Будь со мной

Сынмин изначально проснулся без настроения, и когда завтракая он наткнулся на новую фотосессию Хёнджина и Феликса, то настроение испортилось окончательно. Он, честно, пытался не ревновать, но у него просто не получалось. Все вокруг твердили о том, какая они чудесная пара. Фанаты были в восторге от их взаимодействий и не скрывали этого. А ещё их постоянно звали на фотосессии, а это что-то, да значило. Например то, что они идеально подходят друг другу. Не зря они в конце концов вместе ездили в Париж. — Это тупо. — Что? Сынмин непонимающе смотрит на Минхо. Он даже не заметил его присутствия, увлечённый разглядыванием новых фотографий. — Ревновать Хёнджина к Феликсу. Это тупо. — Я не ревную. — Ты сейчас дыру в телефоне прожжёшь. Сынмин резко выдыхает и сжимает кружку с кофе в руке. У него нет никакого желания выслушивать нравоучения старшего. Он старательно игнорирует подколки Минхо до того момента, пока не приходит Чонин, который шёпотом спрашивает: — Что с ним? — Хёнджина приревновал. И ладно бы Минхо так же шёпотом ответил, но он словно специально сказал так, чтобы Сынмин услышал. — Да что вам всем от меня надо? Почему вы не можете просто от меня отъебаться? Пока парни стоят в шоке, Сынмин уходит в свою комнату, не забывая хлопнуть дверью. Он устал. Он чертовски устал. Недавний камбэк, концерты, бесконечные тренировки к таким же бесконечным премиям жутко выматывали. Они уходили из дома рано утром и возвращались поздно вечером. Времени на отдых не хватало совершенно. И когда наконец-то появился свободный день, все решили окружить его вниманием. А Сынмин тоже человек, он тоже хочет немного личного пространства. Желательно конечно чтобы в этом личном пространстве был Хёнджин. Через полчаса Сынмин успокаивается. Он понимает, что срываться на Минхо и Чонине было грубо. Поэтому он выходит из своей комнаты, чтобы извиниться. Парни по-прежнему сидели на кухне, и никто на него даже не посмотрел. — Ребята, извините. Я правда не хотел, чтобы так получилось. Минхо смотрит на него абсолютно равнодушно, но потом его взгляд смягчается и он махает на младшего рукой, как бы говоря, что все в порядке. Из своей комнаты маленьким ураганчиком выбегает Феликс и чуть не сносит Сынмина с ног. — Будешь завтракать? — Нет, нет, нет меня ждёт Хёнджин мне некогда. Феликс спотыкается о чьи-то кроссовки и чуть не влетает в дверь, но Сынмин этого уже не видит. Из него вырывается смешок и он не говоря ни слова возвращается в комнату. Сначала ему действительно было смешно, но это состояние быстро переросло в истерику. Сынмин редко показывал свои настоящие эмоции, а потому все плохое копилось в нем неделями. И, как и было упомянуто ранее, он чертовски устал. Так что не было ничего удивительного в том, что он никак не мог успокоиться. Теперь то стало понятно почему в их контрактах жирным шрифтом пропечатан запрет на отношения. Спустя пару часов Сынмин чувствовал себя полностью опустошенным. Словно у него забрали все эмоции и способность чувствовать хоть что-то. И если бы он мог радоваться, то он, конечно, бы это сделал. Потому что это всяко лучше чем страдать из-за любви. Минхо с Чонином пару раз пытались с ним заговорить, но Сынмин не хотел никого слушать. Хотелось просто остаться в своей комнате навсегда. Он накрылся одеялом с головой и моментально провалился в сон.

***

— Минни, открой дверь. Сынмин вздрагивает и просыпается. Сначала ему кажется, что голос Хёнджина ему приснился, но когда стук повторяется, он понимает что нет. С утра ему больше всего хотелось увидеть старшего, но сейчас это желание было противоположным. — Любовь моя, пожалуйста. «Любовь моя» Хёнджин не часто так его называл, но когда он это делал сердце Сынмина делало кульбит. Он все же встал и открыл старшему дверь. Ожидал он чего угодно, но не того, что его просто поцелуют в лоб и обнимут. Плавно они переместились на кровать. Хёнджин уложил голову Сынмина себе на грудь и обнял за плечи. Никто не говорил ни слова. И эта тишина давила. — Тебе ведь уже все рассказали? Почему молчишь? Хёнджин тяжело вздыхает и Сынмин уже ожидает услышать лекцию о том, что он все надумывает и что все это глупости, но слышит он совершенно другое. — Я очень сильно тебя люблю. Люблю только тебя. Мне жаль, что я делаю недостаточно. Сынмину становится стыдно. Хёнджин не должен себя чувствовать виноватым из-за его загонов. — Нет, хён, ты чего? Я сам во всем виноват. Хёнджин качает головой. — Ты ведь знаешь что с Феликсом у меня ничего нет? Ты же не думаешь, что я изменяю? — Нет-нет, конечно нет. Я просто очень устал и соскучился по тебе. А когда фотографии увидел, то просто… не знаю… Как будто раз все об этом говорят, то это имеет смысл. — Имеет смысл лишь то, что мы любим друг друга. А все остальное глупости. И вообще, мы можем сами себе фотосессию устроить. В Париж я конечно не могу тебя отвезти, но сходить поесть курочку это запросто. Пойдем? — Давай лучше закажем? Хочу полежать с тобой. — Конечно. Пока они ждут курочку, то тратят время на объятия и поцелуи. Оба истосковались друг по другу и просто не могли оторваться. Когда еду наконец привозят они включают фильм и принимаются есть. Но каждые пару минут все равно отвлекаются на поцелуи. — А ты… с Феликсом сегодня куда-то ходил? — Нет, с чего взял? — Он сам сказал? — Ну насколько я знаю Чанбин куда-то с ним собирался. Я был дома, если не веришь, то можешь… — Верю. Я верю. Хёнджин кивает и целует Сынмина в макушку. — Останешься сегодня? — Останусь.