Маяк

*** С утра окна мягко закрыла завеса дождя. Капли барабанили по стеклу, размывая картинку внешнего мира, и казалось, что сейчас реальны лишь Ши Уду, деловито снующий у плиты и Хэ Сюань, согнувшийся едва ли не в три погибели над кроссвордом. Еще и подобравший ноги так, что колени почти подпирали острый подбородок. Время от времени Хэ Сюань поднимал голову и зачитывал своему соседу вопросы, вовлекая тем самым и его в процесс. — Это ты должен знать, — произнёс он. — «Краска на яичном желтке», семь букв. Тут «темпура» подходит, но что такое темпура, я знаю, вы меня не обманете… — Бывший солдат поднял взгляд на Ши Уду. — Ты почти угадал, — отозвался художник, вываливая очередную рыбину в муке. Его пальцы все покрылись белой пылью, которую нестерпимо хотелось стряхнуть на чёрные волосы пинающего балду Хэ Сюаня. Украсить, так сказать, пряди благородной сединой. Останавливало лишь то, что присутствие соседа рядом отзывалось в груди каким-то ощущением тепла, будто на ту лег пушистый кот, пытаясь закрыть сосущую внутри пустоту. Это было чувство, природу которого Ши Уду боялся позволить себе осознать. — Но ошибся на одну букву. Краска это темпера, — закончил он свою мысль. Хэ Сюань пробормотал что-то неразборчивое, вписывая недостающие буквы. — «Строение для сушки снопов перед молотьбой» знаешь? — спросил он. — Я понятия не имею. А вот еще — «ручное орудие труда», это что угодно может быть… Ему нравилось наблюдать за тем, как Ши Уду готовит — напоминало не то о давно прошедшем, не то о так никогда и не случившемся. Его взгляд привлекали руки, покрытые слоем муки. Иногда Уду облизывал пальцы, и от этого внутри что-то начинало ворочаться, будто пробуждаясь от знакомого звука. Будто он сам пробуждался после долгого сна. Шкворчание масла, наконец, прекратилось, и Ши Уду отставил сковороду в сторону. Быстро ополоснул руки, после вытерев те желтым вафельным полотенцем. И поставил перед Хэ Сюанем тарелку с аппетитно пахнущей жареной рыбой. — Ешь давай, пока не остыло, — проворчал он, почему-то отводя взгляд. — Ты первый, — предложил Хэ Сюань, откладывая кроссворд в сторону и с интересом поглядывая на приготовленное его соседом блюдо. — Ага, боишься, что я тебя отравлю, значит, — удовлетворенно заметил Уду, подцепляя одну из рыбин и вгрызаясь в неё зубами. — Ну бойся-бойся. Ты же понимаешь, что я могу есть её с таким невозмутимым видом, что ты ни за что не догадаешься, получилась она или нет? — Просто горячее не люблю, — возразил Хэ Сюань, наблюдая за тем, как художник ест. А потом перехватил его руку и коснулся языком пальцев, покрытых соком от пищи — совсем легко, будто не желая смутить при всем бесстыдстве его действия. — Сойдет, — подытожил он и только после этого сам принялся за еду. Внутри у Ши Уду что-то осыпалось, словно отвалившийся кусок старой штукатурки открыл взору скрытое под ним, и он ощутил потребность сменить тему. — Я говорил, что расскажу насчет документов. Сегодня вечером сделаю это. Обещаю. Хэ Сюань кивнул. Эта проблема всё ещё волновала его, и чужие секреты царапали изнутри. Однако вместе с тем ему не казалось, что Уду хочет навредить — если и хотел сначала, то вряд ли не изменил эти намерения. Выгонят ли его с маяка? Бывший солдат всё ещё не знал. Не хотел гадать. — Вытри губы, измазался весь, — проворчал Уду, резко поднимаясь из-за стола. — Я ушёл рисовать. Хэ Сюань хмыкнул, провожая взглядом уходящего в другую комнату художника. Затем нашарил в кармане подаренную им ракушку — он зачем-то носил её с собой. К счастью, товарно-денежные отношения между ними не прижились, уступая место добрососедскому бытовому коммунизму, однако этот жест был… действительно милым. Он последовал за Ши Уду и некоторое время наблюдал за его работой. Тот писал очередную картину. На фоне сине-сизых волн вновь выделялась маленькая темная человеческая фигурка. Находилась она не в центре, а чуть сбоку, одновременно и теряясь среди камней и волн, и привлекая внимание смотрящего. Хэ Сюань погладил большим пальцем подаренную ракушку. — Ты говорил, я могу что-то купить у тебя на неё, — произнёс он задумчиво, поднимая взгляд на Ши Уду. — Это все еще так, — отозвался Уду, отточенным движением нанося мазок, выписывая морскую пену. — Я не привык забирать свои слова обратно. Волосы его сегодня не были убраны в прилизанный хвост, а небрежно закреплены на затылке торчащей оттуда кисточкой. Шоковая терапия от Хэ Сюаня, узревшего Уду во всем его кудрявом великолепии, пошла на пользу? Сложно было сказать. -Тогда я бы хотел приобрести твою картину. Эту. Когда закончишь. Рука художника дрогнула, и он едва не совершил ошибку. Вовремя отвел кисть, глубоко вздыхая. — Ты просто невыносим, ты знаешь? — он приблизился к Хэ Сюаню, высунул язык и медленно провёл кистью у него по лбу. — Вот. Вариация на тему метки киновари. Буду надеяться, что через неё в твой мозг войдет божественное просветление. Он вернулся к написанию картины, погрузившись в молчание. И в тот момент, когда Хэ Сюань уже думал, что все пропало, внезапно сказал: — Я никогда не продавал свои картины. Но тебе — продам. Хэ Сюань кивнул, не спеша стирать со лба метку божественного просветления. — Договорились. Мне нравятся твои работы. В голове, видимо, под влиянием того самого божественного просветления, появился образ очередного кроссворда. Неразгаданным в нем было только одно слово: «Что ты чувствуешь к Ши Уду?», шесть букв. *** До вечера Хэ Сюань ждал объяснений. Время тянулось, и день шёл обычным чередом. Мысли о Ши Уду и чем-то новом, не то рождавшемся, не то пробуждавшемся в бывшем солдате, роились в его голове как назойливые пчелы. Мысли от себя отгонять Хэ Сюань умел — обычно физическими нагрузками или набиванием желудка до отказа. Однако со вторым на маяке было туго, а всю необходимую работу он на сегодня уже сделал, и оставалось только одно. Он, на самом деле, не был таким уж поклонником боевых искусств. Просто в какой-то момент это стало необходимостью, да и голову очищать от назойливых мыслей помогало, как и любая нагрузка. И теперь Хэ Сюань вышел на улицу и вдохнул свежий, вечерний воздух, влажный не только от близости моря, но и от прошедшего днём дождя. Он слегка размялся, а после, приступив к отработке ударов, на себе прочувствовал, что значит отсутствие практики и мысленно порадовался, что больше необходимости в этом нет. Спустя четверть часа на пороге лестницы, спускавшейся с маяка, появился Уду и принялся медленно спускаться, осторожно придерживаясь за скользкие перила. Некоторое время он скептически наблюдал за тем, как вдохновенно Хэ Сюань колошматит воздух. — Я, конечно, не эксперт, — наконец, не выдержал Ши Уду, — Но я слышал, что практиковать подобное лучше с кем-то в паре. — А что, хочешь побыть боксёрской грушей? — тяжело дыша, поинтересовался бывший солдат. — Развлечение так себе, не советую, смотреть, как я дурацки выгляжу, гораздо интереснее. — Все не настолько плохо, — хмыкнул Уду, приблизившись и встав напротив Хэ Сюаня, скрестив руки на груди. — Я ходил в секцию раньше. Чтобы… суметь защитить кое-кого. — Можем попробовать, если ты так хочешь, — произнес Хэ Сюань, оценивая неожиданного противника. Практики недоставало им обоим, так что… — Это будет интересно. Желание защитить было знакомым. Он был старшим братом… когда-то — может, и Ши Уду тоже. Или он хотел защитить любимого человека? И это чувство тоже могло их породнить. Уду принял боевую стойку, сжав руки в кулаки. Они с Хэ Сюанем начали сходиться — медленно, по кругу, постепенно сокращая расстояние. — Так вот, про документы, — невозмутимо произнес Ши Уду, будто бы продолжая прерванный разговор. Хэ Сюань насторожился. — Я тебя слушаю, — произнёс он, медленно приближаясь. — На самом деле, я и правда считаю, что нам нет смысла идти и выяснять, кому конкретно принадлежит эта земля. — он сделал пробный выпад и Хэ Сюань легко ушёл от него. — Потому что в дело вмешались мошенники. Процесс растянулся бы на несколько месяцев. — Вот как, — выдохнул Хэ Сюань, увеличивая дистанцию. Он предпочитал начинать линию атаки не сразу, на некоторое время уходя в защиту. К тому же он долго ждал объяснений, и прерывать их не хотелось. — И в чём конкретно заключалась афера? Как это возможно? Уду шагнул вперёд, нанося несколько последовательных ударов, с силой отталкиваясь опорной ногой. Трава была скользкой, и он едва не растянулся на земле. — Я… получил… маяк… в наследство от родителей. — выдохнул он. Хэ Сюань двинулся навстречу, и Ши Уду поспешно отскочил. — Некоторое время эта земля легально была «ничьей». Когда предыдущие владельцы… ушли из этого мира. В этот момент некий «добрый самаритянин» продал тебе якобы ненужную ему землю. Полагаю, что еще и с большой скидкой. Хэ Сюань кивнул. Как бы он ещё смог себе такое позволить? — То есть фактически полноправный владелец маяка — ты, — подытожил он, переходя в атаку. Уду уклонился от первого удара, но второй задел его вскользь по щеке и та мгновенно покраснела. — Логически — да, но не все так просто. Твоя сделка купли-продажи столь же законна, как и мое завещание с наследованием. Есть также установленный срок вступления в наследство. Я… несколько упустил его и потом восстанавливал через суд. Мое положение в данном вопросе весьма шаткое, при повторном обращении я бы сильно сомневался, что они захотели бы встать на мою сторону. Только при условии, что я доказал бы… что узнал о… смерти… предыдущих владельцев со столь же большим опозданием. Но не сомневайся, я нанял бы хорошего адвоката. Была еще одна причина, по которой он решился говорить в, казалось бы, максимально неудобных для этого обстоятельствах — когда они обменивались ударами друг с другом. Его мозг успевал только координировать движения, а не следить за словами, что значило, что он сейчас будет говорить только правду. И не сможет увильнуть, скрывая информацию ради собственной безопасности. — Но дело не в этом. Я просто не хотел бы уезжать отсюда. И… не хотел бы… чтобы ты уезжал тоже. Хэ Сюань сперва успел нанести удар, сбивший с ног художника, а после едва не поскользнуться на мокрой траве, прежде чем понял смысл услышанного. Слова Ши Уду жесточайшим образом давали надежду. — Почему? — глухо спросил он. Вид растянувшегося на траве Ши Уду заставлял… представлять неподходящие к ситуации вещи. И вспоминать, какие мягкие у его соседа губы. Уду молчал, глубоко вбирая воздух грудью, и выдыхая его через полуоткрытый рот. Земля и трава смягчили падение, но ему требовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. А Хэ Сюань всё ещё думал — и всё ещё не о том. Он внезапно понял, что маяк действовал как-то странно на его сознание — или действовал сам Ши Уду, пока неясно. Бывшему солдату вдруг показалось, что его сосед лежит вовсе не на траве, а на смятых простынях, и дышит так глубоко не от удара о землю, а… «На этом можно и закончить», — заставил себя подумать Хэ Сюань и протянул руку Ши Уду, помогая встать. ***