Венец Зла

             – Д–дядя Деон, пожалуйста… – прокряхтел молодой мужчина. Его лицо буквально уткнули в стеклянную столешницу. Светло–голубые глаза бешено вращались, пытаясь увидеть своего родственника, который держал его за волосы на затылке, но это, естественно, не удавалось. Руки молодого парня были заведены за спину, а его большие пальцы стянуты тонкой прочной леской. На пальцах уже виднелась кровь от того как парень пытался высвободиться. Правда попытки были тщетны, леска лишь сильней впивалась в его плоть. Мале–младший ещё никогда за свою жизнь не чувствовал себя таким беспомощным. Его и раньше, конечно, иногда унижали, но чаще всего он потом мстил за это унижение, но тут… его даже за такую мысль могут лишить головы. Поэтому, единственное что он мог, вновь и вновь, унижаясь, просить о милости. Высокий статный мужчина с тёмно–каштановыми зализанными назад волосами оскалился:       – Заткнись, сопляк! – он сжал сильней свою правую ладонь, отчего грязные русые с рыжеватым отливом волосы Лаймона заскользили меж пальцами Деона. Мужчина прошёлся свободной рукой по своей короткой щетине и выдохнул:       – Тебе обязательно было всё портить? Ты, бесполезный кусок дерьма! Деон Солсбери со всего духа резко ударил левой рукой под рёбра Лаймона. От этого удара молодой парень подавился воздухом и хрипло заскулил от боли. Слёзы потекли из его глаз, и он начал хныкать, как ребёнок. Слюни, сопли, слёзы стекали на стеклянную столешницу, что лишь ещё больше вызывало омерзение у Деона. На его лице было такое выражение, словно к его ботинку прилип кусок собачьего дерьма. Ему не было жаль своего племянника ни на мгновение. А слово «милосердие», казалось, он забыл ещё давным–давно.       Мале–младший едва мог вздохнуть, и ему показалось, что он услышал хруст своих рёбер из–за удара, хотя он бы удивился, если бы всё же ничего не сломал. Деон с размаху ещё раз ударил Лаймона по тому же месту, ни на каплю не сбавив силу. Мале-младшему вообще показалось, что на него обрушился удар кувалды, а не кулака. И от второго такого удара чудовищной силы он едва не потерял сознание, буквально захлёбываясь в своих соплях и слезах.       Резко открывшаяся дверь в кабинет, заставила Деона на мгновение замереть. Герцог Солсберийский поднял взгляд и исподлобья уставился на влетевшего в кабинет седоволосого мужчину. Увидев своего сына в таком состоянии и брата, который явно был в очередном приступе бешенства, Амель Мале со всего духа упал на колени. Виконт Мале взмолился:       – Брат, прошу тебя отпус…– но резко осёкся, стоило ему пересечься взглядом со своим младшим братом. Его светло–голубые глаза были холодны, словно лёд в северном море. Так же смертоносны и безжалостны. Если бы взглядом можно было обращать в лёд, герцог Солсбери в этом бы преуспел. Деон поднял за волосы голову Лаймона и тряхнул его:       – Твой дражайший отпрыск не лучше собачьего дерьма. Так может мне убить его прямо сейчас, что скажешь? – Глаза Амеля расширились, и тот начал трясти головой в отрицание, но Деон словно его не видел, а просто рассуждал вслух. – Лучше не иметь вовсе детей, чем иметь такого сына.       Амель начал практически биться головой об пол и трястись в страхе за своего единственного сына:       – Умоляю тебя, брат, сжалься над этим нерадивым ребенком… я тебе обещаю, что он всё сделает как надо, я прослежу за ним…       Деон, всё ещё держа за волосы Лаймона, резко ударил его лицом об столешницу. Тем самым прерывая всю болтовню своего старшего брата. Раздался хруст сломанного носа и на стеклянную поверхность полилась кровь нерадивого племянника Деона. Но шатен не остановился на этом, он ещё раз поднял его голову и снова ударил о столешницу, затем ещё, ещё и ещё. Словно голова Лаймона была каким–то фруктом, из которого можно было выдавить сок.       Амель в этот момент на коленях дополз до стола и вцепился в штанину своего брата. На лице мужчины были слёзы, что лились буквально непрекращающимся потоком по щекам, капая на пол. Он умоляя и размазывая сопли по своему лицу, взмолился:       – Прошу отпусти его, ты же его убьешь! Я сделаю всё, что ты захочешь, просто…– он резко замолчал, стоило ему снова наткнуться на прямой взгляд светлых, практически бесцветных, глаз своего младшего брата. В тот же момент Деон резко отпустил племянника, и тот словно безвольная кукла повалился на стол. Шатен прошёлся кончиками пальцев по столешнице. Его пальцев коснулась тёмная, тёплая кровь Лаймона, и Деон, резко развернувшись, словно хищник, схватил своего старшего брата за челюсть, тем самым практически полностью перекрыв его рот. Тонкие пальцы шатена впились мертвой хваткой в лицо Амеля, размазывая по нему кровь его собственного сына.       – Ты и твой ублюдок, думаете лишь на день вперёд, вы никогда даже не пытались думать на год или несколько лет вперёд! Ты разве не понимаешь, если она молчит сейчас о том, что твой щенок её опоил, не значит, что эта сучка будет молчать после того, как он снова приблизится к ней! Так что пусть этот наркоша сидит тихо. Если он попытается хоть что–то сделать… –Деон наклонился ближе к своему брату, угрожающе нависнув над ним, и прошипел подобно змее: – если он хотя бы сунется в мои планы, я сдеру с него шкуру. Буквально.       Шатен резко отпустил своего брата и, не глядя на него, быстро пошёл на выход из кабинета, по дороге доставая платок из кармана и стирая кровь с руки. Как только рука стала более или менее чистой, он выкинул платок, словно это был мусор.       Амель, дождавшись когда брат выйдет из кабинета, дрожа всем телом, подполз к своему сыну и снова начал молча лить слёзы, пытаясь привести его в чувство…

***

      Чаще всего ипподром был обычным местом, в котором аристократы хвастались новыми приобретениями, но помимо этого он было местом, в котором можно было узнать разные слухи. Энн, Маргарет, Лили и Меллиса сидели на одной из лавочек в крытой палатке и наблюдали за тем как кто–то из аристократов, сидя верхом на лошади, проходил испытания. Лошадь то гарцевала, поочерёдно поднимая каждую ногу, горделиво приподняв голову, то ловко перепрыгивала через препятствия.       – Мел, я думала, ты сегодня тоже будешь в костюме для верховой езды. – Подала голос Энн.              Меллиса цокнула языком и, взяв чашку с горячим шоколадом у проходящего мимо слуги, сделала небольшой глоток. Тёплая, вязкая, сладкая жидкость наполнила её рот. Поморщившись, она на выдохе произнесла:              – Я думала насчёт этого, но желание не морозить задницу победило.       Лили округлила глаза, Маргарет, едва фыркнув, тихо хохотнула, а Энн легонько шлёпнула ладошкой по плечу Меллисы:       – Единый, что за выражения?       Меллиса, подавив улыбку от этого едва ощутимого шлепка, отставив чашку, взяла конфету и, развернув её, произнесла:       – Его высочество кронпринц сказал бы, что я нахваталась этого у брата.       Девушки переглянулись и самая младшая из них несмело спросила:       – М–меллиса, а у тебя и кронпринца… ну…       – Лили хотела сказать… – Энн схватила Меллису за ладонь. – Что у вас с ним такая химия, это что–то с чем–то. Это было заметно еще на балу в честь твоего дебюта.       Меллиса бросила взгляд на Лили, потом на Энн и, выдохнув, закатила глаза. Казалось, её глаза ещё немного и сделают полный оборот вокруг оси, но грубить подругам она не хотела, как и не хотела говорить, что у них чисто деловые отношения. «Не говорить же им: мы просто решили попытаться предотвратить переворот, который случится через 14 лет», поэтому она нацепила на свое лицо самую милую улыбку и мило произнесла:       – Если бы у нас с ним что–то было, вы узнали бы об этом первые.       Энн сжала руку Меллисы и потребовала:       – Пообещай!       Брюнетка положила ладонь на свою грудь и произнесла:       – Торжественно клянусь, что сразу все сообщу.       Маргарет, которая просто наблюдала за этим всем, внезапно подала голос:       – Да будет вам, если бы у Меллисы и кронпринца что–то было, сомневаюсь, что он бы позволил Его высочеству Хейлу подвозить её на лошади.       Лицо Лили на мгновение стало задумчивым, и она медленно кивнула:       – К–кстати да. А почему он т–тебя подвёз?       Меллиса простодушно пожала плечами:       – Как я поняла, он проезжал рядом и решил помочь.       Энн прищурилась и словно детектив, который пытается решить загадку, произнесла:       – Может он пытается очистить свою репутацию, и поэтому помог?       Лили поддакнула:       – Или в к–качестве из–извинений.       Но их разговоры о принцах в одно мгновение сошли на нет, стоило одной персоне появиться в радиусе их видимости.       Знакомая им всем брюнетка, дочь графа Шауфтера, Эстелла Шауфтер. Только выглядела она совсем иначе чем в их последнюю встречу. Под её голубыми глазами залегли глубокие тени. Укладка была, как и обычно роскошной, но Энн наклонилась к Меллисе и тихо произнесла:       – Она с этими аксессуарами уже на третьем или четвертом мероприятии появляется.       На лице самой младшей из них появилась язвительная улыбка и она тихо произнесла:       – Как и в платье. Я его видела на ней в салоне мадам Блэр. – Все трое повернулись на Лили. Так как она оба эти предложения произнесла хоть и медленно, но без заикания. Почувствовав на себе внимание подруг, девушка стушевалась и, уже запнувшись, договорила: - Я в–видела как они с ма–мадам о чём–то спорили. Как я п–поняла, леди Шауфтер х–хотела вернуть какие–то платья и требовала д–деньги обратно.       Все четверо одновременно перевели взгляд вновь на Эстеллу и стали провожать её взглядом. От той горделивости не осталось и следа. Да, она не выглядела как оборванка, но слухи уже полетели, а это значит, скоро последнее что у неё есть, а именно её репутация, тоже исчезнет как пыль. Четыре взгляда прожигали спину девушки до тех пор, пока она не скрылась из виду, а настроение Меллисы несказанно улучшилось. Но как оказалось, это был не предел.       Настроение Меллисы ещё больше поднялось, когда она, уже сидя в карете, развернула тот загадочный свёрток, что отдал ей Хейл. Там аккуратно лежал красивый, новенький пистолет. Он был меньше того, из которого она стреляла на соревнованиях, но таким же тяжёлым. К пистолету прилагалась коробка с патронами, какое–то странное крепление на эластичных полосках ткани и записка. Развернув бумагу, она с удивлением прочитала:

Благодарю вас за вашу честность при ответе на вопрос от моего отца.

Надеюсь, вы будете его использовать лишь в крайней необходимости.

P.S.

Так же я положил вам прототип кобуры. Она может крепиться как на бедро, так и на щиколотку. При следующей встрече, надеюсь, расскажете, где было удобнее и не стесняло ли движения.

Х. Тенлейни.

      Меллиса перечитала письмо и двумя пальцами подняла ту самую «кобуру», которую ей дал Хейл.       – Ох Единый, когда мужчина начинает дарить предметы гардероба, это не к добру… – тихо произнесла девушка, раздумывая над тем как ей совладать с этой новой вещью.

***

       Утро Торри обычно всегда начиналось рано. С тех пор как Юлиана стала главной служанкой в доме вместо предыдущей, обязанности по уходу за младшей госпожой Эзенбаум практически полностью перешли под ответственность Торри. Лишь изредка Юлиана могла прийти и помочь. Хотя, скорее, это больше была даже не помощь, а желание подольше пообщаться с госпожой, отчего внутри Торри ворочалось мерзкое чувство. Чувство которое вопило, чтобы Юлиана убиралась и оставила их наконец наедине.       Торри, зная как её госпожа любит читать газеты лишь определенных редакций, рано утром проходила по точкам их продаж. Обычно она была самой первой и получала газеты, ещё не остывшими после печатного станка. Тёплые газеты грели её руки, пока она следовала к следующей цели.       Лавка сладостей господина Фрая открывалась в 8 утра, но Торри каким–то чудом удалось договориться с ним на более ранее открытие, так что в 7:30 она, уже получив свежие, сладкие и чертовски ароматные пирожные, направлялась к экипажу.       Так утро её проходило на протяжении последних трёх месяцев. Её никто не заставлял это делать. И тем более, об этом не просила сама Меллиса. Просто Торри было невообразимо приятно делать для неё всё что угодно. Она подмечала какие–то мелочи в поведении госпожи. Что она любит, а что нет. Что ей больше нравится и что не нравится. Она только по движению брови могла понять что хотела сказать госпожа. В одежде, аксессуарах, макияже, еде, привычках Торри замечала каждую мелочь и сохраняла в своём воображаемом блокноте.       И утро этого дня ничем не отличалось от того, которое было вчера, позавчера, неделю назад. Всё было одинаковым: маршрут, фразы, которыми она общалась с продавцами, количество шагов. Шуршащий бумажный пакет немного заглушал звук цокающих по брусчатке низких каблучков служанки. Белый хвост был перекинут через плечо и немного подпрыгивал от каждого её шага. Белые волосы Торри сильно контрастировали с её тёмной тёплой накидкой. Но эта накидка была самой лучшей в глазах Торри, и все ещё пахла госпожой. Ведь когда–то Меллиса сама в ней ходила. Не дойдя до экипажа каких–то пару метров, Торри оказалась втянута чьей–то грубой рукой в тёмный переулок.       – Какого чё… – начала было громко возмущаться служанка, но её крик прервался возмущенный шёпотом:       – Это я должен у тебя спрашивать! – стоявший перед ней человек, приподнял свою кепи. Одновременно с этим Торри, которая в одно мгновение узнала человека перед собой, холодно и немного грубо спросила:       – Как ты меня нашёл?       Чужие пальцы на предплечье Торри сжались сильней. Прядь огненно–рыжих кудрявых волос показалась из–под головного убора. Лицо человека, который так злобно смотрел на беловолосую служанку, было молодым. Возможно, даже они были ровесниками.       – Ты только об этом хочешь спросить, как я нашёл тебя?! – Тёмно–зелёные глаза сверкнули и человек ещё тише злобно прошипел: – Какого чёрта ты занимаешься непонятно чем? Я тебя не мог найти пять месяцев, а когда нашёл, ты смеешь задавать такой вопрос? После того как ты не выше…       Служанка резко дёрнулась и, скинув со своего предплечья чужую руку, холодно и отстранённо произнесла:       – Если я не связалась с тобой, значит так было нужно.       Парень поправил свою кепи и округлил глаза. Взмахнув руками, он почти выкрикнул:       – Да что ты говоришь?! Мы все на ушах стояли, искав тебя по всему континенту!       Торри смотрела в лицо человеку, что стоял перед ней. Изумрудные глаза этого молодого парня были широко распахнуты, а кепи чуть съехала на бок, показывая ещё больше мелких кудряшек рыжих волос. Маленький тонкий носик был немного вздернут. Всё его вытянутое, андрогинное лицо было усыпано веснушками разного размера. И казалось, наряди этого парня в женскую одежду, никто не заметил подмены. Глаза Торри в который раз прошлись по знакомой физиономии этого зеленоглазого парня.              Телосложение у них отличалось, парнишка хоть ростом дотягивал до служанки, но по комплекции явно уступал. Худосочные ручки–веточки болтались в широких рукавах рубашки непонятного грязно–серого цвета и пиджаке, что был на пару размеров больше чем нужно. На лице Торри мелькнуло разочарование и её тонкие губы изогнулись в презрительной ухмылке:       – Вот сейчас ты этими словами буквально заставляешь меня сказать, что я даже не собиралась возвращаться. – Торри сделала шаг к парнишке и с силой ткнула его в плечо указательным пальцем. Отчего рыжеволосый нахмурился и поморщился. – То есть вы не смогли найти меня, с учётом того что Эзенбаум даже не скрывают приобретение новой рабыни? Вы не смогли найти рабыню с белыми волосами и чёрными глазами? Серьёзно? Это показывает только то, какие идиоты были рядом со мной. – Последовал ещё один небольшой шаг и ощутимый тычок тонкого пальца в плечо зеленоглазого. – Или кто–то из вас решил подмять всё под себя, пока я занималась делом? Ну и кто, может это был ты?       Торри сделала ещё один шаг к парню, а тот неловко отступил назад и, сам того не заметив, упёрся в стену. Служанка положила свою ладонь на плечо парня и сжала свои длинные тонкие пальцы на его плече, впиваясь ими, словно хищная птица впивается в свою добычу. Торри была приблизительного же роста что и парень перед ней, но уверенности, которую она излучала, явно было больше. Парень в кепке поморщился от её прикосновения и инстинктивно сжался. В то время как Торри, придерживая пакеты с едой и газетой одной рукой, второй с силой сжимала его плечо.       – Я сейчас даже сомневаюсь, нуждаюсь ли я в этой организации теперь. Если вы даже с этим не смогли справиться.       Едва не всхлипнув от боли, парень, сверкнув зелёными глазами, попытался возразить:       – Но это ты её созд…       Но его прервало холодное и жёсткое:       – Захлопнись.       От этого голоса рыжеволосый вздрогнул и вжал голову в плечи, словно боясь удара, который мог последовать за этим словом. Торри безразлично, даже можно сказать, надменно посмотрела на этого парнишку и, в какой–то момент выдохнув, проговорила:       – Кто–то знает, что ты нашел меня? – рыжеволосый покачал головой в отрицании. Торри же сложила свои тонкие губы в трубочку, немного поразмыслив, произнесла: – Пусть так и остаётся.       – Н… но... – хотел было вставить рыжеволосый свои пять копеек, но его снова перебили:       – Я непонятно объясняю, или тебе уши нужны только для красоты?       Они пересекли свои взгляды. Чёрные, глубокие глаза Торри были словно два колодца, которые засасывают в себя всё живое, не оставляя ничего. Рыжеволосый медленно кивнул и чуть отвернулся:       – Нам сказали, что ты говорил, что после того как мы раскроем дело этого работорговца, мы все сможем попросить у его величества, чтоб он упразднил рабство и появилась реформа, помогающая сиротам. Неужели ты теперь не хочешь этого?       Торри внимательно смотрела на парня, затем внезапно растянула губы в широкую улыбку и рассмеялась.       – Ты действительно нечто. – Она чуть склонилась к парню и, понизив голос до шёпота, произнесла: – Тебе Дерек не сказал, верно? Об истинной цели всего этого предприятия?       Увидев, как зеленоглазый широко распахнул глаза и с искренним непониманием покачал головой, она едва заметно ухмыльнулась. Затем отпустила его плечо и хмыкнула:       – Я так и знала… Открою тебе секрет. Это было не для упразднения рабства, и не для сирот. Вся эта мишура нужна только для того чтоб завлечь беглецов и несчастных детей в свои сети. Не больше. Все было ради титула и… – Она перевернула ладонь тыльной стороной к земле и соединила указательный и большой палец, – денег. Это всё, что интересовало. Хах, но умно конечно. Даже зная, что я не выхожу на связь, он же попросил прекратить поиски, не так ли, и назначил новую цель да? – получив кивок от зеленоглазого, Торри хмыкнула: – Ссать в уши он всегда умел. Впрочем, уже плевать. Мне плевать.       – Ты… ты не вернёшься? – осторожно поинтересовался парнишка, а служанка прикоснулась к своему хвосту и приподняла бровь:       – А зачем? Я и так последние семь лет только и занималась что добывала информацию, шантажировала, лгала, воровала, убивала и снова, и снова по кругу. Лишь бы заработать копейку. Да и что я получу, если вернусь к вам?       Рыжеволосый свёл брови к переносице, так что меж ними залегли складочки:       – Ты будешь свободен!       – Хах, наивный ты человек. – Торри покачала головой. – Я и так свободен, служа Эзенбаум. Моё жалование в месяц достигает 200 золотых в месяц. Ты вообще хоть когда–нибудь держал столько золота в руках за раз? Ты посмотри на меня, я ещё никогда не был в настолько прекрасной форме. Ко мне тепло относятся и, что самое главное, меня считают за личность и человека. Не за вещь или оружие, а за человека. Не кормят помоями, сплю я не на соломе, а в тёплой постели и не нагружают сильно. Идеальная работа.       Торри чуть прищурила свои глаза, и в её голове пронеслось: «Не буду же я тебе, кретину, объяснять истинную причину, почему я там остаюсь и почему я не уйду оттуда. Таким как ты, её не понять.»       На лице парня мелькнуло разочарование и гнев, которые перемешались ещё с какой–то эмоцией, которую Торри не смогла распознать. Тот выпрямился, опираясь на стену и смачно сплюнул на землю рядом с Торри:       – Ты предаёшь всех нас за какие–то бабские тряпки и сытый желудок.       Служанка, поморщив носик, презрительно отмахнулась:       – Ой, только не начинай вот эти стыдящие песни петь. Мне плевать, честно. И замечу, – Торри ладошкой провела по своей форме служанки и ухмыльнулась, – бабские тряпки – это наименьшее зло, какое было у меня за всю жизнь. А как приятно, когда ты ешь свежеприготовленную вкусную еду, и не жрёшь заплесневелый хлеб и прогнившие овощи, ты даже не представляешь. Поверь мне, будь у тебя такой шанс, ты тоже бы даже не задумался.       – Нет!       Тонкие губы Торри изогнулись в победной ухмылке.       – А вот лгать не надо, не думай, что я перестал видеть ложь. – В мыслях же пронеслось: «Давай же, разочаруйся во мне и исчезни из моей жизни.» Зеленоглазый с силой сжал зубы, так что они заскрипели и, выдохнув презрительно бросил, намереваясь уйти:       – Считай, ты для нас умер. И даже если тебе понадобится помощь, никто из воронов тебе не поможет! Ты предал всех нас, отринув цель!       Из–за его серьезного настроя внутри Торри что–то шевельнулось, и она нахмурилась. На эмоциях этот рыжеволосый мог наломать много дров, а что самое главное, испортить ту жизнь, которой служанка жила сейчас. А она этого ой как не хотела.       – А ну–ка стой. – Теперь уже Торри схватила парня за запястье и произнесла, – поклянись на браслете от имени воронов, что никто не посмеет навредить мне и тем, кто мне дорог.       Парень попытался скинуть её руку со словами:       – Я не могу давать такие клятвы! – Но Торри сжала пальцы снова так сильно, что с полных губ рыжеволосого сорвалось тихое шипение от боли. Беловолосая служанка угрожающе прорычала:       – Не лги мне. Если один из воронов принесёт клятву над браслетом, то другие обязаны её соблюдать. Это правило нерушимо. А посему, клянись. Сейчас же. – Её голос стал грубым, немного хриплым и низким, теперь он вообще не напоминал девичий тонкий голосок. «Я знаю вас ублюдков, лучше чем кто бы то ни было, и знаю что вы не сможете простить того, кто уходит от вас. Мне необходимо, чтоб он произнёс всё правильно. Тогда я ещё долго смогу жить с моей госпожой…»       Поколебавшись, рыжеволосый вскинул правую руку и, немного задрав рукав рубашки, показал простой кожаный плетёный браслет, на котором висела небольшая серебряная голова одноглазого ворона с раскрытым клювом.       – Я клянусь от имени воронов не предъявлять претензии…       Его резко прервали, и взгляд Торри стал тяжёлым:       – Не играй со мной.       Зеленоглазый запнулся и, замолчав, сглотнул. Он почувствовал, как от этого взгляда у него по спине побежали мурашки, а волосы начали подниматься дыбом. Но собравшись с силами, он прочистил горло и произнёс, едва не запнувшись:       – Я Ти Рейсмус клянусь одноглазому ворону в том, что ни один волос не упадёт с головы Теодора Рика Леолнела. Ни один из последователей ворона чужими руками или своими не сможет навредить ему, либо тем, кого он защищает, ибо они под защитой четырёх крыльев. С этого дня и до скончания веков. Нарушавший священную клятву ворону будет завидовать мёртвым.       Зеленоглазый устремил взгляд на Торри и почти выплюнул:       – Доволен?       – Вполне. – Голос Торри стал сразу опять мягким, а лицо доброжелательным. Служанка чуть сощурилась, словно довольный кот под лучами солнца. Пальцы Торри наконец разжались и, поведя плечом, зеленоглазый бросил:       – Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.       Служанка прищурилась и ласково улыбнулась.       – Ты прямо с языка снял.       Сделав несколько шагов прочь из переулка, внезапно рыжеволосый остановился:       – И прекращай наряжаться в бабские шмотки. У тебя разве щетина не должна уже лезть?       – У мне как-то не повезло с растительностью на лице, так что густая борода мне не грозит. – С приторно сладкой улыбочкой ему ответила Торри. Её черные глаза впились в рыжего парня, отчего тот едва смог подавить дрожь, что начала подниматься из глубины тела. Чтоб скрыть свою слабость зеленоглазый презрительно сморщил нос и быстро бросил:              – В любом случае, это уже отвратно. Ты проверь, член хоть на месте? А то вдруг уже пропал.       – Ха, вот кому–кому, но не тебе говорить, что отвратно, а что нет. И следуя твоим мыслям, тебе стоит проверить не потерялась ли твоя вагина, до–ро–га–я. – Служанка произнесла последнее слово отчётливо и по слогам. Битва взглядов продолжалась не долго и победителем явно из неё вышла служанка. Поправив кепку, рыжеволосый глухо произнёс:       – Ты ещё пожалеешь и приползешь на коленях обратно к нам, вот увидишь. Когда твои аристократы наиграются и бросят тебя, как сломанную куклу.       Глаза Торри угрожающе сверкнули, но она ничего не сказала, а посему рыжеволосый продолжил:       – Почему вообще ты на это пошел? Что в этих аристократах особенного по сравнению с предыдущими? Или ты надеешься, что они тебя примут даже после такого маскарада?       Служанка замерла и её взгляд на мгновение дрогнул. Она и сама довольно долго насчёт этого думала, чем же так зацепило её. Притом с самого первого взгляда. Она вначале считала, что во всём виновато то милое личико Меллисы, или доброе отношение других слуг и обитателей поместья. Но ответ, как бы она ни пыталась от него отворачиваться, был на поверхности. Поколебавшись несколько секунд, она всё же тихо произнесла:       – Она мне ещё ни разу не соврала.       Рыжеволосый нахмурился и его губы чуть приоткрылись, словно он хотел что–то спросить, но тут же закрылись. Бросив последний взгляд, зеленоглазый быстро вышел из подворотни, оставив служанку одну. Тишина подворотни действовала на служанку как–то успокаивающе. И то волнение, которое было в начале её встречи с прошлым союзником, уже к середине этой встрече приблизилось к нулю. Торри чувствовала, словно скинула тянущий её на самое дно камень. Так что в это мгновение смогла вздохнуть спокойно. Беловолосая ухмыльнулась и тихо рассмеялась:       – Давно нужно было избавиться от этого вечно лгущего балласта. Хорошо, что они нашли меня сейчас, было бы неприятно если бы…       Торри повела плечами и тихо что–то пробормотала себе под нос. Затем быстро вышла из подворотни, словно не было ни разговора, ни клятвы, ни задержки. На тонких губах беловолосой служанки застыла лёгкая улыбка, когда она села в экипаж.

***

      Бал в честь наступления нового года вот уже 30 лет неизменно проводился в императорском дворце с поистине грандиозным размахом. Обычно на него приглашались представители и других государств в знак поддержания мира и добрых отношений между странами. Но, естественно, больше на этом балу было представителей аристократии империи Мартелио. Для кого–то этот бал являлся тем последним шансом «очистить» репутацию от каких–то слухов, для других он становился дебютом в светском обществе, для третьих же это отличная возможность наладить отношения с деловыми партнерами. Но для немногих, для тех, кто всегда находится в тени, этот бал был ничем иным как подготовленной ареной для расширения сети с помощью различных махинаций. Шли последние часы перед тем как начнут прибывать гости в главный зал. Многие останутся на несколько дней в южном дворце, и посему ещё и там шла подготовка. Готовили комнаты, кухни набивались продуктами, проверялось наличие алкоголя, и многое, многое другое. Слуги, работающие в императорском дворце, работали без отдыха уже третьи сутки. Чем быстрее приближалось время начала бала, тем сильнее они ощущали давление. Но каждый из них понимал, что как только пройдут эти несколько, без преувеличения, самых тяжёлых дней в году, многих будет ждать желанный отпуск в виде нескольких дней и весьма тяжёлый мешочек с монетами. Поэтому воодушевление работников чувствовалось в воздухе.       Невысокий парнишка с кудрявыми волосами стоял в центре зала и инструктировал рыцарей более низшего звена. Эрнест, первый секретарь Имперских Золотых Грифонов, отчеканивая каждое слово, объяснял подчинённым их обязанности помимо охраны периметра замка.       Торчащие большие уши этого молодого парня двигались каждый раз, когда он начинал волноваться из–за неожиданных вопросов рыцарей, хоть и на лице его эти эмоции никак не отражались.       – Ого, я так вижу, Тенлейни превзошли самих себя. – Услышав этот возглас, Эрнест повернул корпус и устремил взгляд на того, кто это сказал. В одно мгновение изменившись в лице он склонил голову и одновременно с другими рыцарями произнёс:       – Приветствую, ваше высочество.       Коралловые чуть подкрученные волосы Хейла контрастировали с короткими, выстриженными висками. Приподнятая челка открывала обзор на широкие прямые брови. Его белая рубашка с широкими рукавами, стянутая тонкой лентой на запястьях заканчивалась воланами, полностью перекрывающими ладони Хейла. Черные брюки с красными лампасами заправлены в высокие черные кожаные сапоги.       Лицо у второго принца, мягко говоря не излучало свежесть и отдых. Темные синяки под глазами оттеняли его коралловые покрасневшие глаза. Казалось, что он не спал долгое время и закончив с делами первым делом пришел в бальный зал.       Хейл жестом приказал рыцарям поднять голову и. переведя взгляд с рыцарей на Эрнеста, наклонил голову. Внимательный взгляд прошёлся по секретарю золотых грифонов, и второй принц едва заметно приподнял уголки своих губ, и произнёс:       – Хах, ты прямо как Дамбо.       Эрнест непонимающе уставился на второго принца и хлопнул длинными ресницами. Хейл же повёл плечами и махнул рукой:       – Ладно, забудь. Это ты у нас отвечаешь за списки гостей?       – Да ваше высочество.       – Отлично, тогда ты мне лучше вот что скажи… – Хейл подошел ближе к секретарю, и лишь тогда стало понятно, что он выше этого молодого парня почти на полголовы. Хейл панибратски положил на плечо Эрнеста свою руку и, развернув его, сделал с ним пару шагов в сторону от рыцарей. Лопоухий парень, словно деревянный солдатик, шагал вслед за принцем, а в голове у него роилось множество мыслей зачем он вообще мог понадобиться такому человеку как Хейл. Рыцари переглянулись, наблюдая за этой сценой, и по их лицам буквально можно было прочитать одно: «Что вообще происходит?». Хейл в это время наклонился ближе к Эрнесту и шепнул:       – У тебя же есть не только список гостей, верно?       Парнишка резко повернул голову, так что его кудряшки пришли в движение:       – Что вы имеете в виду, ваше высочество?       Коралловые глаза кронпринца чуть сощурились, а уголок губ немного приподнялся. «Нет, он не Дамбо, он больше похож на воробья. Даже цвет волос чем–то схож…»       – Ну, у тебя же есть список с кем в паре придёт тот или иной гость, верно?       – Ах это, – секретарь неуверенно кивнул, – да у некоторых гостей уже обозначены пары, ваше высочество.       На лице второго принца растянулась какая–то странная улыбка, от которой по позвоночнику Эрнеста побежали мурашки. Он с трудом, но всё же смог сдержаться чтоб не скинуть руку второго принца и с криками не убежать куда глаза глядят. Всё же его пугал второй принц, он его и до этого напрягал, если честно, но после того как принц вернулся из Догрии, у Эрнеста от него вообще мороз по коже шёл. И причина этого была ему не ясна.       – А ты не мог бы мне сказать, есть ли пара у кое–кого?       От такого вопроса секретарь на мгновение впал в ступор, но затем кивнул:       – А… ну, в целом могу. – Он открыл папку, которую держал в руках и поинтересовался: – А кто вас интересует?       – Меллиса Эзенбаум.       Округлившиеся глаза от удивления Эрнест, к сожалению, не смог скрыть. Но сумев вовремя закрыть рот, дабы не задать лишних вопросов, он просто кивнул. Пролистав пару страниц, он остановился и произнёс:       – Здесь написано, что леди Эзенбаум придёт без пары.       Хейл приподнял бровь и только выдохнул:       – Ха…       По лицу Хейла не было понятно удивлен ли он или раздосадован. Но несчастного секретаря снова пробил озноб рядом со вторым принцем. Поэтому Эрнест часто заморгал и, сглотнув, спросил:       – Я могу ещё чем–то вам помочь?       – А? Нет, нет. Благодарю, можешь идти. – Хейл убрал руку с плеча секретаря и, развернувшись на каблуках, пошёл к выходу из зала.       Он шёл по коридору с каким–то странным выражением лица, словно его что–то развеселило и одновременно заинтересовало. В голове Хейла пронеслось: «Интересно, почему ты даже не ответила на мое приглашение, Меллиса, если пары у тебя нет? Не думаю, что дело в обычной неприязни. Но тогда в чём?...» Ответа на эти вопросы у него не было, но он очень хотел сегодня ночью их получить.       Его высочество второй принц, естественно не знал, что письмо, которое он отправил в резиденцию Эзенбаум с просьбой сопровождать младшую дочь семьи на этом балу, даже не дошло до адресата. После их последнего разговора до бала оставалось меньше недели, когда Хейл всё же решил отправить письмо Меллисе. Но если Каллен отправлял письма с пафосом, коим обладал будущий император и такое письмо никто не смог бы пропустить, то Хейл сделал проще. Он просто передал письмо через обычного курьера почтовой службы. И когда это письмо всё же прибыло в особняк Эзенбаум, его ждало ещё одно испытание.       Вернувшийся в особняк после долгого отсутствия Максимилиан, задержался возле зеркала, что аккурат висело над узким столиком. На столе стояла красивая фарфоровая ваза тёмно–синего цвета, заполненная душистыми розами из оранжереи. А рядом с этой вазой находился серебряный поднос со свежей корреспонденцией и конечно письмами. Фиолетовые глаза Макса естественно зацепились за светло–коралловый конверт, что выделялся среди прочих. Взяв его в руки, молодой человек с удивлением подтвердил свою догадку, прочитав имя отправителя и кому оно было направлено.       И ровно в этот момент он услышал быстрые шаги по паркету. Шаги, что явно направлялись к нему. Почему–то Макс не положил письмо назад, а быстро спрятал его за пазуху в карман и ровно в тот момент, когда он вытащил ладонь из внутреннего кармана, к нему выбежала радостная Меллиса. Вот так письмо от Хейла с просьбой стать парой на балу исчезло.       Но хоть официально об этом и не было заявлено, но пара у Меллисы всё же была. Ей выступил её брат и, более того, они даже несмотря на плотный график Макса смогли заказать парные костюмы.       Кто знает, согласился ли он на это потому, что чувствовал себя виноватым из–за письма, или по какой–то другой причине.

***

      Когда сборы на бал были почти закончены, в комнату Меллисы постучали. Торри, что наносила тёмные блестящие тени на правое верхнее веко девушки, замерла. Меллиса, не открывая глаза, громко произнесла:       – Войдите!       Дверь с тихим скрипом открылась и в образовавшийся проём просунулась голова Макса:       – Папенька спрашивает скоро ты там или нет? – в его голосе читалось ворчание, которое присуще всем мужчинам, долго ждущих своих дам.       – Мне осталось только губы накрасить и всё. – Закончив с глазом, Торри бросив хмурый взгляд на старшего брата Меллисы, взяла круглую плоскую баночку с помадой и кисточку, и начала медленно наносить её своей госпоже на губы. Кисточкой она вначале аккуратно вырисовывала контур губ, затем начала заполнять его. Макс устало выдохнул поняв что торопиться никто не собирается, и его голова исчезла из проема.       – Сделайте так, госпожа. – Торри сделала движение губами будто размазывает между ними помаду. Меллиса синхронно с ней повторила это движение и Торри удовлетворённо кивнула. Взяв тонкий белый платок, она произнесла: – Сейчас в одном месте поправлю и всё будет готово.       Она чуть ближе склонилась к своей госпоже и платком аккуратно провела по нижней губе Меллисы. На светлой коже Меллисы тёмные стрелки с вкраплениями каких–то блесток и красная губная помада смотрелись не вульгарно и вызывающе, а очаровывающе и загадочно. Так что Торри в какой–то момент замерла, стоя прямо над Меллисой. Она боролась с столь сильным желанием наклониться ближе и нарушить этот идеальный контур губной помады. Размазать его, не оставив и следа. Ощутить привкус этой помады на своих губах, Так что когда Меллиса открыла рот и что–то произнесла, Торри не сразу отреагировала. Но заметив вопросительный взгляд от госпожи, служанка едва заметно дёрнулась:       – Что, госпожа?       – Мы уже закончили? – с мягкой улыбкой поинтересовалась девушка, смотря на свою служанку снизу вверх.       Торри сглотнула, но, кивнув, отошла за спину Меллисы:       – Д–да. Мы закончили.       Брюнетка взглянула на свое отражение и удовлетворённо улыбнулась:       – Получилось шикарно.       Она поднялась со стула, и Торри стала торопливо расправлять её платье. Шёлковая юбка–солнце в пол была не такой пышной, к какой привыкли дамы. Это была новая модель в единственном экземпляре. Более того, тут присутствовал разрез, что было действительно в новинку. Разрез не сильно выделялся из–за фактуры юбки–солнце, но всё же он был, и доходил почти до середины бедра. Но что больше всего могло бы поразить высшее общество, так это то, что в этом платье отсутствовала необходимость надевать корсет. От талии поднимались два лоскута ткани, собранные с небольшими складочками. Каждый из этих лоскутов по ширине был примерно с ладонь Меллисы, но даже так им не удавалось спрятать тонкую ложбинку меж грудью. Но что ещё больше приковывали взгляд, так же ожерелье. Массивное, тяжёлое золотое ожерелье полностью перекрывало её шею, спускалось на ключицы и плечи. Его золотые «капельки» в районе груди покачивались в такт движениям. Тяжелое ожерелье было взято на прокат у ювелира что занимался воссозданием украшений прошлых эпох. И это украшение было полной копией того которое носили жрицы храма одного из богов древнего мира. Под ушами девушки крепились две тонкие золотые цепочки с такими же золотыми «капельками» что завершали колье. Эти цепочки поднимаясь за ушами исчезали в темных волосах девушки.       Образ Меллисы буквально кричал о том, что она какая–то шаманка или жрица. Ещё бы, столько было сил отдано на то, чтоб создать этот костюм. И да, светское общество могло бы поразиться открытостью этого костюма и заклеймить его хозяйку вульгарной и распущенной женщиной. Если бы не одно но: на этот вечер часто дамы и их кавалеры были в более экстравагантных нарядах. И это являлось негласной традицией всего светского общества империи Мартелио. Забыть о той моде, которая есть сейчас. Ведь этот бал маскарад был не только простым развлечением, но и некой данью уважения прошлому. Перейдя порог бального зала, люди до самого рассвета оставляли за его пределами предрассудки, моду, правила и были свободны от устоев, которые им диктовал обычный бал.       Да, все были так же вежливы и не грубили, ибо таково их воспитание, но этот бал открывал ещё и некоторые другие возможности. Тайные комнаты, о существовании которых знали практически все гости, служили для уединения тех гостей, которые хотели отдаться страсти. Войти в зал могли лишь те дамы и мужчины, что были представлены аристократам и уже достигли брачного возраста. И именно поэтому бал, на который шла Меллиса, в этой жизни был первым. В видении она была на них не раз, правда после замужества чаще всего посещала их одна, так как Лаймон всегда находил себе новую пару. И он же всегда строго следил за тем, в каком костюме она шла. И обычно этот костюм напоминал костюм мальчика–послушника из монастыря или мешок, который просто накинули на неё. Так что сегодня в свой «первый» бал она хотела доказать самой себе что–то, что и сама не понимала. Что–то, что таилось в глубине её сердца. Доказать, что она свободна. И не пойдет по тому пути, который уготовала ей судьба.       Торри практически не отрываясь смотрела на свою госпожу и в какой–то момент произнесла:       –Госпожа, вы…       Меллиса, оторвавшись от рассматривания своего отражения в зеркале, повернула голову:       – Да, что такое?       Торри сжала в руках ткань своей юбки и, склонив голову, спросила:       – Вы меня за все эти месяцы ни разу не спрашивали о том, как я к вам попала и как я жила до этого…       Меллиса чуть склонила голову к левому плечу и внимательно наблюдала за своей горничной. Припухлые губы аристократки сложились в доброжелательную улыбку, но она ни слова не говорила, лишь замечала робость своей служанки и колебания. Она её не торопила и ждала пока та скажет что хотела.       – Если вдруг… – Торри закусила губу и опустила голову так низко, что теперь её подбородок касался груди, – вы узнаете обо мне что–то, что я до этого не рассказывала… что–то, что для многих может показаться мерзким и отвратительным, вы простите меня?       Фиолетовые глаза Меллисы сверкнули, и она едва заметно их прищурила. Затем, выпрямившись, девушка сделала шаг к служанке и аккуратно приподняла её голову за подбородок. Благодаря туфлям на высоком каблуке Меллиса была немного выше Торри и посему смотрела на сжавшуюся служанку практически сверху вниз. Внимательный взгляд фиолетовых глаз пересекался с глубокими обсидиановым глазами служанки.       – Ты собираешься предать меня?       – Нет, госпожа. – Твёрдый голос Торри отличался от, того коим она блеяла несколько секунд назад. Лицо Меллисы посветлело, и она улыбнулась:       – Тогда и прощать тебя не за что. Единственное, о чём я прошу, это не предавать меня. Я не осужу тебя за прошлое и не отвернусь от тебя. Я обещаю. Ведь ты мой человек.       Брови Торри приподнялись, а глаза широко распахнулись.       – Г...госпожа… – она начала часто моргать, словно пытаясь справиться со слезами, которые начали записать глаза.       – Ну всё, всё. Ты молодец, ты отлично справляешься и работаешь лучше многих слуг этого замка. Я рада, что повстречала тебя.       – В… вы смущаете меня…       – Тогда я оставлю тебя, а то меня уже совсем заждались. – Ответ снова был сопровождён нежной улыбкой, от которой у Торри защемило сердце. Но справившись с ускорившимся ритмом сердца, она кивнула.       – Конечно, госпожа. Хорошей дороги вам и проведите время как можно веселей.       Меллиса взяла маску и накидку, что лежала на краю кровати. Затем, подобрав юбки, торопливо вышла из комнаты, на прощание махнув служанке рукой.