пимч

Fall In love — Tony Kim       Чонгук — воспитатель, и в любви признаваться он умеет только поделками из цветной бумаги. В его руке дрожит на ветру ёлка из картонного столба, кучи иголок из засохших ниток, а под ней блестящие подарки. В сумке его конфеты "Коровки" для малого.       У Чонгука нос красный от холода, а под рёбрами сердце горит огнём. Это похоже на сцену из дорамы, только хорошего ничего не сулит, не заставляет зрителя трепетать от красоты событий. С самого детства в его установках был пунктик о том, что, встретив свою судьбу, у него в голове будут звенеть колокольчики. Почему-то этого не случилось, но Чон на все триста процентов сам себе походит на церковный колокол.       Он стоит под чужим домом, припорошенным хлопьями снега. Риск превратиться в сугроб и скрыться под лавиной очевиден, поэтому этот цирк нужно бы закончить поскорее, да? Чонгуков ссыкливый мозг не солидарен.       — Ебал я в рот, — куксится и кумарится сам на себя. Попытка свой гнев излить на небольшой сугроб снега оказывается провальной. Он носком кроссовка задевает его, но слишком поздно понимает, что под блестящим осадком был пенёк. Больно.       Злится на ситуацию? Нет. На себя? Возможно.       Сегодня тридцать первое декабря, четыре часа дня. Скоро смеркаться начнёт, голубым отдавать по верхушкам домов, а машинные фары будут жёлтым отзеркаливать на ледяных дорогах.       Это красиво, а ещё придаёт смелости и романтичности моменту. Даже если ему откажут, это ведь, ну? Всё равно ведь эстетично? Быть отвергнутым прямо в канун Нового Года, да? Зато выпить будет за что. Одному.       Чонгук вдыхает холодного воздуха и кричит наконец-то:       — Хён!       Ждёт с пару секунд, сердце кульбитом и набатом делает сальто и падает на шпагат. Тот ещё гимнаст-оторва.       В окошке второго этажа тишина, ни макушки, ни игрушки. Даже гирлянды не висят. Неужели... он уехал? Решил не праздновать?       — Хён!       — Чонгук?       Чон подпрыгивает от неожиданности, когда его окликают. Но в окошке второго этажа никого не видит.       Приходится с минуту подождать, чтобы понять, что его зовут с третьего. Хосок.       — Ты чё тут делаешь? — не грубо, но и без инициативы. Хосок выглядывает, но окно не открывает, чтобы не мерзнуть и не запустить снега. На улице рискует начаться настоящая вьюга.       — Мне Тэхён нужен, — голос подрагивает. А Чонгук ему нужен? Он боится услышать не тот ответ, на который рассчитывает, но это ведь не должно всё звучать так в новогодний праздник, так? Никто не будет таким злым в такой день. По крайней мере, Чонгук на это надеется.       — Вы чё... удумали заниматься с Крисом прямо тридцать первого числа?...       Хосок кривится, будто нажрался апельсина.       — Мы не заниматься, мы это... Да я не к Крису вообще. Тэхён нужен, говорю же! — старается почти кричать, чтобы до третьего было точно слышно, пусть и боится, что сам Ким сейчас не в лучший момент вылезет со своего второго.       — Тэхён? — недоверчиво.       — Да, Тэхён, — сам себе уже не верит.       — Не знаю, вряд ли бы он малого одного оставил. Если никто не выглядывает, то, скорее всего, ушли куда-то... — Хосок чешет лоб, пытаясь придумать, куда могли бы съебаться его соседи. — А чё это у тебя за светяшка?       — Да Крис в саду забыл, — и тычет вверх, вытягивая руку, чтобы было виднее. Бабка, что мимо тащится, криво косится на парня, — во, поделка, ёлочка! Видишь? Врёт, сам полночи делал, иголки сушил.       — Крута-а-ая. Это ирония, Чонгук знает.       Чонгук знает про Хосока от Криса, сына Тэхёна. Пятилетний рассказывает часто про шумного соседа, что ссорится с его папой почти до драк, а потом обнимается под "Федерико Феллини". Это их общая любимая песня, кстати.       Иногда Хосок даже забирал Криса вместе с Тэхёном, от того и запомнил имя и вид Чонгука, наверное.       — Можешь зайти, подождать их что ли.       Хосок получает отрицательный кивок, но не успевает возмутиться, потому что его кто-то зовёт. Он оборачивается, отвечает что-то там, хмурится. Видимо, он не один. Наверно, Чонгук совсем не вовремя.       Это и не удивительно. У людей вокруг, несмотря на погоду отвратную, жизнь кипит и бежит, как личная, так и перспективная. И кто в их жизнях вообще такой Чонгук?       Он отговаривается, что подождёт Тэхёна с Крисом сам, а сам молится, чтобы его рука не отпала. Подделку он держит в руке, которая в перчатке должна греться.       Если честно, нихуя не греет она.       Уже смеркается, а мысли о том, чтобы свалить в туман побыстрее, приобретают всё больше смысла.       Он делает шаг в сторону своего дома, но слышит детский визг далеко позади.       Глубокий вдох. Хватит обернуться только, чтобы понять, кто эти за две фигуры там на льду пытаются скользить и драться за АТБшный пакет.       Ну вот. Он дождался. А что говорить-то? "Я пришёл сказать, что ты мне нравишься, у тебя крутое пальто"?       Не очень. "Ты такой классный, я хочу прокатиться на твоём лице, мистер Ким"?       Не при ребёнке. "Крис, малыш, у меня чувства к твоему папе, можно...?"       Сломает семью, манипулируя с помощью ребёнка.       — Чонгук, привет? Блять, блять, блять?       — Я гей. Оу. Трёхочковый.       На него смотрит две пары глаз. Одни такие большие, чёрные и любопытные. Ребёнок растягивается в улыбке, отпуская аккуратно пакет на пол, чтобы подбежать и обнять своего воспитателя, не обращая внимания на то, что вообще-то они тут не особо часто пересекаются.       Тэхён же смотрит в недоумении, а Чонгук хочет заныть.       Скажи хоть что-то уже, скажи.       — Я... Не знаю? Зачем вы мне сказали это? Или, то есть, я ценю Вашу искренность, я не осуждаю вас ни в коем случае, но... Вы пришли к нам под дом, чтобы рассказать это? Блять, ну да.       Чонгук тушуется под чужим взглядом и удивляется чужой выдержке: как этот мужик всё ещё умудряется быть таким этичным и осторожным в словах? Чонгуку нравится до бледного такое отношение: это заставляет себя чувствовать маленьким и хрупким, под чужой защитой.       — Я это, поделку отдать. Крис забыл в садике, — и протягивает папаше ёлку, стараясь хоть на секунду соприкоснуться с чужими пальцами, пусть даже через противную перчатку, чтоб её.       Чонгук надеется, что Крис подыграет, потому что это будет ебейшим фиаско, если его спалят. У него на самом деле была другая причина, и смелее он казался себе в три тысячи раз, но какого хуя вообще?       — Да... Хорошо, спасибо, но Вам не нужно было приезжать сюда. Теперь не ездят автобусы и...       — Я могу остаться у вас? Ёбнулся?       Глаза напротив смотрят теперь уже с точным шоком, который ранее их владелец пытался скрывать.       Или Чонгуку нужно научиться формулировать свои желания и предложения правильно, или Чонгуку сейчас вызовут больничку под Щедрівочку.       Крис снизу хихикает, всё ещё не отлипая от ноги воспитателя. Последний свободной ногой тушуется по снежной дорожке, ковыряя в ней ямку от нервов.       — Я не имел это ввиду, я другое хотел сказать. Исправлять ситуацию или усугубить?       — Вы мне нравитесь.       Чонгук сейчас умрет. У него горят уши под шапкой, а руки жгутся противно, поэтому он сразу их в карманы прячет. Даже Крис обращает внимание на эту резкую тишину и напряжение между ними. Малой поднимает голову на папу и говорит так, будто ругает его:       — Папа, ты Чонгука сейчас обидишь, если не скажешь что-то в ответ. Сам же учил брать ответственность за то, какой ты крутой! — хмурится, но продолжает зыркать на папу. У Тэхёна проскакивает момент совести, кажется.       Он крутой папа, даёт хорошие советы, может, едва эгоистичные и надменные, но таким образом воспитывает ценность к себе. Чонгук знает, что невеста Тэхёна оставила его с ребёнком одного, когда Крису и двух лет не было. В Дубаи к шейху, представляете?       Тэхён, может, тоже к шейху хотел, а? Только его не спрашивали, оставив на произвол так. Но он ни разу не жаловался, ведь любое одиночество малой затмит, а деньги... А деньги всегда найдутся, он же мужик, а не гандон какой-нибудь.       — Простите, Вы не обязаны, это всё странно и я... Я просто хотел быть честным с Вами, Новый Год, все дела, — нервный смешок со стороны Чонгука и взгляд Тэхёна становится строже и хмурее. Не то сказал, что ли?       — Не говорите глупостей. Мы будем сейчас на стол накрывать, пытаться, но Крис, — взгляд на ребёнка ещё хмурее, чем был прежде, — захочет попробовать селёдку под шубой. Я не умею её делать, может, Вы знаете, как всё там нужно смешивать и всё такое?       Тэхён держит ёлку в красной от холода руке, в глазах у него отблескивает голубая гладь льда и свет жёлтых фонарей. Волосы у него взлохмачены и едва шатаются от морозного ветра. Чонгук влюблен так сильно, что крутит в желудке и грозится сделать отрыжку с бабочками.       — Вы уверены, что я могу?       — Можешь, можешь, — подаёт ребёнок и подбирает свой пакет, который ранее оставил рядом с папой, — он просто выкаблучивается, не умеет признания принимать, вот и выглядит, будто лимона объелся. Прости его, Чонгук-и!       Взрослые смеются, а Тэхён кивает, мол, малой прав. Они направляются в подъезд, но Чонгук понятия не имеет, что ему делать с той кутёй, что заварил на семь дней ранее Рождества Христова. Хосок за драмой наблюдает со второго этажа, хмыкая.       — Я так растерян, наверное. Нам стоило обсудить это по телефону или отдельно, где не было бы Криса, — Тэхён помогает стянуть с Чонгука куртку, ухаживает. На кухне пахнет вкусно курицей в духовке, что поставили предварительно, мандаринами и елью. Ким пытается превратить этот праздник в такую сказку, которую хотел бы видеть в детстве, даже если после их с сыном застолья осталась бы целая половина блюд нетронутой.       Чонгук просит обращаться на "ты" и отнекивается, что этот шанс реально был единственным.       Они не говорят об этом больше, переводя темы на что-то будничное. Время с Тэхёном летит быстро и совершенно без затрат энергии.       Чонгук в фартуке сосредоточен, когда в квадратную основу выкладывает сначала рыбу, потом лук и так далее по списку, что нужно для шубы. На улице давно темно, поэтому они включают помимо света от лампы ещё и гирлянды. Этот Новый Год обещает быть особенным? Оба думают, что, очевидно, да, раз он уже начался так по-ебанутому.       Тэхён отходит чуть назад и осматривает картину в целом: воспитатель возится и пыхтит над блюдом на его кухне, сын довольно прыгает под ногами, предвкушая праздник и сказку, начало чего-то нового. Ким ловит себя на мысли, что хотел бы себе такую семью. В этом чувствуется гармония, в этом чувствуется уют.       — Так почему именно под Новый Год? — Тэ кидает в рот дольку мандарина, сразу протягивая остальное Крису. Пацан хочет есть, но перебивать аппетит себе нечем: нужно ждать всё самое вкусное.       Чонгук хихикает неловко.       — У меня друг — таролог. Он сказал, что все любовные признания в новом году обернутся в семейные, и я подумал, что я могу рискнуть...       — Давно?       Чонгук смущается, не отвечает, продолжая своё дело.       Он понимает, о чём спрашивает Ким.       Понимает, поэтому отвечать точно не будет.       Нравится ещё с самого первого раза, когда старший, спотыкаясь, привалил выпившим, отдавая маленького Криса в первый раз в садик. С того раза, когда пришёл к Чонгуку с вопросом по поводу того, нужно ли покупать отдельный горшок Крису, если тот хочет фиолетовый, а не такой, как у всех — синий.       И с каждой встречей нравился и нравится всё больше.       Тэхён взглядом просит Криса по-тихому свалить. Малой отдаёт честь и ретируется в комнату с кухни. Вот вам и тот самый криповый момент всех дорам и фанфиков. Чонгук не оборачивается, но слышит, как к нему подходят.       Тэхён не знает, имеет ли право подходить ближе, имеет ли право касаться или быть достаточно тесно. Ему Чонгук всегда приятен был, но не казался заинтересованным. В памяти Кима этот парень остаётся каким-то уставшим и добрым воспитателем его сына. Все уже поняли, что Крис болтливый мальчик, оттого и Тэхён знает про Чонгука всё именно от сына. Что тот ест на обеденный перерыв, какой чай пьёт и какие песни с ними поёт.       Тэхён думал один раз, что хотел бы подарить Крису такую маму, как этот воспитатель. Дальше мыслям заходить было запрещено.       Но сейчас судьба играет с ним достойно и грамотно, не подаётся и ведёт свою борьбу. И не учитывает, что Тэхёну на руку проиграть и поддаться. Он кладёт руку на талию Чону, не подходит ближе нужного, но говорит достаточно тихо, будто сам боится отказа.       — Ты останешься на куранты? Чонгук поджимает губы и... Слышит звук колокольчиков. Что за?...       Они оба поворачиваются к дверному проёму, где Крис звенит декоративным колокольчиком. Знает же всё, сучонок.       Чонгук останется и на куранты, и после.