Ты лучший из созданных...

      Со Джун Хва вызвала лифт. После визита к Чону в голове стоял гул, словно из палаты она вынесла с собой осиное гнездо.       Не может быть. Это невозможно. Сто процентов — невозможно. Мелодия стучащих зубов.       Плечи содрогнулись. Белые плитки пола поплыли под ногами, как после аттракциона; в горле встал тошнотворный ком. Казалось, запах сырости и крови подвального помещения Эдема никогда не выветрится у неё из ноздрей, и он будет с ней до самой старости. Хруст рубленого мяса и грязь, пыль и стены, пропитанные насквозь безумием, пульсируют в висках. Стоит закрыть глаза — и на обратной стороне век отпечатывается общажный кошмар наяву. Никто его не забудет — никогда.       Воспоминания не тухнут, а обрастают плотью и кожей. А ведь Джун Хва пробыла там не более ночи! Как же себя тогда чувствует мужчина, пролежавший на подвальном полу, избитый до полусмерти и лишенный рассудка, свыше недели?       Эдем оставил глубокий шрам на каждом, кто посмел выйти из него живым.       Вздох. Джун Хва вздёрнула подбородок и чуть приободрилась, отгоняя навязчивые мысли. Всё-таки ей предстояла встреча со следователями. Для дачи детальных показаний необходимо собрать волю в кулак и успокоиться. Может, чашечка кофе вернёт ей самообладание?       Двери лифта распахнулись. Патрульная зашла внутрь. Стук-стук-стук. Красивый браслет. Очень… оригинальный. Подарок? Но от кого? Не думай об этом. Просто не думай.

***

      Небо постепенно затягивали тучи. Видно, близится сезон дождей. Наконец-то это адское пекло закончится.       Или не закончится?       Джун Хва выудила из сумочки ключи от машины. Сразу же подрубила радио и переключилась с новостей, где вовсю обсуждали произошедшее накануне, на музыкальную станцию. Зеркало заднего вида чуть скосилось, и она поправила его.       Воздух в лёгких встал. Это был солнечный зайчик, или… ей показалось, или кто-то мелькнул за силуэтами деревьев?

***

      Она слышала. Она всё слышала.       Чону грыз ногти от волнения. Браслет на запястье переливался стуком спиленных добела зубов; голова болела. Нет, не болела, а трещала по швам. Руки дрожали. Стены палаты в один миг обратились в узкие стенки гроба, воздух испарился — он мелко ловил губами кислород, но тщетно.       Раскрытый ноутбук кричал на него УМРИ УМРИ УМРИ УМРИ УМРИ УМРИ УМРИ УМРИ УМРИ       и Чону не понимал, когда успел исписать сорок вордовских страниц этим.       Сколько прошло времени с ухода Джун Хва?       Она поехала в полицию?       Что если она уже рассказала копам про браслет?       Может, убить её?       Убить? Неужели придётся? Она его или он её?       Чону схватился за голову. Белые вспышки перед глазами вылились в тихий, безумный смех. Он не мог сконцентрироваться ни на чём — для него существовала только тьма и…       — Лапуля, — ласково погладили его по волосам, — Так, чем займёмся? Только ты и я.       …и он.

***

      Мир обратился в сплошную серую картинку — похолодало. По сравнению с прошлой неделей на улице царил земной рай. Ни намёка на солнце и зной, что радовало, поскольку не придётся тратить уйму электричества на работу кондиционера и вентилятора в участке. Прохожие больше не обмахиваются свёрнутой в веер бумагой, не роняют капли мороженого. В целом, можно вполне законно похандрить.       Вернувшись с патруля и сбросив с себя жилетку, Джун Хва растеклась на стуле. Свет лампочки едва мерцал.       Стоило ей склонить голову, как взгляд упал на телефон. Если так подумать, она давно не звонила Чону и не интересовалась его здоровьем… Как-то невежливо. Надо исправляться.       Джун Хва сняла трубку и набрала номер. По мере ожидания сердце отчего-то стучало всё быстрее, а желание скинуть звонок увеличивалось в пропорциях. Может, Чону не отвечает незнакомцам? Тогда придётся позвонить с номера, который она указала в визитке.       Но и второй звонок не увенчался успехом. Джун Хва решила про себя, что пациент устал или занят — всё-таки он пережил тяжелейшую психологическую травму. Сразу же в голове всплыли его отчаянные глаза, полные страдания, когда его пьяного привезли в участок. Мне страшно… Нет, я просто в ужасе.       Если бы только Джун Хва прислушалась к нему раньше, если бы была более решительной и предприняла меры, если бы только она накрыла свору убийц в Эдеме на день раньше… вероятно, многих удалось бы спасти.       Чувство вины грызло её изнутри.       Хлопнутая входная дверь вывела её из размышлений. Джун Хва подняла голову и застыла.       Мунджо.       — Ну и слякоть на улице! Несколько раз машина застревала в ухабах. Чёрт бы побрал эти просёлочные дороги…       Её коллега прошёл к соседнему месту и плюхнулся на стул. Показалось… Джун Хва, видно, закончила с объездом вовремя, раз начался такой сильный ливень. Вести машину до дома следует с предельной осторожностью.       Телефон под локтем зажужжал. На экране высветилось имя — звонили из дома. Джун Хва чуть не подскочила на месте и сняла трубку.       — Привет, пап! — первая поздоровалась она. Ответом ей прозвучала тишина. — Я скоро буду дома. Не волнуйся, дождь не такой сильный, я доеду. — Джун Хва заволновалась. — Папа?       Руки заледенели, когда с того конца протрещали лишь сбитое дыхание и дрожащий голос.       «Он жив… спаси меня».       Это был Чону.

***

      — Используешь меня как приманку? Нет, конечно, я не обижаюсь, не имею такой привычки. На твоём месте я бы поступил так же, и всё же…       — Заткнись, — процедил Чону, вынимая из тела следователя в отставке кухонный нож. Кровь забрызгала его лицо. — Заткнись, заткнись, заткнись! Оставь меня в покое!       Лезвие вновь и вновь вонзалось в изорванную ткань, пропитанную кровью. Капли въелись в занавески и диван. Следы борьбы выражали страшное побоище, царившее здесь минутами ранее. Битое стекло хрустело под подошвами, телевизор опрокинулся на пол. В гостиной гулял сквозняк из распахнутой настежь двери. Даже с лампы капала кровь.       — Жаль, я не успел научить тебя действовать… чуточку элегантнее, — Мунджо склонил голову набок, наблюдая за истерией Чону. — Но даже такой ты меня более чем устраиваешь. Мы буквально созданы друг для друга.       — Боже, пожалуйста… — Чону выдохся и облокотился о диван, сползая вниз. Руки по локоть красные. К ним прилипли волосы. Отец Джун Хва успел его ранить — с разбитой губы сочилась кровь. В брюхе жглось при малейшем телодвижении. Наверное, ему осталось недолго. — Я сделал всё, как ты просил… ты обещал меня отпустить, если я… я…       — Я тебя отпустил, Чону, — улыбнулся Мунджо. Ладонь накрыла его шею. — Это ты не хочешь меня отпускать.       Глаза широко распахнулись во тьме. Силуэт Мунджо в проёме выбитого окна, его высокая, чуть сгорбленная фигура, очертания одежды с длинными рукавами, его ухмылка и бездонные, чёрные глаза… все эти детали настолько ярко горели в памяти, что казалось, будто он восстал из могилы.       — Неправда.       — Бесполезно отрицать очевидное.       — Я ненавижу тебя. Ты испортил мне жизнь. Ты… дьявол, вот ты кто. Страшный, сумасшедший маньяк-психопат! — слёзы задушили его, и чем дальше он говорил, тем тише становился его голос. — Ублюдок… Если бы не ты, если бы не эта грёбаная общага…       — И всё же я тебе нравился. Я же единственный, кто понимал твои чувства. Высокое окно, Рэймонд Чандлер, помнишь?       Чону спрятал лицо в ладонях, игнорируя въевшуюся в ногти кровь.       — Перестань давить на жалость.       — Мне повторить? Ладно, — шелест ходьбы заставил бежать мурашки по позвонкам. Мунджо склонился над ним. — Бесполезно отрицать очевидное, Чону. Посмотри на меня. Ну же.       Вполне осязаемые руки коснулись его пальцев. Чону ощущал их лёгкий холодок, словно они долго пробыли на морозе.       — Вот так, — Мунджо раскрыл лицо Чону и прислонился своим лбом к его. Слабое дыхание ощущалось на губах. — Ты — лучший из созданных мною шедевров. Я горжусь своей работой. Жаль только, что мы не успели повеселиться вместе как следует.       — Псих… Конченый…       — Да, умница. Не держи в себе.       — Почему ты умер и оставил меня? Нет, не так… Лучше бы ты убил меня.       — Писатель никогда не сожжёт венец своего творчества. Зачем мне было тебя убивать? Это же кощунство.       — Просто уйди уже…       — А ты отпусти меня.       Чону отвернулся, и Мунджо отступил от него. Он трясся и беззвучно рыдал, поникнув головой и обняв колени.       — Джун Хва скоро придёт, — напомнил Мунджо.       — Дай мне время, — отрезал Чону.       Бабуля, всё это время сидевшая в углу дивана, пусто уставилась перед собой. Её испещренные артритом ладони сковались в крепкий замок.       — Уже поздно… что-то сынишка мой из дома не возвращается…       Чону вспомнил про следователя и решил, что стоит усадить его на диван и прикрыть веки. Так, наверное, будет человечнее.       — Ты правда считаешь, что я умер? — вдруг спросил Мунджо. — Долго мне тебе подыгрывать? Игра интересная, но, знаешь ли… быстро наскучила.       Сердце Чону пропустило удар.

***

«А теперь к главным новостям: в ночь с двадцать восьмое по двадцать девятое июля было совершено зверское убийство…» «Погиб бывший следователь, снимавшийся в программе…» «Тело обнаружила его дочь, сотрудник полиции Джун Хва…» «На неё так же было совершено нападение, но преступники скрылись с приходом полиции…» «Орудие убийства — кухонный нож…» «Преступники на свободе. По данным судмедэкспертов, преступление совершил не кто иной, как…»       Джун Хва затаила дыхание. «…пострадавший по делу о серийных убийствах в общежитии «Эдем» Юн Чону, а также Со Мунджо, бывший работник стоматологической клиники «Весна», обвиняемый в серии убийств, ранее считавшийся мёртвым…»       Он жив. Он, мать его, жив.