растерянностью. Он заметно похудел и осунулся, стоял весь сгорбленный и напуганный, смотрел на своего старого психотерапевта, как баран на новые ворота. Неожиданно все-таки встретить хоть кого-то из прошлого окружения. Ямасита-сан уволил многих сотрудниц, из-за чего Чую окружали новые люди. К слову, сбежавшую пациентку вернули. Она не убежала далеко, пряталась в лесу. Это наводило на рыжего боязнь того, что он никогда не сможет выбраться из этого ада даже с помощью Осаму.       Другие пациенты тоже выглядели довольно плачевно. Было видно, то многим из них нужно больше свободы, ведь даже прогулки были все еще запрещены. Бабушка с альцгеймером так вообще пропала куда-то. Аято в какой-то момент подумал, что ее могли убить, но потом успокоился, когда мельком на обеде услышал то, что она находится в своей палате. Мол, не выходит из нее в силу своего затруднительного физического состояния. Кристи плакала почти на каждом приеме пищи. Через время, как и обещали Чуе, она начала питаться через трубку. Все это казалось каким-то кошмаром. Многие старые санитарки уволились, так и не дождавшись старого начальника.       — Привет, Чуя-кун, — поздоровался врач. — Через пару минут позвонит Дазай, он хочет с тобой поговорить.       — Правда? А если нас услышат? — не веря своим ушам, поинтересовался Накахара. — У нас могут быть проблемы... Я не хочу подвергать его опасности, так что...       — Не услышат. Орочи сейчас разбирается с последствиями проведения электрошоковой терапии без наличия какой-либо лицензии, — произнес Мацумото то, что перевернуло мир для юноши с ног на голову. Вот почему он еще не встретил заведующего за весь день. А еще получается, что этот человек даже не имел права проводить данную процедуру? — Он не занимался этой процедурой ранее. То, что он делал — незаконно.       А потом раздался телефонный звонок. Чуя на негнущихся ногах подбежал к аппарату, едва сдерживая слезы. Еще немного... Скоро он услышит голос, что приходил к нему во время слуховых галлюцинаций после капельниц. Самый желанный голос в мире.

— Здравствуй, милый…