my red ribbon in your brown hair

      Кажется, чем больше времени проходило с начала отношений Мизуки и Эны, тем чаще они оставались друг у друга на ночёвки. И если девушка не очень-то любила покидать собственную спальню и с трудом засыпала дома у парня хотя бы на часок, то для Акиямы в ночёвках не было никакого дискомфорта, и дай ему волю — будет хоть неделями засыпать вне собственного дома. Хотя изначально именно он говорил, что без любимой подушки не уснёт… Впрочем, Шинономе поначалу тоже утверждала, что дверь ему не откроет, если он в гости заявится. Оказалось всё, понятное дело, ровно наоборот, и временами девушка даже настаивала, чтобы он пришёл. Спокойнее ей было, когда рядом находился объект воздыхания, да и в принципе легче было сконцентрироваться. Помимо потока пустой болтовни, Мизуки иногда и дельные советы давал, наталкивал Эну на нужные мысли, за что она его не так уж часто благодарила.       Но спокойствие в окружении друг друга продлилось недолго. И на смену более платоническим чувствам пришло вожделение. Реакция у обоих на такие перемены была разной: если Акияма быстро понял, в чём дело, то Эне для осознания своего влечения понадобилось время. В любом случае отрицать, что в скором времени у пары от каждого соприкосновения горели щёки, да и то, что сами касания стали чаще и откровеннее, было глупо. Шинономе невольно заметила, что чаще стала ложиться на плечо Мизуки и в целом уже не ощущала себя так нервно рядом с ним, а Акияма в свою очередь упорно боролся с желанием притянуть её за талию ближе. Он в целом боялся перейти черту и даже перед простым поцелуем в губы спрашивал её разрешения, хоть та и недоумевала о надобности таких вопросов.       Сегодня был один из редких дней, когда Шинономе согласилась прогуляться после своих вечерних уроков. Обычно мольбы Мизуки встречали резкий отпор, аргументируемый усталостью или подступающими дедлайнами. На сей раз срочной работы не оказалось, а догорающий закат был настолько красив, что удержаться от предложения Акиямы было сложно, да и не хотелось. Вот только ночь наступила быстро, вместе с ней довольно сильно похолодало и поднялся ветер, поэтому Эна просто не смогла отправить Мизуки к себе домой после того, как он её проводил.       И теперь они просто сидели на её кровати. Сидели, не зная, о чём поговорить и чем заняться. До 25:00 оставалось ещё около двух часов. Сегодня Канаде выложила в соцсети группы очередную песню, а работа над новой пока что не началась. Казалось бы, обстоятельства идеальные, чтобы спокойно уделить время друг другу, но, как назло, в голову не лезла ни одна идея.       — Ну, может хоть фильм посмотрим…? — вздохнул Мизуки, места себе не находя с этим молчанием. Обычно минуты тишины дискомфорта не доставляли, но в этот раз она казалась настолько неуместной, что хотелось нарушить её хоть чем-нибудь.       — Амиа, я кучу раз говорила, что не люблю твои аниме про роботов! — возмутилась Шинономе, поднимаясь с плеча юноши.       — Давай поиграем во что-нибудь, — но Акияма сдаваться так просто не хотел. Девушка нахмурилась, что вызвало у него невольную ухмылку, которую в срочном порядке надо бы от неё скрыть, а не получается.       — Я тебя сейчас чем-нибудь тресну! Почему нельзя спокойно поси…       Выпалила Эна и осеклась, глядя на парня, с игривым выражением лица потянувшегося за подушкой-звёздочкой.       — Не сметь! — кричит Шинономе, пытаясь выхватить её из чужих рук… Но не учла она, что Мизуки гораздо проворнее, поэтому попытка увенчалась не успехом, а ушибом руки о бортик кровати, пока Акияма под недовольное шипение Эны уже улизнул на другой край со злобным хихиканьем.       — Не думаю, что мне надо объяснять, но… — со вскриком уворачивается уже от ответного удара спальной подушкой. — Бой подушками!!!       — Я тебя реально… когда-нибудь прибью… — из-за одышки высокий голос прерывается.       Если для Мизуки это простое дурачество, то вот Эна всё воспринимает слишком уж серьёзно. Потому и сила ударов парня ничтожно мала, в то время как Шинономе бьёт со всей дури. Обычно и наиболее пострадавшим, и выигравшим является Акияма, долгое время жалующийся потом на синяки. Вот и сейчас от ударов разозлённой Эны аж пыль с матраса поднималась, пока Мизуки с визгами и смехом уворачивался от её подушки, изредка закрываясь своей, как щитом. Глядя за стараниями девушки, парень всё больше желал ей поддаться. Сколько он себя помнит, она ни разу не выигрывала, так почему бы и…       Додумать он не успел. Отвлекаться перед вооружённой Шинономе, конечно, поступок смелый, вот только от столь сильного удара по рёбрам аж воздух из лёгких выбило. Через секунду Акияма уже валялся на простыне с головокружением. Эна же, отлетевшая в другую сторону, времени терять не собиралась, и пока юноша приходил в себя, она уже со злорадствующей улыбкой и озорным огоньком в карих глазах прижимала его подушкой к матрасу, нависая сверху.       — Наконец-то… я… у тебя выиграла! — самодовольно усмехнулась Шинономе, пытаясь восстановить дыхание, пока Акияма завороженно смотрел на неё снизу вверх.       Короткие тёмные волосы растрепались, и Эна дрожащими пальцами упорно пыталась убрать прилипающую ко лбу чёлку. На щеках проступил румянец, и в кои-то веки глаза девушки были не уставшими или грустными, а игриво блестящими. Губы от сильного дыхания быстро сохли, из-за чего приходилось часто обводить их языком.       Мизуки чувствовал, как к собственному лицу приливает жар, а глаза затягивает предательской поволокой. Внизу живота скручивало узлом, отдавало пульсацией, и Акияма проклинал свой организм и бурные гормоны всем, на чём свет стоит, закусывая губу и не зная, что теперь делать. Шинономе, наконец-то отдышавшись, явно недоумевала о его растерянности. А азарт лишь больше разгорался в груди, и припухшие губы Мизуки казались Эне всё привлекательнее. Вздохнув и наплевав на свои предубеждения, девушка сократила и так не большую дистанцию между их лицами, осторожно наклоняясь к его губам.       Влажный, смазанный, робкий поцелуй. Мысленно Акияма во всю матерился. Сейчас его спасала лишь зажатая между телами подушка, но и то уверенности не давало: с каждым разом Шинономе прижималась к Мизуки всё теснее, удобно расположив согнутые руки по обе стороны от его плеч. Оставалось лишь неуверенно отвечать на её действия.       — Мизуки… — низкий, хриплый шёпот прямо в губы. Названный хотел уж было начать оправдываться, но вид слегка отстранившейся девушки говорил сам за себя. В приглушённом свете одной лишь настольной лампы лица обоих горели ярко-алым. И ответная реакция поселила смешанные чувства в груди юноши: спокойствие, что он чувствует это не один, и, напротив, тревогу, что теперь они оба хотят этого. Самое страшное. То, что его останавливало. Груз ответственности. Готов ли он…?       Между ними уже безумно долгое время стоит напряжение. Странное, тягучее, приятно сладкое… Такое, когда руку прямо жжёт после случайного прикосновения и оно долго чувствуется на коже почти ожогом. Когда щёки краснеют от недолгого зрительного контакта, и вы стыдливо отворачиваетесь друг от друга. Когда бабочки с бешеной силой бьются о стенку живота при обыденном взаимодействии, так и порываясь выпорхнуть наружу хаотичным роем. Когда ночью думать не можешь перестать о любимом теле, голосе, лице, совместных воспоминаниях, прикосновениях… Когда желание берёт верх над разумом.       Вот и натягивается эта струна недосказанности, недоделанности, влюблённости и бурного подросткового гормонального фона. Тянется, тянется… но любому натяжению ведь есть предел. В один момент оно достигнет пика, пробудет так какое-то время и… струна эта порвётся. Неизбежно порвётся. Чувства выйдут наружу любой ценой, а вот каким образом — сиди и гадай с замиранием. Такова уж человеческая природа.       …Мизуки и Эна слишком долго не переступали возведённых самими собой стен, строго следовали по расчерченной территории, границ не нарушали. Однажды вот — по чистой случайности! — вскрылось, что их чувства взаимны. Переговорили, пообнимались, робко поцеловали друг друга в щёчку. Разошлись. И очень-очень долго так и продолжалось. Даже губам не дозволяли встретиться около двух месяцев отношений. Всё в их отношениях происходило не обдуманно, а волей случая. Выходит, сейчас тоже просто случай…?       Когда вообще начало расти это влечение? Когда приобрело сексуальный характер? Оба ответят, пусть и очень нехотя, что почти сразу. Признаваться даже себе не хотелось, что это влечение вообще присутствовало, хоть это и было более чем естественно. Души друг другу они уже давно обнажили, вывернули наизнанку. Выходит, последний рубеж доверия — единение тел.       Запретный плод сладок, но ты всегда хорошо подумаешь прежде, чем поддаться искушению. Вдалеке от объекта вожделения не так уж и тяжело держать себя, но встреться с ним один на один — что произойдёт?       Насколько вероятно, что вы поддадитесь моменту? И рухнет эта стена мнимой гордости, так бережно возведенная вами когда-то давно, дабы оградить хрупких себя от постороннего вмешательства. Сами и поспособствуете её разрушению и будете рады, встречая желанное с блаженной улыбкой. Дальше вы пожалеете или запомните, как драгоценное мгновение; может, захотите повторить? Неизвестно. Но как же хочется узнать…       И эти мысли — единственное, что крутится в их головах, когда Эна снова тянется к любимым губам, пробует впервые углубить поцелуй. Чисто ради интереса…

…насколько далеко можно зайти?

      Влажные звуки прерывающихся поцелуев сопровождаются нарастающими томными вздохами. Вскоре, не прерывая прикосновений, они меняются местами. Шинономе жмётся сильнее, непомерно хочет убрать эту преграду между телами, но Мизуки не даёт. Тонкие пальцы девушки зарываются в спутанные розовые волосы, пока Акияма оставляет мягкие поцелуи на шее. Скорее не целует: просто касается мокрыми губами. Всё ещё слишком страшно. Эта недосказанность и спонтанность чересчур его волнует.       И Эна чувствует дрожь его губ, робость прикосновений. Приходится шептать между тяжёлыми вздохами согласие на каждое касание, иногда самой направлять горячие руки. Несмело Мизуки расстёгивает её школьный кардиган, и девушка, пользуясь моментом, убирает предельно надоевшую подушку. Короткая форменная юбка задирается, когда она резко обвивает торс парня ногами, не давая ему времени что-либо предпринять. Чувствует жар его тела и прогибает спину. Посмеивается, глядя на смятенно-возбужденное лицо любимого.       …На бледной шее парня начинают цвести бордовыми цветами укусы. В четыре руки избавляются от одежды, когда с губ Шинономе начинают срываться первые стоны. Мизуки явно запомнит, насколько чувствительны её бёдра. Гладит их невесомо, слабо сжимает, зацеловывает живот и рёбра, покусывает кромку не снятого лифа, пока Эна мелко дрожит и извивается под прикосновениями.       В паху горит, все органы переворачивает от касаний, поцелуев. Они, словно разряды тока, пронизывают тело до кончиков пальцев, заставляют хватать губами воздух, срываться на тихие стоны и стеснительно зажимать себе рот… Акияма судорожно вдыхает, вжимается носом в шею и низко шепчет её имя, когда Эна плавно гладит его через промокшую ткань.       Хочется сорваться, овладеть, вжать в постель и достичь пика. Этот ком внизу слишком жмёт, посылает волны по всему телу, но Мизуки держится ровно до тех пор, пока Шинономе сама не направляет его руку к своему белью. Стыдливо отводит взгляд, закрывает свободной рукой себе рот и поднимает бёдра. Грудь вздымается от вздохов, в которых временами мелькают ноты возбужденного голоса. И Акияма секундно зависает, загипнотизированный её видом. Эна прекрасна, великолепна, безупречна, совершенна… Он сделает всё, что она пожелает. Так, как пожелает…

***

      …Они сливаются в смазанном поцелуе, когда Мизуки делает первый слабый толчок. Эна обвивает его шею одной рукой, сжимает простыни свободной, сдавленно стонет в рот. Акияма вслепую перехватывает её руку, сплетает пальцы и вдавливает в кровать с каждым новым движением. Девушка подаётся навстречу, сжимается и расслабляется в такт, и у Мизуки глаза закатываются от этой отдачи.       Эна разрывает поцелуй, запрокидывает голову, задыхаясь от переизбытка ощущений и эмоций. Крышу сносит от осознания, что это то, чего она и желала, что ощущается это в разы приятнее, чем она ожидала, что всё происходит с тем, кого она всё это время любила и хотела…! Губы болят и, кажется, кровят от частых укусов, но она вновь тянется за поцелуем. Каждый толчок пронизывает тело приятной дрожью, переворачивает внутренности и выбивает хриплые стоны из груди. Подстёгивает возбуждение и тяжёлое дыхание, частые низкие стоны и невнятные обрывки слов у самого уха.       Оргазм накрывает мощной волной, и мышцы сводит сладостной судорогой. Спина выгибается дугой, когда Шинономе, жмурясь до звёзд перед глазами, надрывно стонет такое родное имя. Измотанное тело опускается на кровать. До Эны с запозданием доходит происходящее вокруг, но когда Мизуки ложится рядом, несмело сжимая её руку, она тянется ближе, ложится на его грудь, слушает сбитое дыхание. Жар тел постепенно спадает, и температура в комнате уже не кажется такой удушающей.       …Акияма сипло шепчет «Эна…», и та нехотя приподнимается на локтях, смотря в его довольное, уставшее лицо. Они оба не знают, что говорить, и Шинономе всё равно, переоценивает ли она сорвавшиеся с губ непроизвольно слова «Я тебя люблю». Им просто необходимо было прозвучать перед их первым трепетным, нежным поцелуем. Не неловким и не возбуждённым, а таким, какой должен был быть изначально — чувственным.