Стань моим шрамом на теле..

Не покидало ощущение, словно кто-то неизвестный, та самая беспородная тень следует за ним ещё с момента, как он вышел из пекарни. Это вселяло некий страх, едва уловимый из-за понимания, что позади может идти кто угодно, и он не в праве обернуться и грозно сказать всем остановиться. К тому же вдруг у кого-то просто путь совпадает?.. Его фантазия — удивительный маленький мирок, в который он погружался каждый раз, когда случались какие-то неудачи. Этот мир отвлекал его придавал ему сил, заставлял по-другому посмотреть на что-то, успокаивал. Король этой небольшой и уютной Вселенной — одиночество, а он в ней частный и любимый гость. Его всё устраивало, ему комфортно, он в порядке; всё хорошо. Однако это странное, неизведанное чувство не покидало на протяжении всего пути до колледжа. Нет, это оказался не страх — нечто другое, необъяснимое. Волнение, тревога? Он чувствовал на своей спине зоркий, внимательный взгляд, словно готовый разъесть её плоть до внутренностей. Эмиль как будто ловил каждое чужое движение, жест. Он не оборачивался. Он не останавливался. Но казалось ему, что между ним и каким-то отделяющимся от толпы человеком расстояние небольшое. Они как будто чувствовали друг друга, и оба пытались мысленно докопаться до глубины чужой души. Его будоражили осязаемое самообладание, неподдельное равнодушие, заученные плавные, медленные движения. Его походка, — Эмиль чувствовал, — сравнима с полётом над землёй. Его тревожило не само присутствие странного человека позади, а неизвестность. Что с ним происходило? Почему его беспричинно бросало в дрожь и в жар, пока он шел? Почему ему так сильно хотелось провалиться под землю, лишь бы не ощущать чётко-яркий, томительный, изучающий взгляд на своём теле. Почему между ними прослеживалась какая-то красная, но прозрачная нить, заметная лишь им двоим?.. Незнакомец шёл за ним, а Эмиль от него. Однако оба знали о присутствии друг друга здесь и сейчас. Оба ожидали чего-то, но не решались действовать. Этот человек, эта тень, эта взволнованная неизвестность не подходила ближе, не догоняла, лишь анализировала, оценивала с приличного расстояния. А парень не оборачивался, словно оттягивал время неизбежного; словно он думал, что это только фантазии, что он снова накручивал себя; что сейчас он дойдёт до коллежа, зайдёт в эти ненавистные коричневые двери, поднимется на второй этаж, войдёт в кабинет с коронным «Извините за опоздание», сядет за свою вторую парту и будет ждать конца учебного дня, чтобы вернуться в свой маленький мирок, который утешит. И он дошел без происшествий, хотя в какой-то момент ему начинало казаться, что чьи-то едва слышимые шаги, чьи-то острые глаза, чьи-то уверенные жесты позади нго способны стать реальностью. Однако парень, заходя в двери коллежа, всё-таки посмотрел на дорогу перед воротами, только ничего странного уже не ощущал. Будто этот человек пошёл дальше вместе с остальным потоком людей, пока он был вынужден свернуть. Ему либо показалось, либо и вправду что-то не совсем понятное произошло. Но чутьё парня почти никогда не подводило. И он надеялась, что в этот раз тоже не разочарует. Что-то было, что-то колыхало ему стенки разума, что-то тревожило, что-то не давало расслабиться, и что-то так же быстро пропало, разорвало с ним связь, как и появилось. Конечно, он постарается об этом забыть: не нужно трогать его маленький мир, не нужно нарушать его равновесие.

На часах четыре двойки

Двадцать два, двадцать два...