Представь нас вместе

Цзян Чэн дремлет, когда медленно приближающиеся шаги заставляют его встрепенуться. Он отказался от снотворных, что упорно подсовывал ему Юй Фэн и теперь снова спал более чутко. Боль мгновенно прокатывается по телу, напоминая, тревожа, не давая забыть. Он сонно моргает, чувствуя чужое присутствие. – Вэй Усянь? - говорит он в полумрак комнаты, часто моргая. Зрение замылено. Голос, с колебанием раздающийся в ответ, не принадлежит Вэй Усяню. – Ваньинь, - тихо говорит Лань Ванцзи, казалось замирая, – прошу прощения, не хотел потревожить. В мраке его голос кажется наполненным полутонами. Привыкая к обступившей темноте, Цзян Чэн видит его высокий безупречный силуэт замерший недалеко от его постели. Цзян чувствует его нерешительность. Как не похоже на блистательного Ханьгуань-цзюня. Цзян Чэн тянется к огарку свечи, чтобы зажечь огонь. Свечение на кончиках его пальцев меркнет не успев зажечься. Цзян Чэн беспомощно опускает руку, жалко прижимая еë к груди где бурной жизнью расцветает его смерть. Его духовных сил не хватает даже для того, чтобы зажечь свечу. Что уж говорить о выжигание цветов внутри? Разум Цзян Чэна вновь погружается в омут самоуничижительных мыслей, Лань Ванцзи приходит ему на помощь: лëгким движение руки он заставляет комнату вновь наполниться тусклым светом. Первым импульсом Цзян Чэна стало желание сказать что-то язвительное и ядовитое, задеть, за то, чего и сам понять не мог. То был старый Цзян Чэн. Страдающий от потери собственной гордости, отвергнутый и потерявший достоинство. Прежний он несомненно разразился бы тирадой, окатил ледяным презреним и ядовитыми насмешками, а затем швырнул в лицо Ванцзи слова о том, что он не нуждается в его помощи, да и самому ему здесь делать нечего. Но тот Цзян Чэн отступил прочь. В холод уходящей зимы и теперь лишь изредка смотрел чёрными глазами на обезображенном лице. – Спасибо, - выдавил из себя нынешний Цзян Чэн, сжимая собственные холодные пальцы, не надеясь согреть их. На большее его не хватило, и он просто уставился на мужчину перед собой. Тусклый свет проливается на мягкие линии безупречного лица Лань Ванцзи, делая его потусторонне завораживающим. Его глаза почти светятся, и Цзян Чэну кажется, что он видит своë бледное измученное отражение в их непостижимом блеске. Он выжидающе смотрит на Цзян Чэна, словно готовясь к чему-то. Впервые за последние дни он смотрит на него и говорит с ним. Его гибель и самая желанная мечта. – Уже поздно, - говорит Цзян Чэн первое, что приходит на ум. – Почему ты не спишь? – Не спалось. Пришёл убедиться, что Ваньинь ни в чём не нуждается, - ровно отвечает Ванцзи. Цзян Чэн сглатывает горечь скопившуюся на кончике языка. Горло саднит. Он хочет спросить почему. Почему Ванцзи терпит всё это? Почему находится здесь, снося его скверный характер. Что заставляет его отказаться от привычной жизни и находится возле постели умирающего? Цзян Чэн знает, что это ради Вэй Усяня. Он не строит иллюзий. И всё же он не может не чувствовать болезненную нежность и испепеляющую радость только от того, что этот человек находится рядом. На самом деле причины не имеют значения. Он знает, что это не ради него, но теперь это неважно. Столько дней, недель, лун он боролся с этими неуместными чувствами и вот окончательно проиграл и теперь был счастлив просто видеть его. В конце концов этот человек никогда ничего не обещал ему, не дарил надежд и не обманывал его. Цзян Чэн придумал все эти обиды и с радостью погрузился в них. Раз за разом вставал между Ванцзи и Вэй Усянем. И тем не менее Лань Ванцзи всë ещë здесь, рядом с ним и пытается помочь. Ну или по крайней мере не мешает Вэй Усяню в этом. У Цзян Чэна было достаточно времени, чтобы обдумать всë и понять это. Он чувствует, как его сухие губы растягиваются в подобии улыбки, когда он смотрит на Ванцзи. Лицо Лань Ванцзи – непроницаемая нефритовая маска. Он молчит и внимательно смотрит своими проницательными глазами и кажется, почти не дышит. Цзян Чэн не знает, чего ждать от мужчины и чего тот ждёт от него. – Я не стану извиняться, - тихо говорит Цзян Чэн, чтобы разбить угнетающую тишину повисшую между ними. Он хотел чтобы это прозвучало менее грубо и сварливо, но выходит, что выходит. За столько лет он так и не научился выражать свои чувства словами так, чтобы не оскорбить и не обидеть. А теперь учиться этому слишком поздно. Можно было начать разговор как-то иначе. Более мягко. Более ободряюще. Но Цзян Чэну кажется, что так лучше. Он всё ещё пытается держать дистанцию для чего-то. Или для кого-то. Возможно, что только для себя. От старых привычек так сложно избавиться. Ванцзи по-прежнему ничего не отвечает, лишь сверлит взглядом в котором слишком много вопросов. Он ждëт. И кажется сбитым с толку. Цзян Чэн смотрит на него, словно узнавая заново. Глаза у Ванцзи темны и непрозрачны. Он смотрит на Цзян Чэна и под этим взглядом ему становится жарко. Цзян Чэн поджимает губы, сдерживая слова. – Но я не хочу уходить так, - продолжает он, так и не дождавшись ни слова от Ванцзи, но слыша как тот судорожно втягивает застоялый воздух. Поднимая взгляд на него, Цзян Чэну кажется, что он видит судорогу боли, прошивающую безупречные черты лица Лань Ванцзи. – Не хочу чтобы между нами оставались обиды. То что произошло… то что мы делали с Вэй Усянем было неправильно. И мне жаль, - выдыхает Цзян Чэн. Лань Ванцзи напрягается всем телом. На лице его мелькает странное выражение, словно он собирается сказать что-то, но останавливается. Цзян Чэн даже благодарен ему. Вэй Усянь на эти слова наверняка бы принялся бы убеждать его, что он не умрëт. Что они всë исправят и всë будет хорошо. Лань Ванцзи хотя бы не лжëт ему. Никогда не лгал если быть честным. С губ Цзян Чэна срывается сухой хриплый смешок, который заставляет Лань Ванцзи окаменеть. Цзян Чэн смотрит на Лань Ванцзи, словно узнавая заново, и задаётся вопросом если бы он проглотил свою гордость раньше, изменило бы это что-то? Как относился бы Ванцзи к нему, если бы знал как Цзян Чэн нуждался в нём? Если бы хоть раз он сказал, что чувствует на самом деле. Досталось ли бы ему хоть крупица той любви, что он так щедро раздаривает Вэй Усяню? Цзян Чэн готов разрыдаться. Между ними никогда не было нежности. Вся любовь и благоговение в сердце Ванцзи всегда были предназначены Вэй Усяню. Он знал это. Принимал. Но после того как он признался себе, что влюблëн в Лань Ванцзи, ему этого хотелось. Почувствовать хотя бы отблеск этого света. Помогала ли его гордость хоть когда-либо в его жизни, или лишь причиняла боль? Какая странная, глупая вещь. То, что его мать прививала ему, взращивала в нём, наравне с гневом и ненавистью, которыми жила сама и которые не принесли ей ничего кроме горя и мучений. И теперь переступив еë Цзян Чэн ощущает освобождение. Это совсем не унизительно и не больно - признать вину. Или попросить о чём-то. Или принять помощь. – Сыграешь мне? - тихо спрашивает он, сжимая ослабевшими пальцами ткань собственных одеяний и не глядя на Лань Ванцзи. Он чувствует себя таким уязвимым, но отчего-то облегчение течëт по его венам. Лань Ванцзи издаëт тихий гул согласия, преодолевает разделяющее их расстояние и садится за низкий столик, доставая гуцинь. Тихая успокаивающая мелодия мерно растекается по комнате, едва пальцы Ванцзи касаются струн. Цзян Чэн умиротворённо прикрывает глаза. Его энергия слаба и нестабильна, почти исчезла, духовная музыка почти не влияет на неё. Но Цзян Чэну нравится слушать. Это помогает ему чувствовать себя человеком, а не ходячей раной. Цзян Чэн дрейфует по своим воспоминаниям как по тëплым водам озëр Юньмэна. ...Первые слова Цзинь Лина. Его первые робкие шаги, когда он так трогательно держался крошечными ручками за его руки. Первая охота, когда А-Лин посвятил свою первую добычу ему. То, как он учил его плавать. Слёзы и улыбки, счастье и печали… ...Заразительный смех Вэй Усяня. Их ночные посиделки с несколькими кувшина “Улыбки императора”. И заплывы наперегонки. Робкие поцелуи, что они делили. Его возвращение, которое исцелило прежние раны и добавило новые... ...Умиротворяющее присутствие Лань Ванцзи. Ночные охоты, на которых они встречались будто случайно. Совместные вечера, проведенные на берегу озера, сидя рядом друг с другом в медитации или во время еды. И ночи проведëнные вместе, но с именем Вэй Усяня на губах... Словно всë происходило в другой жизни. И не с ними. Цзян Чэн скучает по Лань Ванцзи. Он рядом, но Цзян Чэн безумно скучает по нему. Он приоткрывает глаза, перехватывая горящий взгляд Лань Ванцзи на себе. Теперь, всë что было, кажется далëким сном. Наваждением. Выдумкой. Они рядом, но не вместе, как и всё предыдущие годы. И как и прежде Цзян Чэн не знает, как ему вести себя с ним. Но это лучше, чем ничего. Он смотрит на этого непостижимого человека. В его глаза. И всë, что заботит его в этот миг, - это эти глаза. Ненавидящие его, презирающие, осуждающие с самого начала. Теперь в них Цзян Чэн видит совсем иное. Что-то, что там не должно быть. Не может быть. По крайней мере обращëнным к нему. Цзян Чэн по-прежнему совсем не понимает Лань Ванцзи. Они провели так много времени вместе: скорбя и соперничая, утешая и сожалея, но так и не научились понимать друг друга. И, увы, у него не остаëтся времени, чтобы научиться этому. ---------- Целовать людей, когда они не знают и не желают этого, было ошеломляющей ошибкой. Ванцзи знал это. И всё же всë, что испытывал, было только сожаление о том, что не поцеловал Цзян Чэна этим утром, пока тот спал. Что не поцеловал его вчера или несколькими днями ранее. Он провëл возле него всю ночь и ушëл, как только Вэй Ин пришёл сменить его на его ночном посту. Ванцзи не мог спать уже много дней. Среди ночи он просыпался от неясного ужаса накатывающего на него удушливой волной. Он вставал с жëсткой циновки, которая в последние месяцы служила им с Вэй Ином постелью, потому что ни один из них не хотел покидать Ваньиня, а хижина была слишком мала, чтобы позволить иметь здесь ещë одну настоящую кровать. И пробирался к Ваньиню, нередко заставая там и своего мужа. Измождëнный от тревог, уставший от забот о Ваньине, Вэй Ин засыпал прямо возле постели Цзян Ваньиня, скорчившись на полу, но не отпуская руки своего дорогого А-Чэна. Всего пару лет назад, когда Вэй Ин только вернулся к жизни, увидь Ванцзи нечто подобное, то его захлестнула бы неуëмная ревность. Теперь же Ванцзи был не в силах наблюдать за этим из-за совсем иных чувств. Его сердце разрывалось. Он клялся себе, что если Ваньинь поправиться, если болезнь отступит - он отпустит их. Как бы больно ему не было он отпустит их обоих, только бы они были здоровы и счастливы. В конце концов это было правильно. Ваньинь и Вэй Ин. Два героя Юньмэн Цзян. Так должно было быть. Однажды Вэй Ин с тоской рассказал, как давал Цзян Чэну обещания, которые не выполнил. Они должны были быть вместе. Они принадлежали друг другу с самого начала. А он - Лань Ванзци всего лишь вероломный захватчик, воспользовавшийся случаем и разлучивший их. Ослеплëнный собственной жадностью, запутавшийся в собственных чувствах, укравший счастье у двух мужчин, которых любил больше всего. Он пытался следовать этому обещанию. Особенно после того, как увидел поцелуй Вэй Ина и Цзян Ваньиня. Увидел как отчаянно они нуждаются друг в друге. Он хотел держаться подальше и не мешать. Хотя с каждым днём это становилось всё более невыносимым. Это была не ревность. Ванцзи разрывало от желания находится рядом с ними обоими. Быть частью их мира. Прикасаться к Цзян Ваньиню, так же свободно как к Вэй Ину. Говорить и слушать голос в ответ. Но оставаясь с Ваньинем наедине, все слова покидали его, тонули под сокрушительной лавиной чувств. Хотя в последние дни Цзян Ваньинь был намного добродушнее. Просыпаясь и обнаруживая Ванцзи рядом, он больше не отшатывался как раненый зверь. Он говорил и даже пытался улыбнуться, хотя, кажется, даже это причиняло ему боль. Ещë он просил сыграть. Ванцзи с готовностью оставался рядом и выполнял все его просьбы. Время шло. Вэй Ин любыми способами показывал и говорил о своей любви к Цзян Ваньиню, и тот очевидно отвечал ему взаимностью. Но несмотря на это, ему так и не становилось лучше. Лань Ванцзи был в растерянности. Лекарь Юй угрюмо хмурился и поджимал губы, когда речь заходила об этом, Вэй Ин странно замыкался, переводя темы, словно скрывал что-то. В Ванцзи растëт подозрение. Ему кажется, что он что-то упускает. Со стороны Лань Ванцзи наблюдает, как Вэй Ин порхает над Ваньинем, желая выполнить любое его желание. Как касается, гладит по рукам, перебирает пряди волос. Ванцзи тоже хотел бы. Хотел подойти ближе, опустить ладонь на покрытый испариной лоб, залечить раны и унять боль. Но всё, что делает - это прокрадывается по ночам, словно вор, к постели умирающего возлюбленного, боясь однажды найти его бездыханным и отяжелевшим. Ванцзи снова чувствует себя мальчишкой. Закованным в собственные ограничения и табу, не в состоянии выразить свои чувства. Не в состоянии сказать слова, что разрывают горло. Пусть и бесполезные, пусть сердце Ваньиня жаждало не его. Но он не хотел снова жалеть. Не хотел снова оставаться наедине с изматывающих чувством несказанного, несвершëнного. Он продолжает стоять в стороне, слушая тихий, успокаивающий шëпот Вэй Ина, обещающий так много. Мысли его размыты. Он дрейфует среди них, словно в тумане. Слова Вэй Ина и образы памяти причудливой какофонией заполняют разум Лань Ванцзи. …губы слепо встречающиеся в отчаянной борьбе… одно дыхание на двоих… прерывистый шëпот... обжигающие прикосновения на разгоряченное коже… Память не желает облегчать ему жизнь. Она услужливо и с гадкой ухмылкой подкидывает воспоминания о давних днях, мрачных, как и все дни в отсутствии Вэй Ина. Днях, когда они, познавшие вкус отчаяния разделëнного на двоих, оставались наедине друг с другом. Никто и никогда не учил Лань Ванцзи раздвигать ноги перед мужчиной. Никто не говорил ему, что это может быть хорошо, когда перестанет быть больно. Никто не объяснял ему всех правил поведения в постели. В те годы ими с Ваньинем руководило чëрное отчаяние и слепое опустошающее желание. Эта вещь между ними... это не было любовью или чем-то в этом роде. Но это было то, за что Лань Ванцзи мог ухватиться и использовать, чтобы держать голову над водой. Чтобы не захлебнуться в опустошающей бездне отчаяния. Они нуждались друг в друге, это было так очевидно, хоть и каждый отказывался признавать это. Они пытались причинить боль. Себе и друг другу. Поэтому все их встречи были спутанными и хаотичными, наполненным искусанными губами и отметинами на коже. – Представь нас вместе, - шепчет Вэй Ин, возвращая Лань Ванцзи к реальности. Ванцзи смотрит как Вэй Ин осторожно проводит пальцами по впалой щеке Цзян Ваньиня. Вэй Ин не боится проявлять своих чувств. Не боится быть нежным. Его любовь желанна для Ваньиня. – Представь нас вместе, - повторяет он, любовно гладя Цзян Чэна по волосам. Его взгляд направленный на Ваньиня полон обожания, которое сжигает и сердце Лань Ванцзи. Но он не смеет… Как же всë может быть так? Почему Цзян Ваньинь увядает день ото дня, когда любовь всей его жизни рядом. Когда Вэй Ин рядом. – Представь нас вместе... И Ванцзи представляет. Картины прошлого, настоящего и иллюзорного будущего переплетаются в его воображении преподнося картины от который заходилось сердце. Всë это совсем рядом. Он может протянуть руку и коснуться этого видения, он может это увидеть как наяву. Он начал всë это. С того момента как он решил возложить ответственность за смерть Вэй Ина на плечи Цзян Ваньиня придя в его дом и обвинив его. С тех пор когда впервые коснулся, а затем начал возвращаться к нему снова и снова и искать встреч. Ваньинь не сопротивлялся. Словно добровольно наказывая себя, он соглашался с несправедливыми обвинениями и грубыми желаниями Ванцзи, покорно снося всë. Ванцзи воспринимал это как искупление говоря себе, что… Ничего он себе не говорил. Он просто искал Цзян Ваньиня снова и снова. Чтобы забыть гложущее чувство внутри. Чтобы затянуть внутренние и внешние раны, которые отчего-то, рядом с этим мужчиной, ныли намного меньше. Чтобы притупить боль день за днëм разъедающую его. – Это не поможет, - сказал однажды Цзян Ваньинь. – Это не поможет нам забыть его. Мы никогда не заменим его друг для друга. – Знаю, - сухо ответил он, не размыкая рук. Продолжая беззастенчиво сжимать Цзян Ваньиня в своих руках. Это самая верная из всех истин. Ванцзи знал это. Ему это и не нужно. Он никогда не хотел забывать или заменять Вэй Ина. Он хотел забыть боль от его потери. А проще всего это было сделать рядом с тем, кого Вэй Усянь любил больше всех. Да, он не хотел забывать Вэй Ина. Он просто хотел мужчину перед собой. Себе. На себе. Под собой. Для себя. Как угодно, лишь бы утолить это гложущее, разъедающее чувство. Он знал, что только Цзян Ваньинь способен помочь ему. Цзян Ваньинь смотрел на него своими ясными глазами, и пожалуй, именно тогда Ванцзи впервые подумал, что он очень красив. Он должен был понять, что это начало разверзающейся над его головой бури. Но он не сделал этого. Он просто смотрел и смотрел на мужчину в своих руках, чувствовал его тепло и тонул, тонул… А затем Цзян Ваньинь чуть прищурился и сказал то, чего Ванцзи никак не ожидал услышать от него. – Обещай, что никогда не влюбишься в меня. Светлые глаза его напряжëнно и пытливо впивались в Лань Ванцзи. Разве кто-то из них говорил о любви? Лань Ванцзи, не будь он собой, даже посмеялся бы. Он думал, что это легко. Он ведь не любил Цзян Ваньиня. Он ему даже не нравился. Да и в сердце его прочно жила любовь к Вэй Ину, никакая сила не была в состоянии изменить это. Он не мог полюбить Цзян Ваньиня. Он просто хотел его. Это совсем другое. Дни, когда он говорил себе, что никогда не поддастся зову плоти и похоти, никогда не использует никого для удовлетворения своих низменных потребностей, давно миновали. Он по-прежнему винил Ваньиня в гибели Вэй Усяня. Он использовал его. Он опредедëнно никогда не смог бы влюбиться в него. – Никогда, - сказал он и бесконечно верил себе. «Никогда» - сказал он. Лань Ванцзи никогда не лгал. Он просто не давал обещаний, которые не сможет выполнить. ---------- …Ты омерзителен, - брезгливо говорит Лань Ванцзи. И презрение в его взгляде окатывает Цзян Чэна словно липкая слизь, ядом просачивается в тело, заставляя его тело неметь. Его разум кричит ему сохранить остатки гордости и самообладания. Но тело предаëт его. Он ползëт за Ванцзи на коленях и тянет руки, вымаливая частицу любви и тепла как бродячая псина клянчащая кусок холодной зимой. Вэй Усянь стоит чуть дальше и с пустым выражением смотрит на него. Его грудь разодрана и зияет кровоточащей дырой там, где должно гореть жизнью его золотое ядро. – Это ты виноват, - обрушивается на него голос Ванцзи. – Ты убил его. Ты уничтожаешь всë, к чему прикасаешься… Цзян Чэн выплывает из кошмара словно из глубины: делая жадные вдохи, заглатывая воздух словно у него не будет такой возможности. Первое, что он ощущает жжение в груди. Уже привычное, неуëмное и неугасающее. Второе, что чувствует, это как кто-то удерживает его. Руки Ванцзи, его запах… всë это заземляет и успокаивает. Цзян Чэн чувствует как успокаивается бешенный стук сердца. Словно живущие своей жизнью руки цепляются за Лань Ванцзи притягивая его ближе к себе, вдыхая его аромат, зарываясь в его грудь лицом. У него нет желания и возможности обдумывать как это выглядит со стороны. Он пытается дышать, слушая мерный голос Ванцзи уговаривающий его дышать и оставаться с ним. Цзян Чэн издаëт душераздирающий кашель, когда кровь и лепестки хлынули из его горла. Цзян Чэну приходится перевернуться на бок, чтобы закашляться. Ванцзи помогает ему удержаться, чтобы он не захлебнулся лепестками и кровью. Он давно привык к постыдным звукам, которые издавал. Звуки умирающего тела, борющегося изо всех сил, чтобы остаться в живых, цепляющегося за всë, что возможно. Боль в его легких и горле почти невыносима, он не может сдержать слезы боли, когда ужасный запах морозника и крови пропитывает воздух. Каждый раз он думал, что это конец. Каждый раз ожидал, что следующий мучительный вдох будет последним. Когда кашель, наконец, утихает и остатки крови стекают по его подбородку на простыни, Ванцзи осторожно протягивает ему пиалу с водой, придерживая его голову. Цзян Чэн пытается сделать глоток пока кровь течëт по его подбородку. Когда он валится обратно на кровать и прикрывает глаза, он чувствует, как Ванцзи осторожно вытирает его губы и подбородок, стирая следы слюны и крови. Цзян Чэн прикрывает глаза и не двигается. Он больше не противится, с благодарностью принимая помощь. И любовь в его сердце разгорается с новой силой. ----------- Новый приступ случается внезапно. Приходит из ниоткуда как тайфун после короткого затишья. Ванцзи сжимает содрогающееся тело Ваньянь в руках, пока Вэй Ин гладит его по волосам и что-то успокаивающе шепчет. Приступы происходят всë чаще, всë больше тело Ваньиня слабеет и изгибается от боли. Горло Лань Ванцзи сжимается. Он чувствует себя беспомощным. Тело Ваньиня изгибается, словно его разрывает изнутри, а затем замирает. Замирает и дыхание их всех. На какое-то время устанавливается тишина. Цзян Чэн, забывшись, цепляется за руки Вэй Ина и его всë сильнее и продолжает дрожать. Лань Ванцзи хочется сделать так, чтобы эта дрожь прекратилась, но он не знает как. Вэй Ин успокаивающе гладит спину Цзян Чэна и Ванцзи перехватывает усталый взгляд мужа. Цзян Чэн вдруг тянется вперëд, цепляясь за его рукава, едва удерживаясь в сидячем положении. Приближает своë лицо к лицу Ванцзи, словно хочет разделить с ним тайну и смотрит прямо в глаза. Взгляд у него совершенно стеклянный, словно он не понимает, кто находится перед ним. – Тебе когда-нибудь бывает страшно? – спрашивает он неожиданно свистящим шепотом и обдаëт Ванцзи дыханием, в котором чувствуется запах похожий на смесь прелой травы, земли, крови и гниющих цветов. Ванцзи никогда не мог предположить, что запах… может вызывать страх. Он был на войне. Он вдыхал её запахи: запахи железа, крови, обожжённой плоти и разлагающихся трупов. Но никогда это не вводило его в такое оцепенение. Никогда сердце не заходилось от леденящего ужаса. Запах, извещающий о том, что человек, которого ты любишь медленно погибает. Сердце Ванцзи сжимается в иступлëнной агонии. Ему бывает страшно. Ему страшно прямо сейчас, потому что ему кажется, что Ваньинь рассыпается прямо у него в руках. Цзян Ваньинь не дожидается его ответа, добавляет: – Вот мне страшно. Гордый и непоколебимый Цзян Ваньинь, возможно впервые в жизни, признаётся, что испытывает страх. И тогда Ванцзи обнимает его. Сам предвигается ближе и обнимает. Руки его успокаивающе лежат на подрагивающей спине Ваньиня, поддерживая и утешая. Он совершил столько ошибок, и теперь Цзян Ваньинь умирает, а он ничем не может ему помочь. Все их старания с Вэй Ином и лекарем Юй не увенчались успехом. И если бы Ванцзи умел плакать, как тихо делал это его муж, он непременно залился бы слезами. Но даже этого в нëм нет. Ничего нет кроме его бесполезной любви, которая не нужна мужчине в его руках. И всë же… – Ваньинь, я… очень боюсь, - едва слышно говорит он, не слыша собственного голоса, перебиваемого биением сердца. Вэй Ин издаëт какой-то полузадушенный звук из-за спины Цзян Ваньиня, где он поддерживает его. – Я боюсь потерять тебя. Другие слова - более важные слова, ждут, готовые сорваться с языка перезрелыми плодами. «Я люблю тебя, Цзян Ваньинь» - хочет сказать он. Это горит у него на языке, это отдает болью в груди, это уничтожает его. «Люблю тебя. Хочу всегда быть рядом. Хочу заботиться о тебе». Этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Боги, он думал, что он будет доволен быть просто рядом с Цзян Ваньинем. Иметь возможность просто видеть его. Но теперь он знает, что этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно, пока он не сможет сказать ему это: «Я люблю тебя. Хочу защитить. Хочу обнять. Хочу видеть твоë лицо, когда ты просыпаешься утром. Хочу видеть, как ты засыпаешь. Хочу слышать твоё дыхание и знать, что ты всегда рядом. Хочу чувствовать твоë тепло. Представь нас вместе».