элегантный аметист

— шиничиро, мы скоро уже пойдём? забавно стоя на носочках, майки прилип к окну, следя за равномерно падающими снежинками за стеклом, что мягким искрящимся слоем укладывались на холодную, уже порядком присыпанную снегом землю, уродливо-причудливые голые ветви деревьев, заборы, машины, здания и людей. зима выдалась на удивление снежная: кругом уже вовсю резвилась детвора, играя в снежки и барахтаясь в белом океане, строили и заливали снежные горки. к одной из таких майки сегодня очень торопился. там, у подножия новенькой горки, его должен был ждать доракен, потому что они договорились встретиться и дали друг другу слово, что заберутся наверх вместе. опаздывать не хотелось. близился новый год. по старенькому телевизору, который уже практически никто не смотрел в их доме, без устали крутили предпраздничные рекламы, глупые телешоу, подводили итоги года и вручали разные премии и статуэтки людям, добившимся каких-либо успехов в различных делах. всех людей, которых нарекали «обладателями мировой славы», майки, проводивший всё своё свободное время в гараже шиничиро или на улице с друзьями, видел впервые. — сейчас пойдём! в соседней комнате послышался какой-то грохот: что-то совершенно очевидно повалилось на пол, и майки оставалось лишь надеяться, что это был шиничиро, а не годовой запас закруток с имбирём от деда. если бы существовала премия «самый неловкий на свете старший брат» — шиничиро всех бы там уделал. — мне даже спрашивать не хочется, в порядке ли ты, — сменив локацию, майки скучающе приложился щекой к дверному косяку, разглядывая шиничиро, заваленного коробками и банками из кладовой. — ты такой злой мальчик, манджиро сано, я тебя таким не воспитывал, — брюнет снял со своих волос кусочек блестящей мишуры, оторвавшейся от украшения на стене. — не знаю, — майки пожал плечами. — меня воспитала улица. возвращать к жизни надувной баллон, который все дружно окрестили «плюшкой», оставшийся с прошлого года, оказалось сложнее, чем можно было бы подумать. напоминая о том, что кенчин его ждёт, майки сновал вокруг, с интересом наблюдая за тем, как разглаживались мятые бока резиновой материи под давлением воздуха. ради такого праздного дела шиничиро ещё вчера принёс из гаража свой лучший насос. — пусть тебе твой кенчин эту хрень и надувает тогда, — беззлобно отозвался шиничиро, устало зачесав пальцами волосы назад. — всё, готово. будешь самым модным. иди колготки свои натягивай. майки нахмурил брови, вызывая тем самым лишь смех у старшего. — какие ещё колготки, блин? не буду я ничего надевать! — ну тогда ты никуда не пойдёшь, я сдуваю твою плюшку, — шиничиро показательно потянулся к насосу. — ты… — да-да, я знаю, я «гадкий и ужасный шиничиро». если не хочешь остаться смотреть передачи с дедом, то одевайся уже. в двадцать лет ещё спасибо мне скажешь. шиничиро, натянув зимнее пальто, уселся на плюшку, выставленную у двери. скандалы и дебоширство насчёт одежды не закончились, когда майки выпустился из детского сада; и даже тогда, когда он выпустился из начальной школы. он совершенно не умел одеваться по погоде, легко заболевал от сквозняков и холодных напитков, а на все шутки шиничиро, которые воспринимал в штыки, отвечал, что он «дед инсайд». шиничиро не знал никаких дедов, кроме их родного, поэтому думал, что у младшего брата начался период полового созревания и юношеского максимализма. он хорошо помнил это время, когда ты отказываешься есть полезную еду, хорошо спать по ночам и тепло одеваться. заснеженная улица сверкала, отражая лучи солнца от всех поверхностей. зима обещала быть снисходительно тёплой и снежной: верхний липкий слой дети и взрослые уже использовали на снежки, кидаясь ими друг в друга или в кирпичные стены, выдумывая новые дворовые игры. шиничиро тащил за собой разноцветную пёструю плюшку, на которой восседал майки, лениво глядя на снующих вокруг детей, заливающихся смехом. их растрёпанные волосы выбивались из-под постоянно слетающих от безудержного веселья шапок, а покрасневшие руки хватались за липкий снег, не обращая внимания на болтающиеся на резинке вязаные варежки. руки майки были спрятаны в чёрные утеплённые перчатки — почти такие же, как и у старшего брата, но на пару размеров меньше; огромный шарф был натянут на нос, практически полностью закрывая лицо. — шиничиро, а почему я один одет как капуста? — а у тебя иммунитет слабый. не то чтобы майки хотелось завалить его вопросами, но. — а зачем нам ещё одна ледянка, если есть плюшка? — кому-нибудь может пригодиться. лучше бы шиничиро хоть раз подумал о самом себе, а не о ком-то ещё. нога в зимнем ботинке волочилась по снежной дороге, оставляя за собой ребристый след, как от телеги, запряжённой лошадью. молодым конём в данном случае выступал старший сано, усердно переступая ногами через наваленный на дороге снег. практически лёжа на баллоне (благо, телосложение позволяло) майки размышлял о том, что его брат, пожалуй, выиграл бы ещё несколько премий в этом году: например, смог бы получить статуэтку «самый добрый» и звание «мистер неумелые романтические подкаты». жертвой его подкатов становился вакаса имауши — человек-легенда, что стойко переносил сомневающуюся личность своего возлюбленного. по крайней мере, для майки, который только недавно понял значение этого слова, они совершенно точно были возлюбленными. правда, возможно, они об этом ещё не знали. поэтому одиннадцатилетний майки, преисполненный львиным благородством, решился (согласился) помочь брату наладить его личную жизнь, а иначе говоря — признаться вакасе имауши в чувствах. и хотя маленький майки ещё мало что понимал в вопросах любви, он порой задумывался о том, что когда-нибудь и сам может оказаться в подобной ситуации. быть на месте ломающего голову над оригинальным признанием шиничиро ему не особо хотелось, поэтому майки представлял себя на месте вакасы — красивого и уверенного, снисходительно наблюдающего за тем, как шиничиро подбирает подходящие фразы и нервно путается в словах, а затем неловко всучивает подарок. интересно, мямлил бы доракен, как брат? что бы он ему подарил? в побрякушках майки не особо разбирался, зато ему нравились быстрые и рычащие байки, один из которых стоял у шиничиро в гараже и дожидался своего звёздного часа. вот бы доракен подарил ему байк. он бы тогда был самым крутым на районе. не сразу заметив, что плюшка больше не катится по заснеженной дороге, задумавшийся майки уткнулся взглядом в ноги шиничиро, спрятанные в тёмные джинсы, а затем заглянул брату в глаза, слегка задрав голову. шиничиро остановился, развернулся к нему лицом и скрутил ремень от плюшки в руке, несколько раз обмотав его вокруг пальцев. дело было серьёзное. — майки, — изо рта шиничиро вышел клубок пара, напоминающий дым от сигарет, которые он курил. — ты всё хорошо помнишь? давай повторим. глубоко вздохнув, майки стукнул ладошкой по ледянке и недовольно дёрнул ногами, мол, «кати давай, чего встал». — мы же уже кучу раз обсуждали это, ты меня уже достал! — проканючил майки, выгибаясь, как маленький ребёнок. — поехали скорее, а то я вакасе на тебя нажалуюсь. — нажалуешься? — шиничиро согнул свои худые ноги в коленях и присел напротив. — интересно, это на что же? — на то, что ты доставал меня своим сумасшедшим планом, невростеник. — откуда ты знаешь такие слова? — удивился брюнет. — у деда в кроссворде видел, — важно пояснил младший. — я разгадывать помогал, пока ты в своём гараже копался. я теперь буду умным, и вакаса меня полюбит больше тебя. — вот уж спасибо, братец, — засмеялся шиничиро. вытянув руку, он поправил шарф майки. — я думаю, он и так тебя любит больше меня! поспорить с этим было трудно. майки никогда не был идеальным мальчишкой, но ему многое прощалось благодаря его внутреннему — да и внешнему — очарованию. шиничиро за свои промахи получал гораздо чаще даже тогда, когда ему перевалило за двадцать. от деда он всё ещё прятал сигареты. вакаса имауши был для майки странным явлением в их жизни: сначала он долго не мог понять, как к нему относиться. он никогда не ревновал шиничиро к его друзьям, которых было достаточно. он был забавным, весёлым и его харизма всем нравилась. но с появлением вакасы майки всё чаще хотелось жадно обнять брата за шею, показывая, что тот уже занят. полный невозмутимого спокойствия и саркастичных замечаний, вакаса, подозрительно быстро сблизившийся с шиничиро, сначала не обращал на майки никакого внимания. всё в его тоне говорило о сущем снисхождении и одолжении, которое он оказывает, здороваясь с младшим сано, едва доходившим ему в то время до живота. майки иногда нарочно не оставлял их вдвоём, всё время ошиваясь рядом, однако со временем всё изменилось: у майки появился хороший приятель доракен, а вакаса, у которого никогда не было младших братьев или сестёр, оказался на удивление крутым, дружелюбным и интересным. узнав, что они подружились с шиничиро после того, как тот проиграл вакасе и получил парочку хороших пинков под зад, майки, одолеваемый смехом, к нему потянулся. он больше не казался ему опасностью, маячевшей на горизонте: с собой вакаса часто приносил леденцы на палочках и они, стуча о зубы, веселились, без конца подшучивая над работающим шиничиро. он не беспокоился, что кто-то отберёт его брата и встанет на первое место, лишая майки внимания и любви — теперь он мог доверить шиничиро вакасе с чистой душой и почти такой же совестью, наблюдая за развитием их отношений. план шиничиро изначально заключался в том, чтобы превратить обыкновенную зимнюю забаву в нечто большее: ему хотелось, чтобы катание с горы в канун нового года, что являлось их негласной дворовой традицией, навсегда отпечаталось в памяти вакасы и ажурной гравировкой легло на сердце. с открытой новой горки, украшенной ледяными фигурами, шиничиро с вакасой должны были героически скатиться вместе ровно к семи часам, когда вокруг зажигались праздничные красивые гирлянды, сверкающие разноцветными огнями, даря ощущения таинства и сказки. под цветными фонарями, подсвечивающими снежное одеяло, что покрыло землю, майки — как младший брат, на которого можно положиться — должен был вложить заготовленную коробочку с подарком между двумя фигурами белых лебедей — символа чистой любви и верности. вакаса получает признание и подарок; майки — несколько пачек чипсов за помощь, которые ему не разрешалось есть, а шиничиро, представленный героем романтичной истории, при наилучшем раскладе получает положительный ответ и согревающий поцелуй. всё должно было быть идеально. — я слышал одну примету, — сказал майки, встав на ноги. — какую? — спросил шиничиро, с интересом наблюдая с младшим. обойдя его и встав сзади, майки резко схватился руками за шею и плечи, обнимая парня. шиничиро стоило не малых усилий не завалиться в снег вместе с этой ношей от неожиданности. покрепче обняв его руками за плечи, майки запрыгнул на спину, как ручной зверёк, словно там всегда ему и было место. — если в канун нового года понести младшего брата на спине до горки, то все желания сбудутся, — заверил его майки, легонько стукнувшись своей головой о голову брата. подхватив его под ногами, шиничиро поднялся и подкинул майки на себе для того, чтобы удобнее зафиксировать на своей спине. он сощурил глаза, улыбнулся и оглянулся на него. — что-то я не слышал о такой примете, маленький аферист. она, наверное, не работает. — ну, ты просто не пробовал, — майки пожал плечами и качнул ногами в воздухе. — давай скорее! работай, раб, солнце ещё не село. — обалдел, мелкий? — шиничиро сердито подкинул его вновь. — пусть тебя твой дружок таскает, мне уже пора на пенсию. — шиничиро, мы опоздаем! разве можно заставлять вакасу ждать! майки использовал запрещённые приёмы. заставлять вакасу ждать не пришлось — он сам вывернул им навстречу через несколько поворотов. благоухающий и едва ли не отражающий от себя свет солнечных лучей, точно снежное зеркало, в своей светлой куртке он был похож на молочный зефир маршмэллоу, что так любили дети и взрослые; его волосы — слегка пушистые от повышенной влажности — затмевали собой сахарные сугробы, казавшиеся на его фоне блеклыми и грязными. вблизи шиничиро мог разглядеть его точно покрытые инеем, длинные ресницы с узорчатыми маленькими снежинками, ещё не успевшими растаять; хитрый взгляд аместитовых глаз приковывал к себе всё внимание, словно цепями. если так, то шиничиро был готов собственноручно надеть на себя ошейник, а поводок — или цепь — отдать в руки вакасе. приветственно тронув шиничиро за плечо и хлопнув майки по заднице, облачённой в тёплые болониевые штаны, имауши забрал у старшего сано ремень от плюшки, чтобы хоть как-то облегчить его ношу. — привет, мини сано, — улыбнулся вакаса одним уголком губ. майки напыжился, это было заметно даже через его шарф, закрывающий половину лица. — не зови меня так, — буркнул он, сильнее цепляясь за пальто шиничиро. вакаса игриво сощурился. — как же тебя тогда называть? — парень приложил пальцы к подбородку и сделал вид, что задумался. — мини майки? — нет! — запротестовал тот. — к твоему сведению, в школе меня называют великий и непобедимый майки! — о да, — подтверждающе хмыкнул шиничиро. — он сегодня непобедимо отказывался надевать свои колготки. майки недовольно дёрнул ногой, попытавшись лягнуть брата. — шиничиро, ты дурак! это не колготки! — да сиди уже спокойно, а то сейчас высажу тебя, безбилетник. майки затряс ногами, высказывая максимальную степень своего недовольства. сдержав слово, шиничиро быстро спустил его со спины и поставил ногами на землю — пусть скажет спасибо, что не бросил в снег — не забыв, при этом, поправить шарф. младший капризно стянул его обратно. — всё, ты в зимней одежде в четыре раза тяжелее, ещё и болтаешь много, — выдохнул сано. — так что дальше сам. — если ты прокатишься, то сломаешь мою ледянку! — в отместку майки топнул ногой, чуть провалив её в снег. — я тебе не разрешаю. — тебе жалко для брата? — что ж, — вмешался посмеивающийся имауши. — иногда большая ass это проблема. я за ним прослежу, манджи-чан. шиничиро, приложив руку к лицу, с готовностью рассмеялся над чужой шуткой. поправив шапку младшего брата, он пихнул его вперёд, намекая о том, что им с вакасой нужно остаться наедине. — вот блин, когда мы выбрасывали старый хлам перед новым годом, надо было выбросить тебя! майки, чей высокий голос ещё не сломался, привлёк к себе внимание всей местной детворы, спешащий к новой горке, на которую ещё предстояло подняться, что само по себе было испытанием не из лёгких. увидев знакомую высокую фигуру, майки схватил ремень баллона и побежал — насколько это было возможно — навстречу другу. его комбинезон делал забавное «фить фить фить», которое вскоре стихло, как только фигура мальчика отдалилась и стала меньше. — майки, пожалуйста, осторожнее! — крикинул шиничиро ему вслед, волнуясь то ли за невредимость брата, то ли за заветную коробочку с подарком, надёжно (как он думал) хранящуюся под заедающим замком в кармане куртки манджиро. вакаса, проследив за развернувшейся трагедией, усмехнулся. его губы утонули в шарфе. нос его слегка шелушился от холодов — две недели назад шиничиро подарил ему крем, который выбирал с каким-то незнакомыми девушками в магазине. а теперь маленькая бархатная коробочка таила в себе роскошный и таинственно-элегантный аметист на новых серебряных серьгах, с которыми майки ушёл кататься на горку. — вот это он тебя строит, — шутливо присвистнул имауши. — интересно, что же будет через несколько лет. — выскочет за своего кена и я отмучаюсь, — выдохнул шиничиро, выпуская пар изо рта. — передам из рук в руки, так сказать. — не грустно тебе будет из рук в руки передавать-то? — грустно, конечно, — согласился парень. — слезами уревусь, одолжишь жилетку? — кринж, я такое не ношу. шиничиро мягко улыбнулся. у вакасы был особый юмор, он бы сказал, что с неким почерком: даже самые грубые, казалось бы, вещи могли слетать с его губ так, что это казалось особенно забавно. губы он всегда мазал фруктовым бальзамом, особенно зимой, когда всё его тело буквально требовало особого внимания и ухода. шиничиро был готов дарить вакасе особое внимание каждый день. каждый час. минуту. ему ещё никогда не хотелось от него отдохнуть. возможно, потому, что отдыхал от него обычно вакаса: он был из тех людей, кто спокойно проводит время в компании друзей, но после восполняет силы и внутренний баланс наедине с самим собой. вакаса оставался наедине с самим собой тогда, когда хотел, а шиничиро готов был биться за то, чтобы остаться наедине с вакасой. белый леопард. снежный барс. лёгкий, ловкий и быстрый он сновал по снегу, перепрыгивая через опасные места, на которых шиничиро неловко поскальзывался и старался удержать равновесие, пока его сердце заходилось в бешеном ритме. задумавшись о том, как себя чувствует коробочка с подарком для вакасы, оставшаяся майки на попечение, шиничиро не заметил, как имауши оказался позади, слегка отстав. зато через несколько мгновений он ощутил тяжесть на своей спине, как будто нёс теперь двоих или троих майки. если шиничиро ожидал, что ему удастся отдохнуть, то он сильно ошибался: вакаса весело запрыгнул ему на спину и шиничиро не мог его не подхватить под ногами. даже когда он касался его через штаны и перчатки, кожа на его пальцах готова была сгореть. — интересно, — вакаса зашуршал фантиком от новой конфеты прямо над его ухом. зубы клацнули о карамель. — а за тебя, такого ворчливого деда, кто выскочет? ох, вака, я думаю, ты знаешь.