Будь со мной

Хёнджин прогоняет танец, неизвестно в какой раз. И как только музыка заканчивается он падает на пол от усталости. На улице давно стемнело, и по-хорошему надо бы давно быть дома. Но Хёнджин просто не может. Он не может перестать тренироваться. Не после того, что произошло. Дыхание все никак не хочет восстанавливаться, Хёнджин перекатывается на бок и бросает взгляд на бутылку с водой. Та находится слишком далеко. — Хёнджин, ты домой собираешься? Хёнджин вздрагивает и переводит взгляд на Сынмина. Тот стоит в дверном проёме с обеспокоенным лицом и старшему становится стыдно. Он не должен заставлять младшего волноваться. — Время видел? Уже час ночи. — Я тренировался. — Я это вижу. Но тебе не кажется что это слишком? — Нет. — Хёнджин, — Сынмин вздыхает и садится рядом, — ты делаешь достаточно. Ты молодец, понимаешь? Пойдём, пожалуйста, домой. Ты устал, а у тебя завтра пары с утра. — Ты иди, а я через полчасика приду, ладно? — Да ты издеваешься. Со скольки ты тут? С шести вечера? — С четырёх. — Еще лучше. Пожалуйста, хватит издеваться над собой. — Я не издеваюсь. — Делай, что хочешь. Сынмин резко встаёт и уходит. Он злится очень редко, но если это случается, значит, кто-то сильно проебался. Хёнджин поджимает губы и закрывает глаза. Он всего этого не достоин. Ни Сынмина, ни тем более танцев.

***

Месяц назад Хёнджин оглядывает взглядом команду и вздыхает. Сколько бы раз он не выступал, но волноваться никогда не перестанет. Если за групповое выступление он переживал не так сильно, то за сольное еще как. Когда все единогласно проголосовали за него, то он был в полнейшем шоке. Он был уверен, что выберут их лидера. Дантэ был прекрасным танцором, и хенджин даже не мечтал о том, чтобы оказаться на его месте. Потому что в этой команде он был всего полгода и всегда чувствовал себя лишним. Будто вторгся к ним без приглашения. Хёнджин начинает переодеваться в белую рубашку и чёрные брюки. Но когда дело доходит до ботинок его сердце едва ли не останавливается. Потому что чувствует, как стекло впивается в его стопу. Он резко вытаскивает ногу и оглядывается по сторонам, в надежде понять, кто это сделал. Но никто на него даже не смотрит. До выступления остаётся всего десять минут и ему нужно сделать хоть что-то, но его мозг отказывает работать. Кто-то вскрикивает, и все взгляды обращаются на него. Дантэ подбегает первым. — Господи, что случилось? Кто это сделал? Срочно позовите врача. Хёнджин, ты как? — Я в порядке. Это всего лишь… — Как жаль что ты не сможешь выступать, — перебивает его Дантэ, — но не переживай, я тоже готовил танец. — Что значит не смогу? Я буду выступать. — У тебя вся нога изрезана. — Мне все равно. Хёнджин отталкивает Дантэ и, прихрамывая, уходит в туалет. Он быстро достаёт осколки стекла из ноги и из ботинок. После он на скорую руку перебинтовывает стопу, чтобы слишком не кровоточило. И, быстро надев ботинки, он направляется к сцене, как раз успевая к своему выходу. Ему больно. Ему безумно больно, но эйфория от танца эту боль немного заглушает. Он два месяца готовился, и проигрывать не намерен. А еще где то в зале сидит Сынмин, и это придает ему сил. Поэтому когда танец заканчивается все аплодируют ему стоя. Он кое-как доходит до их гримерки и буквально падает на диван. Команда принимается его поздравлять и говорить, что он был великолепен и лишь один Дантэ стоит недовольный и, в конце концов, говорит: — ты мог нас всех подставить. — Я же сказал что в порядке. — Из-за твоего эгоизма… — Хён, ты был лучшим! в гримерку залетает Сынмин с букетом ромашек и на лице Хёнджина тут же появляется улыбка. А вот с лица младшего эта самая улыбка сразу пропадает. Он смотрит на окровавленую стопу Хёнджина и с ужасом шепчет: — что случилось? Хёнджин не хочет, чтобы другие грели уши, поэтому вызывает такси и обещает, что расскажет все дома. Младшему остаётся лишь согласится. Ему кое-как удаётся уговорить Хёнджина съездить в больницу и там к счастью говорят, что нет необходимости порезы зашивать. Домой они возвращаются лишь через несколько часов. — Я блять поверить не могу, что кто-то мог насыпать стекло в ботинки. Это кем надо быть? Надеюсь, ты собираешься писать заявление? Сынмин еще долго возмущается, а Хёнджин лишь смотрит на это с усталой улыбкой. Младший о нем всегда так заботился и он, правда, не понимал, чем все это заслужил. — Сильно болит? — Терпимо. — Бедненький мой. Сынмин целует Хёнджина в щеку и проводит рукой по темным волосам. Старший заглядывает в его глаза и в очередной раз понимает, что в этом человеке он пропал навсегда.

***

Хёнджин вспоминает тот день и кое-как сдерживает слёзы. Именно после того дня их лидер написал ему что в команде он больше не состоит. Он даже не объяснил причину, но Хёнджин и так знал. Он старался недостаточно. Это объясняло то, что он занял лишь четвёртое место. Сказать об этом Сынмину у него не хватило смелости. Больше всего он боялся увидеть разочарование в глазах человека, которого любит. Именно поэтому когда раны немного затянулись, он сразу начал тренироваться. Хотел доказать что стоит хоть чего-то. И Сынмин ведь всегда его поддерживал. Он ни разу не жаловался на то, что ему из-за тренировок уделяют мало времени. И такого обращения он не заслужил. Хёнджин заходит в темную квартиру и сразу направляется в спальню в надежде, что Сынмин еще не спит. Но тот лежит, отвернувшись к стенке, и старший решает его не беспокоить. Он уже собирается уйти спать на диван, но ему не позволяют этого сделать. — Ужин в холодильнике? — Я тебя разбудил? Сынмин не отвечает. Хёнджин садится на край кровати и произносит: — прости. Я не хотел тебя обижать. Я знаю, что ты волнуешься. — Знаешь и все равно так поступаешь. — Прости. — Я уже сказал, делай что хочешь. Сынмин снова отворачивается, а Хёнджин лишь поджимает губы и уходит в душ. Он стоит практически под кипятком, но не проходит и пяти минут как за ним заходит Сынмин. Он прижимается к нему со спины, делает воду не такой горячей и после утыкается в затылок. — Я ведь люблю тебя, дурак. Я так волнуюсь. И, правда, не понимаю, почему ты продолжаешь убивать себя. Ты один единственный так из своей команды задерживаешься. Зачем? Ради чего? Хёнджин понимает, что больше не может скрывать это от Сынмина. Это неправильно. Любящие друг друга люди так не делают. — Меня выгнали. Еще месяц назад. — Что? Сынмин отстраняется и Хёнджин поворачивается к нему. У того на лице полнейший шок. — Давай не здесь. Сынмин кивает, и быстро ополоснувшись они выходят из душа. Хёнджин рассказывает ему все, что происходило в последний месяц и чем больше он говорит, тем виноватее лицо у Сынмина становится. — Почему ты не сказал? Если бы я знал я бы… — Боялся, что ты во мне разочаруешься. Хёнджин чувствует, как первые слезы скатываются по лицу и зажмуривается. Вот для полной картины еще разрыдаться не хватало. — Солнце, я никогда в тебе не разочаруюсь. Ты для меня всегда будешь самым лучшим. Я блять не знаю че с тем мудаком не так, но даже не смей думать, что делаешь недостаточно. Я никогда не видел таких целеустремленных людей. Ты делаешь более чем достаточно. Ты великолепно танцуешь и если бы не твой труд ты бы никогда такого не добился. Я тобой восхищаюсь. Под конец небольшой речи Хёнджин рыдал Сынмину в плечо, и в который раз думал о том, что всего этого не заслуживает. Сынмин ведь даже не разозлился, а как обычно поддержал. А старший в нем сомневался. Сынмин гладил его по спине и слегка покачивал в своих объятиях до тех пор, пока по-настоящему не стало легче. — Я надеюсь, ты меня услышал. Я всегда буду рядом, даже не сомневайся. Хёнджин обессилено кивает и вытирает слезы. Сынмин целует его в родинку под глазом и еще несколько раз говорит о том, какой он молодец. — Простишь меня? — Я не обижаюсь. Но в следующий раз так не делай. — Не буду. Сынмин кивает, и они ложатся в постель. Младший прижимает Хёнджина к себе и целует в макушку. — Все обязательно наладится. Хёнджин знает, что Сынмин не обманывает.