Светлая королева

      «Любовь моя. Свет души моей. В этот день одиннадцать лет назад ты снова появилась в моей жизни, ещё более страшной, тёмной и полнящейся непростительными грехами, чем до нашего расставания. Я увидел тебя — вот это самое фото — и будто пробудился ото сна. От векового кошмара, причиной которому сам же и являлся. Я увидел тебя, вновь живую, вспомнил твой взгляд, теплоту твоих прикосновений. Я вновь ощутил твою радость и твой страх, услышал твой смех и твои слёзы. Века я просуществовал с мыслью, что, если ты вернёшься ко мне, я больше никогда тебя не отпущу, я прикую тебя к себе, обращу тебя, заберу с собой в вечность. Потом мы встретились, и даже не обняв тебя, коснувшись одним только взглядом, я уже готов был тебя отпустить, потому что кроме смерти мне было нечего тебе дать. Но века во тьме заставили меня забыть, что ты единственная всегда видела во мне человека, и для тебя я хотел им оставаться. Ты не ушла ни когда увидела меня падшим монстром, ни когда я стал монстром для всех монстров. За десять лет с тобой за моим плечом я достиг большего, чем за шесть столетий, чтобы смочь дать тебе больше, чем мрак и смерть. Сегодня тот особенный день, когда воцарился рай во всех доступных мне мирах. День нашего воссоединения. Я мечтаю провести его с тобой, мой ангел с душой невероятной красоты. Окажи мне эту великую честь». На приложенной к письму фотографии — той самой цифровой из физического телефона Милли, которые сейчас уже активно вытеснялись компактными галопроекторами — на оборотной стороне тем же красивым — сейчас так уже не писали — каллиграфическим почерком из письма был указан адрес и время по Бухаресту. У Лайи бабочки порхали не только в животе, но и во всём теле, как у девочки, насмотревшейся мелодрам. Она сама порхала по комнате как та бабочка, не в силах усидеть на месте. На очередном танцевальном па задетый конверт упал со столика, и на ворсистый ковёр из него выпал незамеченный Лайей прежде брелок. Девушка наклонилась подобрать, но прикосновение, очевидно, активировало встроенный проектор, который тут же выдал в воздух миниатюрную объёмную картинку — красное с лазурным освещение, колонны и скульптуры, омываемые водой. Так выглядела цистерна Базилика, та, что в Стамбуле, до очередной реставрации. Лайя успела побывать в ней лишь раз до того, как самое крупное и хорошо сохранившееся со времен Константинополя подземное водохранилище постигла участь прочих, ему подобных. Не помогла, в конце концов, даже медийная популярность и ежегодно приносящий немалый доход оборот туристов. На то, что изваял человеческий гений четвертого десятилетия двадцать первого века, Лайя так и не дошла взглянуть. Но вот, стало быть, и повод наверстать. Девушка зажала в ладони брелок с крохотной медной копией Айя-София. Она бывала во многих местах, иногда в нескольких географически отдалённых друг от друга в один день, но каждое новое даже в своей повторности не умаляло восторга. Особенно, если в это место её приглашал Влад. Держа в одной руке брелок, в другой — фотографию, Лайя дотанцевала до дверей гардеробной. — Который раз подобное наблюдаю, а не меняется решительно ничего, — Милли, о чьём присутствии Лайя напрочь забыла со звонком курьера, доставившего букет с письмом, качнула в её сторону бокалом. — Вот сейчас ты всё оставшееся время до встречи потратишь на выбор наряда, прически и аксессуаров, чтобы Влад потом просто щёлкнул пальцами и добавил к твоей бесконечной коллекции ещё одну баснословно дорогую тряпочку и подходящий к ней слиток золота с ведёрком каких-нибудь редчайших камешков, — сестра запрокинула голову и весело рассмеялась, потрясывая содержимым треугольной мартинки в одной руке и выуженной из шкатулки ниткой кристаллов в другой. — Сестрёнка! Самый большой ювелирный дом нервно курит в сторонке по сравнению с содержимым одной твоей коробочки с цацками. Но что-то я ни разу не видела у тебя тут ни датчиков движения, ни лазерной сетки, — Милли покрутила головой будто ожидая что-то из упомянутого всё-таки обнаружить. — Ты даже двери номеров обычно не запираешь. Лайя кивнула на аккуратно сгруппированный холм пушистой шерсти у туалетного столика, старательно прячущий морду в лапы и идеально маскирующийся тем самым под обычную выделанную шкуру. — Вон мои датчики движения, лазерная сетка и карательный орган, если вдруг кто-то обнаглеет или отупеет достаточно, чтобы воровать то, что я могу свободно отдать. Ты там вроде что-то про конференцию говорила. Подбери себе что-нибудь подходящее. Или просто на вечер, — Лайя подмигнула сестре и дотянулась до своего бокала. — И много ты знаешь тех, кто в своём уме и при памяти вот так просто подойдёт и попросит отдать бриллиантовое ожерелье? — Милли вскинула брови, продолжая беззлобно подтрунивать, играючи роняя нить камней назад в шкатулку. — А если серьёзно, то нет на шею цацки лучше, чем Littmann. И в этом я, пожалуй, даже внезапно близка к тому, чтобы составить тебе конкуренцию. Его Темнейшее Величество, конечно, безнадёжный позёр, мажор и воспитали его во времена, не имеющие никакого представления о культуре потребления, тем не менее, умения ориентироваться на предпочтения и дарить нужные подарки у него не отнять. Как, очевидно, и у всех его подданных, — Милли поздно поняла, что оступилась на тщательно проложенной ею же самой дорожке того, о чём она собиралась сказать, а о чём планировала молчать. Лайя заинтересовано взглянула на сестру поверх бокала, но предпочла сделать вид, будто ничего не заметила. Когда Милли готова к разговору и ей есть, о чём рассказать, её гораздо труднее заставить молчать, нежели разговорить. Закусив губу, младшая Бёрнелл задумчиво покручивала на пальце примеренное кольцо с крупным голубого оттенка сапфиром. В желудке плескался мартини, а чувствовала девушка себя так, будто шаг в пропасть сделан и нужно немедленно учиться летать. Хотя какое там! Крыльями, к счастью или к сожалению, её свыше не наградили. — Он сказал, что если бы ты хотела его смерти, то однажды просто не стала бы мешать процессу. Ну а Влад… я не его подданная, так что мне опасаться нечего. А вот его он, в любом случае, попытается убить, так? Лайя не говорила ни слова. Просто смотрела и ждала, что будет дальше. — Ноэ чёртов Локид, — процедила, наконец, Милли, чётко отделяя каждое слово. — И прежде чем ты предположишь наиболее вероятное — нет. Прозвучит вопиюще неправдоподобно, но это не он первым залез в мою постель. Лайя закрыла свободной ладонью лицо и до ярких звёздочек надавила пальцами на глаза. Вот оно. Запретное знание, некогда нечаянно украденное у времени, — отложившееся в подсознании и с тех пор лишь ожидающее момента быть осознанно принятым. Свершилось. Пазл вероятностей сложился в единственно возможную картину. — Это все откровения на сегодня? Тишина. Та, в которой ни выдоха, ни вдоха, только сердце-предатель колотится, разгоняя кровь и окрашивая алым лицо. — Помнишь, я как-то сказала, что такую любовь, как у вас с Владом, Бог на коленке случайно сотворил, в штучном экземпляре? Лайя перестала давить на глаза, но руку от лица не убрала, продолжая наблюдать происходящее сквозь пальцы. — Кажется, за те свои слова я теперь и влипла, сестрёнка, — на окончании фразы Милли жалобно проскулила, не выдержав обмена взглядами и опустив свой в колени. Помолчали. После чего Лайя потянулась рукой к оставленной на столике бутылке, и та, свободно пролевитировав через всю комнату, наполнила пахнущей травами жидкостью сначала её бокал, затем бокал Милли. — Яблоко от яблони, — старшая отсалютовала младшей мартинкой. — И если разбираться, влипла не ты, малышка, влип в очередной раз наш неугомонный демон. Ну ничего, — губы Лайи сами дёрнулись в улыбке, — может, хоть теперь ему хватит веселья в жизни. Милли удивленно округлила глаза, разом растеряв всю свою приобретенную с профессией сдержанность и серьёзность. На такую реакцию она явно не рассчитывала. — А как же Влад и… — девушка тряхнула головой, отчаянно силясь собрать по закоулкам сознания разбежавшиеся мысли. — Постой. Ты сейчас даже не заведёшь лекцию о том, как это глупо, безрассудно и вообще о чём я только думала, соблазняя самого несносного, непостоянного и ненадёжного тёмного из всех? — Уверена, тебе об этом и без меня уже сообщили, причём где-то такими же словами, — Лайя удивленно усмехнулась. — Вот уж не думала, что Ноэ знакома самокритика. — Да он стремается больше, чем я, как будто у него до меня вообще женщин не было. Хотя это полнейший бред. И мне не шестнадцать давно, чтобы оглядываться на чьё-то позволение и одобрение. Прости, — добавила Милли, переосмыслив собственные слова, — но даже твоё. Вместо того, чтобы оскорбиться, возмутиться и оказаться втянутой в эмоциональную полемику о требующих уважения старшинстве и опыте, Лайя только лишний раз напомнила себе, что у неё самой через несколько часов свидание. Как раз по случаю того самого дня, когда её младшей сестре было всего шестнадцать и мысли её занимал какой-то там вымышленный персонаж-вампир не то из книги, не то из игры. А в донельзя простом и одномерном мире сестёр Бёрнелл тогда ещё не существовало ни вампиров, ни демонов, ни драконов. Свидание. Как однако вовремя тайное стало явным. По крайней мере, на ближайший вечер Лайя точно сумеет отвлечь Влада и заодно саму себя от внезапных перемен в их семье. А дальше, Ноэ чёртов Локид, к тебе будут большие вопросы. Далеко не об одобрении и позволении. Лайе эти самые вопросы заполонили всё воображение и заканчиваться не собирались, поэтому подбору образа она уделила куда меньше внимания, чем изначально собиралась. Простая белая рубашка свободного кроя, повязанная небрежным узлом на талии, и джинсовая юбка, как в тот самый день, когда они с Владом ехали в замок и остановились в лесу. Из того, чего в тот судьбоносный день ещё не существовало даже в самых нескромных девичьих мечтах, — обручальное кольцо и серьги с созвездиями. — Стой, погоди, платок! — вдруг встрепенулась Милли, когда Лайя уже посчитала образ завершенным, и унеслась в гардеробную, вернувшись оттуда с комом изумрудной ткани в пятерне. — Пальцами я могу разве что сердце младенцу запустить, красоту щелчком наводить не умею. Поэтому давай, садись, попробую соорудить что-нибудь приличное по старинке, без фокусов. Лайя беспрекословно подчинилась, но посмотрела удивленно и с подозрением о том, что с мартини всё-таки случился перебор. Отражение Милли в зеркале приоткрыло рот и воздело глаза к потолку. — У тебя в тот день платок был в волосах, с пучком, я точно помню, — девушка вооружилась расчёской и окинула приценивающимся взглядом поле деятельности. — Правда и волос у тебя тогда было сильно меньше, чем сейчас. Это такой побочный эффект взаимодействия с тёмным миром что ли? У всех, невзирая на пол, возраст и статус волосы как у Рапунцель. Лайя загадочно улыбнулась, качая головой, и Милли интерпретировала это совсем уж неожиданно. — Нет у меня никакого опыта. Ноэ не даётся! Он вообще при мне облик не меняет, хотя чего я там не видела, — девушка снова закатила глаза и раздражённо вдохнула, явно выражая своё отношение к подобной категоричности. — Прямо так и не меняет? — это ещё меньше описывало Ноэ, чем самокритика. Милли на мгновение застыла, вовсе не ожидая, что сестру вот так легко заинтересуют подробности, а потом, на неожиданном запале пожаловаться хоть кому-то, выдала: — Мне кажется, даже если от этого будет зависеть его жизнь, он при мне не превратится! Нет, ну ладно, если б он раньше этого не делал или я бы не знала, кто он, — Милли с азартом пустилась в рассуждения. — Как мышцы на свежеповешенном жмурике из семнадцатого века в этом же семнадцатом веке мне описывать по канонам анатомии — так это ничего особенного и вообще в порядке вещей. Как будить меня в бунгало на необитаемом острове в утро выпускного экзамена — так нестрашно. А как всего-то себя показать — так я сразу испугаюсь и с воплями сбегу? — А не сбежишь? Сверкнув гневным взглядом, Милли красноречиво огрела Лайю расчёской по плечу. — Во-первых, копирование из две тысячи двадцатого в две тысячи тридцать первый завершено успешно. Можешь смело отправляться к своему великому и ужасному Дракуле, где бы он тебя ни поджидал, чтобы утащить в своё мрачное логово, — Милли деланно зашипела и сымитировала оскал. — Во-вторых, не суди по себе, дорогая сестрёнка. Ну а в-третьих, я закончила медицинский. Объективно, чем он собрался меня пугать? — Ты поосторожнее с такими громкими заявлениями, малышка. Ноэ может принять это за вызов собственным возможностям, — Лайя отвела глаза, не указывая ни на что конкретно, но одновременно на всё в совокупности, — а их предела не знаю даже я. — Но ведь я уже видела его демоническую форму! — Милли развела руками, в несчётный раз взывая к логике или хотя бы намёкам на таковую. — Видеть и смотреть — не одно и тоже, когда имеешь дело с тёмными, — Лайя вздохнула, гася в себе желание продолжить пониманием, что вечер откровений пора было заканчивать, пока необходимость встретиться с Ноэ не пересилила в ней желание провести вечер с мужем. До назначенного времени оставалось всего ничего, и в столь насыщенных новостями сборах Лайя не успела заранее озаботиться об одной только вещи. Которой она ответственно старалась не пренебрегать, хотя даже когда так неумышленно получалось, Влада это ещё никогда не останавливало от намеченных планов. При этом он никогда не спрашивал, но всегда точно знал, принимала она что-то или нет, и всегда действовал по обстоятельствам, будто изначально было запланировано именно так и никак иначе. Он единожды дал понять, насколько для него это важно, но с тех пор никогда не напоминал, считая это исключительно своей проблемой. Лайя не могла заставить его думать иначе, могла лишь принять правила и не пытаться их нарушить. Она к этому и не стремилась, просто именно сегодня ей хотелось, чтобы он отпустил себя и забыл про контроль, чтобы оба они могли быть в одинаковой мере свободны в своих желаниях. Жаль, обстоятельства иногда оказывались превыше даже их планов. Влад ждал её. Точно там, куда привёл её портал с конечной точкой, зашифрованной в сувенирном брелке. Удивительно малолюдная для этого времени суток улица Стамбула с величественной мечетью Айя-София по одну сторону и входом в обновленную цистерну Базилика по другую. — По крайней мере, не торговый центр, — не скрывая облегчения, предположила Лайя, припоминая незавидную судьбу прочих памятников античной архитектуры. Возможно, из представшего перед ней вида на обновлённый вход с улицы, с отсутствующими вывесками билетных касс и протянувшимися от столбика к столбику красными жгутами заграждения, она смогла бы сделать более точное предположение о нынешнем статусе цистерны, если бы не Влад. Ох, Влад… В простом, но безупречном костюме, с проглядывающим воротом белой рубашки, слегка небрежно расстёгнутой у шеи, укрытой узлом шейного платка. С уложенной от лица длиной, коротко стриженными висками и затылком, с идеально выравненной линией роста волос, на ширину пальца не касающейся отворота пиджака. Тот самый таинственный незнакомец, тот самый статный, идеальный от мысков начищенных туфель до кончиков волос господин… …который совсем не статно жевал кончик травинки, сидя на бревне в придорожной лесополосе. — Госпожа Басараб, — как и каждый раз, его глаза сияли, произнося это обращение. Поклонившись, он галантно подал ей руку, будто под их ногами вдруг могли обнаружится те самые лесные корчи вместо идеально ровной кладки недавно выложенной тротуарной плитки. — Раз вы столь очаровательны и столь удачно подобрали реквизит, позвольте же мне им воспользоваться. Лайя взглянула непонимающе, но заинтересованно, тая от адресованной ей улыбки. Тем временем Влад шагнул ей за спину, и его руки невесомо легли на плечи, огладив трепетно сквозь ткань рубашки, поднялись выше, ловко высвобождая волосы из завязанного на манер повязки платка и широкой полосой опуская его на глаза. Сомнительная преграда — если Лайя захочет увидеть, ткань ей не помешает, но рядом был любимый, и ему она доверяла безоговорочно, позволяя окунуть себя в темноту и интригу. Переместившись вперёд, он взял её за руки и, осторожно придерживая и направляя, повёл, шепча на ухо: — А мог быть центр. Я вовремя успел поспособствовать передаче проекта в более компетентные руки, не утратившие уважения к античному искусству под гнётом финансовой выгоды. Внутрь без тебя я ещё не заходил, но меня заверили, что все пожелания были учтены. Бархатный голос держал и направлял Лайю почти также надёжно, как руки, и её тактильное восприятие, усиленное отсутствием зрения, зашкаливало, разрываясь между касанием ладоней и шелестом дыхания. Уровень безусловного доверия между ними позволял скрывать нужное, во всём остальном делая их единым целым и разделяя ощущения поровну. Арочный проём, лестница вниз — нога в ногу, поворот между двух колонн, дверь, ещё одна лестница… Привычным, одним на двоих, жестом Влад обнял её ладонь своей, поднимая выше, чтобы приложить к чему-то холодному и гладкому. Сканер. Вдох-выдох и тихий звуковой сигнал системы между двумя ударами сердца. Сработал механизм — и дверь открылась. Обхватив за талию, Влад легко, как пушинку, переставил Лайю через высокий порог и сдёрнул с глаз повязку, оставив вместо ткани свои ладони. Но он не сомкнул пальцы, так что окружающая обстановка кусочками мозаики стала понемногу складываться в глазах и воображении девушки. Смутно знакомая обстановка, по сочетанию цветов идентичная той самой голограмме из брелка. Красный, оплетающий верхнее основание удерживающих своды массивных колонн и лазурный, идущий от нижних, уходящих под воду, заливающую разделённый на прямоугольные сегменты пол. Всё это в пределах прежней громадной площади искусственно созданной подземной пещеры, с толстыми кирпичными стенами и высоченным арочным потолком, теряющимся в красном свете галогена. Среди всего этого неизменного находилось и много рождающего вопросы нового: совершенно не было людей, от которых в популярном общественном месте прежде не было отбоя, не висело характерных табличек с надписями на всём, что можно подписать, и предупреждениями обо всём, о чем считалось нормой предупредить иногда сверх меры находчивых туристов, отсутствовали лавочки, лишние камеры. То есть камер не было как таковых, насколько Лайе позволял судить беглый осмотр той точки пространства, где она находилась, не торопясь пускаться в изыскания из объятий любимого. Который молча давал ей время налюбоваться и сделать собственные выводы. Нигде в обозримом отдалении не было заметно лишних отверстий и сообщений с внешним миром, как естественно характерных для прежней цистерны, возведённой по типу крытой колоннады, так и искусственно созданных для удобства обслуживания и посещения бывшего здесь музея. Вода в сегментах между колонн была кристально чистой от осадка и отложений, без склада разнокалиберных монет на дне. Её по уровню было гораздо больше, чем Лайя запомнила при предыдущем посещении, при этом воздух не был затхлым или перенасыщенным застоявшейся водой, он исправно циркулировал и, судя по тому, о чём Лайе успел сообщить рефлекторно задействованный потусторонний спектр восприятия, кондиционировался искусственно. Хотя чуткий слух не цепляли шумы электроники или любые иные потусторонние звуки, внутренние или внешние, кроме того, что у двери на входе. Но если Лайя правильно визуализировала себе общую площадь помещения, разве достаточно здесь будет одного единственного входа-выхода? С возрастающим по экспоненте восторгом и написанной на лице интригой девушка обернулась к Владу, на что тот сцепил в замок их приподнятые руки и чуть двинул подбородком, предлагая не задерживаться на входе и осмотреться. Ступив вперёд ещё буквально пару осторожных шагов и запустив под своды неизбежное эхо цокота каблуков, Лайя оперлась на руку Влада и по очереди избавилась от босоножек. Раздумывала над тем, куда бы их убрать — не бросать же на проходе — она долю секунды, но и та незамеченной не осталась. — Бросай, — мурлыкнул Влад ей в ухо, тронув кожу тёплым дыханием. — Найдёшь здесь же, если, конечно, они тебе ещё понадобятся. — Но ведь… — мысль повисла в воздухе неозвученной. — М-м, — Влад ответил губами и лёгким движением головы. — Это же… — Мгм, — ещё один лёгкий, почти незаметный кивок, и глаза, в цвет подсветки воды — голубые-голубые. Не то, чтобы Лайя не начала подозревать раньше, но всё равно задохнулась от изумления. — Это… это ведь общественное место, объект культурного наследия. — Наследие — да, и оно едва ли пострадало от того, что перешло в частную собственность и перестало быть общественным проходным двором для тех, кто не способен по достоинству оценить и половину здешнего великолепия. То ли дело разносторонне заинтересованный во всех проявлениях рукотворного искусства высококлассный профессионал в лице самой Лайи Басараб, — Влад переместил руку на талию жены, касаясь пальцами голой кожи на стыке рубашки и пояса и притягивая её в объятия. Их лица сблизились, и вместо прежнего крепнущего в ней недовольства Лайя смогла только улыбнуться, блуждая ладонями по плечам мужа. — Тогда не стоит забывать и про высоко ценящего наследие прошлого и вложенный в него немалый труд Влада Басараба, — девушка стала водить предвкушающей улыбкой по лицу любимого, уделяя особое внимание подбородку и губам. — Который настолько обожает воду, что ни за что не прошёл бы мимо того, чтобы облагородить высыхающее водохранилище под личное спа в дворцовом стиле. Влад засмеялся, наконец-то поймав дразняще мельтешащие по коже губы в короткий поцелуй. — Как хорошо ты меня знаешь, draga meu, — шепнул Влад в призывно подставленную поцелуям шею и сместил ладонь, перехватывая готовую прогнуться назад Лайю под лопатки. — Отныне этот крохотный тайный дворец посреди Стамбула до последнего кирпичика наш с тобой, — продолжил Дракула заговорщицки, понижая голос. — Никто не узнает, что мы здесь, никто не посмеет нас потревожить, — проложив дорожку поцелуев от частящей вены на шее к ключицам, мужчина медленно выдохнул в ямку под горлом, всем телом ощущая отклик. — Может, сперва экскурсию, любовь моя? Мы так дальше порога не зайдём, а тут есть, на что… Лайя куснула его за губу, красноречиво затыкая и одновременно толкая в грудь — спиной вперёд, вступить на мост, протянувшийся через первый ряд заполненных водой сегментов. Подвесной, верёвочный, он не был предназначен для непрерывного хождения туда-сюда неуклюжей толпы, но двоих, способных при необходимости обойтись вовсе без дополнительных опор, вполне мог выдержать, лишь слегка покачиваясь под весом. Прежде мостов было гораздо больше, они представляли собой ограждённые перилами решетчатые конструкции из металла, прочно держащиеся на погруженных в воду опорах. Ветвящаяся мостовая сеть являлась основным путем перемещения по экскурсионным маршрутам, предоставляющим лучший обзор на общую архитектуру цистерны и различные скульптурные композиции, установленные в основаниях и между рядами колонн. Композиции, насколько могла судить Лайя, никуда не делись и даже остались на своих местах. Заслужившие скверную славу у местных каменные го̀ловы Горгоны, указующая пальцами в небо гигантская человеческая кисть, современная инсталляция танцующих во мраке медуз… — Голограмма дерева тоже имеется где-то в конце? — Лайя с любопытством вглядывалась в лабиринт колонн, не забывая при этом обращать внимание под ноги. Вовсе не потому, что боялась оступиться, а потому что там тоже было, на что посмотреть. И даже больше, потому что система водоснабжения, призванная отвечать за наполняемость цистерны согласно её прямому историческому назначению, претерпела куда больше изменений, чем всё остальное вместе взятое. Теперь в каждом из ограждённых колоннами сегментов можно было с комфортом купаться, судя по клубящимся над поверхностью теплым испарениям, имея под рукой бокал, поднос и вообще всё, что душе угодно. Ответом на вопрос от Влада стала тронувшая его губы загадочная полуулыбка, распустившаяся лучиками в уголках глаз, от чего они стали ещё ярче. Лайя приподняла бровь, уверенная, что уже исчерпала весь запас своего изумления — больше в ней просто не осталось. По периметру вдоль западной стены, где раньше протягивался мост, не иначе как на какой-то особенной магии тёмной архитектуры парил барный уголок с пёстрым калейдоскопом всего сопутствующего. Бутылки со всевозможным содержимым, различные бокалы, подносы, шейкеры, приборы. С первого взгляда всё это многообразие даже не выглядело нужным, хотя смотрелось на удивление органично. Правда, воспользоваться им мог только высококлассный акробат, игнорирующий между делом законы физики и способный приготовить коктейль, паря в невесомости над водой. — А ты, я вижу, всё предусмотрел, — Лайя покачивала руку Влада в своей, пока они неспешно продвигались вперёд, и вода расступалась с их пути бесшумной послушной змеей, обвивающей ноги, а позади также тихо смыкалась. — Ни один гость такого минимализма не оценит. — Помнится, я однажды уже говорил тебе, душа моя, — Влад поднял замок рук к лицу и, не размыкая сцепки, своими пальцами провел по скуле Лайи, привлекая внимание лаской, — гостям нечего делать в королевских покоях. — Покоях? — девушка задохнулась — от озвученного определения, совершенно не отвечающего предстающей глазам реальности ли, или от ощущения, бежавшего нежнейшим бархатом по коже и посылающего по телу россыпи мурашек, — она так и не поняла. Вся концентрация утекла вместе с мурашками в прикосновение, оставшись на кончиках пальцев Влада, в уголке его улыбки, в смотрящих с обожанием глазах. Он кивнул куда-то Лайе за плечо, и та, с трудом перебарывая влечение взгляда, посмотрела, куда тот указал. В центральном сегменте замыкающей линии колонн, на возвышающемся над уровнем воды постаменте раскинулось… ложе? Искушённая самой изысканной и замысловатой архитектурой, не ведающей границ воображения, Лайя не была уверена, что это подходящее определение для того, на что она сейчас смотрела, приоткрыв рот в совсем детском восторге, будто в жизни не видела ничего сложнее четырёх ножек и продавленного матраца. Но, пожалуй, сделать скидку стоило на то, что она вообще не рассчитывала найти здесь… кровать? Лайя так и не сомкнула губ, когда прямо перед ней, наверняка, специально для этого приседая, чтобы быть с ней на одном уровне, возникло лицо Влада, перекрывая обзор на всю реальность целиком. Скорее всего, она сейчас выглядела совершенно по-дурацки, а он смотрел на неё, как заплутавший в пустыне — на оазис, вбирал каждую промелькнувшую эмоцию и ждал. Но у Лайи не было слов, не было даже мыслей, в голове пел небесный хор, резонируя во все кости и мышцы разом, не позволяя даже толком осознать, что подобное значит. Спустя миг — или вечность — Влад накрыл её губы своими, смыкая и запечатывая в них воздух собственного выдоха. — Сегодня день, когда я вновь обрёл тебя, — Дракула обхватил ладонями лицо жены, будто самый хрупкий на свете цветок. — Это мой подарок тебе, свет души моей, — и он поцеловал её вновь, не остерегая, не дразня, сминая мягкие губы своим напором, смешивая дыхания и не намереваясь отпускать, пока в груди не станет тесно от нехватки воздуха. Лайя сдалась первой, расправившись к тому моменту с шейным платком и пуговицами рубашки, но запутавшись дрожащими руками в пиджаке и только безрезультатно дёргая его, одновременно прихватывая разомкнутыми губами воздух вместе с кожей на подбородке любимого. Её рубашку Влад не пожалел, просто рванув полы в стороны вместе с рассыпавшимися со звонким перестуком и плеском пуговицами и рыхлым узлом, впиваясь голодным взглядом в бельё. В предпочтениях Лайи здесь всегда явно прослеживалось что-то восточное, оставшееся от прежней жизни: сложный крой, дизайн, прозрачные ткани и декор с цепочками, идеально подчёркивающими линии совершенного тела, но как бы Дракула ни терял от подобного обрамления голову, сколько бы подобных не сотворил сам, желаннее всего его жена выглядела без белья вовсе, выгибающаяся, извивающаяся под его ладонями на полукружиях грудей. — Влад… — Лайя потянула мужа за волосы, руша их идеальный порядок, но добиваясь ответного взгляда исподлобья, пока подбородком он продолжал искушающе вести по груди, покалывая щетиной чувствительную кожу. — Мы ведь, — дыхание сбивалось, всё более настойчиво предлагая обходиться вовсе без него, — не собираемся начать с конца? Влад утопил лицо у жены на груди, посылая по коже вибрации смеха напополам с собственническим рычанием. Лайя выпрямилась и поцеловала его, начав с почти невинных касаний, успокаивая, но постепенно оставляя губы и опускаясь ниже, к кадыку, ключицам… У них вся ночь впереди. И впрямь, куда спешить? Дракула в одно движение содрал с себя болтающиеся на плечах мешающие тряпки и прежде, чем намерения Лайи по её поцелуям, опускающимся все ниже, стали бы совершенно очевидными, вздернул её на ноги и следом же перехватил под коленями. Лайя прижалась сразу всем телом, обвилась лозой, будто только этого ждала, и Влад отстраненно подумал, что, по меньшей мере, с первым заходом сильно медлить не получится, и далеко в таком положении они точно не уйдут. Лайя уже непроизвольно двигала тазом, обтянутым грубой джинсой, и желание, чтобы это продолжалось, неотвратимо подводя к грани, боролось в мужчине с необходимостью уничтожить преграду. Доверившись держащим её рукам, Лайя обхватила ладонями лицо Влада, желая видеть, глаза в глаза, зрачки в зрачки — неестественно широкие, непроглядно чёрные, лишь с тонким неоновым кольцом радужки — и двигаясь, двигаясь, двигаясь навстречу ответным движениям. Пусть. Пусть будет и так тоже. Сегодня пусть будет по всякому. Не думай — желай, ощущай. О, как же восхитительно права она была, сама этого не подозревая, неизбежно теряясь в пронзающем тело удовольствии. Напряжение нарастало огненным валом, подгоняемое колотящимися навстречу друг другу сердцами и громким дыханием на двоих, и остановить это уже не был способен никто из них. Влад, не разрывая зрительный контакт, сделал несколько шагов в сторону и вниз, но мгновение свободного падения со сменой плоскости и водой, принявшей в себя сцепившиеся тела, не изменило ничего, не добавило ни одного лишнего миллиметра между ними. Только Дракула глухо взрыкнул, утыкаясь лбом в плечо любимой, когда и без того зашкаливающие ощущения стали ещё полнее и ярче. Желание растворилось в необходимости, как все преграды растворились в энергии эфира и окончательно смылись водой, оставив лишь плоть, касающуюся плоти. До тесноты в груди, до звёзд перед глазами и гула в голове. — Влад… — губы мажут по губам, уворачиваясь от выдоха, ногти впиваются в плечи, полосами проскальзывая по бугрящимся мышцам, давая почувствовать, осознать, и Лайя замирает в этом мгновении натянутой струной, которую вот-вот отпустят, выталкивая из себя слова: — Влад, я не… — последняя отчаянная попытка предупредить теряется в отсутствующем воздухе и протяжном стоне, что крадёт из лёгких последние резервы, лишая разум и тело остатков мнимого контроля. Он в ней, он движется, не пытаясь и не желая останавливаться, умело ведя её по самому краю ощущений, пока достигает своего. Вода плещется о непрерывно движущиеся тела, и сцепку не разорвать, потому что удовольствие отключает разум, сводит судорогой мышцы, делая двоих единым целым. Лайя ничего не может, не хочет сделать, сжимая его в себе, только смотрит сквозь туманящую рассудок и зрение пелену экстаза, пропускает его через себя как разряды эфира и неизбежно теряет себя в единственном желании, чтобы это не прекращалось никогда. «Влад!» — она кричит его имя в мыслях, заходится в бессвязных стонах вслух и видит довольную улыбку на его губах за мгновение до того, как её сменяет оскал. Сквозь стиснутые зубы из глубин груди на волю рвётся длинный глухой рык, переходящий в гортанный стон на пике, когда он вбивается в неё беспорядочными рывками и замирает, изливаясь глубоко и долго, до последней капли. Неопределённое время после Лайя не могла прийти в себя достаточно, чтобы осмыслить, насколько неслучайно произошедшее. Тело пыталось надышаться, кажется, на вечность вперёд, обхватывающие талию Влада ноги затекли и застыли, и даже расслабленные после оргазма, отказывались отпускать имеющуюся опору и искать собственную. В голове звенело, во всём теле звенело, даже самые примитивные мысли отказывались формироваться, вникая в то, что он не переставал ей внушать и говорить. Лайя вроде слышала, видела, как шевелятся губы, но разобрать не получалось. — Невероятная… моя… — Вла… — когда все же попыталась ответить, он неразборчиво промычал что-то отрицательное и красноречиво закрыл ей рот поцелуем. Поцелуями. Каждым настойчивым движением языка веля молчать и принимая только стоны в ответ, на своём пути вниз по её телу успешно добиваясь, чтобы ни на что другое она была уже неспособна. Чтобы в ней осталось только начисто лишённое сознания дикое желание. Кончить снова от его языка, от его пальцев, но когда она была к этому близка, целиком отдавшись во власть изысканной и безопасной ласки, даже не до конца осознавая, где находится, Влад вдруг навис над ней сразу всем собой, опершись на каменный выступ по сторонам от её плеч, и снова вошёл в неё, на этот раз медленно, давая убедиться — не случайно, — но так же уверенно и не покидая до самой разрядки, пронзившей их тела почти одновременно. И снова он излился в неё, не подарив ни капли семени воде, ставшей молчаливым свидетелем их страсти. Влад навис над любимой на вытянутых руках, наблюдая, как пухлые от поцелуев губы вместо попытки новых вопросов расцветают в блаженной улыбке, а одурманенные наслаждением глаза загораются отражением его взгляда. Осознала? Поверила? Убедиться он не успел, потому что гибкой русалкой Лайя соскользнула с мраморного основания колонны вниз, в воду, водой же подталкивая его занять её место. — Я, кажется, поняла правила, — сложив руки на выступе, она оперлась о них подбородком прямо между разведенных колен мужа. — Теперь моя очередь играть. В тот момент, когда Влад, забыв всякое достоинство, готов был сдаться на милость победительницы, вознамерившейся, вне всяких сомнений, выпить его досуха, Лайя оседлала сверху его бёдра, скользнула пару раз по длине, с удовольствием вырывая на волю гортанные рыки, а затем приподнялась и, придерживая член рукой, медленно насадилась, ни на секунду не отпуская взглядом. Опора для них обоих, не считая бугристого камня, была только там, где соединялись их тела, но с каждым движением и она исчезала, растворяясь в накатывающем волнами удовольствии, раскачивающим баланс, точно маятник. Опираясь на предплечья, Влад не мог помогать Лайе двигаться или задавать ритм как-либо иначе, чем вскидывать бёдра на каждом её подъёме. Хотелось быстрее, глубже и резче, хотелось сжать её бёдра до белых отметин, надавить на поясницу, пересчитывая позвонки, насадить до дурманящего слух крика и задыхающихся просьб не останавливаться. Хотелось, хотелось, хотелось… И не было конца этому желанию, не было конца взаимному удовольствию, сколько бы раз он ни наполнял её, не упустив ни единого шанса, ни на секунду не усомнившись в своём решении. До кровати они добрались, как и полагал изначальный маршрут экскурсии по Базилике, — к концу. Дня. А впереди была ещё вся ночь, которую приятно и задержать немного, для возможности попробовать то, что они, оказывается, ещё не пробовали. Без ограничений и оглядки на последствия того, на что воистину способна их любовь. Но они и не разговаривали об этом. Вернее, разговаривали обо всём, когда находилось место словам и мыслям, кроме этого. Поднимая и опуская его расслабленно лежащие на её груди пальцы, Лайя боялась спугнуть, боялась задеть и разрушить ту наивысшую магию момента, что окружала их. А Влад… Он просто боялся лишиться того, что ещё даже не обрёл, ведь то, что обычно создавал, он привык сразу держать в руках — видимое, осязаемое, и лишь эта молниеносность становления воображаемого образа реальным определяла его веру в правомочность собственных сил. В то, что их плод — не фокус, не иллюзия. А сейчас его вера снова была устремлена к другому. И не было пытки хуже, чем ожидание ответа на мучивший его вопрос: а не переступил ли он черту? Не вступил ли в чужие владения? Ведь одно дело — сотворить вещь, возвести дворец или даже по образу и подобию воссоздать сосуд для тёмного. Совсем другое — созидать жизнь. «Если мне это не дозволено, Господи, пусть вина за дерзкую попытку будет только моей». Лёжа ничком на груди мужа, Лайя продолжала перебирать его пальцы — поднимать и опускать назад. Понимание того, что они могли сделать, было с ней давно, осознание, что они это осуществили, ещё не пришло. Лишь по телу разливалась приятная, смыкающая веки усталость.       Несколько дней спустя Лайя Басараб представляла Румынию на Международном культурном форуме в Ницце. Отдельных представителей, делегаций и их сопровождающих собралось в соответствии со списками, изначально подававшими заявку на участие. Пропускать этот год, похоже, никто не собирался, ведь кто не захочет оказаться в курортном городе в сезон, да ещё и налюбоваться в рамках выставки шедеврами мирового искусства, которые обычно так легко стен владеющих ими музеев не покидали. На то, собственно, и был расчёт. Люди во все времена жаждали хлеба и зрелищ. Культурное просвещение прилагалась бонусом, а Лайя в своё удовольствие просто собиралась стать его частью. На подобных мероприятиях она была в своей стихии и могла себе позволить быть «королевой без короны», как выражался Влад, потому что уверенности в профессиональных вопросах ей хватало на десятерых коллег по ремеслу и мало кто осмеливался ей перечить или вступать с ней в открытые дебаты, если её приглашали читать лекции или сопровождать выездные выставки в качестве внештатного консультанта. Колоритная людская толпа постепенно разбилась на отдельные группки, до церемонии открытия оставались считанные минуты, и Лайя выстукивала шпильками ритм по выстланным красными дорожками ступеням на пути к своей делегации, когда у подножья лестницы материализовалась знакомая фигура. Вот так просто взяла и материализовалась перед толпой ничего не подозревающего народа, и ладно, что не видящей ничего дальше собственного носа. Не имеет значения, распоряжение есть распоряжение вне зависимости от того, насколько искусны тёмные в заметании следов своего существования. Встретившись с ней глазами, Локид мгновенно склонился и вытянул руку ладонью вверх в покорном ожидании, как обыкновенный встречающий, приставленный к подножью лестницы оказывать честь поданной руки высокопоставленным гостям. Что Лайя, конечно же, сделала, для отвода глаз, без замешательства вложив свою руку в поданную ладонь, но тут же шёпотом осадила, пристроившись сбоку от идущего с ней в шаг демона. Хорошо хоть в человеческом обличии. — Я, помнится, просила не портить мне легенду внезапными появлениями в моих профессиональных кругах и выдергиваниями меня из одной локации в другую средь бела дня. Для срочных сообщений существует телефон. Вот-вот состоится открытие, я занята. — Нижайше прошу меня извинить, королева, — Ноэ понизил голос в тон, но интонационно выделил обращение, ставя на нём акцент. — Ваше присутствие в данный момент крайне необходимо в другом месте. — С огнём играешь, Ноэ, — ответила Лайя, лишь секунду спустя осознав, как на самом деле двусмысленно это прозвучало, учитывая, что после недавних новостей они так и не поговорили, а судя по тому, сколько времени они не виделись до этого, можно было подумать, что всё это время бес избегал встречи нарочно. И вот тебе пожалуйста! Собственной персоной. Тишина в том персональном измерении, где сейчас находились только они двое и никого кроме длилась одну неестественно долгую секунду. — Даю слово, Лайя, ты получишь шанс оторвать мне всё, что анатомически способно отрываться, — Ноэ проигнорировал даже этикет, прикипев к собеседнице своими цветными глазами и ни на мгновение не отрывая взгляда. — Но если прямо сейчас ты не пойдёшь со мной, твои усилия могут не понадобится вовсе, — он уже держал её под руку, быстрым шагом, едва не переходящим на бег уводя в сторону от основного скопления народа. — С твоей сестрой всё в порядке, речь не о ней, но это всё ещё вопрос жизни и смерти, — лишь самую малость отойдя от толпы свидетелей, Локид резко её обогнал, вставая напротив и так же, как и пару минут назад, только более требовательно протягивая руку раскрытой ладонью кверху. На непрозвучавший вопрос он ответил также немо, когда Лайя вложила свою руку в сомкнувшиеся когтистой хваткой пальцы беса, и обоих объяла искажающая материю измерений тьма. «Влад». «Совершенно неинформативный ответ», — только и успела подумать Лайя, как вокруг них уже оформилось новое пространство. Локид, принявший свой демонический облик, тут же выпустил её руку, в полупоклоне отступив назад и шепча губами едва слышно: — Ты сейчас нужна ему. С оформившегося за десятилетие правления Дракона нового языка — языка страха — переводящееся как: «Во имя нас всех, будь рядом с ним». Лайя раздраженно мотнула головой, блокируя чужие мысли и эмоции. Если бы что-то случилось с самим Владом, она бы узнала об этом первой и никому бы не пришлось её искать или раздавать советы, где и с кем ей лучше быть. Если же она кому-то резко понадобилась как сдерживающий фактор гнева Повелителя, глупец рисковал нарваться на праведную ярость, не знающую милосердия. Локид это знал получше многих, потому больше сопровождать её не отваживался. Она шла на звучащие голоса сама, а демон лишь с опущенной головой следовал за ней на расстоянии пары шагов. — Легионеры Андромалиуса заступили в патруль вдоль реки. Её нашли у самого берега в Танатовом колене, — голос принадлежал Септентриону. — Для более точной оценки нужна экспертиза, и если вы позволите… — стремительный поток энергии высшего порядка, сопровождающий появление в зале Лайи, прервал демона, и тот, полуобернувшись к распахнувшимся вратам, поклонился: — Повелительница! — в ровном голосе, профессионально скрывающем неугодные ситуации эмоции за академической интонацией, мелькнуло и сразу же исчезло облегчение. Стоящий спиной Влад обернулся навстречу жене, и Септентрион, помедлив мгновение, всё же отступил в сторону, открывая обзор на скрывающийся прежде за спинами мужчин стол. На нём лежало что-то небольшое, накрытое бархатной тряпицей. Чтобы понять, что именно скрывалось под тряпицей, Лайе пока не хватало информации, но вот почувствовать, что стоит за витающими в зале смертоносными эмоциями, опасно трещащими эфиром, как предгрозовой воздух — молниями, — она была вполне способна. Желудок тут же скрутило тугим узлом, а выдох превратился в сдавивший горло спазм. Влад глянул на застывшего в стороне Ноэ, и ледяное осуждение в его глазах равно смешалось с благодарностью, а уже в следующий миг он стоял прямо перед Лайей, потянулся к ней, ловя встречное движение, и обнял, прижимая к груди, заслоняя и перекрывая обзор. Их руки переплелись, но прежде чем сцепиться пальцами, Влад проехался ладонью по предплечью и сдавил запястье. В отчаянии, до боли, но Лайя и не подумала придать этому значения, качнулась ближе и прижалась лбом к его подбородку. «Я здесь. Я с тобой». Сила давила усилившимся стократ притяжением, вырывалась гравитационными полями и вилась вокруг, с каждым оборотом всё быстрее — искрящаяся миллионами вольт, беспощадная, стремящаяся приумножить боль повелителя и обрушить на окружающих, но Влад держался. Чувства, что пробуждались в недрах его души дремлющим вулканом, неизбежно просачиваясь в окружающее пространство летальными волнами, но не имели ничего общего с тем, чего от него ожидали, с тем, как понимали причину происходящего. С тем, как сам Влад хотел, чтобы понимали. На самом деле в нём не было ни боли, предсказуемо видоизменяющейся в ярость, ни жажды немедленной расправы над виновными, хотя менее разящей от этого его аура не стала, и удержать себя в узде он едва был способен. Противоречивые, ещё не до конца оформившиеся эмоции разрывали его изнутри, смешивая весь существующий эмоциональный спектр в нечто бесконтрольное, понуждающее набрать побольше воздуха в грудь и закричать, лишь бы исторгнуть, избавиться… Но он не мог. Потому что это бесконтрольная мощь не была порождением боли. Она не была тёмной… Она не подходила измерению тёмной реальности ровно также, как огонь не подходил воде. Лайя обхватила его запястье, отчаянно целуя кончиками пальцев там, где бился под кожей сумасшедший пульс, и сделала первый неуверенный шаг к столу. А затем ещё. Влад попытался было остановить её, но быстро одёрнул себя. Лайя должна была узнать. Единственная, кто могла правильно понять его нынешнее состояние, не спрашивая объяснений. Влад обнял её крепче сзади за плечи и пошёл вместе с ней. Не оставляя времени на долгие раздумья, движением пальцев откинул ткань. Лайя замерла на очередном шаге, вжавшись в его грудь, и тут же вскинула к губам ладонь, глуша непроизвольно вырвавшийся вскрик. На столе лежало мёртвое тело чёрной кошки с отчетливо видимыми признаками разложения, не оставляющими ни надежд, ни вариантов. Опустевшая, более непригодная оболочка, покинутая душой. — Повелитель, — гробовую во всех смыслах тишину нарушил голос Советника. Звучал он непривычно вкрадчиво, без фирменной уверенности, давая понять, что готов умолкнуть в любое мгновение. Но Влад не выразил ни протеста, ни одобрения, и демон продолжил: — Виновные будут найдены и… — по официальному протоколу полагалось «понесут наказание», но Септентрион позволил себе изменить формулировку, — предстанут перед вами, Ваше Величество. — Кто бы за этим ни стоял, душу Мики мы найдём, Влад, — куда более пылко, чем его наставник, начал Ноэ, но тут же смолк, поперхнувшись словами, застрявшими в резко сжавшемся горле. Влад, не шевелясь, продолжал смотреть на тело перед собой. — Никто никого не станет искать, — его голос оставался тих, но разил без промаха, ввинчиваясь напрямую в мозг слышащим его. Он повёл по воздуху пальцами, снова скрывая труп, в то время как его свободная рука обвила талию Лайи, ещё сильнее вжимая девушку в себя. Застывшие на расстоянии от своих господ демоны обменялись взглядами, и, к удивлению Септентриона, теперь уже Ноэ едва заметно двинул головой, предостерегая от попытки. К возведённому в степень удивлению именно учитель внезапно стал тем, кто не послушал своего ученика. — Повелитель, — по крайне мере, Советник мог попытаться это сделать дипломатичнее слишком прямолинейного Локида и тем самым, возможно, предотвратить большее зло. — Повелительница. Прошу меня простить за излишнюю осведомленность, но так уж вышло, что я знаю, насколько вам обоим была дорога душа этой девочки. Личная заинтересованность не лучшим образом влияет на ход расследования. Если вы позволите мне… Влад повернулся к Септентриону, и в просторном зале вновь воцарилась мёртвая тишина. На всякий случай Лайя сжала запястье Влада, успокаивая, хотя, как оказалось, он ничего не делал. Вспышки эфира вились в удерживающем их поле смертоносными астероидами, но это был только фон. Влад же просто стоял, смотрел на демона, которому почти позволил завершить своё высказывание, и молчал. Обмен взглядами, или чем бы ни были эти растянувшиеся в вечность секунды, закончился тем, что Советник низко склонил голову, а затем и весь корпус, резко и с силой прижал правую руку к сердцу заменяющим клятву жестом, и, развернувшись на каблуках, стремительно покинул залу. В этот же момент Ноэ, которого совершенно не вдохновила на смирение немая сцена с наставником, отмер, метнувшись в сторону Влада. — Да что с тобой такое? Ритуал упокоения ведь не был проведён, значит её душа, лишённая вместилища, продолжает существовать где-то в доступных для нас пределах. — Ноэ, — в последний момент Лайя повернулась таким образом, чтобы встать между Владом и демоном, предостерегающе выставив вперёд ладонь, которую Локид заметил постфактум, когда уже налетел на преграду, с секунду ошарашенно оценивая своё положение и, в целом, всё происходящее. По лицу явно читалось непонимание, а следом субтитрами тянулось бессловесное негодование. Предсказуемо. Ноэ ненавидел чего-то не понимать. — Пожалуйста, — Лайя произнесла уже мягче, но с места не сдвинулась ни на дюйм, акцентируя внимание демона на себе. Как только напор эмоций схлынул, и Ноэ отшагнул назад, демонстративно подняв раскрытые ладони, Лайя обернулась к Владу, моментально притянутая его полыхающим взглядом. Она, разумеется, знала, что занимало сейчас мысли мужа, плещась по ту сторону необъятной бездны его души. Да, Ноэ въедливый, да, он не отступится, да, его жажду во что бы то ни стало докопаться до истины придётся каким-то образом обуздать, и сделать это прямо сейчас, не выходя из этой комнаты и не выпуская его из вида, но… «Помягче, — она положила ладонь любимому на грудь, чувствуя, как тяжёлые удары сердца вместе с кровью качают ту самую мощь, способную уничтожать и воскрешать, выталкивая ее из тела всепроникающими импульсами, от которых не сбежать, не увернуться. — Не делай того, о чём пожалеешь, — Лайя тронула пальцами его щёку, заставляя не только слушать слова, но и чувствовать их, — не сегодня». Дракула склонился, тронув поцелуем лоб любимой и в этих долях мгновения находя своё смирение, прежде чем вернуть внимание другу. Обмен взглядами столь долгий, что в нём запросто могла бы решаться судьба Вселенной, если бы не решалось нечто гораздо более важное. Локид первым отвёл свой, произнеся вслух: — Не то, что я должен знать, — утверждением, не вопросом, но Влад всё равно продолжил, оставляя за собой последнее слово. — Что бы ты об этом ни думал, сколь бы безумны ни были твои теории и как бы ни зудело в тебе желание понять, что сегодня произошло, я прошу тебя этого не делать. Ни сейчас, ни потом. Никогда, — Влад снова завладел взглядом Ноэ и произнёс уже тише, сглаживая тон с приказа до просьбы, которую он имел возможность адресовать только близкому другу: — Ради меня. Ради Лайи, — он вновь приобнял жену за плечи, устремив взгляд на стол. — Ради Мики. Ноэ опустил глаза, скрывая лицо, но Лайе на один короткий миг показалось, что он хотел добавить в этот список ещё одно имя, но поостерегся делать это здесь и сейчас. Выждав время, но не получив ответа или любого другого комментария, Дракула неопределенно кивнул в сторону. — Оставь нас, Ноэ, пожалуйста. Локид приложил руку к сердцу и поклонился, но, прежде чем покинуть залу, он подошёл к Владу снова почти в полный контакт и сжал рукой в когтистой наручи его плечо, выражая молчаливую поддержку, значащую одновременно миллион непроизнесённых важных слов: «Я тебя услышал», Я рядом», «Ты можешь на меня рассчитывать», «Все будет хорошо…» На Лайю он просто посмотрел долгим взглядом, а в конце подмигнул и знакомо улыбнулся на одну сторону губ. Потом они остались одни и долго стояли обнявшись у стола, не говоря ни слова и потеряв счёт времени. Иногда Влад водил кругами по плечам Лайи, опускался ладонями на обнаженную в глубоком вырезе платья спину, добегал пальцами до поясницы и снова возвращался к плечам, уткнувшись, в конце концов, губами в основание шеи любимой и так замерев на несколько долгих мгновений. Затем он отстранился, заставив Лайю ощутить холод и машинально обхватить себя руками, и медленно, будто шагами отмеряя время, обошёл стол и встал с другой его стороны. Теперь они смотрели друг на друга. Не разрывая зрительного контакта, Влад вытащил из наруча крест и занёс его над столом. Лайя со своей стороны накрыла его руку. Вместе они прочитали молитву. С последним «Аминь» Влад опустил ладонь на неподвижный бугорок, и от места соприкосновения заструился ослепительный лазурный свет — холоднее жидкого азота, он обращал в пепел быстрее самого жаркого пламени. Он поднял руку сложенной чашей ладонью вверх, и поднявшийся следом прах образовал вихревую воронку, развеявшись в одно мгновение. Лишь в этот момент внутри Лайи что-то сломалось и, крупно вздрогнув всем телом, она дала волю слезам. Не позволяя навалиться на стол, Влад снова спрятал её в своих объятиях и не отпускал, пока поток слёз, коих от его любимой лишь смерть была достойна, окончательно не исчерпал себя. После этого он подождал ещё немного, но рук не убрал — медленно, лаская каждый изгиб симметричным прикосновением ладоней, он опустил их по телу Лайи вниз, к очерченному песочной талией животу, а сам опустился перед ней на колени. — Любимый, не… — Лайя хотела возразить, но сумела удержать лишь его голову, не позволяя опустить. Влад и не пытался, смотрел снизу вверх широко раскрытыми глазами, и сейчас, только сейчас Лайя увидела, как в них стремительно скапливаются слёзы, норовящие прочертить влажные дорожки от уголков глаз к щекам. Она на опережение потянулась остановить их, стереть, но Влад бережно перехватил её руку, поднёс к губам и поцеловал центр ладони, затем поочередно каждый пальчик, повторил с другой рукой, а после вжался лицом и губами в совершенно плоский живот, прикладываясь к нему, как к величайшей святыне. Впрочем, именно ею его ангел всегда и была. Утерянным святым Граалем человечества. — Это мой ответ, — Влад прошептал хриплым от эмоций голосом, подняв на Лайю взгляд. — Задав вопрос, ты побоялась его услышать, а теперь я даю его вам обеим, — Дракула приник к животу на этот раз лбом и зашептал, но собственный голос окончательно перестал ему подчиняться. Не было и не могло быть никаких признаков или физически существующих доказательств — срок слишком мал. Никто не знал и не имел оснований подозревать. Те немногие, кому в своё время это будет позволено, узнают ещё нескоро. Влад сам не знал и не мог себе позволить такую величайшую роскошь как вера до тех пор, пока собственными глазами не увидел кошачье тельце, стремительно тлеющее от наконец-то взыскавшего свой долг времени. Теперь же, пока его же собственными стараниями ни о чём подобном никто даже не мыслил, он уже верил и ждал, как любой творец с благоговейным трепетом ждёт своё творение. — Папа очень ждёт встречи с тобой, printesa mea.