Тремя метрами выше

      — Да вы, сука, издеваетесь, — пытаясь удержать равновесие, когда карета в очередной раз ловит крен от порывов ветра, Драко сильнее впивается побелевшими пальцами в края раковины.       Лампа под потолком раскачивается, скрипя и подпевая непогоде за окнами. Туда-обратно. Притягивает внимание, делая мысли в голове такими тихими, что он позволяет себе поддаться этому гипнозу ещё на какое-то время и просто наблюдает.       — Ты займёшься семейным бизнесом после того, как закончишь Хогвартс, — спокойно произнёс Люциус тоном, который не подразумевал возражений. О, можно было подумать, он не знал, что именно эти мелизмы заставляли что-то внутри Драко растекаться по венам взрывоопасным горючим. Только спичку поднеси и полыхнёт. Но он прекрасно осознавал то, какой эффект производил на сына любой его жест, поэтому ещё более беззаботно добавил, отпивая кофе, разлитый по чашкам домовиком. — Надеюсь, нет никакой надобности в том, чтобы напоминать тебе о рациональном использовании времени?       — Не понимаю, о чём ты, — в тон отцу ответил Драко, напуская браваду и призывая мысленно держать себя в руках. Завтрак только начинался.       Наверное, это было что-то из разряда обязательных вещей — делать назло или наперекор, когда тебе было восемнадцать и родители пытались навязать тебе то, что вызывало наименьший интерес. Ломали эти несформировавшиеся позвонки внутри, чтобы срастить их под нужным углом. Удобным для себя и приносящим определённую выгоду.       Вот только в нём было слишком много спеси, чтобы эфемерная угроза в связках Люциуса действовала на него так, как должна. Драко даже не пугали кинутые в спину крики о лишении наследства, что уж говорить о менее жёстких ультиматумах или призрачных намёках.       Нарцисса бы никогда не позволила воплотить хоть одно из этих предостережений в реальность.       — Не смей стоить из себя идиота, пока я с тобой разговариваю, — сузив глаза, процедил Люциус, теряя напускное спокойствие в секунду. — Думаешь, я не знаю, чего ты хочешь?       — Кому, как не тебе, лучше знать о моих желаниях, — спаясничал Драко, размазывая по тосту джем плоским ножом и специально цепляя лезвием особенно зажаренные края.— Может, и меня просветишь?       Малфой старший поджал губы и кивнул, видимо заключая с собой какой-то компромисс, потому что следующие его слова прозвучали достаточно ровно. Было даже непривычно, что вместо хлёсткого волшебства, разрезавшего его щеку в прошлый раз, в этот он отделался подобным снисхождением.       — Это… мероприятие между школами, — опуская каждое из нелестных слов, которое без труда читалось в мимике, начал отец. — Просто жалкое показательное лицемерие. И я надеюсь, у тебя достаточно мозгов, чтобы понять, что наша семья не должна быть впутана в нечто подобное. Не хватало, чтобы в Пророке всерьёз решили, что наследник Малфоев по собственной воле согласился развлекать толпу, находясь в команде со всяким… отребьем, или что он свяжет свою жизнь с квиддичем. Тем более у тебя есть дела куда поважнее этого цирка.       В другой реальности, которая не ограничивалась стенами ненаносимых и пропитанных родовой магией особняков, кто-то считал карьеру в спорте чем-то престижным. Кто-то, кто не имел счёта в банке с десятью нулями и не устраивал рождественские приёмы, равные по затратам зарплате звёздного игрока в лиге, чьё лицо месяцами не сходило с обложек Ведьмополитена.       Но за этим столом о квиддиче говорили только как о детской забаве, неспособной сколотить состояние, которое не смогут потратить даже твои правнуки, и сделать тебе имя, что будут произносить с уважением, а не слизывать девицы с накрашенных помадой губ, рассматривая очередную фотосессию для журнала о спорте.       За этим столом его мечты разделывали как туши ещё с восьми лет. Резали на лоскуты под речи о карьере в политике или бизнесе и кидали ошмётки к его ногам. Удивительно, что каждый раз он вставал, отбрасывая белоснежную салфетку в сторону, и оставался не измазанным в кровь с ног до головы.       — Не знал, что тебя волнует то, о чём пишут в Пророке.       — В любом случае я запрещаю тебе в этом участвовать, — словно не слыша Драко, отчеканивая слова, произнёс мужчина.       — Ты не можешь мне запрещать. Я уже совершеннолетний.       Если бы он не смотрел на отца в этот момент, то мог бы решить, что звук расколовшегося фарфора принадлежал его лицу, а не многострадальной чашке с переплетениями роз за ручке, которая осталась в руке Люциуса, когда он резко опустил руку на стол.       Завтрак только начинался. И блядство, Драко уже был сыт по горло.       — Потише там, если не хочешь, чтобы тренер заставил тебя отжиматься за мат. И меня тебе за компанию, — Забини действительно не нужно повышать голос, чтобы Малфой его услышал через закрытую дверь и звук воды, бьющейся о керамическое дно. — Стены здесь только для вида сделали.       Магия, поглощающая часть звуков снаружи кареты, превращает грозу за окном в монотонный еле слышный гул, но внутри, меж перегородками комнат, слышимость настолько идеальная, что если он сейчас сильнее сдавит челюсть, то скрежет его зубов отскочит эхом в противоположном конце расширенного с помощью чар пространства.       Драко проходится влажной ладонью по волосам, убирая мешающие пряди назад, и поворачивает ручку крана с выгравированным гербом Хогвартса. Убогое подобие того, чем был наполнен замок, — символика, пледы в цветах факультета и гобелены на стенах. Для полного набора не хватало только говорящих картин, редкие экземпляры которых не затыкались даже по ночам, наполняя коридоры раздражающим шёпотом. Он окидывает взглядом тесную ванную комнату и выходит в выделенную им с Блейзом спальню.       В предоставленной им карете мог бы расположиться по меньшей мере весь слизеринский факультет, хоть и снаружи она выглядела так, будто не способна вместить даже их команду с тренером, чьё занудство имело такие размеры, что, Малфой был уверен, они с Кираном делили комнату напополам.       — Пойдём, — бросает ему Блейз школьную рубашку, оставленную на заправленной кровати. На непонимающий взгляд Драко Забини только фыркает, выдавая таким снисходительным тоном, как если бы он разговаривал с несмышлёным первокурсником. — Нужно поесть, нам лететь ещё три часа. Я не горю желанием упасть в голодный обморок на пороге этого Колдовтор… Блять. Колдовстворца.       — Забини и Малфой, по десять отжиманий, — громко оповещает их Дэвид из общей гостиной.       — Ну какого…чёрта!       — По двадцать. Каждому. И чтобы я видел.       Натягивая рубашку и застегивая пуговицы, Малфой думает о том, что Люциус бесился бы во много раз меньше, если бы знал то, каких усилий ему стоило развлекать толпу. Отец бы даже позлорадствовал, наблюдая за тем, как их гоняли на тренировках до рвущихся жил и лопнувших мозолей на ладонях, а потом ещё заставляли делать нечто подобное за случайно пророненный «пиздец», когда приличных слов уже попросту не оставалось.       Он был бы в восторге.       — Вы разучились использовать заглушающие заклинания? — усмехается Джонс, нарочито небрежно перекидывая чёрные длинные волосы через плечо, когда они выходят и опускаются на пол, начиная считать вслух. — Хотя, судя по последней игре и пропущенному бладжеру, угодившему Блейзу в голову, удивительно, что он ещё не пускает слюни на подушку, не то чтобы помнит учебную программу. В следующий раз отбивай битой. Это такая деревянная штука в твоей руке…       —Я помню, насколько умелым может быть твой язык, Мегги, — хмыкает Забини, выталкивая вес своего тела вверх под счёт, который теперь продолжает вести только Малфой. — Жаль, что это умение не распространяется на твои шутки.       — А не сходить ли тебе…       — Тридцать отжиманий! Всем троим. На пол, Джонс. — Командует Дэвид, выглядывая из-за газеты, в которой вышла статья, где стервятники знатно отпировали на его костях, вылизав каждую до слепящего блеска.       Драко бы даже стало его жалко… Если бы Киран не был таким мудаком.       Закончив с наказанием, Малфой поднимается и занимает мягкое кресло у окна, подальше от всех, пока Блейз уничтожает блюда, приготовленные эльфами. Все тарелки и кубки находятся под чарами, позволяющими еде оставаться тёплой, а саму посуду неподвижной, чтобы ужин не оказался на полу при следующем крутом манёвре, которые их карета делает с завидной частотой, то проваливаясь в воздушные ямы, то принимая удары бушующей стихии в боковые стены.       За стеклом нулевая видимость. Тяжёлые снеговые тучи, через которые они летят, делают изображение в узкой высокой раме сплошным тёмно-серым пятном.       Он мажет взглядом по Джинни, которая не замечает витающего в воздухе напряжения, сидя напротив Забини за круглым столом. По усталому выражению лица Дэвида и по зло сведённым к переносице бровям Меган.       Даже спустя несколько месяцев, проведённых бок о бок, общая гостиная продолжает звенеть тишиной так же, как и в их первое собрание. Это просто нелепо… Как они вообще смогли протянуть до этого момента?       Хейди, сидевшая рядом с Джонс, нервно покачивает ногой, то расплетая, то заплетая свою косу, и уже через секунду наблюдений ему становится откровенно скучно. Если бы Макэвой не мелькала где-то за спиной Меган как вторая тень, он бы уже забыл о том, что у них в команде имелся третий охотник, помимо Грейнджер и Уизли.       Дэвис до сих пор краснеет после ремарки Блейза, и, наверное, он бы мог понять, если бы не знал, что Роджер являлся одним из самых популярных парней в школе и обычно к таким званиям прилагались чувство привилегированности и отсутствие смущения, когда речь заходила о сексе, тем более в завуалированной форме, но…       В каждом из них и даже в самом Малфое было слишком много этих «но», чтобы позволить им стать настоящей командой, а не кучкой знакомых, с трудом переносящих друг друга.       У них не было шансов против Колдовстворца. Он сам видел эту игру, их неправдоподобную скорость, а главное слаженность, создающую ощущение, что каждый из «Воронов», как их прозвали в прессе, являлся шестерёнкой механизма, не дающего сбоев.       Только она ещё верила в их способность что-то сопоставить такой силе.       Грейнджер даже произнесла речь, пока эльфы грузили их багаж в карету, но, судя по выражению лиц остальных, та возымела эффект только на Дэвиса. Даже тренер стоял с отсутствующим видом. Иногда Малфою казалось, что они отлично бы справились и без Кирана. Переоценить его бесконечное занудство и тягу к навязыванию им физической нагрузки по любому поводу было сложно.       Гермиона поднимает глаза, и Малфой давит в себе мгновенное желание отвести взгляд. Кажется, они стали слишком часто контактировать. Даже вот так. С расстояния и в абсолютной тишине. И что-то ему подсказывало, что это изменение обещало ему проблем в самом скором времени, помимо очевидных трудностей.       Да, у них не было шансов.       Ни единого. И нахождение здесь начинало становиться ещё более бессмысленным, чем каждый из его аргументов, когда Драко решил ввязаться в это.       Нужно было покончить со всем ещё в прошлом году. Или в начале этого. Быстро и безболезненно. Как сорвать пластырь с раны с запёкшейся кровью. Но он затянул и теперь должен был осознавать — ему придётся собирать себя по частям. Соскребать с жухлой травы на затвердевшей от морозов земле, когда придётся отказаться от всего, находясь почти на финишной прямой.       Теперь это точно не почувствуется инфекцией в небольшой царапине. Скорее, будет похоже на ампутацию в полевых условиях.       — Отдохните, пока есть время, — Киран уничтожает контролируемым огнём газету и направляется в свою спальню. — Скоро уже будем на месте.

***

      Первый вдох застревает где-то в глотке, когда Драко спрыгивает с подножки кареты в сугроб. Кажется, температура воздуха настолько низкая, что если он позволит проникнуть ему глубже, то каждый сосуд лёгких покроется инеем.       — Это просто… — Забини косится в сторону Дэвида и замолкает, сильнее запахивая свой недостаточно тёплый плащ. — Где мы, блин? На северном полюсе?       — Где-то в Сибири, — оглядываясь по сторонам, отвечает Грейнджер, хотя этот вопрос и не был адресован ей.       Сухой ветер поднимает верхний слой снега, швыряя его прямо в их лица, и это ощущается крошевом стекла, впивающимся в щёки. Малфой натягивает шарф почти до глаз и пытается вслушаться в последние наставления Кирана, пока они ждут…       А чего они ждут?       Вокруг, насколько хватает взгляда, ничего, что было бы похоже на школу. Пустырь, окружённый лесом со всех сторон и возвышающимися на западе верхушками гор.              Драко уже было решает, что это какая-то внеплановая остановка и разворачивается, чтобы вернуться в тепло, когда в поле видимости появляется высокий человек в длинной безразмерной шубе, коричневый мех которой на воротнике спутывается с его белой бородой.       — Ведите себя… не как всегда, — улавливает он голос тренера. — Это ясно?       За шумом ветра не слышно, отвечают ли ему остальные, но Драко молчит. Наблюдает за приближающейся фигурой, чувствуя, как с каждой секундой промерзает до костей. Он накидывает на себя ещё согревающих чар, которые не помогают, и в самый последний момент применяет заклинание-переводчик, чтобы понимать чужую речь.       — Рад вас приветствовать, — басит мужчина, останавливаясь и нависая над ними как скала из-за своего высокого роста. — Приношу свои извинения за неподобающий приём. Мы слишком поздно узнали о времени вашего прибытия из-за непогоды. Птица с письмом сбилась с пути.       Драко кивает, как и все остальные, пока Киран обменивается любезностями и сжимает челюсть сильнее, чтобы зубы перестали стучать друг об друга. Грейнджер переминающаяся с ноги на ногу в попытках согреться, задевает его плечом, но у него нет никакого желание сейчас раскрывать лишний раз рот, поэтому он просто делает шаг назад.       — Меня зовут Григорий, и я хранитель ключей и лесов академии магических искусств, — громко произносит мужчина и взмахивает рукой с перстнем, из которого вырывается сноп голубых искр. — Добро пожаловать в Колдовстворец!       На секунду в глазах даже мутнеет от резкой перемены картины. Малфой моргает несколько раз, прежде чем фокус восстанавливается, и ведёт плечом, унимая дрожь в теле, насколько это вообще возможно в таких условиях.       — Это. Просто. Невероятно, — голос Хейди дрожит, но он уже не уверен, связано ли это с холодом, потому что это, правда, кажется невероятным.       Они оказываются на границе купола. В метре от переливающейся перламутром магии и тому, что она скрывает. Словно по команде, не сговариваясь, каждый из них делает пару шагов вперёд и застывает как мерцающие снежинки перед глазами, которые перестаёт метать из стороны в сторону.       Стены купола идут рябью от ветра за его пределами. Внутрь проникает только снег, медленно опускающийся в неподвижном воздухе, и появившиеся перед ними ворота, скрытые до этого чарами невидимости, распахиваются, открывая вид на академию.       Григорий зовёт кого-то молодого парня, чтобы тот отогнал карету и расположил фестралов, пока все остальные, почти что разинув рты, аккуратно продолжают двигаться вперёд, следуя за ним. Навстречу оживающему миражу в снежной пустыне.       Драко не знает, как называется то, что он видит, но, в его понимании, это монументальное сооружение как минимум дворец, большей частью состоящий из дерева. Его черепичные изумрудные крыши с золоченными гребнями вонзаются верхушками в магический купол высотой в тридцать метров, а фасад, украшенный резьбой в виде переплетающихся трав и цветов, делает это место неправдоподобно… сказочным?       Чёрт. Окажись он здесь в детстве, наверное, пищал бы от восторга.       — Я ожидал увидеть что-то более мрачное, — шепчет ему Блейз, когда они все равняются, останавливаясь посредине двора.       — Проведу вам небольшую экскурсию, а потом покажу, где располагаются ваши гостевые комнаты, — широко улыбается мужчина, и Малфой только теперь замечает, что тому не больше сорока, несмотря на полностью седые волосы. — Раньше школа находилась внутри горы, на которой мы стоим, — топает он ногой по земле. — Сейчас все входы перекрыты ради безопасности студентов, но раньше можно было спуститься туда и увидеть очертания целого каменного города.       — Я читала про это, — выдыхает облако пара Гермиона. Восхищение в её глазах настолько яркое, что его даже слепит, хотя на улице серо и пасмурно.       Интересно, существуют ли в мире вещи, о которых она не читала?       Ему кажется, нет. Хотя он не может себе представить, когда она находила на это время в том графике, в котором они существовали. Чтение литературы, не входящей в учебный план, у него стояло на последней строчке по приоритетности задач. Сразу после попыток вести себя «нормально» на семейных ужинах, чтобы не добавлять отцу седых прядей на висках.       Настолько сильно это не стоило его усилий.       Драко очерчивает глазами её профиль, который накладывается в его памяти на другой. Окрашенный совершенно противоположной эмоцией.       — Если тебя так не устраивает моя кандидатура в роли капитана команды, то могу уступить, — выплюнула Грейнджер, срывая со своих формы блестящий значок и швыряя его в грудь Малфоя. — Желаю удачи в том, чтобы справиться с этим более блестяще, чем я!       — В этот раз ты её взбесил не на штуку, — протянул Блейз, поднимая лежащую на траве брошь, которую Драко даже не попытался поймать, и проводил взглядом разъярённую гриффиндорку.       — Не моя проблема, если она не в состоянии справиться с командой так же, как и со своими эмоциями.       Она успела пройти с десяток шагов, прежде чем её остановила Джинни, удержав за локоть и развернув Гермиону к себе. Так, что ему теперь был виден её профиль и поджатые губы.       — Да что я ему сделала? — кинутый ею в сердцах вопрос подхватило ветром и принесло прямо к нему, пока Уизли продолжала что-то усердно вдалбливать в её голову.       Наверное, что-то про то, каким уёбком был Малфой и насколько сильно он не стоил ни одного потраченного нерва подруги. Он не мог бы поклясться, что это не звучало ещё хуже и не было приправлено более изощрёнными эпитетами. Но смысл этой речи точно был примерно таким.       Что она ему сделала?       Была слишком высокомерной в свои одиннадцать, чтобы кто-то вроде него смог пройти мимо и не попытаться посоревноваться с ней в этом?       Или потому что потом она стала слишком идеальным врагом в свои пятнадцать, чтобы он перестал цепляться глазами за её макушку в коридорах школы? Оказавшись вдруг единственным человеком на весь Хогвартс, кто смог не понижать все эти годы планку, не давая ему спуска даже в простых вещах. Подстёгивая, раздражая, заставляя не проигрывать ей ни по одному параметру, пока создавалось ощущение, что их сравнивали, рассматривая под увеличительным стеклом, только вместо него были толстые линзы профессорских очков.       Это казалось… глупым? Соперничать с девчонкой. Но на всю грёбаную школу не нашлось противника достойнее. И он не мог не высекать из её связок искры, зная, что голос Гермионы в ответ будет звучать сталью, закаленной их бесконечными перепалками. Как и она не могла не бросать ему этот немой вызов через весь Большой зал, сжимая в руках пергамент с оценкой «Превосходно» за сочинение.       Наверное, в каком-то извращённом смысле они друг другу очень подходили.       — Ну держись, — пропел Забини, хлопая в ладоши. Через всё поле к ним нёсся Поттер, прохлаждавшийся на скамейках всю тренировку со своими конспектами, и что-то подсказывало Драко, что где-то на горизонте скоро обязательно покажется Уизли, чтобы совместными усилиями выбить из него ответ на вопрос: Что же она ему сделала?       — Не стой столбом, мешаешь, — пытаясь обойти его по правую руку, тянет губы в улыбке Джинни, замечая, куда направлен его неподвижный взгляд. — Приём, земля вызывает Малфоя!       — Будь так любезна… — Драко наклоняется так близко к ней, что почти цепляет носом её щеку, но не успевает ничего сказать.       — Эй, это моя девчонка. Руки убрал, — оттаскивает его Блейз, уводя дальше за всей процессией. Хруст снега под ногами приводит в чувства, смазывая фантом прошлого яркой краской изумрудного фасада.       — Только в твоих мечтах, Забини, — прилетает им в спину, когда они отходят на несколько метров, почти равняясь с Роджером.       Малфой слушает вполуха про террасы и галереи Колдовстворца, про незамерзающую реку с опасным бурным течением и про запрет заходить далеко в лес. Согревающие чары теперь не развеивает ветром, и его наконец перестаёт трясти от холода.       Их ведут по заметённым снегом аллеям, каждая из которых сходится у главного входа. И чем ближе они подходят к двустворчатым дверям, испещрённым незнакомыми символами, тем сильнее он чувствует липкую, растекающуюся по позвоночнику тревогу.              Из бесчисленных окон льётся мягкий тёплый свет, манящий к себе. В тепло, в лабиринты своих коридоров и во тьму запертых комнат.       Ему знакомо это чувство, которое заставляет вставать волосы дыбом, пока рука тянется к закрытой шкатулке в отцовском кабинете. Искрящаяся магия от тёмных артефактов, что прятались под маленьким, но надёжным замком. Опасность, обманчиво скрытая за роскошью драгоценных камней и золотых переплетений-жил на деревянной крышке.       Это место — тоже одна громадная шкатулка с резными ставнями, балконами и красивыми башнями.       — А теперь пришло время разместить вас. Вы, наверное, замёрзли?       — Да уж, мягко сказано, — морщит раскрасневшийся нос Блейз, проходя внутрь.       — Вы привыкнете к нашей зиме.       Малфой в этом очень в этом сомневается, но оставляет своё мнение при себе.       — Сейчас все ученики и профессора на занятиях, поэтому у вас будет время освоиться в своих новых спальнях и подготовиться к праздничному пиру.       — Наконец-то хорошие новости, — шепчет себе под нос Меган, за что тренер наступает ей ботинком на носок туфли, когда они останавливаются у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. — Эй…       — И ещё, — не обращая на это внимание, продолжает Григорий и хитро щурится, доставая что-то из глубоких карманов шубы. — В чертоге легко потеряться, двери здесь имеют привычку исчезать и появляться в другом месте, поэтому, чтобы вы не заблудились, каждый из вас получит путеводную нить, которые обычно выдаются первокурсникам. Нужно только подумать о месте или о человеке, и вам укажут дорогу к ним. Если то, что вы ищите, находится в пределах академии.       Драко присматривается к красному клубку ниток в своей руке, не заметив ничего необычного, пока тот не начинает шевелится, обвиваясь вокруг его запястья и превращаясь в самый безвкусный плетёный браслет, что он видел в своей жизни.       — Удобно, — вертит рукой Дэвис, любуясь новым украшением, но в какой-то момент замирает.       И Малфой тоже это чувствует. Чей-то зудящий чужой интерес на затылке. Но, обернувшись, за спиной он никого не находит, кроме ровно висящих в ряд неподвижных картин.       — Они не шевелятся? — удивлённо то ли спрашивает, то ли утверждает Роджер.       — Пока на них смотрят — нет.       Взгляд мужчины с длинными чёрными волосами с ближайшего полотна направлен сквозь них. Его масляные застывшие глаза бликуют от огня свечей в настенных бра, напоминая Драко о подвалах Мэнора. Наводят эти пугающие ассоциации быстрее, чем он успевает их блокировать.       — Что ты там говорил про то, что тут недостаточно мрачно? — поворачивая голову к Забини, спрашивает он.

***

      Гермиона зашнуровывает высокие сапоги и наконец выпрямляется, чтобы оценить весь образ в зеркале, подавляя улыбку. Она отбрасывает волосы назад, думая о том, что было бы неплохо их заплести, но эта мысль быстро стирается под впечатлением от увиденного.       — Здорово, что нам выдали форму, — справляясь с последними застежками на кафтане, говорит Хейди. Грейнджер смотрит в отражении на свой, точно такой же, в фиолетовом цвете и с чёрной узорчатой вышивкой на манжетах и полах. На меховую подкладку, скрытые пуговицы и длину ниже колена.       — Красиво, — проводя пальцами по воротнику белой блузы, выглядывающему из-под плотной приталенной жилетки с серебряными пуговицами, говорит Гермиона и опускает взгляд на чёрные утеплённые штаны, заправленные в сапоги. — И практично.       — Они выдали нам это только для того, чтобы мы не замерзли здесь насмерть. Так что не обольщайтесь, — цокает Джонс, сидя на одной из четырёх кроватей в их спальне.       Как капитану, тебе придётся за эти две недели найти подход к команде. Сплотить их… — звучит в голове голосом Кирана.       Мерлин. Грейнджер обречена.       — Даже если так, — Джинни бродит по комнате, разглядывая балдахины с изображениями фаз луны и солнечного затмения. — Это не мешает некоторым порадоваться классной одежде.       Гермиона убирает все свои вещи в стоящий у изножья кровати сундук с росписью, напоминающей созвездия. Внутри она находит мешочек с травами для приятного запаха и тянет носом аромат в попытках распознать ноты.       — Сирень и крыжовник, — кивая на руку Грейнджер, говорит Макэвой. — Хочешь, я заплету тебя? Мне кажется, будет…       — Сначала меня! — встревает Уизли, и Гермиона только улыбается в ответ.       Хоть с Хейди в этой команде у неё не будет проблем. И с Роджером, наверное, тоже. Что не скажешь об остальных, потому что даже Джинни иногда показывала свой характер, что совсем не помогало им стать более дружными.       — Мама всегда делала мне причёски в детстве, а когда я выросла, научила меня, — перебирая огненно-рыжие пряди подруги, мечтательно тянет Макэвой. — Чтобы я помогала ей с сёстрами.       — А теперь ты помогаешь нам, считай, мы тоже тебе почти сёстры. Правда, семья у нас неблагополучная, — смеётся Уизли и показывает язык на скептический взгляд Грейнджер в её сторону. Но в итоге она сама не выдерживает и тоже заливается хохотом.       В первый раз за долгое время Гермиону отпускает волнение за предстоящий матч. За будущее и прошлое. За каждую ждущую решения проблему и поставленную цель. Она просто наслаждается моментом, пока может себе это позволить. Снисходительно игнорирует недовольные комментарии Меган и участливо подхватывает восхищённые возгласы Джинни по поводу своей причёски.       Когда раздаётся стук в дверь, они уже настолько голодны, что почти сбивают с ног парня, когда высыпаются всей толпой в коридор, на ходу проверяя чары переводчика.       Очень симпатичного парня, как потом понимает Грейнджер, перестав судорожно проверять карманы в поисках палочки, что всё это время находится у неё в руке.       — Вау, вас действительно можно принять за студентов академии, если бы не цвет, — говорит брюнет, так откровенно пялясь на них, что Гермиона даже теряется. Открывает и закрывает рот, не зная, что сказать, то ли от вида ямочек на на его щеках, то ли от излишнего внимания. — В фиолетовом цвете пошили форму только для гостей, — поясняет он и рукой приглашает их проследовать в сторону лестниц.       Она пытается припомнить что-то о Колдовстворце. Факультеты, цвета формы, какие-то детали, о которых она могла прочесть в книгах, но в голове возникает только общая информация в пару абзацев из Истории магии.       — Меня зовут Александр, и мне поручено провести вас до Хрустального зала, — оборачивается к ним парень на ходу, и Джинни пихает Гермиону в бок, что-то неразборчиво шепнув. — Вторую часть вашей команды тоже проводят на пир. Ну, а пока введу вас в курс дела…       — Это он, — одними губами выговаривает Уизли, когда на них больше не смотрят. — Это капитан их команды.       — … В нашей академии нет привычных вам факультетов. Вместо них студентов распределяют во дворы. Есть Александритов двор, его адепты носят кафтаны синего цвета и броши произвольной формы, но с соответствующим двору камнем. Мы поступаем в академию, когда нам исполняется шесть, и учимся здесь одиннадцать лет. С первого по четвёртый курс студенты не принадлежат ни к одному из дворов и носят форму белого цвета. Далее, в зависимости от результатов экзаменов и предрасположенностей, нас распределяют туда, где наши таланты могут раскрыться в полной мере. Например, у александровцев идёт упор на некромантию и анимансию, помимо основной школьной программы.       — Анимансию? — ошарашенно переспрашивает Хейди, шокированная, скорее, первым направлением этого двора.       — Да, анимансия — это наука о магических ядрах. Она призвана исследовать сущность и природу магии внутри нас, а также механизмы управления энергией ядер. Как своих, так и чужих, — делает акцент на последнем предложении Александр, и Гермиона опускает взгляд на цвет его формы. Синий. Как и его глаза, взгляд которых она ловит на долю мгновений, стоит ему остановиться, чтобы пропустить их к лестнице. Теперь его голос слышится за спиной. — Далее Малахитовый двор. И, как не сложно догадаться, его цвет зелёный. Их профиль — это зельеварение, травничество и знахарство. Также туда попадают сильные анимаги и те, кто проявляет предрасположенность к взаимодействию с магическими существами.       Сводчатые потолки над головой начинают давить. Словно падают на неё с каждым спокойно произнесённым словом. Он говорит об этом так, будто в этом нет ничего необычного, но, чёрт возьми… Изучение анимагии с шести лет? Некромантии и управления магическими ядрами? Гермиона не может поверить своим ушам.       — Если увидите кого-то в алых кафтанах или с брошью, инкрустированной красными камнями, знайте, что имеете дело с Рубиновым двором. Они превосходные маги крови, разума и иллюзий, и шутки с ними обычно плохо заканчиваются. Последний — это Янтарный двор. Цвет жёлтый, а профильные предметы — это артефактика, магия рун и алхимия. Именно из этого двора выпускаются создатели магических перстней, которые мы используем вместо палочек.       — Ещё есть возможность перевестись в другую школу? — интересуется Джинни у Гермионы, театрально отряхивая несуществующую пыль со своих рукавов, на что Александр только смеётся.       Миновав ещё один коридор, счёт которым Грейнджер теряет почти сразу, как начинается их краткий экскурс по академии, они останавливаются перед тяжёлыми двустворчатыми дверями, где их уже ждёт вторая часть команды в компании неизвестной девушки, которая, как утверждает Уизли, шипя ей на ухо, является загонщиком «Воронов».       Значит, их специально разделили и решили прощупать почву прежде официального представления команд. Это настораживает не меньше, чем предметы, которые им преподавали с шести и которые, по большей части, не входили в учебную программу Хогвартса или были вовсе запрещены.       Она скользит по парням глазами… Если Гермиона сейчас выглядит так же, то ей хочется посмотреть в зеркало снова, чтобы осознать это в полной мере и запечатлеть в своей памяти.       То, как на них сидят кафтаны и белые рубашки под ними…       То, как это сидит конкретно на нём, выбивает из неё дух не хуже бладжера, угодившего в грудь. Словно Малфой создан для этих бескрайних лесов, утопленных в снегах, и земель, скованных льдами. Он кажется таким же холодным, как погода под куполом, и таким же колючим, как ветер за его пределами. Беспощадным к тем, кто оказывался у него на пути. И ещё более беспощадным к ней.       Их тренер появляется за спиной парней в сопровождении невысокой женщины. Для него тоже выделили что-то вроде формы, которая мало чем отличается от той, что на них. Разве что его кафтан длиннее и в чёрном цвете. Без вышивок и налёта сказочности, сквозящего здесь от всего, начиная с предметов интерьера и заканчивая одеждой.       Киран выглядит непривычно без своих растрёпанных волос, которые сейчас собраны в пучок на затылке, и в новом образе. Но, что действительно заставляет Гермиону улыбнуться, так это торчащие из-под длинных полов массивные ботинки, с которыми он никогда не расстаётся, и хмурым взглядом под тяжёлыми веками.       Что-то ей подсказывает, что возможность оставить обувь ему пришлось отвоёвывать у этой странной женщины с уложенными в высокую причёску светло-золотистыми прядями. Волосок к волоску.       — Приветствую вас всех в нашей академии магических искусств Колдовстворце. Я профессор по алхимии и по совместительству декан Янтарного двора Параскея Полозова. Прошу проследовать за мной в Хрустальный зал, — привлекая внимание всех собравшихся звонким голосом, произносит женщина, распахивая двери и увлекая всех за собой.       Хрустальный зал представляет собой нечто похожее на зимний сад. Огромное помещение, являющееся застеклённой пристройкой к основному зданию.       Снежный пейзаж за прозрачными стенами контрастирует с множеством керосиновых ламп, свисающих с крупного дерева, растущего прямо в центре зала, а ветви яблони расползаются по всему потолку, как артерии. Живые и пульсирующие магией, они густо усыпаны зелёными листьями и красными плодами.       Множество столов, вмещающих в себя примерно по десять человек, расставлены рядами в полукруги, огибающие ствол дерева, и, когда они с командой занимают отведённое им место под сотни любопытных взглядов, Гермиона замечает два аналогичных стола во главе и нечто похожее на трон, вросший в ствол, на котором сидит волшебница.       — Сумасшествие, — повторяет себе под нос Роджер несколько раз.       Они усаживаются и выслушивают приветственную речь директора академии и хозяйки медной горы Божены Бессоновой. У Грейнджер начинают пульсировать виски к концу всей официальной части, и она не знает, виноват ли в этом голод или тонна информации, свалившаяся на неё за последние полчаса.       Ей кажется, что даже глаза устают, рассматривая каждую деталь академии, что попадает в поле видимости. Почти так же она чувствовала себя в первый вечер в Шармбатоне. Правда, вместо запаха смелых яблок, в воздухе витал флёр игристого вина и духов, усиливая головную боль.       —… нашим гостям познакомиться…       Гермиона замешкавшись поднимается вместе со всеми, понимая, что почти пропустила важное, но одинаковое на всех подобных пирах завершение речи. Они выходят в небольшой проход, чтобы обменяться рукопожатием с командой противников.       Обе группы выстраиваются в ровные шеренги лицом к лицу, и напротив Грейнджер оказывается та самая девушка, которая провожала парней до зала. Почему-то только теперь она замечает цвет её формы. Кроваво-красный.       «Они превосходные маги крови, разума и иллюзий, и шутки с ними обычно плохо заканчиваются.»       — Власта Ланцова, — произносит девушка, протягивая ей руку. — Княжна.       Где-то слева она отчетливо слышит смешок, неумело замаскированный под кашель, и глаза девушки впиваются в это место, становясь стеклянными, но вздёрнутые уголки губ остаются неподвижными. Приклеенными и острыми, как грани броши на её груди с огранённым рубином в центре и изогнутыми лучами солнца, которые расползаются от сердцевины украшения.       — Гермиона Грейнджер.       — Ты не из священных двадцати восьми, — как-то разочарованно тянет она, и хватка на руке Гермионы становится сильнее. Настолько сильнее, что, кажется, даже несколько суставов хрустит, вставая на места под давлением. Грейнджер пытается убрать ладонь, чтобы перейти к следующему игроку, но Власта не отпускает. — Кто твои родители?       — Это имеет какое-то значение? — выдавливает из себя Гермиона, чувствуя, как тиски сменяются жаром. Нарастающей агонией на плавящейся по ощущениям коже. — Что ты…       Это рефлекс. Дотянуться до палочки, направить её прямо в улыбающееся лицо под сдавленные восклицания толпы и стук собственного сердца в ушах от понимания того, что её руку прямо сейчас пытались превратить в месиво какой-нибудь магией крови.       — Добро пожаловать, — дёргая Грейнджер на себя, бросает Ланцова, когда они почти сталкиваются друг с другом, но выросший как скала тренер за её спиной разводит их в стороны. — Грязнокровка.       Вау. Её так не называли с курса четвёртого или пятого, когда Малфой вдруг решил, по всей видимости, что нечто настолько очевидное не являлось против неё оружием. Чем-то, что задевало, раскручивая почти зажившие швы, которые она умудрилась заработать на втором курсе, будучи не готовой услышать такое впервые.       Конечно, находилось достаточно людей, называвших её так за спиной с его лёгкой подачи после, но они никогда бы не смогли посоревноваться с тем видом яда, в который он вымачивал каждый слог, произнося это глядя ей прямо в лицо.       Кроме той, что стояла сейчас перед ней, очевидно.       Киран разворачивает Гермиону на себя, почти грубо. И слишком во время, потому что магия в кончиках пальцев покалывает, просясь наружу.       — Она… — начинает Гермиона, отвечая на требовательный взгляд Дэвида и только догадываясь, как это могло выглядеть со стороны, но замолкает, опуская взгляд на полыхающую болью ладонь.       Ничего. Ни ожога, ни раны, никаких следов воздействия.       Всего лишь… иллюзия.       — Иллюзия, — выдыхает она пораженно, и перед новой волной шока эта вакуумная пелена спадает, донося до её слуха переполох.       Голоса, перешёптывания, взгляды, строгий голос директора, чья речь пестрит словами вроде «непозволительно» и «неслыханно», пока она приближается к ним сквозь расступающуюся толпу.       И прежде чем Грейнджер накрывает второй раз, она видит, как Малфой становится напротив Ланцовой в этой мешанине людей, потому что больше никто не соблюдает строй. Видит, как он тянет руку с отзеркаленной с девушки улыбкой, которая больше чем довольна произнесённым именем, слетающим с его губ.       Гермиона даже видит, вплетённый в её мимику флирт, но это только мгновение. Мгновение, после которого Власта с криком отскакивает от него, смаргивая слёзы. Не те, чтобы скапливаются от обиды, а непроизвольные. Резко высеченные из глаз, как в те моменты, когда ты падаешь с метлы с высоты пары метров, ломая ключицу.       И последнее, что она успевает заметить перед тем, как спины людей смыкаются, закрывая обзор, это алые, как кафтан Власты, капли крови, падающие на мрамор пола.