Лесник

— Скотина! — расхристанная простоволосая Настасья налетела на бывшего зятя с кулаками. — Ты ее в могилу загнал и из-за тебя же ей и тут покоя нет! Вокруг могилы суетились люди с лопатами. А над ними стоял участковый с планшетом, молодой следователь и эксперт. А за кладбищенской оградой стояли зеваки. Едва ли не половина села. Видимо, село жило слишком скучно и каждая подобная новость была подобна урагану. Собирала весь мусор единственным порывом. И теперь у них перед глазами разворачивалось новое действо, о котором потом можно будет долго строить разнообразные теории. Да и посмотреть было на что. Ревущая Настасья дикой кошкой бросалась леснику в лицо, выкрикивая какие-то бессвязные проклятия. Он молча отмахивался от наиболее сильных ударов. Бледный, словно стена, он отошел к большой березе и оперся о нее. — Ее уже нет, а ты и тут ее уничтожаешь! Зачем ее прах тревожить?! — Еще раз повторяю, могилу уже разрывали! Кто-то украл ее голову. И я хочу вернуть ее останки на место. — Это все ты, сученыш! Это ты сделал! Тебе ведь на забор череп повесили! “ Как же быстро сплетни по селу распространяются!” — успел подумать Герман перед тем, как послышался стук лопаты по дереву. Оба тут же забыли о конфликте и бросились к краю ямы, в которой могильщики уже очищали крышку от земли. Герман побледнел еще сильнее, хотя, куда еще дальше непонятно, а Настасья стащила с плечь платок и прикрыла им рот. Из глаз ее текли слезы. Гроб приподняли и крышка, незакрепленная ничем, поползла в сторону. Свалилась. Старая ведьма издала пронзительный крик и без чувств растянулась на земле и несколько человек тут же оттянули ее в тень деревьев. Лесник же встал на колени. Иссохшее тело с остатками кожи, одетое в потемневшее испачканное свадебное платье, заканчивалось внезапно сразу после плеч. Чуть выше на подушке были разбросаны несколько искореженных позвонков. У Германа закружилась голова. Он опустил голову и спрятал лицо в ладонях. Раздался приглушенный крик, полный боли. Тонкие бледные руки обвились вокруг его шеи пухлые коралловые губы коснулись уха. — Волчонок, успокойся, все хорошо, боль проходит, — шепот успокаивал, боль действительно утихала, через мгновение такого мурчания, он встал на ноги и посмотрел в пронзительные зеленые глаза. — Мила, — выдохнул он и крепко обнял хрупкое, по сравнению с его тело, — сестричка, как… — Почуяла, что тебе плохо, а тут еще и Степан Карлович папе позвонил, сказал, что ты собираешь документы на эксгумацию тела Маринки. Поняла, что нужна тебе сейчас, как никто. — она задумчиво посмотрела в яму, принюхалась, — Кто это сделал? — Я не знаю, дорогая. Думаешь, если бы знал, я бы не предотвратил? — Гер, — участковый подошел к леснику и так же задумчиво поглядел в яму, — хреново, что ты череп голыми руками брал. Теперь и концов не соберешь. — Да я уж понял, — Герман подавил тяжелый вздох. Эксперт, копошащийся рядом, подошел поближе и шепнул что-то Юре на ухо. — Нашли фрагмент отпечатка не принадлежащий ни тебе, ни Михаилу. — Очень хорошо. Можно ли сейчас похоронить ее обратно? — Подожди, задокументируют все и тогда похоронят. Пока отойдите, вы тут не нужны. Потом документы подпишите. — Идем, Волчонок, — сестра тряхнула роскошной гривой цвета меди и потянула брата за собой под дерево, — не хватало, чтоб еще удар солнечный стукнул. Ты ж горишь весь. — Плевать. — Гера, хватит показывать себя непробиваемой стеной. Я знаю твою жизнь за последние полтора месяца. Тебе отдых нужен. Герман! — Милан, я это дело пока не раскручу полностью, не успокоюсь. А отдыхать буду потом. — Ты болеешь. Тебе плохо. — Ага, еще скажи, что я страдаю от неразделенной любви. — И от нее тоже. Сейчас ты поедешь домой и возьмешь больничный. Хотя бы на пару дней. — Повторяю, со мной все в полном порядке! — внезапно рявкнул вызверившийся лесник и отступил на несколько шагов в сторону. — Гера! Волчонок! — Милана беспокойно посмотрела на него и вдруг кинулась навстречу. У Германа же вдруг все поплыло перед глазами, а земля начала уходить из-под ног. Он сделал еще несколько шагов в сторону и как-то неуклюже повалился на бок. В глазах его потемнело. Ему снился медведь. Большой, косматый. Они стояли посреди какого-то помещения, высланного останками людей и животных. И впервые ему, Герману, было безумно страшно, так как зверь наступал, а он не мог сделать ни шага. Даже не так, он не мог двинуть ни ногой, ни рукой. Холодные, как сама смерть, лапы легли на его плечи, острые когти вонзились в податливую кожу. Лесник вскрикнул и подскочил на влажных простынях. В комнате стоял полумрак, благодаря тому, что окна были завешены какими-то тряпками. Не помня, как и заснул, Герман сел и отер лицо ладонью. Осмотрелся и понял, что раздет догола. И кто это умудрился раздеть его, дотащить до кровати? А вообще, сколько он спал? Из кухни донеслись приглушенные голоса и звон посуды. Он прислушался. Точно, там общались как минимум двое. Герман встал и стал искать в шкафу, что надеть. Нашлись какие-то старые треники и растянутая майка-алкоголичка. Да, много вещей он еще не купил, а те новые нужно было еще и перестирать. Так что пришлось надеть это непотребство и выйти. Милана стояла у стола спиной к выходу, неспешно нарезая кусочки мяса на разделочной доске, а вот за столом, так же спиной к нему…Лесник не сразу даже понял, кто сидит перед ним, пока мужчина не развернулся и не встал. Отец, седины в его висках за эти полтора года стало еще больше, морщины в уголках глаз глубже. Но держался папа на удивление хорошо. Бурые с серебристыми прядями волосы неизменно были заплетены в пучок. Голубые глаза как всегда хмурились, но появившийся в них блеск четко дал понять — отец рад встрече. Если честно, то и Герману не хватало тепла родных людей. — Папа! — выдохнул он, сделал шаг вперед, пожимая большую ладонь Бьерна и уже через секунду оказался у того в объятиях. Отец был почти на десять сантиметров выше и шире в плечах. — Что за вид бомжа? — старший Хендрикссон отодвинулся и критически осмотрел жутковатый прикид сына. — Блин, а кто же я еще? Но честно, вещи купил, а машинку нет. Не постирал еще, — махнул рукой Герман и сел напротив родителя. Милана повернулась к нему, поставила рядом на доске тонкие пластинки нарезанного мяса, печень и сердце. Рядом же поставила васаби и соевый соус. Раздала всем по чашке имбирного чая. — Ты забросил себя. Не ухаживаешь, не лечишься. Что за ерунда? — посмотрел на него отец с укором. — Да времени не хватает на все. На кордоне дом новый строю, в лесу работы тоже много, а тут еще и приключения наклюнулись. — Наслышаны уже, какого рода. Куда деваху-то дел? — Домой отвез, — задумчиво произнес Герман, подцепил кусок печени палочками и аккуратно, чтоб не испачкать губы, положил в рот. Захрустел. Милана села напротив и ухватила пластиночку мяса, на что лесник тихонько рыкнул, показав клыки. Удостоился такого же тихого, но грозного рыка в ответ. — Ужас, сколько лет с вами живу, а привыкнуть к тому, что вы едите всякую дрянь, не могу. — Ну, пап, — Милана улыбнулась родителю и положила подбородок на скрещенные руки, — живя с оборотнями, мог бы уже привыкнуть. — Тем более, что едим мы очень аккуратно, — добавил лесник, дожевывая темно-бордовый кусок. — Чего болеть по лету удумал? — Бьерн держал кружку с чаем в руках, поглядывая на сына. — Да наслоилось все. Напинали жестко перед полнолунием, в полнолуние подрался с медведем. А сейчас еще и подлечиться не могу. Постоянно у всех на виду. Местные, по ходу устроили тут реалити шоу "Достань приезжего". В туалет без посторонних глаз не сходишь. Только толку. После того, что тут с бывшими моими чуть медведь не сделал, мне даже за деньги не дадут. — Так может, хватит уже этих игр в лесника. — отец посмотрел на него в упор. — Возвращайся уже домой! Поможешь заниматься делами. — Па, я уже говорил, мне и тут хорошо. — Это все несерьезно! — Ты сюда приехал мне морали читать? — Нет, но к этому вопросу еще вернемся. — Обязательно, но мой ответ не изменится. И в этот момент с улицы донеслись громкие крики и звуки борьбы. Герман замер, так и не дожевав кусок мяса. — Это еще кто? — в принципе, он уже догадался, кто может драться практически во дворе, но в душе еще надеялся, что пронесло. — А это твой братец. Не сиделось блин, ему на месте.