На Бензиновой Тяге | Running On Gasoline

— Ты, — сказал Нил. — Я, — мужчина, одетый в простой костюм, улыбнулся. — Это ты взял телефон Эндрю, — сказал Нил. Он был уверен, что именно так запись утекла в сеть. Эндрю говорил, что удалил ее, но благодаря урокам матери о технике он знал, что удаленную запись можно восстановить. — Кстати, меня зовут доктор Пруст, — его голос не был мрачным и хриплым, как у Натана, — он был дружелюбным. Тем не менее, в нем звучала некая нотка, которую у Нила не получалось уловить. В этом дружелюбном тоне явно прослеживался оттенок надменного превосходства. — Я позову вас, если мне понадобится ваша помощь, мистер Морияма. А сейчас я хотел бы побыть с Нилом наедине. — Развлекайтесь, доктор, — Рико закрыл дверь, и Нил услышал щелчок. В комнате не было окон. Если повезет, получится взломать замок за шестьдесят секунд. — У вас серьезные проблемы с доверием, — начал врач. — Скажите, почему в вас укоренилось желание бежать? Как вы думаете, это из-за того, чему вас научила мать, или это своеобразная психологическая реакция на постоянное насилие со стороны отца в детстве? — Пруст постучал ручкой по блокноту. — Повлияло ли на эту привычку изнасилование Дрейком в доме Хеммиков? Тогда вам не удалось убежать. Не получилось убежать, как тогда, из Калифорнии. Или как от своего отца. Может быть, именно этот инсайт помог вам осознать ценность бегства? Слова сталкивались друг о друга в голове Нила. Сказанное окатило его ведром ледяной воды. Слишком много всего и сразу. — Что… — Нил захлебнулся словами, — …ты, блять, несешь? — А теперь присядьте, Натаниэль. — Я предпочитаю «Нил». — Это ваш триггер? Выходит, этот доктор здесь, чтобы поковыряться в психике Нила и отыскать его потаенных демонов. — Нет. — Нат, нельзя избегать того, что вас расстраивает. Я изучал психиатрию по очень специфической философии, — Пруст встал, подходя к Нилу. — Когда мы чувствуем себя беспомощными, мы должны учиться противостоять этому. Если вас это расстраивает, выходит, вы способны противостоять беспомощности. Итак, давайте начнем с вашей склонности ко лжи, — Пруст прижал Нила спиной к стене. — Вы боитесь меня, Натан? Кровь в жилах Нила будто застыла. — Не называй меня так. — Вам страшно? Да или нет? — было мерзко слышать, как их с Эндрю фразу произносит такой человек, как Пруст, своим надменным голосом. Теперь Нил понял, где уже слышал этот тон. Тембр, похожий на красный подтон картины, которым Пруст окрашивал каждое слово; это репетиция, все не по-настоящему; именно так психопат выучивается говорить. — Нет, — ответил Нил. Пруст наклонился так близко, что Нил почувствовал его дыхание на коже. Он, должно быть, любил жвачку с корицей, потому что выдохи ощущались пряными настолько, что у Нила защипало глаза. — Не лгите мне, Натан. Звон этого имени пронесся по костям Нила, будто удар гонга в колокол. Нил спокойно вдохнул и сказал: — Отойди от меня. — Никаких манер, чему вас учит ваш парень? — Заткнись, блять. У тебя нет права говорить о нем. — Вы — пациент. Я — профессионал. Я выбираю, о чем мы будем говорить. Мне нужно, чтобы вы сотрудничали, если мы хотим чего-то добиться. Каждое следующее слово Нил произнес в ритме стаккато. — Я сяду, когда ты перестанешь дышать мне в лицо. Он смог немного перевести дух, когда Пруст отступил и жестом указал на стул. Мужчина так дружелюбно ухмыльнулся, что Нил усомнился бы в отвращении, которое только что испытал, если бы был наивнее. — Воу! Умерьте свой пыл. Нужно всего лишь присесть, — Пруст вернулся за свой стол. Осознавая, на что подписался, Нил сел на стул напротив. Снова обратил внимание на оригинальность «декора» на столе Пруста. Помимо кувертной карточки, на нем стояло несколько причудливых, но безвкусных пресс-папье. Хуже всего были фотографии Пруста рядом с молодыми людьми и подростками, которых он обнимал за головы или плечи. — Мы о стольком можем поговорить! Как насчет ваших отношений с Эндрю? Как у вас дела? — Никак. — Значит, не слишком хорошо, — Пруст прикоснулся пальцами к губам. — Я могу помочь вам с этим. Это было бы отличным способом сблизиться, пока вы в разлуке. Как вы смотрите на то, чтобы лучше узнать Эндрю Доу? Нил стиснул зубы, стараясь не выйти из себя. — Миньярд. Его зовут Эндрю Миньярд, — будь проклята эта вспыльчивость. Пруст что-то записал. — Так было не всегда. Вас это беспокоит? — Что? — Его прошлое. Знание о том, сколько людей прикасались к человеку, который желает вас? Насколько он грязный? Как вы сами знаете, ему это настолько понравилось, что он решил найти кого-то, кто стал бы его собственным Эндрю Доу, и использовал вас, желая взять контроль над ситуациями, в которых он был его лишен. Так Эндрю смог занять место того, кто берет. — Твои мысли также отвратительны, как и ты сам, — усмехнулся Нил и подергал ручку, обнаружив, что она не поддается. Пруст все еще приятно улыбался Нилу, когда тот обернулся, встретившись с ним взглядом. Ни один мускул на лице врача не дрогнул. — Это не так уж маловероятно, Натан. Многие психиатры отказались от него, настаивая на том, что ему следует поставить диагноз «психопатия». Никто бы не удивился, узнав, что он просто хочет заставить кого-то пережить свою травму. — Это потому, что всех их подкупил Рико, как и тебя, чтобы сделать его жизнь еще несчастнее. Либо так, либо они все — эгоистичные псевдоинтеллектуалы, засунувшие головы в задницы настолько глубоко, что вляпались в дерьмо. Вы оба. Ты правда решил обманывать себя, считая, что ты какой-то профессионал? Пруст закинул ноги на стол и что-то записал. «Да пошел он на хуй», — подумал Нил. Он наверняка сочиняет какую-нибудь чушь, чтобы надавить. — А вот и любимый всеми характер. Вы довольно оборонительны. Уверен, вы выработали этот механизм, чтобы защищаться от тех, кто мог бы полюбить вас и оттолкнуть. Например, Эндрю, — Пруст мечтательно вздохнул. — Даже не знаю, с чего бы начать? Его трогали в стольких местах столько людей. Все началось, когда ему было семь. — Хватит болтать. — Просто уйма поразительных деталей. Например, некий Сэмми практически не был осужден. Тогда он признался во всем присяжным, — Пруст рассмеялся. — Парнишка плакал во время дачи показаний. Хотел, чтобы Эндрю сказал: «Пожалуйста», чтобы это прозвучало так, будто он этого хотел; чтобы почувствовать себя «менее виноватым» за свои действия. — Заткнись! — Однако хорошее тоже случилось — им оказался его следующий жестокий приемный отец. У него были камеры видеонаблюдения. Вы когда-нибудь задумывались, почему Эндрю не любит носить яркие цвета? — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, БЛЯТЬ! — Нил хлопнул руками по столу Пруста и смахнул с него безделушки. Пруст откинулся назад, вскинув брови, забавляясь. — Я перекричу тебя, если понадобится, — прорычал Нил. Пруст прикрыл рот рукой. Затем неспешно убрал ее и прошептал: — У нас есть запись. — За. Ткнись, — Нил обхватил рукой кувертную карточку. — И контакты тех, кого не осудили. Я думаю… — Пруст наклонился, — …если Эндрю снова увидит этих людей, его это сильно травмирует. Дыхание Нила сбилось, когда рука схватилась за пояс его джинсов. Пальцы прижались к коже, на что он не давал согласия. — Ты, Натаниэль, будешь делать все, что я скажу. Потому что ты заботишься об Эндрю Миньярде, даже если он не заботится о тебе. Для начала, давай научимся хорошим манерам; скажи: «Пожалуйста». Пальцы копошились в попытках лучше ухватиться. Нил размахнулся и ударил Пруста по шее его же увесистой карточкой. Пруст упал и схватился за горло. — У тебя дерьмо из ушей сочится, — сказал Нил. Потому что каким же чертовски глупым должен был быть человек, чтобы считать, что личность Эндрю Миньярда можно свести исключительно к его травмам? Все это — не о нем самом, а о том, что с ним делали. Не имея представления ни об одном из этих ужасов, Нил уже знал, кто такой Эндрю Миньярд. — Эндрю Миньярд, — произнес Нил вслух, — это парень, который, блять, придушит меня, если я послушаю такого помешанного докторишку, как ты! — он замахнулся карточкой, как битой. — Подавись собственным эго, уебок! Пруст поднялся из-за стола и делано рассмеялся. — Слава Богу, есть охрана. Два человека, которые, должно быть, ждали снаружи, внезапно ворвались внутрь. Это были не те профессиональные охранники, которых Нил видел на окраине кампуса. Он не успел и глазом моргнуть, как грубые руки схватили его сзади. Нил попытался использовать хватки нападавших против них же самих, как он сделал бы с Эндрю, но их было двое, а он — один. Его впечатали в стену. Штукатурка перед лицом оказалась до тошноты знакомой. — Расскажите еще раз о той «психиатрии», которую вы упоминали, доктор, — сказал Рико. — Если перед нами несговорчивый пациент, приходится выяснять подробности самостоятельно. — Ты — задроченная, вымазанная в дерьме, дешевая подстилка, прикрытая белой простыней, — выплюнул Нил. — Креативно, — Рико оттянул Нила за волосы, и тот было решил, что его шея сломается. — Судебные эксперты обнаружили следы его слюны на пальцах Дрейка. — Ричер, — скомандовал Рико. В рот Нила засунули пальцы. Он прикусил их со всей силой, на которую был способен. — БЛЯТЬ! — крикнул Ричер. — Ай! Нил врезался в черную стену, и на секунду она превратилась в светло-желтую штукатурку в доме Хеммиков. Тело прижалось к его спине. Он хотел содрать с себя кожу, лишь бы не позволить тесноте овладеть собой. Рука Пруста, водящая по телу, ощущалась так, словно по нему размазывали тошнотворную слизь. Нил не мог этого вынести. Мог только попытаться ударить головой о чужую, но был отброшен назад к стене. Рука Рико — в волосах, ладони Ричера — вокруг рук, тело Пруста — сзади. — Давай начнем с самого начала, — сказал Пруст. Вновь пряное от жвачки с корицей дыхание. — Тебе не все сойдет с рук, — сказал Нил. — Рано или поздно карма настигнет тебя, Рико. Грязные ногти Пруста впились в лицо Нила, как мел в доску. — Сосредоточься. — Хватит. — Мы воспроизводим события, с самого начала. — Ты сдохнешь так же, как Дрейк. — О, мгновенное правосудие, — усмехнулся Пруст. — Ты — ебаный безумец. — Он сказал не это, Натан, — произнес Пруст, проникая пальцами под пояс джинсов Нила. — Он сказал: «Пожалуйста». Нил практически начал задыхаться. — А я сказал: «Нет». Отпусти сейчас же. — Скажи: «Пожалуйста». — Нет. Рука опустилась ниже. — Скажи: «Пожалуйста». — Отъебись. — Я отпущу. Нил стиснул зубы. — Сдохни. — Подыграй, Натан, — когда Нил ничего не ответил, Пруст продолжил: — Они могут найти доказательства невиновности Сэмми в любой момент. Его и всех остальных осужденных. Это был бы забавный психологический эксперимент — посмотреть, скольких из них Энди сможет выдержать, прежде чем снова начнет резать себя, — Пруст прижал Нила к стене. Глаза защипало, Нил почувствовал, что у этого ублюдка встал член. — Ты — больной уебок, — как бы Нилу ни была ненавистна мысль о том, что за Эндрю придут такие же люди, как Дрейк, мысль о предательстве Эндрю была намного хуже. Он должен верить в Эндрю. Верить, что тот сможет защитить себя. Рико убрал руку. — Он перешел дорогу Морияма, — сказал Рико. — Мы можем убить его так же, как списали Сета. Нил замер. Все тепло человеческого тела, заставлявшее нервы содрогаться от болезненного напряжения, обратилось в ничто. В черную дыру. — Ты не можешь, — сказал он. — Тэтсуи хочет, чтобы вы двое встретились лицом к лицу, но этого не произойдет, если Лисы не смогут играть. — Ох, Натаниэль, ты недооцениваешь, насколько изобретательным я могу быть. Лисы смогут играть, если к их составу вовремя присоединятся новички, — сказал Рико. Нил закрыл глаза. К его стыду, их жгло не корицей, а чем-то другим; чем-то таким, что иссушало изнутри и опустошало до состояния мнимой оболочки. Нил Джостен хотел стать настоящим. Хотел стать осязаемым. Не призраком, а человеком, способным чувствовать, а не просто двигаться. Тем, кто может жить — не выживать. Хотел этого настолько сильно, что ощущал вкус; впервые в жизни он захотел сдержать обещание. Эндрю никогда не простит его за это. Нил вздрогнул и выплюнул слово: — «Пожалуйста». — Хороший мальчик, — похвалил Пруст. С Нила убрали руки. Нил прижался к стене, заняв оборонительную позицию. Ему вдруг стало холодно. Осознание того, что он только что сделал, захлестнуло волной. — Наша встреча окончена, — сказал Пруст. — С нетерпением жду завтрашней, чтобы узнать о Доу еще больше. Нил скрестил руки на животе. «Блять». Это не его слово, незачем бояться. И не его травма, которую следовало пережить. Это не должно так сильно влиять на него. Его дернули за волосы, и он с трудом поднялся, когда Рико потащил в коридор. — Он уже выглядит сломленным, Ричер? — спросил Рико. — Не думаю. — Повтори еще раз, Натаниэль, — сказал Рико. — Отъебись, — выплюнул Нил. Рико ударил Нила головой о стену. — Я понял, в чем дело. Когда дело касается меня и тебя, Натаниэль, ты считаешь, что тебе сойдет с рук игнорирование моего авторитета только потому, что я не стану убивать Эндрю, — Рико присел, все еще держа Нила за волосы. — Я очень внимателен, — Рико улыбнулся и раскрыл нож. — Когда речь идет о Прусте — ты слушаешь его, потому что боишься за другого. Когда речь будет идти обо мне, — Рико начал делать маленькие надрезы на ухе Нила после каждого произнесенного слова: — Ты. Будешь. Слушаться. Потому что. Боишься, — на пятом и шестом надрезе он углубил лезвие. — Меня. Нил рассмеялся самым надменным, самым сухим смехом, который ему когда-либо удавался, пока горячая кровь стекала в ухо. Рико предоставил ему выход, и все, что Нилу оставалось сделать, так это переключить внимание идиота на себя. — Тебе не запугать меня ножами, — сказал он. — Я, блять, сын Балтиморского Мясника. Рико расположил нож в опасной близости к яремной вене Нила и, на секунду, надавил. Поскольку его нос находился в трех дюймах от носа Нила, Нил отлично видел выражение, в котором расплылся Рико. То самое выражение больной радости, которое плясало на лице отца, когда он пытал кого-то. Выражение, которое Нил стирал со своего всякий раз, когда ловил себя на этом. — Знаешь, — сказал Рико, убирая нож и обращаясь к Ричеру, — у меня только что появилась идея. Нил сдержал замечание о том, что эта идея, должно быть, скачет в голове Рико в одиночестве — как DVD-сообщение на экране старого телевизора, — и в полном замешательстве наблюдал, как Рико направляется к кабинету Пруста. Он не остался, чтобы узнать, в чем дело.

***

— Нил… Нил проигнорировал Жана и захлопнул дверь ванной прямо перед его носом. Запер ее на замок, включил вытяжку, а затем сорвал с себя одежду и бросил в раковину, которую залил отбеливателем и множеством других токсичных чистящих средств, которые нашел под шкафчиком (использовал те средства, которые можно было смешивать и которые при этом не стали бы источать неприятные испарения). С последней каплей отбеливающего средства, Нил запрыгнул под горячий душ и начал оттирать себя до блеска. Конечно, Пруст ограничивал себя в прикосновениях, но Нил испытал на себе какой-то совершенно новый вид насилия. Он чувствовал, что всего одним произнесенным словом отдал на откуп все этому жуткому старикашке. Нил привалился головой к плитке в душе. Все еще не мог поверить, что сказал это. День за днем они с Эндрю тренировались на той крыше, и что теперь? Опять трус? Еще больший кролик, чем раньше? «Стоп, — Нил закрыл глаза. — Светлые волосы Эндрю с медовым отливом. Мягкие. Как облака. Холодные руки Эндрю, шрамы на них, снова крыша, — вспомнил Нил. — То, как Эндрю отмахнулся от него после слов: «Доброе утро, солнышко». Нил завернулся в черное полотенце и начал чистить зубы над месивом испорченной одежды. Зеркало запотело слишком сильно, чтобы отобразить жалкое отражение Нила. Он взглянул на одежду, и только теперь понял, что в спешке не захватил с собой сменную. А это значит, что придется выйти в одном полотенце. От страха у Нила похолодело в животе. От внезапного стука зубная щетка полетела в раковину. — Блять, — выругался Нил себе под нос. — Я оставил одежду за дверью, — сказал Жан. — В комнате никого. Подожду снаружи ровно три минуты. Я ухожу. Отсчет пошел. Прижав ухо к двери, Нил услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Он все еще был немного насторожен, вдруг это был трюк. Почему Жан решил помочь, хотя раньше упомянул, что в Гнезде застенчивым быть не получится? Приоткрыв дверь, он выглянул и убедился — комната действительно пуста. Нил взял одежду и быстро переоделся. По возвращении он застал Жана лежащим на своей кровати лицом к стене, читающим. — Как ты понял? — спросил Нил. Жан лишь покачал головой. — Я слышал запись. — Твоя зубная паста. Она очень, очень мятная. — Люблю яркие вкусы. — У тебя нет бритв. — Рико не хочет, чтобы у нас было оружие. — И химическое, очевидно, тоже. Ничего из тех чистящих средств нельзя смешать, чтобы получить хлорамин. — Чего? — Жан захлопнул книгу. — Какого хрена ты вообще задумался над этим? — Я наблюдательный. — Ты — заноза в заднице. Не пытайся отравить кого-то или смешать какое-нибудь химическое оружие. Нил плюхнулся на кровать, стараясь не обращать внимания на знакомый скрип. — Неужели ты не занимаешься здесь чем-нибудь интересным? Жан молча смотрел на Нила. Он отвернулся, вцепившись пальцами в обложку книги. — Есть кое-что. Лежа на кровати Дрейка в одних шортах и безразмерной футболке, которая должна была заменить пижаму, мысли Нила занесло в неприятное русло. Нужно выбраться из этой постели. — Могу показать. Ах… Нил? Что ты делаешь? Нил занялся стягиванием простыней с кровати и сгребанием объемных элементов одежды в кучу на полу, соображая импровизированный матрас. Он давным-давно научился складывать лишние рубашки так, чтобы они образовывали ровное ложе. Удовлетворившись результатом, он встретился с недоуменным взглядом Жана. — Хочешь взглянуть? Был ли это тот самый флирт, который, по словам Эллисон, Нил не замечал? Нил был благодарен, что они с Эндрю не разговаривали так друг с другом. Ему было неприятно чувствовать себя загнанным в угол, находясь в этой темной комнате, хотя он был уверен, что Жан не причинит ему вреда. Постойте… Насколько хорошо он вообще знает Жана? Нет. Нет, Жан не станет ничего делать. Жан был добр с ним. — Там может быть прохладно, так что накинь что-нибудь, если пойдешь. «Это какой-то эвфемизм?» — Я не гей, Жан, — сказал Нил. Жан бросил на него еще один вопросительный взгляд, пока натягивал куртку. — Ладно? Не понимаю, как… не важно, — Жан пробормотал что-то на французском. — Это недалеко, и я собираюсь подняться туда сейчас. Ты идешь или нет? — Что? — Нил моргнул. Жан указал вверх. — Есть место на верхнем этаже, куда я люблю иногда ходить. Что, по-твоему, я имел в виду? «Идиот», — пробормотал Эндрю в голове Нила. Нилу пришлось постараться, чтобы сохранить лицо. — Ничего. Они прошлись по коридорам, и Нил проследовал за Жаном к старой лестнице. Жан объяснил, что все заперто невероятно хорошо, а снаружи находится очень бдительная охрана. Выбраться можно было только через высокое окно, а спуск вниз занял бы слишком много времени и наверняка привлек бы внимание одного из охранников. Жан привел его на довольно заброшенный этаж, совсем непохожий на тот, на который Нил забежал, в панике скрываясь от Эндрю. Уже здесь Жан прошел по коридорам и попал в комнату с широко распахнутым окном, рядом с которым и сел. Нил выглянул из разбитой рамы. Сильнейший зов пустоты и головокружительная высота. Если бы Эндрю был здесь, то оттащил бы Нила назад каким-нибудь изобретательным способом, даже не прикоснувшись к его одежде — он знал, что Нил ненавидит подобное. Если закрыть глаза и представить, как в широкое окно врывается пронизывающий ветер, то можно ощутить, что сейчас он — на крыше, а дыхание задымляет воздух, превращая его из бесцветного в серый. Он невероятно сильно захотел оказаться на той крыше сейчас.

***

К началу новой тренировки навыки Нила не улучшились. Рико пока что не трогал его — конечно, он несколько раз ударил его клюшкой и практически выдернул позвоночник через шею в кабинете Пруста, но не более того, и это пугало Нила. В первый день он ожидал какой-нибудь мерзкой выходки, но вместо этого получил порцию психологического насилия от Пруста. Опасения Нила возросли в десять раз и змеями обвились вокруг, когда Рико начал поглядывать на него, пока он раздевался после тренировки. Когда Рико подошел, болтовня в раздевалке стихла. — Вчера ты не принимал душ вместе с остальными, Натаниэль. Нил постарался как можно быстрее натянуть шорты. Рико топнул и прижал их к полу своим кроссовком. — Был слишком занят последствиями побоев, — сказал Нил, подразумевая под этим, что принял душ последним, потому что ему пришлось ковылять в раздевалку, опершись на Жана. Рико дернул подбородком в сторону душа. — Никаких исключений или оправданий. Повинуйся своему королю. — Ты имеешь в виду короля экси? — Нил огляделся. — Что-то я не вижу здесь Кевина. Рико рыкнул и ударил и без того избитого Нила в живот. Нил попытался вдохнуть. — Ты хочешь поесть или принять душ? Вы с Жаном можете остаться голодными и грязными, раз хотите, с любезного позволения Короля. Нил проскрипел зубами. — Нет, я в любом случае приму душ. Нил остро ощутил разницу между переодеванием в комнате, в которой большинство людей заняты тем же самым, и раздеванием, во время которого каждая из пар глаз следит за его движениями. Все перестали переодеваться, и Нил оказался центром всеобщего внимания. Некоторые выглядели виноватыми, другие — измученными, но большинство не испытывало сочувствия или даже предвкушения. Нил понял, что для них он — просто развлечение. Стащив джерси через голову и перестав ощущать на себе ткань, Нил сделал прямо противоположное тому, что предлагали Эндрю и Бетси, погрузившись вглубь своего сознания и отодвинув мысли на второй план. Вносить свою лепту в хаос — его вторая натура. Он здесь не для того, чтобы вытаскивать свои проблемы на поверхность, а для того, чтобы выжить. Он мысленно извинился перед Бетси за то, что пустил прахом все ее тяжелые старания. Душевые были без кабинок. Нил уже знал об этом. Он мылся в гораздо более злачных и мрачных местах, поэтому не должен был так сильно беспокоиться об открытой планировке душевой. Он старался мыться как можно быстрее, мысленно растождествляясь со своим телом, как вдруг… — Натаниэля Веснински на растерзание! — крикнул Рико. — Тот, кто нащупает больше всего шрамов, получит дополнительные два часа свободного времени каждый день в течение недели! А анализ игр станет необязательным! Сколько бы часов свободного времени ни было у Воронов, их явно оказалось недостаточно, потому что несколько человек повернулись к нему. Никто не выглядел шокированным жестокой выходкой Рико. — Хватай его, Джексон! — Сейчас! Кто-то позади Нила усмехнулся. Он повернулся и получил удар по голове. Его отбросило назад под струи воды, и он не успел вовремя прийти в себя, чтобы уклониться от следующего удара. Нил оттолкнул локтем еще одного Ворона, выросшего перед ним, и попытался подняться с пола. Внезапно его снова схватили, и жгучая боль пронзила тело в местах синяков, когда Нила прижали к холодной грязной плитке. Ему хватило силы избавиться от одного из них тем же методом, которым он сбрасывал с себя Эндрю — перекатиться, схватить, перекрутить, не обращать внимания на кожу противника, — но силы начали ослабевать, так как все больше людей наваливались на него в попытках удержать. Несколько человек закричали. Один даже воскликнул, почувствовав, как его ноготь вонзился во что-то хлюпающее. Ответные удары наносились с еще большим остервенением. Как будто Нил сопротивляясь соглашался на насилие. Он ни на что не соглашался и сумел вымолвить яростное «Нет» для Эндрю. Чтобы после сказать ему, что пытался. Чтобы Эндрю не счел его еще более мерзким, если когда-нибудь вообще захочет увидеть жалкое лицо Нила вновь. Руки то ли в крови, то ли в воде. Скорее в воде, ведь из острого у Нила — только кости. Сейчас есть только удары, пинки, втаптывания ногами. Удар ногой по ребрам. Рукой о спину. Если продолжится в том же духе, он не выживет. Как же до омерзения неприятна. Эта беспомощность. Эндрю учил его быть выше ее; уступить ей — равносильно предательству. Сколько бы людей Нил ни отталкивал, их становилось только больше. И он устал. Ему больно. Он не может закончить так. Не может, если хочет выжить. Все, что нужно было сделать, так это послушать мать и отстраниться: «Никогда не думай слишком долго. Никогда не устраивай сцен». Нил зажмурился, когда трое крепко вцепились в него. После резких метаний из стороны в сторону, вздрагивая от омерзительных рук, трущихся о его неприкрытую кожу, Нил резко свалился в воду, ударившись лбом о грязный пол. «Прости, Мэтт. Прости, Рене», — подумал он, отпуская происходящее на самотек, когда силы иссякли. Он не здесь. Он не ощущает… бесчисленное множество рук на себе. Сводит к минимуму места, к которым они могли прикасаться, ведь он — ничто. Нил был Алексом, когда ему пришлось улыбнуться женщине в автобусе, чтобы получить для себя и матери бесплатные билеты… как много людей сейчас тянули к нему руки? Не выходило сосчитать. Вообразить. Мэри ударила бы его, если бы он задержался чуть дольше, вслушиваясь в цветочный аромат… Алекс был Стефаном, когда неизвестный схватил его в толпе, удерживая за спину своими слишком сильными, длинными как змеи пальцами. Мать тогда поторопила его, заверив на немецком: «О нем нам беспокоиться не нужно. Не устраивай сцен» и… они прикоснулись к шраму от пули, глубоким порезам, узелкам изуродованной кожи, укусам, ожогам, шраму от параллельных резцов, а кто-то провел по узору от X-acto, так далеко, насколько смог дотянуться, прижав его грудью в пол. Нил хотел закричать: «Стоп. Хватит. Они для Эндрю…» Стефан был Натаниэлем, который умел притворяться хромым… рука очертила шрам, оставленный Дрейком. Спустилась ниже, ниже, и еще ниже… чтобы отец избивал чуть реже. Какой бы сильной ни была боль, всегда могло стать хуже. Вода стала холоднее, но ненасытные руки незнакомцев обжигали, как пары кислоты. Он — никто. Призрак, которого невозможно коснуться… вниз, к бедрам. Почему к бедрам? Отец ни разу не оставлял там шрамов… — С тебя хватит. Время вышло. Слезай. — Там точно был шрам… — Там ничего нет. — Тебе бы не помешали дополнительные часы отдыха, Жан. — Мне и так хорошо. Спасибо. — Нил. — Нил. Нил вздрогнул, пытаясь уйти в мысли, когда на него навалилась очередная тяжесть. Он открыл глаза и увидел перед собой исподнюю сторону полотенца. Ему не хотелось двигаться. Сегодня предстоит еще одна встреча с Прустом. Лучше утопиться в грязной душевой. Волосы намокли и тяжким грузом свисали вниз. — Вставай, scélérat roux. Они ушли. — Иди на хуй, — сказал Нил, не вкладывая в слова особого смысла. А все потому, что он ощутил стойкое разочарование, столкнувшись с собственной беспомощностью. — Lavette. — Кухонное полотенце? — Ага, кухонное. — Ты встанешь или понадобится моя помощь? — Завались, блять, — выплюнул Нил на французском. — Похоже, ты справишься. С мучительным вздохом Нил поднялся с пола. Он обернул полотенце вокруг плеч и встал, опираясь на душевой шест. — Мне казалось, ты сказал, что не будешь вмешиваться, — сказал Нил. — Ты правда считаешь, что хоть что-то из того, что я только что сделал, похоже на помощь? — Считаю, и твоя жалость — хуже бездействия. Если устал размахивать французским флагом, то можешь воткнуть его в Луну или в глотку Рико. Куда угодно. Вот только для меня ты ни черта не сделаешь. Жан скрестил руки. Он не выглядел обозленным на Нила, хотя должен был. — Ты не в себе. Я не собираюсь делать что-то… ни для кого. Он взглянул на пол, заляпанный небольшим количеством крови. Нил был совершенно уверен, что ни один из ублюдков не пролил и капли. — Ты совсем с катушек слетел, — сказал Жан. — Рико уже играл со многими самыми разными способами, но большинство сдавалось после первого или второго выпада. Раньше он не был так жесток, но… ты просто… ты раз в пять безумнее него. Ты как чертова vouivre. Я назвал тебя Алисой, но не уверен, чтобы она била кого-то голыми руками по яйцам. Нил вытер руку о полотенце. Он помоется позже, и не один раз. А сейчас он спокойно положил руку на плечо Жана, опершись о француза. Злорадство Жана быстро улетучилось, будто тот не думал о том, насколько жалок и отвратителен Нил после того, как его облапало бесчисленное количество рук на полу душевой. — Рико уже много раз делал что-то подобное? — спросил Нил. — Кажется, только для тебя он старается превзойти самого себя. Но это не самое страшное, на что он способен. Жан отвернулся. Нил придерживался за него, пока одевался. — Что еще он может вытворить? — Супер-мятная зубная паста Marvis. — Это реклама или что? Жан, все еще не поворачивая головы, покачал ею. — Она каждый раз избавляет от послевкусия, когда я вспоминаю об этом. Рико, он… Он останавливается, когда ты смиряешься. Как только человек, которого он мучит, сдается, он теряет интерес. Он наблюдал за происходящим, но, как только ты перестал сопротивляться, сразу же изменился в лице — ему стало скучно. — Хочешь сказать, я должен перестать провоцировать Рико? — Для твоего же блага, но нет; на самом деле, я пытаюсь сказать, что после того, как он велел им сделать это в пятый раз, то передумал, потому что я перестал сопротивляться. На Жане было больше одежды, чем на Ниле, но тот все равно был немного обнажен. Нил оглядел спину француза. Похоже, шрамы на пальцах Жана появились не из-за неудач или детских травм. Жан — такой же, как Нил: собственность. Рико, должно быть, обращался с ним так же; значит, Жан имел дело с худшей из сторон Рико гораздо дольше, чем Нил находился в Гнезде. Нил невольно задался вопросом, сколько же выходок выдержал Жан, глядя на шесть пальцев, испещренных шрамами, и прокручивая в голове мысль о пяти актах изнасилования по указке Рико. Очень много. — Ричер? — спросил Нил. Жан шумно вдохнул. — Каждый раз новые Вороны. Узнаешь, если не возьмешься за голову. С минуту Нил молчал, а затем спросил: — Да или нет? — Для чего? — Это код, который мы с Эндрю используем, когда спрашиваем друг у друга разрешение на прикосновение. Тебе придется еще не раз поднять меня с пола, ведь я часто там оказываюсь. Я сделаю то же для тебя, если понадобится. Раз нельзя использовать «Да или нет», тогда как насчет французского варианта: «Oui ou non?» Жан развернулся к Нилу лицом. — Ты чокнутый, и это тебя приведет к смерти. Он сломает тебя. — Не думаю, что у него получится, — сказал Нил. Лицо Жана исказилось замешательством. — В смысле? — Потому что ты здесь уже хрен знает сколько, но у него так и не вышло сломать тебя. При других обстоятельствах шокированное выражение лица Жана могло бы заставить Нила улыбнуться. Он увидел, как Жан перешел от удивления к пониманию, а затем к разочарованию. «Рыжий гаденыш», — пробормотал Жан по-французски. И это был ключ к разгадке, так ведь? Если бы не французский и то самое окно, которые были у Жана, Нил подозревал, что попытки Рико увенчались бы успехом, и Жан оказался бы гораздо ближе к краю. Нил положил руку на плечо Жана. — Oui ou non? — …Oui, — сказал Жан. Нил обхватил плечи парня рукой, и Жан поддержал его. Затем приблизил кисть к талии Нила, но остановился. — Oui? — спросил он. — Non, — ответил Нил. — Ты слишком нетерпелив, тряпка. — Иди на хуй. — Дорогу покажешь?

***

Пруст стоял, опершись обеими руками о спинку своего кресла. Нил сидел на слишком маленьком стуле напротив стола, и ухмылялся, глядя на возвышающегося над ним докторишку. — Понравилась экспозиционная терапия? — спросил Пруст. — Не думай, что, навесив на пытку ярлык «терапия», тебе все сойдет с рук, — сказал Нил. На этот раз Пруст убрал свою кувертную карточку, и сердце Нила застучало чаще от осознания небольшой победы. — Натан, для твоего выздоровления очень важно, чтобы ты встретился лицом к лицу со своими страхами. Сколько бы раз Нил ни слышал это имя, безызменно вздрагивал при упоминании Натана. — Да, продолжай нести чушь, а я буду впитывать каждое слово. — Хочешь сказать, что она не помогла? Мы всегда можем попробовать еще раз. — Нет. Она сработала отлично, — саркастично ответил Нил. — Повтори еще раз? — Нет. — Продолжение фразы. — Отлично. — Полностью. — Нет. Отлично. Пруст записал что-то в свой идиотский блокнот, который Нил собирался сжечь. — Хорошо. Сегодня я надеялся заняться твоими телом и нежеланием его демонстрации. Если хочешь, во время выполнения упражнений, мы можем немного больше узнать об Эндрю. — Я сделаю упражнения, но Эндрю не будет упомянут. — Итак… Натан. Что я говорил о нежелании? — Пруст откатил кресло и присел на корточки, скрывшись за столом. Достал большую коробку и поставил на стол. Затем, вздохнув, сказал: — Только ради тебя я не буду упоминать Эндрю сегодня. Но я изменю решение, как только ты перестанешь сотрудничать. — Пруст вытащил что-то настолько броское, что Нилу пришлось прищуриться. Возникшее нечто было усыпано блестками. После того как Пруст разложил его на столе, Нил понял, что это купальник. — Надень его, — сказал Пруст. — И прогуляйся немного. Нил рассмотрел предложенные варианты. Купальник уродливого ярко-зеленого оттенка вперемежку с синим. Вырез для ног, располагающийся достаточно высоко; в этот купальник даже взлезть было бы непросто. Но что его бесконечно раздражало, так это взгляд, которым Пруст сверлил его. Пруст хотел возыметь над ним власть. Когда Нил не сдвинулся с места, Пруст заговорил. — Он был преподавателем танцев на пенсии. И у него сохранились все наряды с выступлений других детей. Интересно, как он уговаривал Эй Джея надевать их? Сомневаюсь, что у него вышло раскрыть талант испуганного десятилетнего ребенка, но уверен, что он отлично повеселился в процессе. Нил не был уверен, какую стратегию преодоления ситуации выбрать: здоровую или нездоровую; вариантов было не так много. Даже если он отстранится, то не сможет не слушать. Если применит насилие, Пруст позовет Рико и Ричера, и все станет раз в десять хуже. Нил решился на нечто невероятно детское: он заткнул уши, уткнулся взглядом в пол и начал назойливо напевать французскую колыбельную. «À la claire fontaine, M'en allant promener J'ai trouvé l'eau si belle…» Перед ним появились ноги, прикрытые белым медицинским халатом. Нил отшвырнул руку, схватившую его за запястье. — Если будешь вести себя как ребенок, тогда я буду обращаться с тобой как с ребенком, — сказал Пруст, указывая на дверь. — Пора в кровать. Пораньше. Вперед. Нилу потребовалось огромное усилие воли, чтобы сдержать язвительное замечание, всплывшее в голове. «Позже», — подумал он. Его выгоняют. Ему удалось избежать надвигающейся катастрофы. Мысль оборвалась, когда руки Пруста обхватили Нила. — Уберись от меня на хуй! — Я сказал, что буду обращаться с тобой как с ребенком, — Пруст начал бороться с Нилом. — Вы с Эндрю оба знаете, как обращаются с детьми. Когда они не слушаются, — Пруст хмыкнул, когда удобнее скрутил Нила, держа одной рукой его запястья перед собой, а другой закатывая рукав. — Вы сами вынуждаете. А ведь твои сверстники очень беспокоятся о тебе! Ты ведь своими ногтями сделал эти шрамы? Мы не разрешаем ранить себя в Гнезде. — Иди, — попытался огрызнуться Нил, но запястья стиснули крепче. Хватка Дрейка. Руки Дрейка. — Виноват, надо было прочитать правила. — Ричер! Ты здесь? — Да, доктор? — Здравствуй… Ох, мистер Морияма. Я надеялся, вы поможете Натану избавиться от желания ранить себя. Каким-нибудь способом, который помог бы ему осознать бессмысленность истязания себя. Я буду очень признателен за вашу помощь. Пруст произнес это так, будто попросил Рико сходить за хлебом. Рико кивнул. — У меня появилась отличная идея, доктор. Ричер, хватай его. Нил дернулся, как только его начали передавать из захвата в захват, в безуспешной попытке освободиться. Ричер, должно быть, привык удерживать людей крупнее и сильнее него. — Какого, блять, — пробормотал Нил, когда они повели его по коридору. При шестнадцатичасовом рабочем дне Воронов у него было только два часа свободного времени каждый день. Один час каждый день уходил на Пруста, если только их сеанс не прерывался, а второй он считал свободным. Теперь он понял, что ошибся насчет свободного часа. Он будет занят играми с Рико или будет проводить время с Жаном у окна. — Нил, — спросил Жан. Дверь распахнулась, Ричер толкнул Нила на кровать. И он не думал… не думал, что… кровать Дрейка. На самом деле она ведь не Дрейка… — Натаниэль, — поправил Рико. — Ричер, прикуй его. Номер Три, останься. — Все в порядке, — сказал Натаниэль по-французски. — Просто не смотри. Рико вытащил нож как раз в тот момент, когда Ричер собирался пристегнуть Нила наручниками к кровати. Нил замахнулся для удара, и Ричер легко увернулся, но металл прикрепленного наручника ударил того по голове. Ричер рыкнул и выкрутил Нилу руку. — Лучше бы тебе оказаться невероятно, блять, стóящим. — Окажется, а пока… — Рико навалился на Нила. — Мы должны разобраться со склонностями бедняжки Натаниэля к самоповреждению, — Рико вытащил нож. Нил не понимал, как сталь может блестеть в этой лишенной света комнате. Понимал только, что этот блеск совпал с тем, что исходил от зубов Рико, и с тем, который секундой позже промелькнул на лице психопата напротив, когда Нил плюнул тому в лицо. Рико вытер лицо. С остервенением в глазах он заставил Нила открыть рот и впихнул в него нож, слегка задев лезвием губы. Рико задвинул нож еще глубже, прямо в горло Нила. — Я так долго этого ждал. Повторишь хоть раз, и я осмелюсь. Позволю Ричеру и другим старшекурсникам поиграться с твоей глоткой. Цепи наручников задребезжали, когда Нил попытался достать локтями до лица Рико. Он изо всех сил старался оставаться неподвижным, пока Рико в течение минуты мучительно медленно очерчивал невообразимо болезненный порез на его языке. «Язык — одна из самых чувствительных частей тела, — сказал на ухо Натан. — Но для пыток не годится, потому что после человек лишается способности говорить». Рико закончил порез, убрав блеснувший в воздухе нож, и Нил принялся откашливать скопившуюся в горле кровь. Вспотевшая рука обхватила его предплечье. Он всхлипнул и едва не захлебнулся собственной кровью, когда кожа резко рассеклась, образовав перпендикулярный вене порез. — Ну как? Больно, да, Натаниэль? Или тебе нравится? Хочешь сделать несколько таких без моей помощи? — Рико погрузил лезвие под кожу еще несколько раз. Кровь разлилась по руке Нила. Рико все продолжал и продолжал резать, пока запястье не начало напоминать рыбьи жабры. Затем он разрезал рубашку Нила и, распахнув ее, начал раздирать кожу. Нил стиснул зубы. Не стал кричать. Не хотел доставить Рико удовольствие. Он не понял, когда это прекратилось. — Oui ou non? Нил сплюнул кровь. — …Oui. Жан начал зашивать раны Нила. Он неплохо умел накладывать швы. — Где матрас, который я сделал? — спросил Нил, как только пришел в себя. — Под кроватью. Не думаю, что Рико бы его оценил. — Спасибо, lavette. Когда наступило утро, Жан поднял его из постели, и они отправились на тренировку. Расписание на сегодня: разминка; экси тренировка; клюшка Рико; тренировка; просмотр повторов игр других команд и составление заметок; Пруст. А после проведение времени с Жаном у окна или с Рико, в зависимости от того, насколько сильно Рико попортит ему шкуру в течение дня. Вот такое расписание.

***

— Сегодня у нас приватная встреча. Натан, ты привязан к кровати для твоей и моей безопасности. Это моя любимая часть. Она просто до невозможности эффективна… — Как ты вообще выкраиваешь время для меня, если так сильно занят вылизыванием собственной задницы? — Сейчас не время для юмора, — Пруст положил руки на его спину и начал спускать рубашку, скользя по обнаженной коже. — Скажи, Натан, что ты будешь чувствовать, когда Эндрю, смотря на тебя, ничего не будет видеть, кроме напоминаний о его прошлом? Где-то в глубине существа Эндрю таилась выгребная яма злобы, наполненная всеми ощущениями от несправедливых событий его жизни, гниющих и черных, как копоть на горелке. Скорее всего, Нил уже достиг девяноста девяти целых и девяноста девяти сотых процентов. Его едва-едва держала на плаву та часть Эндрю, о которой никто из них не осмелился бы упомянуть. Та часть, которая не смогла продолжить смеяться в тот вечер, когда Нила изнасиловали. Часть, которая спрашивала: «Да или нет». Та часть, которая прикасалась к нему не нежно, но «мягко» настолько, насколько позволял сам Эндрю. Как пушистое облако… — Он трогал здесь, когда трахал тебя, Нил? — Пруст провел по позвоночнику Нила вдоль прорези, которую оставил Дрейк. — Ты правда думал, что он остановится, если попросишь? Нет. Нет… Сейчас нельзя думать об Эндрю. Нельзя ассоциировать его с этим прикосновением. — Хватит, — сказал он, осознавая бесполезность фразы. — Нет, — добавил слово, чтобы уверить Эндрю, что говорил: «Нет». Чтобы тот знал: Нил, по крайней мере, пытался, несмотря на то что все советы Эндрю оказались бесполезными. — Не думаю, что он остановился бы. Твоя зависимость от Эндрю Доу слишком сильна. Он не любит тебя, ты же знаешь. Все, что ему нужно от тебя — это твое тело. — Убейся на хуй. — Думаю, сегодня мы с тобой поработаем над другим словом, с которым ты тоже не очень хорошо справляешься. Как насчет «Да»? Внутри Нила все похолодело, несмотря на горячие ладони на спине. — Дерьма наверни. Пруст впился ногтями в спину Нила. — Уверен, ты сгораешь от желания произнести его, — он почувствовал на спине бумагу и карандаш, просунутый под тонкую ткань. — Теперь я понял! Тебе так понравилось, что сделал Дрейк, что ты не смог удержаться и трахнул парня, с которым он сделал то же самое, в надежде, что тебя снова изнасилуют. Тебе это понравилось. Ты не хотел, чтобы Эндрю останавливался; хотел, чтобы он игнорировал твои просьбы. Боль пронзила грудь Нила, когда его прижали к кровати. Он был рад такому положению только потому, что Пруст не мог видеть его лица; не мог видеть, как Нил закусывает щеку изнутри. Он чувствовал, как порезы по краям рта — от лезвия Рико — начинают расходиться. — Признайся, скажи, что тебе это понравилось. Заладил. — Завали ебало, блять. — Но ты же здесь! — Нил почувствовал, как Пруст уперся в его спину рукой, когда грузный мужчина перелез через него и наклонился к уху. — И Ричер совсем рядом. Я могу позвать его в любой момент. Рико позволит ему делать с тобой все, что тот захочет. Как ты будешь себя чувствовать, если Эндрю узнает, что ты позволил этому случиться? Нил сильнее зажмурил уже закрытые глаза. Слова. Слова. Всего-навсего пустой треп. Предательство только на словах. Если все, чего хотел Пруст, так это какой-то произнесенной фразы, тогда Нил сможет с этим справиться. Даже если в песок стопчет собственное достоинство. У слов есть сила, и Пруст злоупотребляет ею. Пруст обхватил поясницу Нила. — Скажи, что ты этого хотел. — Я, — начал Нил. Все в порядке. Он в порядке. — Я хотел этого, — и его передернуло от сказанного. Не он произнес это. Не мог произнести. Он — наблюдатель насилия над самим собой, на которое никак не может повлиять. Пруст сжал крепче. — Хотел чего? — Задушить. Пруст обхватил шею Нила спереди. — Будь честен со мной, Натан. Скажи все как есть. Нил выдавливал из себя слова так, будто каждый слог причинял физическую боль. Так и есть. Так, блять, и есть. — Я хотел… — Нил стиснул зубы до треска, — …чтобы Дрейк, — если бы Эндрю услышал. Если бы Эндрю вообще слышал его, — изнасиловал меня. Пруст отпустил его и слез. К тому времени, как Жан вернулся в комнату и спросил: «Oui ou non?» Нил молчал. Молчал до конца дня.

***

Он не знал, как играть на позиции защитника, и каждая ошибка вызывала боль, которая приводила к новой ошибке. Он был на тренировке. Потом увидел черно-красную клюшку Рико, летящую в него. Затем — трость Тэтсуи, когда вновь не смог заставить себя сказать: «Хозяин». Он не кланялся настолько низко, как того хотел Тэтсуи. Нил вошел в душ, уже не ощущая самого себя. Увидел бутыльки и узнал запах, сопровождавший его все годы в бегах. — Кое-кто сегодня не выполнил столько передач, сколько мог бы. У меня новое испытание для тех, кто хочет отдохнуть, — сказал Рико. — В прошлый раз победителем оказался Ричер, а в этот им окажется тот, кто лучше всех проявит себя, пока будет помогать волосам Нила вернуться к естественному цвету. Никто не сдвинулся с места сразу. Один из них был слишком хорошо осведомлен о том, какой ущерб Нил может нанести одними лишь руками. Рико сразу же насупился. — Джонсон. Трент. Держите его руки. Ричер — ноги. Нил увернулся от левого хука Трента и ударил его в живот. Драться практически голым было неудобно, но чем больше Нил отпускал себя, тем меньше его это волновало, и тем злее он становился. Трент ударился головой об пол. Кто-то руками обхватил торс Нила. Он неуклюже ударил противника ногой, не сумев причинить особого вреда. В мгновение ока на Нила навалилось еще больше людей, мешающих бороться. Рико дернул Нила за волосы, напомнив тому о жгучей боли от впивающихся в кожу головы ногтях матери. Нилу показалось, что по нему начала стекать кровь, а может, это была просто вода. Насыщенная красновато-рыжая краска стекала ему в глаза, пока Рико покрыл его волосы нелепым количеством едкого состава. Рико безжалостно втирал краску в брови, и Нилу приходилось моргать, чтобы избавиться от жгучих капель, норовивших затечь в глаза. Он изо всех сил старался не вдыхать ее и в итоге плюнул в кого-то, кто, судя по возгласу, оказался не слишком доволен. Краска была холоднее воды. Нил чувствовал это, пока она стекала по его телу. Нет. Не чувствовал. Ничего не чувствовал. Он наблюдал за происходящим с расстояния в несколько миль. Прямо сейчас Нил стоял на крыше и смотрел в небо. Пахло сигаретным дымом и блондином… нет, не им. Нельзя думать о нем сейчас. Волосы до шеи уже приняли естественный оттенок, но это не останавливало людей от чрезмерных стараний. Стимул того не стоил. Большинство из них, вероятно, понимали это, но продолжали попытки ради самих себя. Особенно Ричер и Трент. Нил почувствовал, как снизу чья-то ладонь подошла слишком близко к тому месту, которое трогать не следовало, и ударил неизвестного коленом прямо в твердую кость подбородка. Человек закашлялся соленой водой и, к счастью, остатками краски. Горячие испарения душа смешались с едким запахом краски для волос; Нил уже привык к нему, ведь красился бесчисленное количество раз — чаще, чем следовало. Он затряс головой, угрожая попасть краской и водой в глаза всем вокруг. Это было очень легко устроить, ведь Рико приобщил к делу уйму ненужных людей. Люди вокруг закашлялись, и некоторые ослабили хватку. Нил воспользовался шансом попрактиковаться в том, чему его учил Эндрю, и сумел высвободиться. Ударил коленом Ричера, стоявшего перед ним, стараясь сохранить равновесие. Затем локтем врезался прямо в живот Трента, стоявшего позади. Пригнулся, избегая небрежного удара Джонсона, и уклонился от следующего так быстро, что тот поскользнулся на кафеле душевой. Отступив, Нил убрал волосы с лица и уставился на насыщенный рыжеватый оттенок, оставшийся на ладони. Смех Рико разнесся по душевой. — Выиграть битву — значит проиграть войну, Натаниэль. Твоя проблема в том, что ты пытаешься сражаться в каждой битве и всегда проигрываешь. Не волнуйтесь, парни, вы сможете поквитаться с ним позже. На этот раз Нил смог взять себя в руки. — Да или нет? — спросил Жан по-французски. — Я в порядке, — сказал Нил. Схватил предложенное Жаном полотенце и завернулся в него. Жан ничего не ответил, но бросил на Нила взгляд, заставивший того ощутить себя глупым ребенком. — Я серьезно, — продолжил Нил. — Могло быть и хуже. — В следующий раз он может попытаться утопить тебя. — Я не сдамся Рико. Жан вздохнул. Капли, стекающие с волос, отдавали таким же холодом, как декабрьский ветер. Небо за окном приняло нежно-голубоватый оттенок. Нил мог бы поклясться, что сейчас поздний вечер. Непонятный график сна Воронов вкупе с отсутствием естественного освещения приводили к тому, что его ощущение времени притупилось.

***

Нил подумал, что, возможно, он предпочел бы Рико Прусту. — Где Эндрю прикасался к тебе? Какое самое безопасное место? Выкладывай. Мы не можем допустить, чтобы тебя трогали его грязные руки. Давай лучше я поцелую. Нил умолчал об этом. К счастью, Пруст не целовал. Пруст кусал. Пережевывая корицу. Жгучая корица спускалась по плечам Нила, по оголенным рукам, блуждала везде, где, по мнению Пруста, находились безопасные места Нила и Эндрю. Пруст пытался разрушить представление Нила об Эндрю, но Нил был слишком хорошим лжецом. Он плел убедительные небылицы, стараясь свести ущерб к минимуму. «Плечи», — догадался Пруст после того, как Нил подвел его к этому выводу. «Ошибаешься», — внутренне ухмыльнулся Нил, радуясь небольшой победе. Шея была в безопасности, хотя вряд ли Эндрю захочет прикоснуться к ней вновь. Нил все время, все время повторял: «Нет». Повторял для Эндрю. Обосновывать важность этого действия не требовалось. Очень важного действия. Пруст все равно прижимался ладонями к «Нет», «Нельзя» и «Не трожь» зонам. Его прикосновения не длились долго, потому что их встречи часто прерывал Рико. После встреч с Прустом Нил нещадно тер кожу.

***

Рико обожал устраивать новые испытания на «свободное время», натравливая на Нила своих более отмороженных товарищей по команде, получавших за это различные вознаграждения. Если на Ниле было что-то надето, они это срывали. Он дрался с ними, используя все грязные приемы, которым его научили Эндрю и Рене, и обидчики быстро поняли, что им понадобится поддержка, если они хотят выиграть в игре Рико, оставшись при этом без фингала под глазом — Нил уже успел поставить несколько. Обычно в такие дни Рико прерывал встречи с Прустом и доставал свои ножи. Попросил Ричера подержать Нила. Сейчас небо было лавандовым. — Все в порядке, — сказал Нил по-французски. Нил и Жан обычно не разговаривали, когда сидели у окна. А если и говорили, то только по-французски. — Что такое? — Жан выискивал глазами облака. Их не было. — Я заметил твой взгляд между Ричером и лампой. Если вытворишь что-нибудь, я нарежу тебя так мелко, как Рико даже не снилось. Тебе не… — Чушь. Ты этого не сделаешь. Ты все время повторяешь «Нет», и это звучит как ебаная мольба. Рико не разрешал курить в кампусе, но Нил все равно прислушивался к запахам, в поисках едкого дыма. — Нил, — Жан вздохнул, протяжно и низко. — Мне написал Кевин. Он хотел узнать, здесь ли ты. Нил замер на месте, перестав нервно покачивать ногами, которые свисали с оконного карниза. — И ты ответил: «Нет». Жан отвел взгляд. — Я не ответил. — Ответь: «Нет». — Опять ты за свое, рыжий гаденыш. Почему ты так настойчиво добиваешься своей смерти? — Так мог бы сказать Эндрю. — Расскажи о нем. Нил бросил на Жана странный взгляд, прежде чем понял, что тот вовсе не был раздражен. Это было предложение. Нил улыбнулся, обрадовавшись возможности рассказать о своем светловолосом, спокойном, внимательном… друге? Парне? Его «ничем»? О его бесценной связи, которая не нуждалась в ярлыках. — Он постоянно повторяет, что хочет убить меня разными способами и что ненавидит меня, — начал Нил. — Звучит как головная боль. Вы идеально подходите друг другу. — А после он идет и красит ногти в черный, используя их как визуальное напоминание о том, что с ним лучше не связываться, иначе откусит больше, чем сможет прожевать. Кто вообще так делает? Он — дурень. А еще любит забивать холодильник мороженым. — Я скучаю по мороженому, — сказал Жан. — Звучит как кошмар Кевина. — Так и есть. Жан засмеялся. — Он может растопить меня одним взглядом, как будто я какой-то замороженный йогурт. А его руки, они такие… грубые. Но мягкие. Они как… Ты когда-нибудь трогал подушечки на лапках у щенков? Жан рассмеялся сильнее. При этом его французский акцент стал еще заметнее. — Не верится, что ты только что сравнил руки Эндрю Миньярда со щенячьими лапками. — Они мягкие! Правда! И волосы тоже, они как… пушистые облака. — Он что… — Жан смеялся так сильно, что ему приходилось держаться за живот, — …щенок из облаков? — Нет! Эндрю больше любит кошек. — Он… котенок?! Нил представил, что Эндрю услышал, как он называет его котенком. Эндрю убил бы его. Затем представил Эндрю с кошачьими ушками, и, заметив ухмылку на лице Жана, покраснел. — Э-эм… ах, прости за сумбурность. — Нил, я впервые увидел, как ты искренне улыбаешься. Нил задумался, пытаясь найти исключения, и его сердце сделало кульбит, когда он понял, что Жан прав. — Теперь знаешь, почему. — Объясни, скрытный рыжик. — Ты спрашивал, зачем я делаю это. Так вот, для этого. Ты должен сказать Кевину, что меня здесь нет. — …Ты и правда дурак.

***

Все дни будто слились в один. Он едва осознавал происходящее, и лишь короткие вспышки оглушающей боли возвращали его в реальность. Вспышки, которым он сопротивлялся вслепую, в саморазрушительном порыве. Жан неустанно помогал Нилу проходить по коридорам, словно будильник, нежелающий замолкать. В какой-то момент Нил задумался, какого масштаба сможет нанести ущерб, если покопается в шкафчиках и отыщет ингредиенты для яда. Можно было бы опробовать его на Прусте. Прусту нравилось заставлять Нила говорить. Он говорил, что это полезно для его «выздоровления». У него всегда находились бредовые объяснения. — Он не любит тебя, Нил, — сказал Пруст. — Ты его предал. Ты напоминаешь ему обо всех, кто причинял ему боль. Он ненавидит тебя. Ненавидит, потому что ты разбил его хрупкое сердце. Скажи это. Скажи, что Эндрю Миньярд ненавидит тебя. Нил и так это знал. — Эндрю Миньярд ненавидит меня.

***

— Я был потрясен, когда нашел запись на его телефоне. Готов поспорить, он от нее кончил. На это прямо-таки намекают заметки его третьего психотерапевта. — Он — не ты. — Натан… на что ты намекаешь? — Не трогай меня. — Ты знаешь, что я говорил об отвращении. Корица. Дыхание Пруста, отдающее корицей. Жгучей и терпкой.

***

— Попробуй на этот раз сказать: «Да», Натан. — Нет. — Не вынуждай меня приклеивать твои веки и заставлять смотреть запись. Если не хочешь смотреть, как Эндрю заставляют… — Нет. — Это всего лишь слово, Натан, — пальцы Пруста переместились вниз и впились в бедро Нила. — Я остановлюсь, если скажешь: «Да». Обещаю. Как бы ужасно это ни было, Пруст не лгал. Этот больной ублюдок раз за разом ставил условия и выполнял свои мерзкие обещания, если Нил сотрудничал. Перед Нилом всегда стоял выбор. Сказать: «Да» или «Мне понравилось». «Надеть это» или «Нарушить личные границы Эндрю, выслушав подробности о его прошлом». С каждым разом Нил терял частичку себя, безвозвратно. Даже когда пытался убедить себя, что возвращать нечего. Он — никто. Бесчувственная кукла. Не способная ощущать руки Пруста на себе. «Никогда не будь кем-то слишком долго», — вот почему. Мэри знала, как больно быть кем-то слишком долго. Знала, какие страдания может причинить постоянное возвращение к собственной душе. — Ты же не хочешь вернуться к Эндрю какой-то сломанной игрушкой? — рыскающие ладони на его спине. — До сих пор ты был хорошим мальчиком. Просто скажи слово, Натан. Нил прищурился, глядя на стену перед собой. Пруст слышал звуки борьбы рядом со стеной на той записи, поэтому предпочитал, чтобы худшие из их встреч проходили либо на кровати, либо у стены. — Так ты хочешь посмотреть запись? — спросил Пруст. — Либо так, либо «Да». На этот раз Нилу повезло. Он отпрянул назад, насколько смог, и, оттолкнувшись от Пруста, ударился головой о стену перед собой.

***

— Oui ou non? Нил свернулся калачиком на полу, устроившись на своем импровизированном матрасе. Это была не кровать, которую использовали Дрейк, Пруст или Рико. Это был черный компресс из одежды, достаточно жесткий, чтобы вернуть его в воспоминания о матери. — Эй, — сказал Жан. — Oui ou non? — …Oui. Жан поднял Нила, и тот даже не издал болезненного стона или не пожаловался. Всю дорогу наверх Жан нес Нила, пока они не оказались у окна. Небо было мрачным, по-зимнему белым. Было так зябко. Нилу хотелось, чтобы холод въелся его поры. Ведь лед притупляет электрические искры. Если бы он замерз достаточно сильно, то Пруст не смог бы к нему прикоснуться. — Поговори со мной, — попросил Нил. Допив протеиновый коктейль, Жан сказал: — Кажется, Рождество вот-вот настанет. «Сегодня двадцать четвертое?» — удивился Нил. Они собирались отпустить его за день до Рождества. Нил закрыл глаза и представил, как Лисы вместе празднуют Рождество. Дэн сидит на коленях у Мэтта, и эти двое смотрят друг на друга щенячьими влюбленными глазами. Эллисон и Рене дарят друг другу подарки, соответствующие их характерам. Эллисон дарит Рене подходящую ей одежду или украшения, а Рене покупает для нее что-то практичное, но вычурное. Эндрю, скорее всего, как и Нил, проводил каждое Рождество ужасно, но на этот раз он с Ники и Аароном в безопасной обстановке. Может быть, после стольких безрадостных праздников Эндрю наконец почувствует себя лучше, и перестанет забираться на крышу, для того чтобы ощутить себя живым. И вместо этого остановится на секунду и взглянет на рождественские украшения на окнах, задумается об их обыденности. А может, сделает и то и другое. В любом случае оставаясь Эндрю. С волосами, на ощупь мягкими как облака. — Иногда я тебе завидую, — голос Жана вывел его из задумчивости. — Они ждут тебя. — Жан. — Да, знаю. Мне жаль, что я не могу помочь тебе, пока ты день за днем борешься за свою жизнь. Я просто спасаю свою шкуру. — Lavette. — Ага. — Трус. — …Ага. — Заплеванная пепельница. Жан замер с коктейлем в руке. — Чего? — Скажешь, что я не прав, или продолжишь просто сидеть? — У тебя несколько ран кровоточат, Нил, я… — Ты не станешь отвечать, потому что ты выше мелочной злобы, Жан. Жан кисло рассмеялся. — Я жалок. — Ты не догоняешь, узколобый француз. А просто размахиваешь французским флагом. Ублюдка можно задушить даже тряпкой. — Да ты мастер передергивания фактов. Что ты, блять, хочешь этим сказать? — Живи, чтобы жить, а не существовать. Ты должен убраться отсюда. Впервые Нил увидел, как на лице Жана проступила неподдельная ярость. — Разве ты не понимаешь? Я, блять, принадлежу им! Нил выбил протеиновый коктейль из руки Жана под его возмущенное французское лопотание. — Да или нет?! — Да?! — воскликнул Жан. Нил схватил француза за воротник и выставил того из окна. Жан сразу же уперся руками в подоконник, чтобы не вывалиться еще дальше. — Хочешь умереть, Жан? Жан с секунду рассматривал небо; удивление сменилось задумчивостью. Кожа вокруг его глаз сморщилась, вероятно, от того, что он часто потирал их, в попытках справиться с напряжением. — Думаю… Я просто не хочу умирать. — Любишь мороженое?! — крикнул Нил. — Что? — Я тоже их собственность, однако ты ни секунды не сомневался в том, что я отсюда свалю. Так что, когда я выберусь отсюда, то заберу тебя с собой, и мы вместе пойдем и поедим скучное французское ванильное мороженое. Жан шумно выдохнул. — Можешь толкнуть, если хочешь. Стиль убеждения в духе Эндрю Миньярда совершенно не подходит такому мелкому рыжему чертенку, как ты. Нил отпустил Жана. — Ты еще узнаешь, насколько убедительным я могу быть.

***

— Твое время вышло, — сказал Нил. — Что это значит? — прошипел Рико сквозь зубы. — Я заметил, что все уезжают домой на Рождество, к своим семьям. И знаю, что сегодня двадцать четвертое. — Нам придется задержать Натаниэля для его же здоровья и сохранности, — сказал Пруст Тэтсуи. — Он даже не знает, какой сегодня день. Нил не должен был ожидать чего-то иного. — Я точно знаю, какой сегодня, блять, день. Двадцать четвертое. И ты отпустишь меня двадцать четвертого. Тэтсуи ударил Нила за восклицание и требовательный тон. — Продолжай, — сказал Тэтсуи Прусту. — Он ранит себя и склонен к насилию. И представляет опасность для себя и окружающих. Пока что я не могу с чистой совестью позволить Натаниэлю уйти. — Это смехотворно, — сказал Нил. — Люди узнают, о том, что здесь происходит, если ты меня не отпустишь. Тэтсуи изучающе посмотрел на него. — Заполните соответствующие документы об оценке его психики, — сказал он Прусту. Пруст улыбнулся оскалившись. — Будет сделано. Нил посмотрел между четырьмя людьми, окружившими его, и выходом. Сделал два шага вперед, но охранник остановил его. «Неделя, — говорил он себе, отсчитывая небольшое количество дней. — Всего одна неделя». Отсчитывал дни снова и снова; считал с помощью Жана, зацикливаясь на том, сколько времени занимает каждый час. По его ощущениям. «Одна неделя. Всего одна». И теперь он понятия не имел, как долго они собираются его здесь держать. Нил думал, что всего на одну жалкую неделю сможет окунуться в безумие, как это сделала Алиса, пока все вновь не вернется на круги своя. Сможет на неделю стать Натаниэлем Веснински, зная, что каждая секунда, проведенная в Гнезде, отдаляет его от Нила и приближает к Натаниэлю. Приближает к Натану. Осознание реальности пронзило Натаниэля до костей. Страна чудес — безумие. Невермор. Невермор — безнадега.